Социальные программы предусматривали для безработных жилье и пособие, которого хватало не только на хлеб, но и на дешевые развлечения. Банка пива в заплеванном баре была обеспечена каждому. Над всем этим блистал недосягаемый мир дорогой выпивки, роскошных ресторанов, отборных проституток и мальчиков по вызову, красочных шоу, умной техники, элитного образования и профессий, доступных только самым успешным членам общества.
Омшо был независтлив. Он любил пиво. Работать ради себя он не видел необходимости. Стараться быть достойным членом общества — он и слышать не хотел о такой глупости. На свалке дядя Омшо оборудовал себе фургончик, иногда выбирался за покупками в город, но не видел для себя другой жизни, как вдалеке от сферы услуг, корпоративной культуры, конкуренции, прослушивания и слежки, и спасителя человечества канцлера Стейра.
Дядя Омшо считался главным хранителем фольклора свалки и преданий о Черном Жителе. Мало того, Омшо сам его не раз видел.
У сложенного из мусора костра по вечерам собирались любители послушать дядю Омшо. Они рассаживались кто на ящиках, кто на земле, ставили у ног банки с пивом, у кого-нибудь находился мешочек сухолиста, травы, которую можно курить. Эта трава росла на пустошах внутри свалки: с жилистых стеблей обрывали листья, жесткие и сухие на ощупь. Их достаточно было мелко нарезать, и сразу можно было набивать глиняную трубку или сворачивать самокрутки из старых газет.
Выпивка и еда здесь играли особую роль, не такую, как в черте мегаполиса, где начиналось общество потребления, а как у первобытных людей: хлеб, бухло — это святое, это то, чем делишься, что бережешь для друга или на черный день, что можно оставить Черному Жителю, чтобы скрепить с ним союз.
Омшо отсыпал в горсть чуть-чуть сухолиста и бросил на ветер:
— На, Черный Житель, покури.
На свалке не было реальных ценностей, вещей, которые бы всерьез что-то стоили. Взамен у местных появилась привычка подбирать необычные штуки, которые "дала свалка": старый механизм, странный корпус неизвестного аппарата, разные детали, из которых умельцы делали попытки потом собрать что-нибудь работающее, но почему-то из этих деталей никогда ничего не собиралось. Как свалка легко давала, так же легко потом и отнимала, и воображение людей приписывало ей душу и намерение.
Душой свалки считался Черный Житель.
Но Омшо начинал рассказ не с него, а с баек про «шуршунчиков», чье дело — доламывать еще работающие вещи, что попадают на свалку. И не вздумай никто живой ложиться спать там, где обитают «шуршунчики»: они и людей убивают по ночам. Не со зла, а просто такая у них обязанность: приканчивать все, что еще работает…
Омшо знал кучу баек.
Ценители заворожено слушали. Языки костра выхватывали из темноты напряженные лица.
Вытянув ноги в тяжеленных ботинках, исподлобья смотрел в огонь Йанти Дейс: наладчик терминалов оплаты, который, несмотря на то что не был безработным, много времени проводил на свалке. Йанти — светловолосый, сероглазый парень, с узким разрезом глаз, широким скуластым лицом, и не белой, а серовато-смуглой кожей: похоже, в его жилах смешалась кровь нескольких земных народов. Йанти родом из 807 квартала, и ему было шестнадцать лет, когда восставшая толпа начала переворачивать машины и громить витрины магазинов. С тех пор Йанти всегда кипел бессильной социальной ненавистью, и это вконец испортило его характер. В нем постоянно чувствуется смесь агрессии и депрессии.
Рядом с ним — его обожатель и подражатель Хенко, паренек, недавно вышедший из интерната. Интернат он закончил так-сяк, быть прислугой не захотел, ни на какие курсы не пошел, а сразу решил, что останется безработным. Хенко корнями из «темных» рас Кибехо: черные волосы, жесткие и нечесанные, торчат у него во все стороны, спадают на плечи, а надо лбом неровно подстриженная собственными руками челка. Иногда Хенко подвязывает волосы шнурком, но что ни делай, голова все равно остается лохматой.
Йанти — сильный, задира. Хенко надо еще немного окрепнуть, и будет не хуже его. На руках Хенко носит перчатки с отрезанными пальцами: ему кажется, они придают ему вид уличного бойца. Ногти у него грязные и обломанные.
