Три юбки — две нижние, из тонкого шёлка, и верхняя — корсет, кружевная мантилья, платье зелёного бархата. Богато инкрустированный веер. Изящные туфельки на каблучках. Жемчужное ожерелье, кольцо и серьги с изумрудами, шёлковые перчатки. Мечта любой испанки, одним словом. Галка же смотрела на этот наряд с тем чувством, какое возникает у больного перед посадкой в кресло дантиста. В последний раз она надевала платье на собственную свадьбу, и то только потому, что в противном случае священник отказывался их с Джеймсом венчать. Теперь ей предстояло небольшое перевоплощение, ради чего придётся затягиваться в корсет, надевать все эти юбки, платье, мантилью и драгоценности. А при виде шёлковых чулок с подвязками и красивых, но узких туфелек у неё сводило скулы.
— Ладно, — сказала она, прикладывая к себе платье. — Красота требует жертв.
— Если ты не против, я помогу тебе это надеть, — с тонкой улыбкой проговорил Джеймс.
Процесс занял около часа, и, с учётом специфики места, времени и участников события, они ещё быстро управились. Штурман из Джеймса был куда лучше, чем горничная, да и жёнушка ему досталась далеко не ангельского характера. Но через час их обоюдные мучения увенчались успехом. Бедные Галкины уши! Они у неё, конечно, были когда-то проколоты, но так давно, что дырочки уже успели основательно зарасти. Кроме того, Галка никогда в жизни не носила такой тяжести, как эти огромные колумбийские изумруды, будь они неладны! Уже через десять минут ей казалось, что к мочкам подвешены две килограммовые гири, а к концу дня эти серьги весили уже по пять килограммов.
Наконец, за дело взялся Владик: как выяснилось, кроме него никто здесь не смог бы соорудить из Галкиной гривы более-менее приличную дамскую причёску. Влад вошел в каюту с решительным видом. Галка протянула ему волосяную щётку и, расправив юбки, уселась на стул.
— И это всё? — иронически поинтересовался он, взяв щётку в руки, — Чем я тебе волосы укладывать буду?
— А что тебе ещё нужно? — искренне удивилась Галка.
— Шпильки там всякие, гребни, заколки. И ещё щипцы.
— Щипцы-то зачем?
— Локоны завивать.
Со вздохом Галка поднялась с места и, порывшись в сундуке, стоявшем возле окна, извлекла из него большую шкатулку, украшенную перламутром. Она ещё питала смутную надежду как-то отвертеться от предстоящей ей неприятной процедуры, но Владик был неумолим.
— Может, не надо накручивать, а? — попросила Галка дурашливо-умоляющим тоном. — Под мантильей всё равно не видно…
— Ты тогда лучше сразу паранджу надень, — припечатал Влад, — Под ней не только волос, но и лица не видно. Лучшая маскировка для вылазки.
Смирившись с ожидающей её экзекуцией, Галка снова села к столу, на котором Влад уже раскладывал содержимое шкатулки. Там были черепаховые и перламутровые гребни, большие и маленькие шпильки с навершиями из жемчуга и драгоценных камней, заколки, броши, ещё масса как-то женской мелочи, в которой она совершенно не разбиралась. Рассматривая всё это богатство, Влад присвистнул.
— Откуда такие сокровища?
Галка пожала плечами:
— Взяли на каком-то "испанце".
— И ты всё это носишь? — съязвил Влад.
— Ты чего, обалдел? Ты хоть раз на мне такое видел?
— А зачем тогда хранишь?
Галка растерялась. А, действительно, зачем?
— Да так, — сказала она, пожимая плечами. — Держала на всякий пожарный.
Она испытывала полнейшее равнодушие ко всякого рода цацкам и носила только крестик на тонкой серебряной цепочке — память о прошлой жизни — да кольцо, подарок мужа. Тем не менее, эта шкатулка лежала в сундуке — и вот, дождалась своего часа.
Эшби, видя боевые приготовления и непонятные ему манипуляции, тихонько встал и вышел из каюты, чтобы не мешать процессу.
— Джеймс, будь другом, вели принести сюда маленькую жаровню! — крикнул Влад ему вдогонку.
Минут через десять, когда со всеми возможными предосторожностями на стол водрузили дымящуюся жаровню, Влад был полностью погружён в творчество, вертел и крутил Галку в разные стороны, командуя ей: "наклони голову", «повернись», "замри", "не дёргайся" — а капитан Спарроу на удивление послушно запрокидывала голову и терпела все измывательства над собой.
— Волосы у тебя короткие какие спереди, никак их не подобрать, — невнятно ворчал Влад, орудуя щёткой; в зубах у него были зажаты шпильки, — Лак бы сюда…
— Ага, «Тафт» ему подавай. Усиленной фиксации, — шипела в ответ Галка, приглушенно вскрикивая, когда он особенно сильно дёргал её за пряди, — Как же местные модницы обходятся, а?
— Они обходятся водой с сахаром, — парировал "братец", — Хочешь сиропчиком на голову? Не хочешь, я так и думал.
Галка только сдавленно хихикала. Уже теряя терпение, она хотела было спросить: "Ну долго ещё?" — когда Влад объявил: "Готово", — и протянул ей зеркало. Зеркало было тяжёлое, в богатой серебряной раме, но маленькое и тусклое. Что делать, пиратский корабль — это тебе не Версаль. Но в зеркале отражался кто-то совершенно незнакомый. Тёмно-каштановые волосы спереди были разделены на прямой пробор, затянуты на затылке в высокий узел, перевитый жемчугом, а по бокам спускались на плечи тугими локонами.
— Боже, это какая-то Анна Австрийская, — ахнула Галка. — Ты что со мной сделал?
— Тебе что, не нравится? — возмутился Влад, явно довольный результатом своих трудов, — Эта прическа называется «Савиньон». А теперь давай косметику.
— Может не надо? — вяло спросила Галка. Она уже была так измочалена, что даже на сопротивление не оставалось сил.
— Надо, надо, — безжалостно ответил Влад, вооружившись пуховкой.
— Господи! — взвыла «сестра». — Ну откуда ты взялся на мою голову, гестаповец!
Всё же ей пришлось покорно заворачиваться до самой шеи простынёй — за неимением специальных широких ситцевых воротничков, предохранявших платье от попадания косметики — и терпеть. В ход пошла тончайшая рисовая пудра и баночка с кармином — для губ и щёк.
— Вот теперь действительно всё, — констатировал Влад, отбросив простыню, отходя немного подальше и рассматривая Галку, как художник — свою картину, — Теперь можно звать Эшби.
Джеймс, уже изведшийся за дверью, вошел в каюту и замер на пороге.
— Я всегда знал, что ты — потрясающая женщина, — прошептал он, не сразу найдя нужные слова.
Галка даже смутилась. Чтобы избавиться от неловкости, она встала и немного прошлась по каюте, примеряясь к непривычному для неё облику.
— Стоп, — сразу же осадил её Влад, — Как ты ходишь? Боже мой! Не раскачивайся — ты не на палубе. И не подпрыгивай, и шаги делай поменьше!
Он, похоже, вошёл во вкус своей новой роли стилиста. Галка неуверенно сделала еще несколько шагов, стараясь следовать его совету. Получалось с трудом.
— Платье рукой придерживай, — подсказал Эшби, — Приподними немного.
О, так дело пошло, действительно, лучше.
— Теперь веер возьми, — сказал Влад, — Блин, да ты держишь его, как лопату! Большой палец сверху… Ага, так. Раскрой его и обмахнись. Да нет же! Зачем ты двигаешь всей рукой? Только запястьем нужно…
— Да я же не умею!!! — обозлилась Галка. — Я этого веера в руках в жизни не держала!
— Зато кино смотрела, — Влад был неумолим. — Вот и вспоминай… Анну Австрийскую.
Галка беспомощно посмотрела на Эшби — тот улыбнулся ей и кивнул: мол, всё в порядке, продолжай дальше.
— Они сговорились… — ворчала Галка, борясь с веером, то раскрывая его, то складывая. — Влад, не поделишься секретом, где ты всему этому делу так хорошо обучился?
— Эту тайну я унесу с собой в могилу, — съязвил Владик. — Да, кстати, — добавил он. — Ты лучше без надобности веером не играй. Просто открой его, когда нужно, обмахнись и закрой.
— Почему это?
— Существуют какие-то правила обращения с веером, чуть ли не тайный язык, — ответил Влад. — Это очень серьёзно, на самом деле. Я его не знаю, а вот ты так его откроешь, закроешь, а какой-нибудь испанец подумает, что ты ему свидание назначаешь. Придётся Дуарте его на дуэль вызывать.
— Представляю себе эту картину, — прыснула Галка.
— Нет-нет — он прав, — вступился Эшби, — Я тоже подробностей не помню, но лучше не рисковать.
— Хорошо, не буду, — у Галки уже голова пухла от всех этих бесчисленных правил и советов. "Честное слово, кораблём командовать в десять раз легче".
Влад последний раз критически её осмотрел и добавил:
— А вот перчатки тебе нельзя снимать категорически, даже за столом.
— М-да. Привыкли руки к топорам, — Галка с явным скепсисом осмотрела свои ладони, пальцы. Только сейчас до неё дошло: с такими руками только землю копать. Пальцы — да, тонкие, длинные, изящной формы. Мамино наследство. Но ногти были кошмаром любой маникюрши. Ладони… Как ни отпаривай, как ни три пористым камушком, кожа всё равно слишком жёсткая — от сабельной рукояти, канатов и морской воды.
Влад рассмеялся.
— Вот именно. Ну, подумай сама — разве у знатной дамы могут быть такие грубые руки с обломанными ногтями?
Галка засопела и стала натягивать перчатки.
— И вовсе они не обломанные, — бурчала она, — Я вчера полчаса потратила на то, чтобы их обпилить…
— Ладно, ладно, — примирительно улыбнулся Влад. — Не обижайся. Я же за тебя беспокоюсь. Не хочу, чтобы ты провалила всё дело из-за какой-нибудь мелочи…
…Сегодня Галка впервые за три года чуть всерьёз не поругалась с Джеймсом и с «братом». Но когда из капитанской каюты на шканцы вышла изящная сеньора в бархатном платье и мантилье, отовсюду послышалось чуточку насмешливое, но восхищённо-уважительное "О-о-о!", кто-то даже присвистнул.
— Отлично выглядишь, Воробушек, — усмехнулся Меченый. — Вот так и ходи.
— Спасибо, Жером, я всегда знала, что ты меня любишь, — едко усмехнулась Галка, морщась от боли: Джеймс слегка перестарался, затягивая шнурки корсета. — Ох, блин… — это она с непривычки чуть не наступила на собственную юбку. — Нет, братва, ничего из этой затеи не выйдет. Мало того, что из меня испанская аристократка примерно как из вас китайцы. Я же сразу опозорюсь, перецеплюсь через подол ещё на пирсе. Может, лучше мальчишкой переодеться?
— Не пройдёт, — на палубе показался Дуарте. Он снова выглядел как испанский идальго, что ему, португальцу по происхождению, было куда легче изобразить, чем всем прочим. — И как я должен буду тебя тогда представить начальнику порта? Жена-чужестранка не вызовет подозрений, лишь бы она была католичкой. А мальчишка, плохо говорящий по-испански, обязательно привлечёт внимание.
— Уговорил, — вздохнула Галка, поправляя кружева. — Придётся походить в этом…камуфляже. Два линкора на кону, не хрен собачий…
Чистота — залог здоровья? Ха! Скажите это правоверным карибским пиратам, я с удовольствием послушаю, какими словами они прокомментируют ваши наставления. Хотя, при соответствующем желании и с этим можно бороться.
Вот, скажем, на моих кораблях чисто, и даже в трюме почти не воняет, хотя, большой аккуратисткой я никогда в жизни не была. Почему? Да потому, что я с первого же дня на «Орфее» дала парням понять: если ты человек, изволь жить по-человечески. Помню, как дядька Жак в первый раз отправил меня драить нижнюю палубу. Сэмми начал насмешничать — мол, как тебе, барышня, по нраву запах трудового пота честных пиратов? Хм… Если бы только пота… Ну, я и ляпнула в ответ, что теперь понимаю, почему моряки не пускают женский пол на корабли. Чтобы сквозь все палубы не провалиться от стыда за срач, который они тут разводят! И это я ещё в кубрике не была. Я молчу уже про абордажи: после них на палубе антисанитария полная. Могу расписать подробнее, но боюсь, это не для слабонервных… Позубоскалили так пару дней. Потом смотрю — парни воду из-за борта вёдрами таскают, и вниз. Оказывается, пошли кубрик драить, чего даже Причард от них не мог добиться. На следующей стоянке затеяли большую стирку, стали появляться в чистом. Потом ещё похлеще — начали мыться даже в плавании, хотя бы морской водой, но и то прогресс! Спросила у Билли, какая муха их всех разом покусала, а он заржал: "Это они тебе понравиться хотят". "Па-а-авеситься! На какие жертвы парни пошли ради улыбки прекрасной дамы, то есть, меня!.." Шутки шутками, а когда мы отправились в третий рейд и взяли купца, пленные испанцы даже изволили удивиться, насколько чисто на «Орфее». Куда чище, чем на их собственной лохани… Так что всё в этом мире зависит от желания людей быть людьми.
Красно-белый корпус флагмана Тортуги был хорошо известен в этих водах. Испанцы в последние пару лет даже перестали применять это сочетание цветов, чтобы собственные корабли береговой стражи случайно не приняли их за галеон этой отъявленной пиратки. Потому корпус большого военного галеона, бросившего якорь в гавани Сан-Хуана-де-Пуэрто-Рико, был тёмно-зелёным, с двумя жёлтыми полосами вдоль орудийных палуб. Корабль сильный, крепкий. Даже буря не смогла нанести ему существенного урона. Только и того, что треснула бизань, да на поставленном на скорую руку новом бушприте нет блинда-реи с парусом. Ну, да! Это же настоящий «испанец»: наверняка не прошло ещё и пяти лет, как он сошёл со стапелей Кадиса. И название было под стать его красоте: "Кастилец".
— Мы случайно не переборщили? — хмыкнула дама, которой двое матросов только что помогли спуститься в шлюпку. — Не будем ли мы выглядеть святее папы римского?
— Поверь, Воробушек, доны настолько любят всё броское и испанское, что ещё проникнутся гордостью за такого "соотечественника", — ответил тот, кого вполне можно было принять за капитана «Кастильца» — крепкий красавец вполне иберийского типа, одетый как настоящий идальго.
