— Вообрази! Мы сами начнем строить особые места, через которые происходит связь… даже синтез миров. Сможем управлять появлением таких мест. Изучим их свойства и откроем ворота для земных людей. Они смогут являться к нам так же, как и мы к ним. Синтез миров, культур, способностей… Хородар! Что там у тебя?.. — приподнявшись с дивана, Аттаре нетерпеливо пригляделся к священнодействиям светописца и снова сел. — В будущем человек сможет обращаться в птицу, в зверя. Сеславин же сражался в облике тура. Просвещенный Дух Мира станет нам и учеником, и наставником одновременно…
— Вот он! — перебил его радостный шепот Хородара. — Проявляется город!
Он зажег фонарь с красным светом, висевший прямо над столом:
— Буду печатать снимки, увидишь.
Аттаре встал за плечом художника, огромным усилием сдерживая свои чувства.
— Надо провести опыт, — говорил он. — В точности воспроизвести в Обитаемом мире еще какие-нибудь места Земли. Например, где-нибудь под Даргородом, в средней полосе, найти полынную поляну, как в Патоис. Кстати, пересадить туда посох Сеславина…
Аттаре потрясенно умолк. Хородар достал из бачка мокрую пленку и поднес к его глазам. Аттаре различил знакомые очертания крепостных стен, арки ворот, башни Верхнего города.
Но не Аттаре предстояло заниматься изучением города-миража. Едва он закончил разбирать тайную библиотеку из склепа Стелаиса, его ожидала новая экспедиция.
Землепроходцам был нужен его опыт полевых исследований в сопределье. В очередной раз Аттаре согласился руководить раскопками на южном побережье. Там обнаружили хранилище в скальной пещере со входом со стороны моря прямо из-под воды. Следопыт — парень вроде Дьорви — проник в пещеру и оставил там посвященный Аттаре алтарь: положил живую розу и начертил солярный знак.
— Аттаре, явись, я тебя жду! — позвал он. — Только тут полно каких-то странных улиток.
Тот, ожидавший зова, сразу возник под каменным сводом пещеры. Аттаре готов был внезапно оказаться во тьме, но ученому почудилось, будто он очутился в зале, освещенном множеством свечей. Огоньки еле заметно перемещались по стенам. Это были крохотные улитки со светящимися спиральными раковинами.
— Да… — уронил Аттаре. — Надо будет дать знать биологам.
Прежде чем вызывать помощников, он хотел осмотреться. Света от улиток не хватало, Аттаре облекся сиянием сам. Стены и свод пещеры оказались умело обработаны человеческими руками. Помещение было заставлено статуями.
Скульптуры Тиевес, как всегда, поразили Аттаре своим главным свойством: они были чрезвычайно верны анатомически и бесконечно естественны. Могло показаться, в их создании не было места творчеству, так строго все в них предопределено природой и знанием. Но в каждом изгибе тела, выпуклостях и впадинах мышц, в боках, торсах, головах жили дух и мысль. Поэзией веяло даже от внутренней стороны стопы, напряженной из-за того, что нога была поставлена на носок.
Аттаре продолжал осматриваться.
— Там какой-то естественный свет, правда? — спросил он следопыта.
Погасив собственное сияние, Аттаре ушел в глубь пещеры.
— Подожди, дай я посмотрю! — резко остановил его следопыт.
Аттаре подчинился. Пока что следопыт был главным.
Действительно, из пещеры вел еще один выход.
— Ага. И одновременно это воздуховод, — одобрил Аттаре, проследив взглядом, куда, подтянувшись на руках, забрался следопыт. — Сейчас я тоже залезу.
Узкий ход, ведущий вверх, требовал большой сноровки и силы, но тело Аттаре было натренировано механическими крыльями. Он с ловкостью ящерицы скользнул в каменную нору и двинулся по ней. Воздуховод был устроен так, чтобы дождевая вода не проникала в пещеру. Он вел в нишу на вершине скалы, из которой было видно открытое море. Следопыт подал Аттаре руку и помог ему выбраться на площадку.