С другой стороны костра сжался на ветру Лансе. Он тоже совсем недавний выпускник интерната. Лансе — красивый юноша с большими серо-голубыми глазами, темными бровями, густыми ресницами, мягкими чертами овального, сужающегося книзу лица. Это материал для сферы сексуслуг. Нежелание работать в этой сфере у среднего и высшего слоя общества считается грубым предрассудком «быдляков», отсутствием половой культуры. Но Лансе свои светло-русые волосы стрижет коротко, носит одежду свободную, мешковатую, чтобы стройность и хрупкость фигуры не была так заметна. Лансе сутулится и часто сжимает кулаки. И в общем-то ему в самом деле удается выглядеть мужественнее.
На свалке, особенно под покровительством дяди Омшо, Лансе чувствует себя спокойно: никто не упрекает его за то, что он недотрога, что из-за предрассудка не захотел быть успешным членом общества, а главное, никто не предлагает ему работу в борделе и не пристает.
Этим вечером у костра примостился и редкий гость: чисто выбритый мужчина за сорок, из тех, которые вечно выглядят моложе свого возраста. У него густые широкие брови, волосы вьются, в них много седины. В лице гостя чувствуется задумчивость и несобранность. По всему видно, он человек приличный и обеспеченный: он всегда носит чистые рубашки и свитера светлых и серых тонов. На свалке к нему отношение особенное. Его считают своего рода сумасшедшим ученым, особенно не интересуются, как его зовут, и даже Йанти не задирает его.
Наконец дядя Омшо, выпуская дым одновременно изо рта и из ноздрей, заводил долгожданную песню:
— Кто такой этот Черный Житель? Молодой пацан. Его давным-давно забили тут до смерти в драке. А другие говорят, он разбился на мотоцикле. Конечно, есть такие, кто видел, как он ночью на ржавом мотоцикле гоняет. Бывает еще, появится и подойдет к костру… — на этих словах все невольно оглянулись в темноту, и Омшо ненадолго умолк, наслаждаясь произведенным впечатлением. — Подойдет к костру, молча кивнет. Тогда нужно ему дать место и угостить тем, что и у всех: пивом, там, солеными корочками. О чем говорили до него, о том и при нем надо говорить, как если бы его и не было. А прогонишь его — он-то ничего: смолчит и уйдет. Только это… с тех пор свалка тебя перестанет любить, какая-нибудь беда с тобой тут обязательно случится.
Есть, конечно, способы помириться с Черным Жителем. Можно даже вызвать его… да… — Омшо задумчиво почесал бороду, точно решая, стоит ли вдаваться так далеко в потусторонние тайны. — Одевается он по-разному. Чаще на нем кожаная куртка и помятый ржавый шлем, но не всегда. Бывает, придет в драном свитере, в штанах каких-нибудь потрепанных, только все-таки чаще в черном.
Дядя Омшо был настоящим знатоком обычаев и привычек Жителя. Омшо уверял, что всегда сможет его узнать. Черный Житель слишком замкнут для обычного человека, говорит тихим, ровным голосом, взгляд пронизывающий, неподвижный. Иногда его видят стоящим на самом верху кучи хлама — отчетливый силуэт на фоне луны. На свалке есть места, где в землю забиты здоровенные бетонные сваи. Часто Черного Жителя можно увидеть там: он сидит, свесив ноги, на какой-нибудь свае, и смотрит вдаль. Иногда просто бродит по ночам. Считается, что подходить и заговаривать с ним нельзя: Житель обходит свои владения.
Имеется у Черного Жителя один обычай. Он использует "молчаливый запрет". Вдруг появится неизвестно откуда, покажется на глаза и уйдет. Это дурной знак: лучше не делать то, что задумал, Житель предупреждает, что добром это не кончится.
А бывает, что Житель явится кому-то, кивнет — "иди за мной". Разговаривать все равно нельзя. И он в полном молчании ведет куда-то. Приводит — и там есть нужные вещи, еда. Изредка Житель все же скажет несколько слов. Говорит загадкой, но такой, что можно разгадать.
Чтобы закрепить свой союз со свалкой и Черным Жителем, надо делиться с ним: бросить на ветер щепотку сухолиста, плеснуть глоток пива на землю. А некоторые даже откладывают ему кусочек хлеба или сосиски, оставляют выпивку на донышке бутылки. А еще лучше, если попадется старая микроволновка, положить угощение в нее. Черный Житель может себе сам приготовить еду, пускай от микроволновки и остался лишь ржавый корпус. Еще Жителю дарят перчатки, кожаные ремни, мотоциклетный шлем, флягу… Считается, что это не должно быть хорошее и новое, даже если такое и есть в наличии. А вот негодное, старое, флягу с дырой или протертые перчатки, — он только такое любит. Некоторые говорят, что он иной раз приезжает в ржавой машине с пробитым верхом, без покрышек и мотора.