— Ну, ну, — дама в мантилье не без труда разместилась на корме шлюпки, уложив свои юбки так, чтобы те никому не попали под ноги. — Отваливай, братва. Хайме, ты с нами. Остальные, как высадимся, пусть отправляются обратно. Придёте к пирсу на закате. Если не явимся к этому времени, или заметите что-то подозрительное, значит, нас слегка задержали. Тогда действуйте по варианту номер два.
Хайме — коренастый малый, в жилах которого текла гремучая смесь индейской и испанской кровей — весело мотнул всклокоченной головой и, напевая, ухватился за свое весло. С орлиным профилем и тонкими губами, по меркам ХХ века он считался бы красавцем, но сейчас какая участь ждала бы его, кроме как быть рабом на плантациях? В лучшем случае, слугой в таверне или в богатом доме. Вот, угораздило прибиться к пиратам. Впрочем — Галка вздохнула — и невозвратное будущее, пожалуй, дало бы ему не больше, чем роль шестёрки в «цветной» банде или альфонса в курортном отеле какой-нибудь заштатной Доминиканы. Но сейчас он мог бы оказать им всем совершенно неоценимые услуги. Они уже договорились, что Дуарте и сама Галка будут совершать отвлекающий манёвр, заговаривая зубы коменданту. Они и отправились наносить ему предупредительный визит, чтобы тому и в голову не пришло самому явиться на корабль или послать какого-нибудь не в меру ретивого офицера. А вот Хайме выпадала главная задача — оббегать местные таверны и собрать любую доступную информацию. Впрочем, Галка не сомневалась, что сообразительный, "себе на уме", метис справится с этой задачей наилучшим образом.
Она с улыбкой обернулась вправо — как раз туда, где на рейде стояли линкоры. «Сан-Пабло» и "Кристобаль Колон", шестидесятипушечные плавучие крепости, истинное украшение испанского флота. Такие великаны в Мэйне появлялись крайне редко, и почти всё это были транзитные гости из Европы, которые сразу же возвращались на родину. Там шли жаркие бои, и потребность в линейных кораблях оказалась куда повыше, чем в этих водах. Но в последнее время испанцы были обеспокоены слухами о прибытии сильной французской эскадры, и потому оторвали от сердца два линкора для защиты своих заокеанских колоний. Если бы речь шла только о защите от пиратов, этих двух линкоров хватило бы с головой. Однако слухи о союзе пиратов и французов оказались правдивы, и теперь следовало ожидать всевозможных неприятностей… Линкоры, судя по их состоянию, тоже прошли через бурю, значит, явились в порт ненамного раньше «Кастильца». Команды наверняка сидят по тавернам, отмечая избавление от разбушевавшейся стихии, а капитаны выбивают из губернатора средства на срочный ремонт кораблей. Под защитой пушек форта Эль Морро можно было и расслабиться, на борту обоих линкоров наверняка осталось не более шести десятков человек — вахтенные. Может быть, старшие помощники или штурманы. А на «Кастильце»… На «Кастильце» был ценный груз.
…Дон Франсиско Хименес[Реальное историческое лицо, исполнял обязанности вице-короля Новой Испании в декабре 1673 года. ], начальник порта, встретил их с подобающим радушием. Идёт война, и любой корабль, способный дать сдачи этим английским и французским собакам, являлся желанным гостем в испанской гавани. Особенно когда у его капитана, благородного идальго дона Мигеля Калладеса, все бумаги в идеальном порядке. (Галка не без ехидной нотки думала: не будь Эшби дворянином и штурманом, мог бы запросто подрабатывать подделкой документов).
— Дон Мигель, — он учтиво раскланялся с гостями — капитаном «Кастильца» и его экзотично сероглазой супругой. — Несмотря на прискорбные обстоятельства вашей вынужденной стоянки в Сан-Хуане, я рад нашей встрече. С вашего позволения, я могу немедленно отдать распоряжение насчёт ремонта вашей бизань-мачты.
— К сожалению, я вынужден отклонить столь заманчивое предложение, — тот, кого назвали доном Мигелем, сокрушённо вздохнул. — Не позднее заката третьего дня я должен быть в Санто Доминго. Дело безотлагательное. Мы с вашего позволения лишь пополним запас воды.
— Дипломатическая почта?
— Увы.
— Жаль, что для доставки государственных бумаг приходится использовать военные корабли, — покачал крупной седой головой дон Франсиско. — Вы слышали о французской эскадре?
— Когда мы выходили из Кадиса, шёл слух о том, что французы направляют сюда три линкора, — дон Мигель подтвердил опасения дона Франсиско.
— Они уже здесь. Стоят на рейде Мартиники.
— Вы предлагаете мне опасаться нападения французов?
— Пиратов, — мрачно проговорил дон Франсиско. — Французы заключили какой-то договор с этими собаками, а от их нападения не может быть застрахован ни один корабль под кастильским флагом. И я должен в свете этого упрекнуть вас, дон Мигель, за то, что вы рискнули взять с собой вашу супругу. Пираты обычно не церемонятся с дамами.
— Донья Магдалена понимала всю опасность морского путешествия, и с самого начала выразила непреклонное желание отправиться сюда вместе со мной, — дон Мигель ласково улыбнулся своей спутнице.
Начальник порта давно разглядел совсем не испанские черты лица этой дамы, и его заедало любопытство. Лишь деликатность заставляла его обходить эту тему стороной. Но раз уж речь зашла о прелестной незнакомке, отчего бы не задать вопрос?
— Донья Магдалена — не испанка? — поинтересовался дон Франсиско.
— Видите ли, я некоторое время служил при папском нунции в Кракове. А польские дамы могут вскружить голову кому угодно, — улыбнулся дон Мигель.
Дама смущённо улыбнулась в ответ.
— Михалек преувеличивает, — сказала она. Её испанский язык и впрямь был далёк от совершенства. — Но он действительно целый год осаждал меня как какую-то крепость, и я в конце концов сдалась, чтобы поехать с ним на край света. Впрочем, я ни единой минуты не жалела об этом решении.
— Мы действительно на краю света, сеньора, — учтиво ответил дон Франсиско. — Здесь вы можете чувствовать себя как дома.
— О, вы так любезны, пан Франтишек…
Чтобы проявить ещё большую любезность по отношению к своим гостям, дон Франсиско пригласил их к обеду. Отказываться было неудобно. Правда, Галка немного напряглась, увидев огромное количество вносимых в столовую блюд. "Чёрт, — выругалась она мысленно, — а как это есть-то? Хорошо ещё, что приборов немного, а то лет на двести позже я бы закопалась во всех этих вилочках и ножичках… Так. По-быстрому вспомнила, что, чем и в каком порядке полагалось кушать на обеде у д'Ожерона!.."
Обедать у губернатора Тортуги ей довелось всего два раза — после возвращения из панамского похода и после рейда на Мериду. Решив, в случае чего, копировать более сведущего в таких делах Дуарте, Галка успокоилась. Всё-таки Жозе был сыном богатого купца, и ещё не забыл хорошие манеры. Зато комендант несколько удивлённо воззрился на очаровательную даму, не соизволившую снять перчаток даже к столу. Впрочем, вежливость не позволила испанцу задать вопрос вслух: кто их знает, этих поляков — быть может, у них мода такая? Но Дуарте — умница — опередил коменданта. Нежно взяв Галку за руку, он сказал:
— Простите, дон Франсиско. У моей жены очень нежная кожа, и от морской воды у нее случилась экзема…
Комендант лишь кивнул, полностью удовлетворенный подобным объяснением. Обед прошёл в приятной беседе, но после обеда начались вполне предвиденные проблемы. Как мало ни ела Галка, проклятый корсет давил так, что даже эти крошечные лапки перепелов и кусочки пирога оказались чрезмерными. От боли в сдавленной груди, от жары и духоты, которая настигала ее даже за толстыми каменными стенами крепости, Галке — чуть ли не впервые в жизни — стало нехорошо. Она крепилась, сколько могла, но отвечать начала невпопад, усиленно махала веером и, под конец, вынуждена была вцепиться в край стола обеими руками — так сильно потемнело у неё в глазах. Обеспокоенный Дуарте подхватил её за локоть, а комендант, увидев, как сильно побледнела дама, взволнованно воскликнул:
— Боже, дон Мигель! Вашей жене дурно! Пожалуйте вывести её на воздух!
Галка попыталась было вяло сопротивляться, но мужчины бережно подхватили её с двух сторон и помогли выйти на стену бастиона, благо, апартаменты коменданта располагались в одном из фортов. Подойдя к крепостной стене, Галка тяжело дышала, пытаясь втолкнуть в пережатые лёгкие как можно больше кислорода. Свежий воздух и ветерок довольно быстро привели её в норму, но она продолжала стоять, словно бы любуясь пейзажем. Зрелище, открывавшееся сверху, и вправду было примечательным. Гавань, корабли — и замаскированный «Кастилец», и испанские линкоры, и соседние бастионы, на которых поблёскивают начищенные пушки — можно даже примерно прикинуть их количество. А что касается крепостной стены на которой они стояли — так на ней можно не только пушки пересчитать, но и калибры разглядеть.
— Ты как, дорогая? — Дуарте, вошедший в роль любящего мужа, был донельзя предупредителен.
— Спасибо, мне уже гораздо лучше, — ответила Галка, мило улыбнувшись ему и кивнув коменданту, стоявшему чуть поодаль. — Пожалуй, можно уже вернуться в комнаты.
— Как пожелаешь, дорогая, — Дуарте поднес её руку к губам, но при этом бросил на неё взгляд, полный лукавства.
"Он, небось, думает, что я нарочно всю эту комедию разыграла! — переводя дыхание, подумала Галка, — Поносил бы корсет — понял бы, каково мне сейчас!"
Отобедав у начальника порта — не всякому капитану выпадала такая честь — наши герои отправились гулять на набережную. Всё равно следовало разведать обстановку в порту и дождаться Хайме, который пошёл по тавернам — порасспрашивать о командах двух линкоров. Слуга-метис был здесь настолько заурядным явлением, что Хайме имел все шансы на успех. Лишь бы не напоролся на своих старых знакомых, людей алькальда Порто-Белло.
— По-моему, дон Франсиско нам поверил, — тихонечко сказала Галка, обмахиваясь веером. Здесь довольно жарко, а бархатное платье было плотным, как меховая шуба. — Надо потянуть время, дать Хайме возможность добыть нужные сведения. Про воду это ты хорошо придумал.
— Про жену-полячку — тоже, — Дуарте ненавязчиво приобнял её за талию и улыбнулся.
— Солнце, если ты вздумаешь предъявлять на меня права, то сразу узнаешь, что такое жена-мегера, — Галка со смешком сложила веер и легонько стукнула его по пальцам.
— Всё-таки жаль, что ты не вышла за меня, — теперь Дуарте говорил серьёзно, без намёка на какой-либо юмор. — Ты лучший капитан из всех, кого я видел. Может, я и смирился бы с тем, что пришлось бы выполнять твои команды.
— Ты не смог бы себя пересилить, — Галка тоже заговорила серьёзно. — Да и хватило бы тебя ненадолго. Прости, но ты из тех, кто способен любить только запретное.
— То есть, ты хочешь сказать, что я полюбил тебя только за твои отказы?
— Назови другую причину.
Дуарте с силой стиснул её руку — Галке было больно, но она и виду не подала.
— Чёрт… — процедил португалец. — Никогда над этим не задумывался. А ведь это так и есть, Воробушек…
— Блин, ты меня ещё на весь Сан-Хуан Воробушком обзови! Тише!
— Будь на моём месте другой, он бы не допустил, чтобы ты стала капитаном.
— Будь на твоём месте другой, я бы давно всадила ему нож в сердце.
Дуарте, сообразив, что он своим поведением вот-вот провалит всё дело, отпустил её руку. Хотя, со стороны это слегка напоминало сцену ревности.
— Ты всегда была такой, — вздохнул он. — Либо по-твоему, либо никак. Не зря парни называют тебя ещё и Стальной Клинок. Они только удивляются, как это тебя угораздило выйти за Эшби.
— Он не заставляет меня выбирать между семьёй и квартердеком, за что я ему очень благодарна, — мрачновато проговорила Галка. — Прошу тебя, не заговаривай больше на эту тему. Иначе мне придётся жалеть о том, что я…
— …когда-то любила одного португальца, — Дуарте умел быть жесток как к себе, так и к другим. — Ведь ты любила меня.
— То-то и оно, что всё уже в прошлом…
— Но ты хочешь, чтобы я тебя любил и сейчас?
— Сложный вопрос, сходу не ответишь, — призналась Галка. — Когда-то я заставляла себя видеть в тебе только брата. Сейчас мне уже не приходится себя заставлять… Всё прошло, Жозе. И спасибо тебе за то, что ты тогда меня понял.
— Будь я проклят! — горько усмехнулся Дуарте. — Если ты имеешь в виду наш приватный разговор под фок-мачтой «Орфея», то как мне было не понять, когда ты чуть не всунула мне в брюхо здоровенную иглу!
— Ну, да, — тихонечко хихикнула Галка. — А если бы я не приставила тебе иглу к солнечному сплетению, стал бы ты выслушивать мои аргументы?… Ага, и я о том же. До тебя ведь только через полгода дошло, почему я это сделала. Кем я тогда была, Жозе? Матросом. То есть, почти никем. И какая перспектива мне светила, если бы я проявила хоть каплю женской слабости? Вы бы все подумали, что я просто баба, и моё место на кухне. Но я выбрала другой путь, а для этого мне и пришлось стать Стальным Клинком.
— Сдаётся мне, тебе для этого не довелось прикладывать больших усилий, — подцепил её Дуарте.
— Плохо же ты обо мне думаешь, — Галка покачала головой.
— Разве я не прав?
— Нет.
— Тогда прости, я ничего не понимаю.
— И не нужно, — Галка с улыбкой погладила его по руке. — Что было, то прошло. У тебя свои заморочки, у меня свои. Пусть они так и останутся при нас, хорошо?
— Хорошо, — подвёл итог Дуарте. — Что ни делается, всё к лучшему.
— А теперь…
— Да, будем прогуливаться по городу, как благонравные супруги, — невесело усмехнулся Жозе. — Вашу ручку, донья Магдалена.
— Как скажете, пан Михал, — рассмеялась Галка, подавая ему руку.
Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико был типичным испанским городом с типичной испанской архитектурой. От белого, светло-серого и светло-жёлтого камня, из которого были сложены почти все здешние постройки, под ярким солнцем слепило глаза… Галка только теперь поняла, зачем знатные испанки так пудрятся. Крем от загара не в моде, понимаешь. Кроме того, в её случае слой пудры был необходимостью — загорелая мордашка могла бы без всяких слов поведать испанцам, что их гостья "из Польши" уже провела длительное время под солнцем Мэйна. Но костюмированное представление удалось, и сейчас они прогуливаются по городу… Вообще-то, испанские города архипелага всегда приятно отличались от английских, французских и голландских — если далеко не уходить от престижного района, конечно. Каменные мостовые, аккуратные линии улиц, чудесные белые лестницы, ухоженная зелень, барельефы на жилых зданиях и церквах, статуи, даже фонтаны. И радовавшая глаз чистота. В то время, как в Порт-Ройяле даже на Квин-стрит или на выходе из губернаторской резиденции можно было ненароком вляпаться нарядным башмаком в лужу, а Рю-дю-Руа-де-Франс в Кайонне до сих пор не замощена. Хотя, у д'Ожерона для этого благого дела деньги при желании наверняка бы нашлись. Наскрёб же на свою долю в финансировании изготовления новых нарезных орудий? Испанцы были изрядными эстетами, и не жалели денег на украшение своих городов. И двум пиратам было на что посмотреть. Но если Галку радовала эта красота, то Дуарте явно пребывал в своих невесёлых воспоминаниях. И не сразу заметил, что спутница дёргает его за рукав.
— В чём дело? — он наконец остановился, сообразив, что что-то не так.
— Вон там, у белого особняка, — Галка зыркнула из-под кружева мантильи. — Видишь? Пожилой испанец и молодой.
— Вижу. Ну и что? Я их не знаю, и они меня тоже навряд ли знают, — пожал плечами Жозе.
— Ну, да, тебя-то они могут и не вспомнить, зато со мной три часа в одном трюме просидели, — Галка сделала вид, будто её заинтересовал магазин, на вывеске которого красовались нарисованные веера — галантерея. А объявление на двери обещало свежий завоз из метрополии. — Помнишь мой первый бой? Испанский галеон, капитана, его жену и трёх его детей?
— Чёрт!
Они тут же пошли к магазину, и вовремя: двое испанцев направились как раз в их сторону. Пришлось заходить внутрь и купить модный дамский кошелёк, дабы не вызывать подозрений. Зато по выходе из магазина никаких "старых знакомых" на улице не обнаружилось.
— Этот испанец вообще-то тебе жизнью своей семьи обязан, — Жозе тоже вспомнил тот день и тот бой. — Кто знает, может, и не выдал бы тебя, столкнись вы лицом к лицу.
— Я бы не стала так сильно полагаться на его благородство, — резонно заметила Галка. Хоть она и обходилась с пленными испанцами довольно гуманно, но те нечасто проявляли затем признаки благодарности. Пятьдесят тысяч песо за её голову. Достаточная сумма, чтобы за пираткой Спарроу охотились все мерзавцы Мэйна. Из тех отморозков, кто не боялся мести её братвы или был попросту слишком глуп, чтобы не подумать об этом. — Тем более, что закат уже не за горами. Пора выдвигаться в порт.
По пути они старались не упустить из виду ни единой подробности, способной подсказать, какими силами располагает алькальд Сан-Хуана для обороны города. Оказалось, не такими уже и большими. Форт имел довольно грозный вид, его тяжёлые пушки, выглядывавшие из бойниц, были способны доставить любому агрессору массу неприятностей. Но сейчас в гавани стоял корабль, перед которым они были бесполезны. «Кастилец» — прошу прощения, сменившая масть «Гардарика» — мог отойти на безопасное расстояние и расстрелять форт из своих новых, более дальнобойных и скорострельных пушек. А большего сейчас и не требовалось. Город пиратам пока был ни к чему, они пришли за линкорами.
На пирсе их уже ждал взволнованный Хайме, изо всех сил пытавшийся изображать преданного слугу, и даже поклонившийся обоим «хозяевам» — неловко, но старательно.
— У нас мало времени, — сразу сказал он, стараясь говорить так, чтобы никто посторонний его не слышал. — Сегодня они весь день набивали трюмы провиантом, завтра с утра должны погрузить порох и боеприпасы.
— Ага, — усмехнулась Галка. — Значит, команды будут на берегу до утра. Тогда главное — проделать всё очень тихо и очень быстро.
— Ещё бы нам не проделать всё тихо и быстро! Знаете, капитан, кто командует «Кристобалем»? Дон Педро Колон де Португаль. Вчера он прибыл сюда, чтобы починить линкоры и отвести их в Санто Доминго.
— Неудивительно, что он сделал флагманом корабль, названный в честь его предка, — хмыкнул Жозе. — Что ж, ничего не поделаешь, придётся нанести неслыханное оскорбление такому важному гранду.
— Шлюпка, — Галка первой заметила судёнышко, отвалившее от борта «Кастильца». — Тише, сеньоры пираты, и у камней иногда вырастают уши. Обсудим всё по пути на борт.
Над гаванью уже сгущались сумерки, когда шлюпка пришвартовалась к борту «Кастильца». Галка, путаясь в своих юбках и тихо матерясь, кое-как взобралась по штормтрапу на борт, где Джеймс подхватил её за талию.
— Господи! — взвыла женщина. Тесный корсет не только надавил ей рёбра, но и изрядно натёр кожу. — Джек, если ты сейчас же не снимешь с меня это орудие пытки, я тебя прибью!
— Вот что я сделаю с особенным удовольствием, — усмехнулся Эшби.
Присутствовавшие при этой сценке пираты заржали и начали сыпать беззлобными, но солёными шуточками на эту тему. Это ещё было терпимо. Вот если бы кто-то вякнул, что не против помочь Джеймсу в таком важном деле, муж и жена, сразу превратившись в штурмана и капитана, отбрили бы нахала по самое некуда. Команда, впрочем, была в курсе — шутить с кэпом можно, если знать меру.
Освобождение от корсета Галка сопроводила таким стоном, что Джеймс зарёкся когда-либо предлагать жене надевать это сооружение. Тем более, трофейное, сделанное не по её фигуре. Пришлось доставать из походной аптечки баночку с мазью и обрабатывать натёртую до крови поясницу. Не лучше дело обстояло с ногами: тесные, ещё не разношенные туфли немилосердно растёрли пальцы, не спасли даже чулки. Галка наспех смыла косметику, освободила волосы от шпилек и жемчуга, сбросила с себя всю одежду и без сил повалилась на кровать.
— Господи, Джек! — стонала она, осторожно ощупывая пальцами намятые ребра. — Зачем ты меня так сильно затянул? Я дышать не могу!
— Прости, дорогая, я не мог сделать по-другому — Эшби присел рядом и погладил жену по локонам, еще сохранившим свою форму. — Если бы я зашнуровал корсет слабее, ты бы не влезла в платье. Ты у меня миниатюрная — но испанки, видимо, еще субтильнее тебя.
— Ага, они же не машут саблей по полдня, и понятия не имеют, что такое айкидо… Ох, ладно, — Галка с трудом села, подогнув ноги под себя, хотя, её сейчас тянуло пролежать без движения ещё минут пятьсот. — Но больше я это в жизни не надену! Хватило с меня и одного дня такой пытки!
Эшби вздохнул, с нежностью глядя на эту маленькую сильную женщину. Ему безумно нравилась Галка в таком её подчеркнуто-женственном виде; конечно, ему хотелось бы видеть её такой всегда. Ну, или почти всегда. Но — при их-то сумасшедшей жизни — это было совершенно невозможно.
— Как скажешь, Эли, — проговорил он, стараясь отогнать печаль, неизменно приходившую с мыслями об их…мягко говоря, нестандартной по тем временам жизни для семейной пары. — Прости, но у меня странное ощущение, будто ты из каких-то одной тебе известных соображений отказываешься от облика женщины. Это можно было понять до того, как тебя избрали капитаном. Это можно было понять, когда ты вела нас в бой. Но природу не обманешь. Рано или поздно ты встанешь перед выбором, и тогда я не стал бы тебе завидовать.
— А кто поставит меня перед таким выбором? Ты, милый?
— Нет. Сама жизнь.
— Жизнь — это мы и есть, Джек, — Галка обняла мужа, прижалась, впитывая тепло его тела. — Знаешь, я ведь меньше всего на свете думала оказаться здесь, и тем более — командовать пиратами. В том мире пределом мечтаний для меня был большой чёрный мотоцикл. Это что-то вроде такого самоходного двухколёсного экипажа для выезда в свет, — она улыбнулась. — Ещё бы годик, и я бы заработала денег на его покупку. Чтобы управлять такой штукой, нужна большая ловкость. Чуть зазеваешься — и ты валяешься на дороге со свёрнутой шеей. В этом мире для меня всё обстоит примерно так же. Чуть зазеваешься… В общем, здесь и мужчина не имеет права быть слабым, если хочет выжить. А женщина — и подавно. Тут у меня попросту не было никакого выбора… и ты это знаешь.
Эшби с едва заметной улыбкой погладил её по руке. По загорелой руке с парочкой шрамов и огрубевшей от сабельных рукоятей кожей.
— Владик прав, — Галка повернула ладонь кверху. — Ручки у меня и в самом деле не как у принцессы. Хотя, у тебя, милый, дело обстоит не лучше.
— Издержки профессии. Сабли, пистолеты… — не без едкой иронии произнёс Джеймс. А затем добавил без особой связи с вышесказанным, — Для всего мира мы с тобой презренные пираты, Эли. Но мало кто знает, кто ты на самом деле. Если бы знали…
— …то награда за мою голову была бы несколько больше пятидесяти тысяч, — едко усмехнулась Галка. — И назначили бы её не испанцы. Но давай не будем о грустном, Джек.
— На "не грустное" у нас, боюсь, не будет времени до самой Мартиники, дорогая, — улыбнулся Эшби, осторожно — помня о помятых корсетом рёбрах — обнимая жену.
— Что ж, успех, как и женская красота, тоже требует определённых жертв, дорогой, — улыбнулась его «половина». — Не будем терять времени, Джек. Сегодня ещё очень многое нужно сделать…
Как только спустилась непроглядная тропическая ночь, на палубе «Кастильца» началось странное оживление. Из трюма, пользуясь темнотой, немного раздвигаемой лишь носовым и кормовым фонарями, полезли люди… Собственно, люди и были главным грузом на скорую руку перекрашенной ради этого дерзкого рейда «Гардарики». Её команда в двести семьдесят человек плюс братва ещё с двух пиратских кораблей — «Амазонки» и «Дианы». Эти фрегаты сейчас стояли на якоре у Анегады под охраной "Королевы Марго" с «Афиной». Остальная эскадра под предводительством Требютора пошла вдоль восточного края Малых Антильских островов в сторону Антигуа и Мартиники, у них были свои дела. Итого на борту «Гардарики» сейчас находилось около пятисот человек. Людьми было забито всё, что можно: трюм, кубрик, обе батарейные палубы, две офицерские и две пассажирские каюты, кают-компания и коридор. Кроме крюйт-камеры и оружейной, конечно: тут рисковать не стоило. Время от времени пираты из трюма менялись местами со своими товарищами на батарейных палубах — всем хочется хоть немного подышать чистым воздухом. Галка собиралась отдать под заселение и собственную каюту, Джеймс её в этом поддержал, но тут уже братва отказалась. Мол, мы хоть и морские волки, однако стеснять даму… Тем более, что ей по ходу событий приходилось переодеваться, а делать это на глазах у собственной команды не стал бы и матёрый мужик. Урон престижа, как-никак. Максимум, на что согласились пираты — разместить в капитанской каюте запас воды и продуктов на этот рейд, так что даже здесь было довольно тесно от бочонков и душновато от издаваемых ими запахов… Проведя целый день взаперти, флибустьеры теперь с наслаждением вдыхали свежий прохладный воздух. Но приказ есть приказ, и они старались затаиться за фальшбортом, у мачт, у рундуков и бухт каната, лишь бы их никто не заметил с других кораблей.
— Всё готово, кэп, — тихо доложил Жером, когда отбили три склянки "собачьей вахты". — Шлюпки на воде.
— С Богом, — проговорила Галка. Она снова была капитаном Спарроу — в штанах, высоких ботфортах, чистой белой рубашке и кожаной длиннополой безрукавке. При пистолетах и сабле. Уверенная в себе и в своих людях. — Давай сигнал. Пусть Билли и Жозе действуют. И я тебя прошу, пригнись, — улыбнулась она. — А то испанцы ещё подумают, будто у нас на корабле две грот-мачты.
Меченый гыгыкнул в кулак.
— Скоро им будет не до того, — проговорил он, стараясь не засмеяться в голос.
От борта галеона, со стороны, обращённой к линкорам, тихо отвалили несколько шлюпок, набитых вооружёнными людьми. Вёсла ради бесшумности пираты обмотали тряпками. Шлюпки шли без фонарей, и остановились примерно в пятидесяти метрах от своих целей. Тогда в воду один за другим бесшумно скользнули четыре десятка пловцов с ножами в зубах. Разумеется, это были наиболее опытные диверсанты, специально отобранные капитанами среди своих команд, имевшие за плечами не одну такую вылазку. И часовые на юте «Кристобаля» не успели даже понять, что случилось. То же самое происходило сейчас и на юте «Сан-Пабло». Пираты-диверсанты, убрав испанцев на ютах обоих линкоров, частично заменили их, спешно надев кирасы и шлемы — чтобы коллеги покойных, стоящие по бортам и на баке, не подняли тревогу. А через несколько минут в этой маскировке вообще отпала всякая необходимость: часовых вырезали полностью. Лишь одному из них удалось вскрикнуть перед смертью, но вряд ли за плеском волн и на таком расстоянии от берега его кто-то услышал… Сперва мигнул, закрытый какой-то тряпкой, кормовой фонарь «Кристобаля», минутой спустя такой же сигнал подали с «Сан-Пабло». Шлюпки сдвинулись с места, и вскоре пираты, поднявшиеся на борт линкоров, уже занимались такелажем, тогда как диверсанты методично вырезали всех испанцев, кого обнаружили на борту.
Всё это время «Гардарику» верповали с помощью единственной оставшейся в распоряжении Галки шлюпки. Галеон развернули так, чтобы форт Сан-Хуана оказался в пределах досягаемости пары новых орудий по левому борту. И на его манёвры на берегу не обращали особого внимания: дон Франсиско Хименес знал, что «Кастилец» должен поднять якорь глубокой ночью. Теперь оставалось лишь дождаться, пока он поднимет паруса и покинет бухту. Но «Кастилец» уходить не торопился. Зато неожиданно проявили признаки жизни два линкора. Они поднимали паруса и разворачивались на северо-запад, к выходу с рейда!