— Превосходный насест для моего крыломаха! — воскликнул южанин, все еще тяжело дыша от трудного подъема.
У Аттаре была мечта. Он читал о второй машине Стелаиса: не о крыломахе, а о небесной колеснице (неболёте), запряженной особыми летучими существами. У них огромный размах крыльев, короткое обтекаемое тело и длинный хвост. У Аттаре было чувство, что, как Стелаис, глядя на птиц, замышлял крыломах, так сам Дух, глядя на крыломах, замыслил свое новое воплощение.
Аттаре хотелось найти такое же существо и попробовать его запрячь. Южанин надеялся, что Дух Земли, увидев в своем небе крыломах, вспомнит и пошлет ему чудище, которое влекло колесницу Стелаиса. Ниша в скале, скрытая нависающим каменным козырьком, показалась Аттаре отличным укромным гнездом для крыломаха. Закончив раскопки, он собирался совершить полет над морем.
Летняя ночь застала землепроходцев в лагере "Северная Олива". Сеславин, Ярвенна, Хородар и Аттаре сидели за дощатым столом под открытым небом. Перед ними стоял лишь кувшин с родниковой водой: они собрались не для ужина, а для разговора. Стол освещал светильник: на треножнике — мраморный шар, который Сеславин заставил сиять.
— Человечество в своих отношениях с Духом успело пройти две ступени, — рассказывал Аттаре. — Первая — это эпоха чудовищ. Дух Земли был темным и диким, человечество тоже мало выделялось из звериного царства. Жуткие воплощения, вроде того змея, что убил в Патоис Сеславин, населяли мир Горящих Трав. Вторая ступень — эпоха истребления чудовищ, — значительно поднял ладонь Аттаре. — Миф о Тирсе рассказывает о самом великом герое этой эпохи в Тиевес.
Аттаре уже говорил друзьям, что в пещере его маленькая экспедиция обнаружила потайную дверь. За ней оказалось святилище Тирса, царского сына и воина, вскормленного золотой козочкой.
— Золотая козья шкура была артефактом Древней Тиевес. В святилище мы нашли сандалии и меч Тирса, его царский венец и посох. История Тирса типична для эпохи истребления чудовищ. Его отец — царь, отдал ребенка на воспитание Духу. Жена царя умерла при родах. Дух взял ребенка именно с целью воспитать, вооружить на борьбу с чудовищами. Он руками людей стремился уничтожить собственные темные и жестокие воплощения, когда сам стал более просвещенным. Итак, Тирса вскормила золотая козочка. Символом его родного города сотни лет была скульптура, изображающая младенца, сосущего вымя козы. Дух стал наставником Тирса и являлся к нему в разных воплощениях, подарил юноше посох, как, кстати, Сеславину. Но, — рассмеялся Аттаре, — если уж сравнивать Тирса с Сеславином, то Сеславин, богатырь из Патоис, более мужествен и воинствен, а воспитанник золотой козочки подчеркнуто культурен. Он вскормлен кротким домашним животным, в его лице просвещение вступает в сражение с тьмой. Сеславин бился со змеем в облике яростного лесного тура. Тирс всегда оставался человеком.
— А против кого пришлось биться Тирсу? — с интересом перебил Сеславин.
— О! — покачал головой Аттаре. — С ужасным и очень древним воплощением. Оно жило в скалах на побережье. Это чудовище я бы назвал живым хаосом: оно было жутким сочетанием трех разных животных, в общем, одновременно абсурдное и страшное. Город приносил ему человеческие жертвы. Тирс явился как раз в тот день, когда шестеро молодых простолюдинов были выбраны в жертву чудовищу. Воспитанник Духа заменил собой одного из них, хотя ему уже сказали, что он — царский сын. Я бы назвал это просветительским шагом: Тирс не посчитал справедливым возвышение одного человека над другими.