Еще у него есть одна способность: он может очень быстро взобраться на любое нагромождение. Житель неуловим. Сейчас он внизу, через мгновение — наверху.
Не раз видели, как он зажигал костер — без зажигалки. Бывает так: ребята соберутся посидеть, а он появится, махнет рукой — и костер. А сам Житель постоит и уйдет. Случается, просто растает в воздухе. И жест у него есть особенный: он как бы «стирает» себя. Проведет ладонью перед лицом, словно перед ним невидимое стекло, и исчезнет.
Житель тоже дарит обитателям свалки подарки. Какую бы странную вещь он тебе ни дал, держать ее при себе полагается до заката следующих суток. Именно в это время она может понадобиться. А если надо носить с собой эту вещь дольше, призрак свалки предупреждает: "Носи три дня", "Не выбрасывай месяц". И правда, сколько раз было, что как раз эта вещь потом пригождалась!
— А живет он, мне думается, в той стороне, где кладбище старых машин, — говорил Омшо. — Вообще те места, где валяется самый старый хлам, — они и самые страшные. Там и шуршунчики, и мало ли что. Нечего вам там делать…
Среди бетонных плит, ржавой арматуры, кое-как наваленной на песок, дымил костер: жгли старые газеты и дешевые книги, упаковки от продуктов, картонные коробки. Дядя Ошмо держал над огнем тонкий прут с сосисками, выброшенными магазином из-за истекшего срока годности. Его приятели передавали друг другу баллон с дешевым пивом.
Йанти взял баллон, отпил из него несколько глотков, поморщился и передал Хенко, который сидел, оседлав автомобильную покрышку.
— А бывают еще пришельцы, — произнес Хенко, прежде чем припасть к горлышку баллона. — Они что делают, дядя Омшо?
— Недавно передача была, что они похищают людей на опыты, — вспомнил Йанти. — Ищут способ, как промывать нам мозги, чтобы мы восставали против ивельтов. В этой передаче так и говорится: смотрите, если у вас в голове заводятся какие-нибудь мыслишки против властей, то, может, это на вас уже пришельцы своим лучом воздействуют.
— Каким лучом? — оживился Хенко.
— Да не знаю, каким. Особым лучом. Как в фантастике, — отмахнулся Йанти. — Да брехня это все, нет никаких пришельцев. Их ивельты выдумали. Что им стоит: взяли и выдумали. Раньше все, кто не любит правительство, были просто быдло и эти…
— Экстремисты? — подсказал Лансе.
— Угу… А сейчас решили повернуть так, будто сами люди даже взбунтоваться не могут, а это им внушают пришельцы.
Хенко, весь подавшись вперед, подогретый несколькими хорошими глотками крепкого пива, выдал:
— А вдруг они есть? А вдруг Черный Житель — пришелец?
Омшо возмутился такому решительному неуважению к герою местного фольклора.
— Черный Житель — наш, свой, — обиженно прогудел он, поворачивая самодельный шампур. — О твоих пришельцах три года назад никто даже не слыхал, а Черный Житель всегда тут жил. Ты послушай. Я раз добрел до самых старых машин, уже таких давным-давно не выпускают, — он кивнул головой далеко на восток, куда простиралась огромная свалка. — А там песчаный пустырь, где торчат сваи. Там-то Житель и является.
— Он же везде является, — заспорил Хенко.
— Может, и везде. Но главное его место там! — Ошмо назидательно поднял палец. — Я же говорю… Залез я в машину, в микроавтобус такой, там сидение мягкое… Дверца перекосилась, я лежу — в щель как раз виден пустырь. И прямо из воздуха на моих глазах появляется он, Черный Житель. Я притих. А он огляделся — луна светит — и куда-то пошел.
— А ты, случаем, не спал?… — сказал Йанти.
— И не думал даже.
— Он появляется и исчезает, — вмешался в разговор "сумасшедший ученый" в сером свитере. — Я думаю, он появляется и исчезает, где хочет, но только на свалке.
— На свалке он может что угодно, — подтвердил Омшо. — Его не схватишь, и не ударишь, и на полицейские облавы ему плевать: он исчезнет себе и все. Но вот если Черного Жителя выманить со свалки, к примеру, в город или в лес, то помрет.
— Почему? — настороженно поднял на Омшо большие глаза его воспитанник Лансе.
— Да вот так уж, — пожал плечами Омшо.