Когда дону Франсиско доложили о непорядке, он первым делом подумал, что это какая-то неуместная шутка. А затем похолодел: до него наконец дошёл смысл происходящего. Пираты! Спаси и помилуй нас, Пресвятая Дева! Он распорядился немедленно сообщить алькальду: нужно немедленно поднимать гарнизон по тревоге! С пиратами действительно шутки плохи…
Галка не могла видеть, что творилось сейчас в Сан-Хуане и на батареях, но прекрасно знала одну вещь: сейчас придётся стрелять, пока пушки форта не потопили её добычу. То-то испанцы удивятся сюрпризу. Но испанский комендант её опередил. На бастионах Сан-Хуана загрохотали тяжёлые пушки, и тридцатидвухфунтовые ядра врезались в корпуса обоих линкоров. Это было, конечно, неприятно, но для таких мощных кораблей пока не смертельно.
— Пьер, огонь по форту! — звонко крикнула Галка.
Два нарезных орудия громыхнули так, будто «Гардарика» сделала полновесный бортовой залп. Галеон задрожал от киля до клотика. Два снаряда с жутковатым завыванием понеслись к ближайшему бастиону форта Эль Морро. Где-то там что-то взорвалось. Ага, кажется, угодили в порох, сложенный у пушек. А канониры уже перезаряжали орудия, и через минуту — немыслимая по тем временам скорость! — Бертье крикнул:
— Левый борт — готовы!
— Огонь!
Ещё грохот, ещё одно сотрясание корпуса, ещё два снаряда пошли к цели. Не зря они полдня простояли в гавани: Пьер Бертье за время стоянки так хорошо изучил цели, что теперь мог палить по ним и в темноте… Испанцы впрямь были удивлены — и напуганы — до предела: мало того, что у этих malditos ladrones[Проклятых воров (исп.)] вдруг нашлись такие дальнобойные пушки — они ещё и фантастически скорострельны! А тут в довершение ко всему открылись порты похищаемых линкоров, и форт отхватил два ошеломляюще мощных залпа практически в упор. Один бастион превратился в кучу камней, батареи других оказались повреждены настолько серьёзно, что второй раз выстрелить форту удалось лишь минут через десять, и вполсилы. За эти десять минут пушки «Гардарики» так хорошо «поработали» над дизайном форта, что остался бы доволен и Сальвадор Дали. Особенно после того, как один из снарядов попал в пороховой погреб. А линкоры спокойно направились из гавани восвояси.
Конечно же, бравые кастильцы попытались дать сдачи! Кроме двух линкоров, на якоре стояли ещё пять военных кораблей, и, видя непотребство, чинимое пиратами, их капитаны приказали ставить паруса. Драться так драться, чёрт побери! Испанцы вполне дельно помыслили: раз "эти собаки" явились по линкоры, то высадили на них почти весь свой экипаж, и сами остались лишь с минимумом людей. Так что подворачивалась возможность взять пиратский корабль на абордаж или расстрелять его. Но — не тут-то было. «Гардарика», поднимавшая паруса, повернула на два румба к северу, и сразу же рявкнули две нарезные пушки её правого борта. Один из разрывных снарядов провыл в паре метров слева от борта шедшего впереди галеона, не уступавшего «Гардарике» по размерам и количеству орудий. И врезался в идущий следом двадцатишестипушечный фрегат. Пробив нос корабля, снаряд взорвался уже внутри. На батарейной палубе сдетонировал порох, и на борту испанца начался пожар. Фрегат выбыл из боя ещё до его начала. Команда бросилась тушить огонь, а при таких делах воевать как-то не с руки… Второй же снаряд достался самому галеону, и угодил не куда-нибудь, а прямиком в крюйт-камеру… От взрыва нескольких тонн пороха, надо полагать, заложило уши не только у пиратов, но и кое у кого на берегу. Пьер не зря так тщательно тренировался, оставляя порох в крюйт-камерах своих мишеней. Зато теперь мог «положить» снаряд точнёхонько туда, куда следовало. Благо, конические болванки, пущенные с двух кабельтовых, прошивали деревянные борта и переборки словно бумагу… Завидев, какая участь постигла коллег, два других испанца поспешили свернуть паруса. Они уже поняли: если не рыпаться, по ним никто не выстрелит. А если так, то они наверняка догадались, с кем имеют дело.
— Наглядное преимущество высоких технологий, — недобро хмыкнула Галка, наблюдая горящие останки испанского галеона, быстро погружавшиеся в воду. — Пьер, ты — гений! Теперь дело за малым: вывести линкоры из гавани. Право на борт! Паруса к ветру!.. Рано праздновать победу, братва: мы ещё не познакомились во-о-он с тем фрегатом.
…Дон Франсиско клял себя последними словами. Как он не догадался, что этот чёртов дон Мигель — пират! И не просто пират, а офицер капитана Спарроу, которая имела наглость явиться в город лично! Полячка… Одно это должно было насторожить: Польша ведь соседствует с Московией, откуда родом эта разбойница, и ей, московитке, ничего не стоило прикинуться полячкой. Пресвятая Дева, теперь её дьявольские пушки, доставленные, видать, прямиком из ада, почти сровняли форт Сан-Хуана с землёй!
И что он теперь должен сказать дону Педро Колону? Не говоря уже о предстоящей весьма…содержательной беседе с сеньором алькальдом.
Дон Франсиско, чувствуя, как пухнет от боли голова, смотрел в окно. До рассвета ещё далеко, но пожар, только что охвативший один из крупных фрегатов, иллюминировал поле боя достаточно ярко. Над развалинами форта стояло зарево — горели деревянные постройки. Кругом слышались крики, зычные команды офицеров, беготня, звон железа — это подняты по тревоге гарнизон и часть команд похищенных линкоров. Увы, напрасно. Пираты и не думали нападать на город.
Им нужны были корабли.
При одной мысли о том, для чего этим грязным собакам понадобились могучие линкоры, дон Франсиско закрыл глаза и застонал.
— Наше счастье, что у них пушки были заряжены, — рассказывал Билли, когда Галка осматривала захваченный его людьми «Кристобаль». — Крюйт-камера пуста, как головы некоторых коронованных придурков. Весь наличный порох оказался в картузах, на батарейных палубах. В оружейной нашли только сотни две ядер и ящик пуль. Каким местом думали эти чёртовы испанцы, пригнав сюда пустые линкоры, хотел бы я знать?
— Видно, сочли за лучшее вооружить корабли здесь, в колониях. За счёт местной казны, — иронично предположил Эшби. Он нашёл в каюте испанского штурмана (море ему пухом, зарезан спящим) набор великолепнейших карт и навигационных инструментов, чем был весьма доволен.
— В следующий раз они учтут свою ошибку… надеюсь, — проговорила Галка. — А кораблики ничего, только на поворотах тяжеловаты. На таких маневрировать будет не так-то просто. Но зато для нашей задачи подойдут идеально.
— Если Требютор справится со своей задачей, — скептично заметил Дуарте.
— Это Франсуа не справится? — рассмеялась мадам капитан. — Да он лично знает половину французских флибустьеров Мэйна, а вторую половину — по байкам первой. Будь уверен, Жозе, мы не успеем дойти до Мартиники, а эти два красавца уже будут укомплектованы под завязку!
После похода в город у Жозе капитально испортилось настроение. На захват линкоров он пошёл как обычно — максимально собранным и совершенно трезвым. Но когда их флотилия оказалась в открытом море, тут же приложился к бутылке. И Галке это совсем не понравилось.
Поднявшееся солнце выбелило небо — денёк, несмотря на январь, намечается жарким. Северо-восточный ветер не очень благоприятствовал пиратам, но от Пуэрто-Рико до Анегады сотня морских миль по прямой. А при такой незначительной волне, даже идя в крутом бейдевинде, три крупных корабля, не обременённых излишним грузом, могли преодолеть это расстояние меньше чем за сутки. Что Галку в общем-то устраивало. Нужно было заделать пробоины от испанских ядер в бортах линкоров, и хорошенько обследовать корабли на предмет чего-нибудь ценного. К великой радости пиратов в капитанской каюте «Кристобаля» обнаружился сундук, доверху набитый реалами. Вероятно, казна этой небольшой — всего два корабля — но мощной эскадры. Будет на что их оснастить на Мартинике, и ещё братве на премию хватит. Под началом дона Педро Колона, если верить бумагам, находилось более восьмисот человек на обоих линкорах. Грозная сила. При боевом столкновении с этими красавцами пиратам не светило бы ничего, кроме смерти или плена. И не только пиратам. Всего два бортовых залпа, сделанные этими кораблями, превратили вполне боеспособный форт Сан-Хуана в вяло сопротивляющуюся развалину. Даже «Гардарике» с её новыми пушками пришлось бы несладко, напади на неё полностью укомплектованные и вооружённые испанские линкоры. Так что захватом «Сан-Пабло» и «Кристобаля» пираты попросту обезопасили от испанской проблемы французские и английские города архипелага.
"Гардарика", будто стыдившаяся своего зелёно-жёлтого «грима» и чужого имени, возглавляла кильватерный строй. Осмотрев призы, Галка вернулась на свой флагман, и сейчас ходила по квартердеку, обдумывая планы на будущее. Линкоры у неё в руках. Теперь дело за Требютором, который пообещал навербовать на них команды и закупить боеприпасы… На минутку она представила себе ситуацию, если бы ей не удалось взять линкоры. "Воображаю, что бы тогда было: мы являемся без кораблей, а на пристани нас встречают семьсот или восемьсот матерящихся французов… Картина маслом, — при этой мысли у Галки даже вырвался короткий нервный смешок. — Вот что значит лишить себя права на ошибку".
Удача? Какая, чёрт подери, удача? Где вы её тут обнаружили?
То, что братва считает моей удачей, на самом деле не что иное, как тщательная подготовка. К любой операции я готовлюсь настолько придирчиво, насколько это вообще возможно. Некоторые капитаны даже бурчат — мол, чего ты там мудришь? Пошли, постреляли, пограбили — и до свидания. Я уже язык намозолила, талдыча этим месье и джентльменам, что удача редко сопутствует лентяям. Коль хочешь, чтобы в твоём кармане постоянно звенело золотишко, изволь приложить к делу и голову, и руки. Причём, ещё до его начала. Так что в моей удаче самой удачи всего процентов десять. Остальное — рабский труд.
Многие капитаны уже включились в новый режим, стало полегче. Раньше вообще было хоть вешайся: заваливались ко мне и требовали немедленно идти в рейд. Куда-нибудь. Авось что-то попадётся. В какое-то время даже надоело их посылать по известному адресу. Чуть было не плюнула на всё и не свалила в Европу. Остановило только то, что Джека в той самой Европе ничего хорошего не ждёт. Впрочем, и меня тоже. И братву — даже если бы кто-нибудь решился пойти за нами. Осталась… И теперь чувствую себя проходной пешкой. Премерзкая штука — ощущать, что все твои шаги не более, чем кем-то просчитанная комбинация. И как бы я ни пыталась вырваться с шахматной доски, меня так или иначе, явно или тайно, загоняют в жёстко прописанный алгоритм…
С тех пор, как «Гардарика» прочно прописалась на Тортуге, порядки на корабле почти не изменились. Изменился разве что национальный состав команды. Если раньше французов было около трети, то сейчас они составляли большинство. Французы, англичане, метисы, немного индейцев, голландцы-ренегаты, португальцы, датчане, несколько испанцев, находящихся не в ладах со своими властями. Даже один швед, непонятно каким ветром занесенный в эти воды. Словом, коктейль ещё тот, что по тем временам совсем не было типично для пиратов. Что уже говорить о религиозных пристрастиях команды? Все христианские конфессии Европы, включая православных — если учитывать Галку и Влада. Вот это частенько становилось для мадам капитана головной болью. Католики с гугенотами в Европе царапались до крови уже больше ста лет. Англикане кичились своей независимостью от Рима. Пуритане — это вообще был тихий ужас. По крайней мере, для Галки. Индейцы предпочитали придерживаться своих традиционных верований, хотя, большинство из них номинально считались католиками — были крещёными. Словом, весьма взрывоопасная смесь. На иных кораблях это становилось причиной вражды, и даже резни. Скольких усилий Галке и её офицерам стоило убедить «своих» пиратов, что дело по любому важнее разницы в вероисповедании — знали лишь они сами. Ну, и ещё один немаловажный момент: она ведь продолжала обучать новичков айкидо, а там немалая часть приходилась на теорию — читай, идеологическую нагрузку. И отсев при приёме в команду был высоким. Галка предпочитала иметь дело с умными людьми, даже если они неграмотны. При количестве желающих попасть на её корабли она могла себе позволить отбирать самых лучших… Острые углы ей пока обходить удавалось, но сама она считала, что это до поры, до времени. Пока не найдётся какой-нибудь стервец, задумавший раздуть огонь вражды, который она всеми силами старалась загасить.
С батарейной палубы, где сейчас наводили порядок орлы Пьера, доносилась песня. Французская песня о далёкой родине, о любимой, ждущей моряка на берегу…
Галка так погрузилась в раздумья, что не сразу заметила поднимавшегося на мостик Владика. Названый братец тоже имел задумчивый вид, а это означало, что ему позарез надо с ней поговорить. Вообще они имели такую привычку — обсуждать друг с другом более-менее важные события своей жизни. Но в последнее время это стало происходить реже. Хотя, "важных событий" в их жизни не убавилось, скорее даже наоборот. Где-то в глубине Галкиной души всё-таки шевелилось что-то, похожее на затаённую ревность. Три года она вытягивала соседа на себе, три года ждала, когда он наконец начнёт жить своим умом. А когда дождалась — поди ж ты, накатило. Так привыкла о нём заботиться, что забыла об одной существенной вещи — у Владика и своя голова на плечах имеется, и гордость. Хотя, эту гордость в былые времена он частенько пытался применить себе во вред.
— Что-то ты не по делу грустная, — сказал Влад, облокотившись рядом с ней о поручни, и кивнул на шедшие за «Гардарикой» линкоры. — Радоваться надо: вон каких красавцев отхватили.
— Сказать тебе честно? — покривилась Галка. — Знаешь, Влад, у меня нет особого повода для радости. Я жду беды.
— Типун тебе на язык, — опешил Владик. Такого признания он от «сестры» не ждал.
— Рада была бы ошибиться, но предчувствие у меня хреновое до невозможности. Три года нам неприлично везло, попользовались этим подарком вдоволь. А теперь вот стою и думаю: а не было ли это везение сыром в мышеловке?
— Ну тебя с такими пораженческими настроениями, — отшутился Владик. — Ты знаешь, что мысль материальна, и способна влиять на реальность?