И, наконец, очень важное! — Аттаре окинул друзей за столом загоревшимся взглядом. — Тирс, вместо того чтобы покорно пойти на жертву, восстает против существующего обычая. Тирс готов на это, и тем самым он ставит человечность выше догмы. Тирс побеждает чудовище, освобождает родной город от жестокой дани, очищает мир от одного из темных воплощений Духа и просвещает самого Духа Земли Горящих Трав, являя ему собой один из лучших образцов человеческого мировоззрения.
Светописец Хородар молча кивал своей большой головой в смоляных завитках бороды и кудрей. Он уже слышал эту историю: Хородару предстояло завтра идти в пещеру снимать святилище Тирса.
Сеславин был смущен и одновременно польщен тем, что Аттаре полушутя занес и его в число борцов с чудовищами. Он обнял Ярвенну, беременность которой стала уже заметна, и привлек к себе. Она хорошо знала своего мужа и знала, что у него есть неизвестные другим слабости: что он хочет, чтобы она замечала его мужество, и часто наивно прикладывает усилия, чтобы больше нравиться ей — ей, и так влюбленной в него без памяти.
Утром к Аттаре подошел усталый Шахди в одежде Черного Жителя. Его роль "призрака свалки" требовала от него и на самом деле быть вездесущим, вдобавок Шахди приходилось все время следить за тем, чтобы образ Жителя оставался нелогичным, потусторонним, в одном ряду с шуршунчиками и лазунами, и никому бы даже в голову не пришло заподозрить в нем иномирца. Это вынуждало Шахди не только наблюдать за свалкой и выполнять свои задачи разведчика и контактера, но и просто вести жизнь Черного Жителя — любителя ночами смотреть 901 канал с банкой пива в руках и сосиской, разогретой в неработающей ржавой микроволновке.
Шахди подошел к Аттаре:
— Ты собираешься сегодня испытывать крыломах на Земле? Поздравляю. Это тебе подарок.
Шахди протянул Аттаре спасательный пояс. Южанин сперва изумленно вскинул брови, потом рассмеялся:
— Ты перепутал, Шахди. Я не собирался нынче лететь.
Тот не удивился, спокойно уронил:
— Странно. Я был уверен, что именно сегодня. Но подарок все равно возьми.
Аттаре взял пояс и поблагодарил Шахди, не сказав ему, что спасательных поясов у него и так две штуки.
Времени на разговоры больше не было: Аттаре торопился явиться в пещеру и показать Хородару, какие светописи и зарисовки тот должен сделать.
Землепроходцы, по возможности, не забирали с Земли артефакты. Правда, после ракетного обстрела памятников, обнаруженных ивельтами с помощью съемок из космоса, разведчики стали переносить в хранилища и музеи Обитаемого мира все, что им хватало сил переместить в пространстве. Но потом, когда сделалось ясно, что целый ряд укрытий недоступен для наблюдения со спутников, землепроходцы старались больше не нарушать целостности древних святилищ и гробниц. Из них допускалось лишь на некоторый срок изымать ценности и артефакты для лабораторного изучения.
Святилище Тирса пока решено было только заснять и зарисовать, но золотую козью шкуру, сандалии, меч и посох героя оставить на месте.
Мерцающие улитки медлительно странствовали по стенам. Хородар расставлял аппаратуру. Аттаре молча стоял неподалеку.
Гром и оглушительный, повторенный эхом, грохот прозвучал для Аттаре, как во сне. В снах он иногда видел тот жуткий миг, когда их с Сеславином засыпало взрывом на нижнем ярусе древнего храма. У Аттаре замерло сердце. Он не сразу осознал, что своды на самом деле не обрушились, и только после этого сердце снова забилось. Хородар стоял в обнимку с камерой для светописи, прижимая ее к себе, как будто у него ее хотели отнять.
— Уходи! Не оставайся здесь! — крикнул ему Аттаре и побежал к воздуховоду.
Он рывком подтянулся и пополз по узкому ходу вверх, пока не оказался в нише, из-под каменного козырька которой открывался вид на море. Вдалеке чернел над водой силуэт сторожевого катера. Вдруг опять грохнуло, скалы задрожали, где-то посыпались камни. Аттаре отшатнулся в глубину ниши.