— Читала такое, — вздохнула Галка. — Не боись, о моих страданиях знают только три человека: я, ты и Джек. Для всех остальных я по прежнему неунывающий капитан Спарроу… Ещё один момент, братец: ты удивишься, но я тихо ненавижу этот образ. И тот карикатурный фильм с Джеком-Воробьём вовсе даже не при чём.
— С каких это пор? — Влад и правда был удивлён. Неподдельно удивлён. Ему всегда казалось, будто Галке нравится кочевая жизнь и репутация грозной пиратки.
— С тех пор, как не стало Моргана, — призналась Галка. — Но уже тогда было поздно дёргаться, а сейчас и подавно. Помнишь, у Соловьёва — Ходжу Насреддина побили за то, что он посмел разрушать миф о Ходже Насреддине? Я поняла, что если вздумаю отвалить в сторону, то наступлю на те же грабли. Бить меня, может, и не стали бы. Просто начали бы презирать, а я не хочу, чтобы братва меня презирала.
— Я тоже всё понял: у тебя депрессия, — Влад говорил совершенно серьёзно — шутить над такими вещами не стоило. — Хочешь выйти из игры, но не знаешь, как? Лично я бы на твоём месте прикинул все возможные варианты.
— Эх… — вздохнула Галка, наблюдая, как матросы укрепляют треснувшую ещё во время шторма бизань-мачту, и негромко добавила: — Прикидывала. От самых реальных до самых фантастических. Потом как-нибудь результатами поделюсь, не при братве. А то они, жучары, все по-русски неплохо понимают, только никто не признаётся.
— У меня тут один вариант наклёвывается, — так же негромко проговорил Владик. — Может, ты такой уже и прокручивала, но речь идёт обо мне.
— Интересно, — Галка хитро усмехнулась. Сосед в последнее время был богат на сюрпризы.
— Д'Ожерон предлагает мне место второго помощника на своём фрегате.
— Ага, — новость для Галки была и хорошей, и плохой одновременно. — Ему понравилось, как ты командовал «Экюелем»… Сам-то что решаешь?
— Я пойду.
— На государственную службу? — мадам капитан скривилась. Сама идея о службе вызывала у неё раздражение, а при мысли о господине де Шаверни раздражение перерастало в зубную боль. — Делать тебе нефиг — с д'Ожероном связываться. А боцманом на линкоре быть не желаешь? Тем более, что мне по любому, через "не хочу", придётся брать офицерский патент, и ты так или иначе окажешься на госслужбе.
— Надолго он у тебя в кармане задержится, патент этот? — едко усмехнулся Владик. — Насколько я тебя знаю, нет. А я хочу жить, не боясь, что однажды меня объявят вне закона и повесят.
— Ты пессимист, Влад. Пиратство и мне, и тебе так или иначе будут ещё долго припоминать. А на службе — и подавно. Лично мне на это плевать, а тебе, когда высокородные бездарности начнут обходить твои заслуги, я не позавидую.
— Это ещё почему? Разве мы мало нарубились во славу, хм, прекрасной Франции?
— Немало. Но — неофициально. По-пиратски. Добытое нами золотишко, понимаешь, никому брать не зазорно, а вот пиратов в офицеры службы его величества — моветон[Дурной тон]. Война войной, а испанские родственники могут обидеться на кузена Луи. Так что зажмут тебя в нижних чинах до конца жизни как пить дать.
— А ты предлагаешь мне быструю карьеру? — съязвил Владик.
— Если докажешь братве, что потянешь капитанскую лямку — я тебя первая поздравлю. Мне почему-то кажется, что потянешь.
— Но ты предлагаешь должность боцмана. Или мне послышалось?
— Влад, — усмехнулась Галка. — Я всё понимаю. Ты по-мужски честолюбивый. Тебе обидно, что ты стараешься, а твои старания мало кто замечает. И за мной грех был — я тебя, мягко говоря, недооценивала. Тут Джек стопудово прав. Но капитаном тебе пока быть рано. Ты сделал первый и главный шаг: поверил в себя. Теперь сделай второй — чтобы остальные в тебя поверили… И вообще, — тут она весело заулыбалась, — когда Жером приклеил мне это прозвище — «Воробушек» — ты, помнится, изволил прокатываться насчёт "сестры Джека-Воробья". И правда, смешное совпадение. Вот когда ты у нас сделаешь карьеру, в Мэйне вместо капитана Блада появится капитан Влад. Тогда уже я над тобой похихикаю.
Названый братец не удержался — рассмеялся. Искренне. Но камушек на душе с каждым словом прибавлял в весе…
Французы всё тянули свою пиратскую задушевную, а Галка думала о том далёком уже мире двадцать первого века. Для неё и для Влада отсчёт «родного» времени остановился в октябре две тысячи седьмого. Что там с их близкими? Как они пережили утрату своих детей, друзей? Как живут сейчас? Теперь уже не узнать…
— Я всё-таки пойду на "Экюель", — сказал Владик. — Там будет труднее, чем в твоей эскадре, но я не хочу больше катиться по чужой лыжне.
— Воля твоя, — проговорила Галка, глядя на волны, бившиеся в борт "Гардарики".
Владик за эти три года в самом деле стал для неё братом. И Галке действительно хотелось увидеть его в свободном плавании, а не в кильватере. Но когда это произошло — почувствовала пустоту.
Когда-то кастильцы гордо заявляли на всю Европу: это Испанское море, и никто другой не смеет сюда заходить. Строго говоря, у них для подобных заявлений были непотопляемые юридические основания. Одним росчерком пера папа Александр VI 4 мая 1493 года разделил все открытые и неоткрытые земли между Испанией и Португалией[Булла "INTER CAETERA". Впоследствии границы, разделявшие между Испанией и Португалией весь (!) земной шар ("…все острова и материки, найденные и те, которые будут найдены, открытые и те, которые будут открыты…"), редактировались трижды — в 1494 (Тордесильясский договор), 1506 и 1529 (Сарагосский договор) годах. Самое интересное, что де-юре этот "раздел мира" был отменён лишь в 1777 году.]. Мэйн достался Испании… Мир поделен, все счастливы? Ага. Покажите хоть одну крупную страну Европы, которая не возмутилась бы подобным положением дел. "Я не помню такого места в завещании Адама, которое бы лишало меня доли на владение Новым Светом", — сказал король Франции Франциск Первый. И его слова с делом не разошлись. Ещё при жизни Колумба у берегов Нового Света появился некий французский корсар. Время шло, к действиям Франции прибавились действия Англии, и весьма активные. "Пираты её величества" — Фрэнсис Дрейк, Уолтер Рэйли, Фробишер, Кэвендиш — первыми поставили дело на поток. А что вы хотите? Если Англия осмелилась усомниться в авторитете папы, то почему она должна была соблюдать папскую буллу от тысяча четыреста затёртого года? Английская казна пополнялась пиратской добычей, страна прирастала колониями, а Испания, несмотря на отчаянное сопротивление, только теряла. Франция тоже не осталась в стороне от этого весёлого дерибана, и за достаточно небольшой промежуток времени отхватила себе несколько весьма жирных кусочков. Чего стоили, например, сахарные плантации Французской Эспаньолы — Сен-Доменга — дававшие дохода больше, чем все английские колонии Мэйна вместе взятые! Над Тортугой тоже когда-то развевался красно-жёлтый кастильский флаг. А потерю Мартиники в Мадриде восприняли чуть ли не как национальную трагедию, и до сих пор не смирились с подобным позором[Мартиника была захвачена французами в 1635 году, и пятьдесят лет (до 1685 года) Испания не признавала за Францией прав на этот остров.]. Зато Франция теперь располагала не только большим чудесным островом с плодородной землёй, но и прекрасной базой для своего флота. Французские линкоры были так велики, что лишь один из них смог, не стесняя прочие суда, бросить якорь на внутреннем рейде. Два других плавучими крепостями стояли у входа в гавань Фор-де-Франс с таким расчётом, чтобы не только не мешать огню форта, но и послужить дополнительной защитой городу. Захваченные Галкой «испанцы» тоже были немаленькими, но эти… По восемь десятков отличных бронзовых орудий на каждом, мачты высотой метров по пятьдесят, и наверняка человек по шестьсот-семьсот команды. Что ни говори, а французы умели строить если не самые прочные и долговечные, то самые красивые и величественные корабли семнадцатого века.
— Оснастить такой нашими новыми пушками — и можно щёлкать крепости как орехи, — Жером первым заценил «соотечественников» вслух.
— Остынь, — осадил его Эшби. — Даже с обычными пушками это страшный противник. Мы с большим трудом смогли бы потопить такой линкор, расстреляв его с безопасного расстояния, но взять его на абордаж практически нереально.
— Реально, только это будет пиррова победа, — Галка тоже оценила возможности французских кораблей. Она заметила за собой странную вещь: любого человека и любой корабль она в первую очередь оценивала как потенциального противника. Плохой признак. — И вообще, рано нам об этом думать. Ещё свои линкоры не оснастили и не укомплектовали.
— Ну и имена ты им выбрала, — хмыкнул Жером. — Где ты только откопала такие словечки?
— А что, не нравится? — Галка улыбнулась. — Сварог — бог огня и железа. Перун — его сын — бог грозы и покровитель воинов. Не понимаю, чем древнеславянские боги хуже древнеримских?
— Их никто не знает, — Джеймс сходу привёл самый веский аргумент.
— Теперь узнают…
Гавань Фор-де-Франс была переполнена: несколько дней назад здесь стала на якорь основная пиратская эскадра. Суда и судёнышки стояли столь тесно, что таким крупным кораблям, как «Гардарика», "Амазонка" и «Марго» здесь попросту не нашлось бы места. Не говоря уже о трофейных линкорах. Капитан Спарроу и её офицеры добирались до пристани в шлюпках. Но уж когда добрались… Требютор, неисправимый скептик, ухмылялся в усы, наблюдая, как жители города высыпали на набережную. Галка всего один раз бросала здесь якорь, год назад. Но добыча тогда была такова, что на Тортуге этот груз можно было бы сбыть за сущие гроши. Зато половина населения Фор-де-Франс теперь щеголяла в камзолах и платьях, сшитых из великолепных шелков, тафты и бархата, не доехавших до Гаваны. Все были довольны: пираты выручили за свою добычу втрое больше, чем в Кайонне, а горожане уплатили за ткани в лавках частных торговцев, расхватавших пиратскую добычу оптовыми партиями, втрое меньше, чем если бы вздумали покупать их в больших богатых магазинах. Это при том, что частники тоже не остались внакладе. Представители Французской Вест-Индской компании попытались было возмутиться столь бесцеремонным нарушением их дарованных королём прав, но эта чёртова пиратка пригрозила в случае каких бы то ни было санкций свозить все будущие призы в Фор-де-Франс и продавать прямо на пристани. Под охраной своих головорезов и пушек. Да ещё привадить сюда флибустьеров со всего Мэйна. Угроза нешуточная: пираты могли так сбить цены на все товары из метрополии, что их попросту невыгодно было бы возить. А здешняя промышленность умела производить только сахар, ром, вино да боеприпасы. Почти всё съедобное потреблялось на месте: довезти экзотические продукты в Европу было проблематично. Любые попытки колонистов серийно производить собственные ткани и прочие предметы обихода пресекались всё той же Вест-Индской компанией — зачем им конкуренты? Пиратскую добычу они привыкли скупать на Тортуге, и за компанию с губернатором д'Ожероном накручивали на ней такие проценты, что пираты, узнай они о конкретных цифрах, давно переключились бы с испанцев на французов. Как-то Галка, Джеймс и Владик засели втроём в капитанской каюте «Гардарики», и, исходя из закупочных цен, затрат на перевозку и цен в магазинах колоний, сделали приблизительный подсчёт. Результаты которого потом поклялись никому не разглашать: ещё не хватало, чтобы братва взбунтовалась и разнесла губернаторский дом в Кайонне до самого фундамента. Так что Галкина угроза была не пустым сотрясением воздуха. Она в самом деле готова была нанести удар по бубновым интересам Вест-Индской компании, если бы представители этой фирмы начали диктовать свои условия. Слухи об этом просочились в город, а французы вообще-то небольшие любители переплачивать лишние деньги из своего кармана. Оттого известную пиратку встречала сейчас пёстрая, весело галдящая толпа горожан.
— Умеешь ты собрать вокруг себя полгорода, — недовольно буркнул Требютор, когда не без помощи крепких словечек и тычков пробился сквозь эту толпу.
— У каждого свои недостатки, Франсуа, — с малопонятной для француза иронией ответила Галка. — Принимай хозяйство: два линкора на внешнем рейде.
— Очень кстати. А то я уже устал объяснять этим олухам, что их корабли ещё в пути.
— Сколько человек ты нанял? — поинтересовался Билли.
— Семь сотен матросов с канонирами и двадцать офицеров. Условия они знают, я объяснял.
— Пошли, познакомишь нас с этими джентльменами, — Галка вполне доверяла Требютору в кадровых вопросах, однако лишний раз убедиться в надёжности нанятых команд — а надёжность команд зависит как раз от офицеров — никогда не помешает. Тем более, этим людям будут доверены самые мощные корабли из всех, что до сих пор находились в распоряжении пиратов.
Требютор криво усмехнулся.
— Тебе они понравятся, — с подковыркой сказал он. — И скажи своему пушечному гению — там его заказ из Франции прибыл. Пусть встречает.
Пока Галка знакомилась с нанятыми Требютором офицерами, Пьер с пятью канонирами помчался в порт. Он ждал этот груз десять месяцев! Оружейники Марселя и Тулона может и удивились, получив с Антильских островов тщательно проработанные чертежи, но приложенные к бумагам сундучки, полные золота, крупного жемчуга и изумрудов, могли заменить ответы на многие вопросы. Чудит какой-то богатей? Пусть так. Наше дело маленькое: сделать всё в точности, как он хочет. Хоть для исполнения этого заказа пришлось поднапрячься с материалами, и даже создать парочку необычных станков, но сумма ценностей в сундучках пятикратно перекрывала все затраты. Уложились они точно в срок. Купец, рискнувший доставить на Мартинику столь увесистый товар — правда, разобранный на составные части, смазанный "земляным маслом" и упакованный в длинные ящики — тоже внакладе не остался. Узнав сумму, которую следовало оплатить за перевозку, Пьер без раздумий отправил одного из своих людей за деньгами. А купец, с самого начала прекрасно знавший, что имеет дело с пиратами, только хитро усмехался.
— Рискованная штука эти переходы, месье, — говорил он, прищуривая хитрые глазки. — Таможенные чиновники в Марселе совсем стыд потеряли, дерут с честных торговцев три шкуры. У Пуэрто-Рико попали в шторм, а что такое попасть в шторм с таким грузом на борту — не мне вам рассказывать. Потом эти чёртовы испанцы…
— Сколько? — сухо спросил Пьер, давно сообразив, к чему клонит этот тип.
— Полторы тысячи ливров. Небольшая плата за риск, согласитесь.
— Тысяча, сударь, и на том окончим разговор.
Поторговавшись, сошлись на тысяче двухстах ливров. Купец получил деньги по уговору и сверх того, а Пьер наконец смог послать за братвой с «Гардарики», чтобы доставили его ненаглядный заказ на борт. Повозиться пришлось до темноты, но уж на борту флагмана счастливый канонир смог собрать это диво, вычистить от масла и наконец налюбоваться на него.
Да. Это вам не полукустарные поделки, с огромным трудом отлитые, выточенные и собранные местными умельцами из подручных материалов. Это был продукт оружейных заводов, обслуживавших средиземноморский флот Франции. Никакой бронзы, одна сталь. Длинный — почти в два раза длиннее обычной шестнадцатифунтовой пушки — ствол, гладкий снаружи и с нарезкой внутри. Прочный лафет. Массивный затвор с хитрой системой замка. Вместо привычных клиньев, с помощью которых тогда наводили орудия — архимедов винт. Словом, шедевр военной техники… Пьер был, по всеобщему мнению команды, «сдвинутым» на пушках, и сегодня чувствовал себя именинником. Даже обиделся, когда узнал, что из этих двадцати орудий только четыре установят на «Гардарике». И собрался ругаться по этому поводу с Галкой, но его перехватил Жером.
— Не кипятись, — сказал боцман. — Кэп на берегу. У неё сейчас головной боли и без тебя полно.
— А в чём дело? — буркнул Пьер.
— "В чём дело", — передразнил его Меченый. — Ты со своими пушками совсем от жизни оторвался. Воробушек у губернатора, и сейчас базарит с этим версальским адмиралом.
— Не завидую ей, — согласился с ним Пьер.
— То-то же. Так что отстань от неё и от меня, громовержец.
Пьер знал, что в искусстве острить он Жерому не соперник, и отстал. Но задумался.
"А если ей не удастся уболтать этого придворного вертихвоста на Картахену? Всё коту под хвост?…"
Он понимал: поход на Картахену настолько привлекателен в финансовом отношении, что может заинтересовать любого, будь то пират или адмирал. Их флот сейчас — самый мощный в Мэйне. Если они соединятся с тремя французскими линкорами, можно смело идти отбирать у испанцев хоть их часть Эспаньолы, хоть Кубу, хоть Венесуэлу… Пьер был далёк от политики, и его представления о версальских придворных не отличались оригинальностью: мол, там собрались одни дураки, пройдохи и воры, обманывающие и обкрадывающие доброго короля. Потому он искренне сочувствовал Галке, вынужденной сейчас общаться с одним из этих версальцев… В общем-то, насчёт «лёгкости» общения своего капитана с гостем из метрополии он был прав. Ошибся в другом.
Господин де Шаверни не был дураком.
Да, сьер де Шаверни был умён. Галка, как любой неглупый и не витающий в облаках человек, умела это определять с первого взгляда. Высокий, худощавый, не блещущий особенной красотой. В отличие от господина де Бааса и господина д'Ожерона, одет он был очень богато, но со вкусом. Никаких бриллиантовых пряжек размером с пушечное ядро. Драгоценных камней на одежде и шпаге адмирала было ровно столько, чтобы и подчеркнуть его статус, и одновременно не произвести впечатления безвкусицы, эдакого "мещанина во дворянстве". Эта его черта Галке понравилась сразу. Сама она никогда не отличалась тонким вкусом в одежде, и потому старалась одеваться попроще, чтобы ненароком не попасть в какую-нибудь дурацкую историю. Переодевание в испанское платье было чистой воды авантюрой, да и делала она это под руководством Владика и Джеймса. А господин де Шаверни мог бы с первого взгляда произвести приятное впечатление на незнакомого человека одним только умением себя подать. Проблема заключалась в том, что Галка верила д'Ожерону, а тот в свою очередь крайне редко ошибался в людях. Потому сразу настроилась критически, и стала за этим внешним великолепием замечать все те «чудесные» черты характера, о которых говорил губернатор Тортуги. Когда д'Ожерон представил ему капитана Спарроу и её офицеров, де Шаверни лишь едва заметно склонил голову, лишь мазнув равнодушным взглядом по этой пиратке. Причём, с таким видом, будто делал Галке одолжение: мол, если бы вы не были дамой, вы и этого бы от меня не дождались. Офицерам же — Билли, Дуарте, Причарду и Требютору — не досталось и того. Их даже не пригласили присесть — впрочем, как и офицеров де Шаверни. То есть, этот господин сходу давал понять, что приглашение пиратов на такое важное совещание — неслыханная милость с его стороны. А ведь Галка собиралась ещё привести и Джеймса, и Влада. Но им в приглашении было отказано. Версальский гость не считал офицеров в чине ниже капитанского достойными неслыханного счастья общаться со столь важной персоной, как он.
— Итак, сударь, — сказал де Шаверни, сразу переходя к делу и обращаясь напрямую к де Баасу — невысокому чернявому господину средних лет, — Что вы теперь можете сказать о силах, находящихся в вашем распоряжении?
— Думаю, лучше всего об этом может сказать капитан Спарроу, — де Баас хоть и не был прожжённым версальским интриганом, но довольно ловко "перевёл стрелки" на Галку. О её несносном характере знали все заинтересованные лица, и теперь губернатор Антильских островов приготовился наблюдать словесный поединок.
Де Шаверни не без удивления воззрился сперва на него — мол, это ещё что за новости? — а затем изволил присмотреться к присутствующей здесь даме чуть внимательнее. Красотой тоже не блещет, лицо неприлично загорелое, простоволосая, ростом не вышла, да ещё одевается как пират. Это ещё можно было пережить. Но ему до крайности не понравился её взгляд. Де Шаверни не заметил там того огонька алчности, который он имел возможность наблюдать в глазах её коллег по пиратскому ремеслу, стоявших за спиной своего «генерала». Зато заметил нечто, заставившее его насторожиться.
— Мадам, — он решил произвести "разведку боем" — надо же знать, на что она способна. — Сказать по правде, я не привык общаться с пиратами, но раз сьер де Баас настаивает…
— …можно и переступить через хорошее воспитание, — Галка с ироничной улыбочкой завершила его фразу. — Что ж, я думаю, в Версале вам простят такое вопиющее нарушение этикета.
Расчёт де Бааса оправдался лишь наполовину: пиратский «генерал» действительно показала, что не даст садиться себе на голову, но одновременно ушла от прямого столкновения. Самое интересное, что де Шаверни это тоже прекрасно понимал… и в его взгляде, обращённом на пиратку, промелькнуло что-то, отдалённо напоминавшее приятное удивление. Эта дама хоть и говорит по-французски с каким-то варварским акцентом, но беседа с ней обещает быть непростой.
— Полагаю, в данном случае я не ничего нарушу, если позволю себе похвалить вашу предусмотрительность, мадам, — сказал де Шаверни. — Мне уже доложили о вашей операции в Пуэрто-Рико. Дерзко, рискованно. И плюс два линкора в нашей эскадре. Но вы не могли не знать, что я привёл сюда три гораздо более мощных корабля. Зачем вам понадобилось делать и без того сильную эскадру совершенно чудовищной, да ещё нанимать семьсот человек здесь, на Мартинике?
— О, вы так хорошо осведомлены о состоянии нашей эскадры, что в моём докладе уже нет никакой необходимости, — зная своё ужасное произношение, Галка проговаривала французские слова как можно чётче, чтобы её можно было понять. — А по поводу линкоров и команды… Видите ли, сударь, имея на руках такие корабли вдобавок к вашим красавцам, можно не бояться никаких сюрпризов судьбы.
— Согласен, — усмехнулся де Шаверни: он прекрасно понял, что это были слова с двойным дном. — Итак, у нас в распоряжении пятьдесят пять кораблей всех классов от шлюпа до линкора. Более шестисот орудий и свыше трёх тысяч человек. Сила, достаточная для того, чтобы захватить в этих краях целую страну. Адмирал д'Эстре отписал мне о желании напасть на голландские колонии, и советовал начинать с Кюрасао. Прошу вас, господа, изложить ваши соображения относительно планов атаки на этот остров.
Д'Ожерон, несмотря на своё начальственное положение и солидный возраст, ёрзнул на стуле как мальчишка. Но это "прошу вас, господа" было сказано таким тоном, что любое мнение, противоречащее мнению месье де Шаверни, автоматически будет признано неверным и отклонено. Он бросил взгляд на де Бааса — почти умоляющий взгляд. Тот воспринял этот сигнал о помощи со всем пониманием, но без уверенности в победе.
— Адмирал, — начал де Баас. — Позволю себе напомнить наш позавчерашний разговор. Я не первый год живу здесь, и господин д'Ожерон тоже. Мы занимаем не последние должности, и потому в курсе относительно ценности той или иной вражеской колонии для Франции. Кюрасао — лишь перевалочная база. Там расположены конторы голландской Вест-Индской компании, там проходят потоки товаров из испанских колоний в Голландию. Даже если мы захватим Кюрасао, Франция не получит ничего, кроме куска земли, где трудно добыть воду. Испанцы вряд ли повезут свои товары через Виллемстад, если над ним будет развеваться французский флаг. Посему я предлагал пересмотреть план господина д'Эстре — ведь он составлял его исходя из тех сил, которыми располагал на тот момент. Сейчас, как вы верно изволили заметить…
— Я понял вашу мысль, — нетерпеливо — и не очень вежливо — прервал его де Шаверни. — Вы предлагаете мне пересмотреть план? Хорошо. В таком случае вы, как знаток колоний Мэйна, можете назвать цель, достойную применения такой большой силы.
— Картахена, — сухо сказал де Баас.
— Прошу вас выражаться яснее, сударь.
— Сорок или пятьдесят миллионов эскудо, — холодно, но язвительно усмехнулся д'Ожерон. — Если не больше.
— Вот как, — цифра явно понравилась «версальцу». — От кого исходила эта идея?
— Разумеется, от нас, — Галка сочла, что самое время вставить своё веское слово. — Если быть более точным, то идея нападения на Картахену исходила от капитана Дуарте, — она обернулась и кивнула Жозе, снова нарядившемуся что твой испанский гранд. — А я уже по мере своих скромных сил внесла кое-какие предложения в план, который окончательно приняли на совете капитанов в Кайонне.
— О, — де Шаверни изобразил ироничную усмешку. — Ваш опыт в подобного рода делах несомненно больше моего, однако, я не совсем понимаю, зачем было принимать коллегиальное решение.
— У нас свои законы, — сказала мадам капитан, снова уходя от прямого столкновения.
— Мадам, спешу вам сообщить, что в данный момент вы находитесь на службе его величества короля Франции, и обязаны соблюдать наши законы, — де Шаверни принял уклонение от столкновения за бегство и ринулся в атаку. За что тут же и получил.
— Месье, спешу сообщить вам, что произошло какое-то недоразумение, — Галка сказала это как можно более учтиво, но де Шаверни всё же уловил её иронию. — Ни я, ни мои капитаны не находимся на службе его величества короля Франции. Мы — союзники Франции, а это уже совсем другая песня.
Галка перехватила взгляд д'Ожерона: в нём присутствовало если не торжество, то удовольствие от того факта, что этот версальский франт в первый раз получил достойный ответ.
Надо было видеть, как потемнело лицо столичного адмирала. Он так воззрился на де Бааса и д'Ожерона, будто они были врагами короны.
— Как прикажете это понимать, господа? — сказал он, с трудом сдерживая начальственный гнев. — Помнится, вы уверяли меня, что эта дама дала согласие принять патент капитана французского флота.
— Боюсь, вы неверно меня поняли, — холодно ответил д'Ожерон. — Я лишь сказал, что мадам Спарроу изъявила желание присоединиться к вашей эскадре.
— Но без патента?
— Увы. Мадам Спарроу отказалась его принять, мотивируя это тем, что в таком случае многие капитаны могут в свою очередь отказаться от участия в походе.
— Меня не интересует, сколько капитанов могли сбежать от мадам Спарроу, — де Шаверни сказал это негромко, но с таким гневом, что казалось, будто воздух в изящно обставленной комнате накалился. — Меня интересует вопрос лояльности этих…господ. Если я не могу быть уверен в том, что мои приказы станут исполняться, то ни о какой военной операции и речи быть не может!
— Не всё так плохо, сударь, как кажется на первый взгляд, — самым невинным тоном проговорила Галка. Те, кто хорошо её знал, начали тихонечко ухмыляться: если она притворяется эдаким ангелочком, то противник попался опасный, и мысли у неё сейчас чернее чёрного. — Я же говорила — мы союзники.
— Союзные обязательства Франция имеет лишь перед государствами, мадам, — отрезал де Шаверни. — У вас, слава Богу, государства нет.
— Зато есть армия и флот, — из-под маски «ангелочка» показались совсем не ангельские зубки. — И кое-какие понятия о чести, так что ваши сожаления по поводу неприятия мной офицерского патента несколько неуместны.
Де Шаверни многое сейчас мог бы сказать этой женщине, но сдержался. Если он не хотел провалить дело в самом начале, то следовало быть менее категоричным. Атака в лоб ничего не даст — это он уже понял. А миллионы Картахены уже разбудили его воображение, манили золотыми, серебряными и изумрудными горами. И, хотя Испания ещё официально не была с Францией в состоянии войны, он уже оправдывал свои будущие действия тем, что гордые кастильцы в данный момент были союзниками враждебной Голландии. Господин де Шаверни, как хорошо образованный по тем временам человек, знал о восточной классификации врагов: враг, враг друга, друг врага. Испания подпадала под последнее определение, и тут двух мнений быть не могло. Другое дело, отношения с пиратами…
— Должен согласиться с вами, мадам, как бы мне ни было это неприятно, — он всем видом демонстрировал плохо скрываемое раздражение. — Но дело прежде всего, и тут личная неприязнь может лишь помешать… Итак, какие гарантии вашей лояльности вы можете предоставить?
— Моё честное слово.
— Немного.
— Морган не дал бы вам и этого, — с напускным сожалением, под которым скрывалась едва заметная язвительная нотка, ответила Галка. — Вернее, дал бы, чтобы вскорости взять обратно: мы имели сомнительное удовольствие лично столкнуться с этим явлением. Я же, несмотря ни на что, ещё сохраняю некие наивные представления о слове чести.
— Морган мёртв, мадам — не без вашего деятельного участия в его судьбе, — съязвил де Шаверни. После чего хмуро воззрился на двух губернаторов, сожалеющих, что не могут как следует отделать этого…гостя. — Что скажете, господа? Следует ли мне полагаться на честное слово пиратов?
— Это лучшее, что вы сможете здесь найти, — не без мстительных интонаций заметил де Баас.
— Принимая из рук его величества этот чин, я не думал, что здесь дела идут настолько плохо, — теперь язвительная фразочка де Шаверни досталась губернатору Антильских островов.
— Тем не менее, вам придётся с этим смириться, — добавил д'Ожерон. — Можете мне поверить, я не раз имел возможность убедиться в надёжности мадам Спарроу и её людей. Дисциплина в её эскадре сделала бы честь и регулярным войскам.
— О, да. К примеру, коллегиальное обсуждение военной операции — ярчайший пример соблюдения армейской дисциплины и субординации, — едко проговорил де Шаверни.
— Простите, сударь, а чем мы с вами сейчас занимаемся? — не без иронии спросил губернатор Тортуги и Сен-Доменга. — Разве не коллегиальным обсуждением будущей военной операции?
— Я, слава Богу, ещё не сошёл с ума, чтобы выносить это обсуждение на палубу флагмана.
— Значит, вы попросту не доверяете своим людям, — пожала плечами Галка.
— Доверие и подчинение — разные вещи, мадам. Я предпочитаю второе, — жёстко ответствовал де Шаверни, откинувшись на спинку изящного резного стула. — Меньше шансов нарваться на предательство. А дисциплину в своей эскадре я довёл до такого совершенства, что любой из моих матросов и офицеров выполнит любой мой приказ. Даже если бы я приказал им съесть собственные шляпы на ужин.
"Маразм, — подумала Галка. — Он бы ещё приказывал им надевать сапоги на свежую голову и копать от себя до следующего дуба".
— Тогда вам можно посочувствовать, — она позволила себе более явную и недобрую иронию. — Теперь я понимаю, почему у вас нет доверия к собственной команде.
— Давайте отложим спор о преимуществах и недостатках жёсткого управления командой на более удобное для этого время, — де Баас, надо сказать, вовремя вмешался: «версалец» явно собирался разгневаться не на шутку. — Сейчас гораздо важнее уяснить не только то, какими силами мы располагаем, но и то, какая доля призов причитается каждой из сторон.
— Вот как, — язвительно хмыкнул де Шаверни. Видно было — держится на пределе. Как бы ещё после этого совещания не начал срывать злость на всех, кто под руку попадётся. — Если я не ослышался, вы предлагаете мне составить пиратский договор о разделе добычи?
— Ну, вы же изволили согласиться на пиратский рейд против испанцев, — д'Ожерон не упустил возможности подпустить ему здоровенную шпильку.
Де Шаверни так и подскочил: «шпилька» губернатора уколола его в самое больное место.
— Что вы себе позволяете?!! — заорал он, краснея. Всё, терпение лопнуло. — Я адмирал флота его величества, а не разбойник! Да как у вас язык повернулся сравнить меня — особу, облечённую доверием самого короля! — с какими-то висельниками?!!
Он кричал ещё добрых пять минут, наконец дав выход своему гневу и высокомерию, которые так усердно до поры сдерживал. Де Баас и д'Ожерон слушали это словоизвержение с мрачными лицами. Начальничек — мечта самоубийцы, что и говорить. И что прикажете с этим делать, дамы и господа? Галка же отстранилась от происходящего, будто всё это никаким образом её не касалось. Даже закинула ногу на ногу, достала из кармана маленькую книжечку, где обычно записывала перечень предстоящих дел, и принялась этот списочек изучать. Пиратские капитаны тоже позволили себе недопустимо отвлечься от почтительного внимания адмиральскому гневу, и начали с едкими усмешечками негромко, но не менее едко обсуждать происходящее. Видя такое вопиющее непотребство, де Шаверни просто задохнулся от ярости. И замолк, не находя подходящих случаю выражений.
— Вы закончили? — пиратка соизволила оторваться от изучения своих записей и посмотреть на него с редкостным спокойствием. Можно даже сказать — скучающе. — В таком случае давайте вернёмся к обсуждению. Вопрос, поднятый господином де Баасом, как я понимаю, кровно интересует всех собравшихся, не так ли? Особенно с учётом размеров будущей прибыли.
Это "версальского шишку" просто добило. Ещё никто и никогда не смел обращаться с ним подобным образом! Да что здесь вообще происходит, чёрт подери? Что она себе позволяет?!! Больше всего на свете ему хотелось подскочить к этой хамке, вырвать у неё из рук чёртову книжечку, и в соответствующих выражениях высказать всё, что он думал на её счёт. Но он знал, что не сделает этого. Так унижаться! Никогда. И, что самое скверное, де Шаверни понимал ещё одну вещь: пиратка прекрасно осознавала эту тонкость, и потому позволила себе выставить его идиотом в глазах двух официальных лиц. От гнева у него буквально отнялся язык, чем эта сво… прошу прощения — эта дама и воспользовалась. Де Шаверни в бессилии рухнул обратно на стул. А господа губернаторы мстительно усмехались.
— Не стоит принимать всё так близко к сердцу, сударь, — с фальшивым сочувствием проговорил д'Ожерон. — Вы не во Франции, и здесь действительно иные законы.
Адмирал промолчал. Не потому, что сознавал правоту д'Ожерона, а потому, что ещё не отдышался. И прикрыл глаза, чтобы заинтересованные лица не прочли там его мысль: "Я вам это ещё припомню".
— Хорошо, — с хрипом сказал он, дёрнув пуговицу великолепного шёлкового камзола. — Иные законы… Вы предлагаете мне их соблюдать?
— Вряд ли здесь станут переделывать их под кого-либо, — жёстко, словно забив гвоздь по шляпку, произнёс д'Ожерон. — И коль вы изъявили согласие возглавить поход на Картахену, давайте от общих вопросов перейдём к частностям. Мы не знаем, какова будет точная сумма добычи. Потому наилучшим способом решить вопрос о справедливом её разделении стоит всё же признать метод флибустьеров — заранее определить причитающиеся каждому доли.
Де Шаверни с усилием потёр пальцем висок: движение, от которого он безуспешно пытался отделаться ещё с юношеских лет… Нет. Сейчас ни в коем случае нельзя доводить до крайности. И д'Ожерон, и де Баас, и пиратка уже оценили его срыв. И сделали должные выводы. Чёрт, ведь эти вспышки гнева — его ахиллесова пята. Видит Бог, он до последнего сражался с этим своим недостатком, но тот не желает уступать. Берёт своё в самый неподходящий момент, как сейчас…
— Пожалуй, мне ничего не остаётся, кроме как согласиться с вами, — сказал он усталым тоном, подавив тяжёлый вздох. — Существующее положение вещей меня не устраивает ни в коей мере, но раз уж вы так настаиваете… Я вас внимательно слушаю.
По выходе из губернаторской резиденции — далеко за полночь, между прочим — Галка почувствовала себя так, будто снова целый день провела затянутой в корсет и только что его сняла. Ей было душно, тесно и тошно от самого факта общения с таким сложным, но крайне неприятным типом, как де Шаверни. Не было сил даже сказать что-нибудь едкое в его адрес. Зато господа капитаны в выражениях не стеснялись. Особенно неистовствовали Билли и Требютор.
— Ну и жлоб! — возмущался Билли. И это было ещё самое мягкое слово из тех, что он изволил применить к особе новоиспеченного адмирала. — Предложить нам десятую долю от добычи! Десятую! Сволочь, сукин сын, дерьмо собачье!
Речь Франсуа Требютора здесь вообще лучше не воспроизводить — это не для слабонервных. Дуарте и Причард молчали. Но если Жозе был странным образом равнодушен к тому, какой процент им полагается от картахенской добычи, то молчание Причарда было молчанием философа. Галка восемь месяцев ходила на «Орфее» под его началом, и успела за такой не очень долгий срок изучить этого человека. Она совершенно справедливо считала себя на девяносто процентов его творением. Отношение к нему у неё тоже было особое — даже несмотря на его крайне сволочной характер и склонность в самый удобный для себя момент перекидываться на сторону победителя. Галка ни разу не доверила ему ни единой жизненно важной детали какой-либо из своих операций, но и не задвигала на вторые роли. Причард всегда работал с кем-то в паре. И, что самое интересное, всё воспринимал как должное. Возвращение в Англию ему уже не светило, порваны деловые связи в английских колониях, с французами тёплые отношения клеились как-то слабо. Оставалось только пиратствовать, а это он умел делать получше некоторых… Причард лишь мимоходом скользнул по Галке слегка рассеянным взглядом, но та поняла: хочет поговорить без свидетелей.
— Идите, братцы, — сказала она Билли и Требютору. — Скажи своей команде, Франсуа — пусть завтра с утра переходят на «Перун». Теперь ты его капитан.
— Королевский подарок, — Требютор слегка опешил. — Ты так разоришься, раздавая призы направо и налево.
— Для хорошего человека мне ничего не жалко, — устало усмехнулась Галка. — Давно тебе пора пересаживаться с «Сен-Катрин». Я понимаю, она тебе дорога как память, но сейчас пришло время линкоров. А ты, Билли, тоже не расслабляйся. Очень может статься, что и тебе придётся в скором времени переезжать. На "Сварог".
— Эх, рисковая ты голова, Воробушек, — хмыкнул Билли. — Ладно, завтра это обсудим.
Галка не любила ночь, и на то не было никаких особых причин. Просто не любила, и всё. Её стихией был яркий солнечный день. Вставала с первыми проблесками зари и старалась завершить все дела до заката. Ночь была временем неопределённости, а Галка это состояние тоже не любила… Тропическая ночь с её чёрным бархатом неба и алмазными блёстками звёзд здесь, в отличие от тёмно-синих, с алым заревом, ночей её родного города, была ещё и неправдоподобно тихой. Если в полуторамиллионном городе ни на миг не утихал негромкий низкий гул, словно идущий из-под земли, то здесь тишину нарушали только цикады. Или насекомые типа цикад — Галка в энтомологии была абсолютным нулём, и понятия не имела, что тут может так звенеть… Они с Причардом не спеша направлялись в порт. Конечно, нормальным капитанам следовало бы снять комнаты в гостинице, но Галка считала своим домом капитанскую каюту «Гардарики», а Причард с некоторых пор странным образом невзлюбил гостиницы. Галка даже догадывалась, с каких именно пор, но разумно обходила эту тему.
— Хочешь дельный совет? — спросил Причард, запалив свою ненаглядную трубку. На приёме у адмирала курить было не с руки, а тянуло. Теперь отвёл душу.
— Хочу, — сказала Галка, зная, что капитан «Акулы» плохих советов давать не умеет.
— Держись подальше от д'Ожерона.
— С чего это? — капитан «Гардарики» достаточно хорошо изучила д'Ожерона. Махинатор ещё тот, но чертовски умный — ни разу не попался. Что же такого страшного разглядел в нём Причард.
— Ты говорила, он знал этого припадочного адмирала ещё с прошлой своей поездки во Францию. Сама подумай: с какой радости ему нужно было нарываться на его начальственные вопли в нашем присутствии? — Причард криво усмехнулся. Галка даже обрадовалась, что сейчас темно: когда её бывший капитан так усмехался, его и без того страшноватая рожа становилась совершенно людоедской. — Сдаётся мне, этот чёртов француз ведёт грязную игру.
— Блин… — процедила Галка. Теперь стали понятны некоторые детали, которые показались ей… не то, чтобы совсем странными, но заслуживающими отдельного рассмотрения. — Вот об этом я как раз не подумала.
— Ты о другом думала — как бы не ударить в грязь лицом перед версальским франтом. Тебе это удалось, только подумай ещё немного — кому ты на руку сыграла? Нам, или французу?
Галка нервно рассмеялась.
— Вот так и понимаешь правоту народных пословиц, — сказала она. — У нас в таких случаях говорят: "Век живи — век учись". Ну, ничего. Месье Бертран сделал свой ход. Теперь черёд за нами.
— Смотри, не споткнись, — сказал Причард. — Дорожка-то скользкая.
— А мы и так с законом не в ладах. Но постараюсь всё-таки доиграть эту партию до конца. Уж больно приз велик.
— Сумасшедшая, — Причард хмыкнул и покачал головой.
— Кто ж спорит?…
Они уже были на пирсе. Там как раз стояли несколько шлюпок: местные лодочники — как из Фор-де-Франс, так и явившиеся из рыбачьих поселений на побережье острова — снимали сливки на таком наплыве гостей, а у пиратов всегда водились в кармане деньжата. Потому капитаны быстро нашли транспорт и вскоре явились на свои корабли.
"Пусть Причард думает, что под "большим призом" я имела в виду Картахену, — думала Галка, пока негр-лодочник сильными гребками направлял свою посудину прямо к силуэту «Гардарики», подсвеченному бортовыми фонарями. — Нет, приятель. Картахена — лишь одно из звеньев в целой цепи событий, которая приведёт в конце к изменению сценария. Это вам не Моргана рыбам скормить… Но это наверняка не совсем то, чего хотели неизвестные «доброжелатели», забросившие в семнадцатый век двух ненормальных русских. Кажется, я начинаю смутно понимать этот замысел. Мне ведь как будто сама судьба странным образом помогала все эти три года, а особенно когда я решилась реализовать проект Пьера. Всё сразу как по волшебству находилось — и мастера, и материалы, и помощь губернатора, и богатые призы, чтобы всё это оплатить. Ещё идейки разные Пьеру подбрасывала, дура… Создать мощное оружие на два-три столетия раньше — и пожалуйте в эпоху мировых войн тоже несколько раньше двадцатого века. Это считай при почти средневековом ещё менталитете. И сдвинется лавина… В общем, не хэппи-энд. В моём сценарии тоже не будет хэппи-энда — если ему суждено стать реальностью, конечно. Будет много драк, будет адская работёнка. Будут успехи и неудачи. Вот чего там не будет с гарантией, так это диктатуры мелких лавочников, которой так боялся какой-то немецкий генерал в "Семнадцати мгновениях весны". Я хорошо запомнила эти слова. На всю жизнь. И если дома я уже ничего особенного не могла с этим поделать, то здесь есть шанс всё переиграть. Маленький, но есть…"
Она теперь прекрасно понимала, что её вошедшая у пиратов в поговорку удачливость — вещь примерно из той же оперы, что и помощь при создании новых пушек. Стоит ей отклониться от уготованного сценария, как тут же начнутся всякие палки в колёса и канцелярские кнопки на стул. Потому расслабляться не стоило в любом случае. И следовало на всю катушку пользоваться тем странным капиталом, который она успела здесь нажить — почти безграничным доверием пиратов. Они хоть и не сливки общества, но грозная сила. А превратившись из силы стихийной в силу организованную, они могли сделать очень многое. Так что пусть д'Ожерон ведёт свою игру. Он ведёт её нечестно? Тем хуже для него. Де Шаверни задирает нос и считает себя тутошним гауляйтером? Тем хуже для него. Де Баас вообще отстраняется от дела? Тем хуже для Франции. Разве использование силы противника против него самого — не главный принцип, на котором основаны приёмы айкидо?…
Джеймс и Влад, оказывается, ждали её возвращения на мостике. Пока она отозвалась на окрик часового ("Кого там черти принесли?" "Меня, Роджер. Извини, метлу забыла у губернатора".) и взбиралась на борт, они спустились на шкафут.
— Ну, как? — первым не выдержал Владик.
— Серединка на половинку, — честно призналась Галка, заметив тот же вопрос, буквально написанный на лице Джеймса. — Но раз меня ещё не арестовали, значит, всё не так уж и плохо.
— Это плохие шутки, Эли, — Эшби как всегда был чем-то недоволен.
— Джек, разве я шучу? — Галка даже немного обиделась на него: сам бы подумал, какие тут вообще могут быть шуточки? Это не разбитый во время шторма гальюн обсмеивать. — Я на полном серьёзе. Тут дело пахнет жареным, и не только для нас.
— Пошли, — Джеймс понял: рассказ будет из тех, что не предназначены для широкого обсуждения. И многозначительно посмотрел в сторону юта.
Его подозрения подтвердились на все сто процентов: первым делом Галка коротенько рассказала о «знакомстве» с господином де Шаверни. Да, при таких делах и впрямь можно было оказаться в местной тюрьме — если повести себя неверно.
— Но я действовала точь-в-точь как ты советовал, Джек, — усмехнулась капитан. — Была само спокойствие и вежливость. Прокатило. Если бы д'Ожерон ещё не провоцировал его, так вообще всё было бы в ажуре. А вот потом началось самое интересное.
— Делёж шкуры неубитого медведя, — посмеялся Влад. — И много этот тип нам собрался отдать?
— Мало, — хмыкнула Галка. — Сходу предложил десять процентов, и тонко намекнул, что даже это — величайшая милость с его стороны.
— Может, мы должны были ещё и приплатить ему за счастье состоять в его эскадре? — скривился Эшби. Ох, как всё это напоминало ему его службу на "Уэльсе"…
— А ты сбегай к нему, да внеси предложение, — съязвил Владик. — Ладно, Галя, давай дальше.
— А что дальше? Дальше такая веселуха началась — я пожалела, что в моей мобилке батарея напрочь села. Надо было записать эту комедию для будущих поколений, — засмеялась Галка. — Он гнёт своё: десятая доля или ничего. А я ему и говорю: мол, или половина, или мы сами пойдём на Картахену. Без вас. И возьмём себе всё. Видели бы вы, как ему поплохело! Ну, поторговались немножко, он чуток остыл, начал жаловаться, что третья часть от добычи по любому должна достаться королю. Я вникла в это его несчастье, и согласилась на половину от того, что останется после выплаты доли короля. Словом, третья часть от сорока или больше миллиончиков тоже немаленькая денежка. А если учесть, что этот товарищ нам вовсе давать ничего не собирается…
— Он проговорился? — удивился Эшби. — Странно.
— Нет, Джек. Он слишком легко согласился на треть вместо десяти процентов. Ну, я и подумала — неспроста всё это. Кинет, и не поморщится. Мы ведь для него кто? Пираты, висельники, пушечное мясо. Он хуже Моргана. Тот хоть одним из нас был, а этот изволит удивляться, как мы вообще смеем рот раскрывать в его сиятельном присутствии… Ну, что ты скалишься, Влад? Вот Джек не даст соврать — тут таких экземпляров хватает. Даже лишние имеются.
— К сожалению, — мрачно подтвердил Джеймс. — Подобное высокомерие, увы, достаточно распространённая болезнь среди царедворцев. Плохо, когда такому человеку доверяют судьбы других людей.
— У таких типов есть один недостаток, которым можно попользоваться в своих целях, — Влад криво усмехнулся: вспомнил своего отца, владельца богатой строительной фирмы. — Они ни во что не ставят чужие жизни, зато свою ценят очень дорого.
— Звучит оптимистично, — весело и немного хищно улыбнулась Галка.
— Пока рано это обсуждать, — Джеймс сразу прервал полёт их мыслей. — Давайте подождём развития событий. Столь интересное начало обещает не менее интересное продолжение.
— М-да, — хмыкнул Влад. — Ну, да ладно, поживём — увидим. Я ещё о себе ничего не сказал… В общем, д'Ожерон всё-таки хочет видеть меня офицером на своём фрегате. Я решил согласиться. Что скажете?
— Ему позарез нужны хорошие отношения с нами, — первым высказался Эшби. — Особенно после такого позора. Но что будет, когда надобность в союзных отношениях отпадёт? Я не питаю иллюзий на этот счёт.
— Пессимист, — усмехнулся Влад. — А я хочу рискнуть. Вдруг получится.
— А в самом-то деле — всё ведь может сложиться вполне нормально, — неожиданно поддержала его «сестра». — Месье Бертран — прагматик до мозга костей. Для него целесообразность превыше всего, кроме Бога. И если ты проявишь себя как классный офицер, он будет за тебя держаться.
— Что бы ни случилось? — продолжал сомневаться Эшби.
— Вполне возможно. Д'Ожерон умеет быть благодарным. Иногда.
— Я думаю…
О чём Джеймс в тот момент думал, так и осталось тайной: в дверь капитанской каюты постучали.
— Кэп! — Галка узнала голос того самого часового — Роджера — который окликал её с борта. — Письмо с «Амазонки». Парень говорит — что-то срочное.
Галка сорвалась с места и открыла дверь, хотя, Влад сидел ближе. Письмо в такое время — третий час ночи! — да ещё срочное, вряд ли обещало приятный сюрприз… На пороге каюты стояли двое — Роджер и незнакомый молодой матрос, державший в руке сложенный вчетверо листок желтоватой бумаги.
— Вот, — сказал он, протягивая Галке этот листок. — Капитан велел передать лично в руки.
Развернув бумагу, Галка сразу узнала корявый почерк Билли. Бывший лондонский домушник научился грамоте уже здесь, в Мэйне, будучи пиратом. Причём, без какой-либо насущной надобности, из чистейшего любопытства. Но до сих пор писал с такими ошибками, которых давно не допускала даже чужая здесь Галка. Впрочем, его каракули она разбирала без посторонней помощи. А разобрав, помрачнела.
— Читайте, джентльмены, — она отдала письмо — вернее, коротенькую записку — Джеймсу и Владу.
— Чёрт… — ругнулся Эшби. — Вот этого я, признаться, не ожидал.
— Ещё ничего точно не известно, — Галка что-то прикинула в уме, и приняла решение. — Так, господа, ноги в руки — и на «Амазонку». Втроём… Разбуди Жерома, Роджер, — сказала она матросу. — «Гардарика» остаётся на него — до нашего возвращения. А ты, парень, — это уже парню с "Амазонки", — отвезёшь нас в своей шлюпке. Не вплавь же ты сюда явился, верно?…
"Этьен, — думала Галка, когда шлюпка отвалила от борта «Гардарики». — Я знала, что ты не так прост, каким хотел всем показаться. Но кто ты? Друг или враг?…"
Город уже затихал — большой, шумный, почти столичный город — центр французских Антильских островов. Фор-де-Франс вольно раскинулся по северному берегу просторной бухты, сейчас почти полностью забитой кораблями пиратской эскадры. Дома побогаче стояли ближе к гавани, а дальше город карабкался по холмам, забираясь всё выше и всё больше перемежаясь густыми зарослями пальм и кустарника. Сверху хорошо были видны белые дома, крытые то пальмовыми ветвями, то черепицей. Вот по такому пригороду и шёл сейчас Этьен Бретонец, возвращаясь на корабль. Луна светила вовсю, ярче любого фонаря освещая окрестности, а вот звёзды, напротив, казались совсем маленькими и тусклыми. Люди ложились спать, гасили огни — только изредка матрос видел свет в небольших, ничем не заделанных окошках. Разве что иногда хозяева прикрывали оконные проёмы какой-нибудь тряпкой. Да и кто здесь селился? Батраки да наёмные работники со своими семьями — жёнами-прачками и кучей детишек. Эти люди во всех уголках мира придерживались одного расписания — ложиться со светом, вставать с рассветом. В центре, конечно, жизнь полностью не замирала никогда, но Этьену незачем было идти в центр. Напротив, он шёл окраинами, по узким пыльным улочкам, сменявшим друг друга в бесконечном петлянии.
Этьен шагал, не скрываясь, но и не стараясь привлекать к себе внимания — просто шёл. По опыту он знал, что спокойная уверенность — это самая лучшая маскировка, которую только можно придумать. Впрочем, по дороге ему почти никто не попадался. Ночь спускалась всё ниже, окутывая его тёплой бархатной чернотой, принося с собой голоса цикад, крупных, мохнатых ночных бабочек, норовивших ткнуться в лицо пугающим своей неожиданностью прикосновением, летучих мышей и птиц, чертивших беспорядочные узоры на фоне звёзд. Дела на сегодня были закончены, правда матрос никак не мог взять в толк — для чего его визави понадобилось забираться так далеко от порта? На его взгляд, вполне можно было поговорить в любой таверне. Уж там-то точно можно встречаться с кем угодно и беседовать о чём угодно. В подобных местах такие личности трутся, что никого ничем не удивишь, особенно сейчас, когда в Фор-де-Франс собралось несколько тысяч пиратов и французской матросни. Ну, в крайнем случае, если не в таверне, так где-нибудь поблизости. А теперь, потеряв кучу времени, Этьен не только рисковал нарваться на своего недоверчивого боцмана, который и так смотрит на него уж больно пристально, но и вызвать неудовольствие и расспросы капитана.
Вот поэтому сейчас ему приходилось идти быстро, то и дело оглядываясь в поисках соглядатаев — тьфу-тьфу, вроде чисто. Спускаясь с последнего холма, куда пришлось тащиться на встречу, Этьен насторожился, услышав тревожащий шорох в кустах. Выследили, что ли? Он пригнулся и замер, но шорох продолжался — еле слышный шелестящий звук, совершенно не похожий на человеческие шаги. Слева глинобитная стена чьей-то хижины, справа невысокая каменная изгородь, а дальше — крутой склон, поросший редкой колючей травой, ведущий прямо к далекому морю. А сам Бретонец — на самом виду, скорчившийся посреди широкой утоптанной тропы. Вроде, никого не видно, да и звук, кажется, стих. Но, как только Этьен встал, тотчас возобновился. Да что же это за напасть! Матрос снова присел, оглядываясь и напряжённо прислушиваясь. Давно пора возвращаться на «Амазонку», а он тут торчит! Плюнув в сердцах, Бретонец поднялся и решительно направился дальше, когда его остановил новый звук: уже не шорох и не шелест, а отчётливое угрожающее шипение. Обернувшись к домику, Этьен разглядел, наконец, откуда оно доносилось. У покрытой крупными трещинами стены, возле самой земли замерло, покачиваясь, длинное извилистое тело с непомерно раздутой головой. Под лунными лучами поблёскивала черная спина и светлая чешуя на брюхе змеи. Она поднялась в высокую стойку ярдах в двух от матроса, а примерно две трети тела упругими кольцами стелились по земле. Глаз её, конечно, рассмотреть было нельзя, но Бретонец не сомневался в том, что устремлены они на него. Кобра[Мартиника — единственный остров Карибского бассейна, где водятся кобры. Эти ядовитые змеи были завезены на остров испанцами, полагавшими, будто таким способом они смогут удержать рабов от побегов. ], готовая броситься на него в любой момент, была крупной, не меньше полутора ярдов в длину и отличалась удивительной быстротой реакции. На каждое движение человека она отвечала мгновенным выпадом в его сторону. Этьен понимал, что состязаться с ней в скорости — дело гиблое. Он ведь не индеец, который может змее в момент броска снести голову одним ударом мачете. Бретонец имел случай увидеть подобное во время похода на Панаму, когда они продирались сквозь эти жуткие джунгли — и ему такое было явно не под силу. Так что рассчитывать на абордажную саблю нечего было и думать.
Можно попытаться, пожалуй, выстрелить в эту тварь из пистолета, но тогда уж точно шума не оберёшься. Да и слишком темно, чтобы можно было точно прицелиться. А другого выхода, похоже, не оставалось. Медленно-медленно, стараясь делать как можно меньше движений, Этьен потянулся к поясу. Змея тотчас насторожилась и сделала рывок в его сторону. Пришлось опять замереть. Чёрт! Нет, никак не получится достать пистолет незаметно, да ещё и курок взвести. Что же делать? На чём свет стоит кляня проклятых испанцев, удумавших привезти на этот остров подобных гадов, матрос почувствовал, что руки у него дрожат. Взрослый бывалый человек, не раз ходивший на абордаж, участвовавший во множестве рукопашных стычек, он не боялся смерти — то есть знакомой, привычной смерти моряка и пирата — но сейчас за шиворот ему быстро скользнула холодная струйка пота.
Неизвестно, сколько бы они простояли ещё так, гипнотизируя друг друга, но в этот момент, Этьену на счастье, на тропинку из-за угла дома выбежала неосторожная крыса, быстро перебирая маленькими лапками. Она даже не успела испугаться, когда кобра, качнувшись вперёд, клюнула её неуловимо быстрым движением. С ужасом матрос наблюдал за тем, как змея, подтянув к жертве своё сильное тело, придавила зверька к земле и начала медленно пожирать, натягиваясь на тушку, как тугая перчатка на руку. Зрелище было отвратительное, но Этьен заворожено наблюдал за этой сценой, не в силах пошевелиться. Потом его словно что-то толкнуло — и он осторожно, пока кобра была занята ужином, миновал опасное место. Змея, поглощённая процессом, не обратила на него внимания. Но только отойдя на два десятка ярдов от этого спящего домика, который едва не стал его последним пристанищем, Бретонец почувствовал, как постепенно отпускает его страшное напряжение. Ноги ослабели и матроса затрясло. Он вынужден был остановиться и постоял некоторое время, согнувшись и уперев ладони в колени, дыша тяжело и шумно. Всё, наконец, миновало. Можно было возвращаться на "Амазонку".
Дальше Этьен уже шёл, не замедляя темпа и не обращая внимания ни на что. Его единственным желанием было только вернуться поскорее в кубрик «Амазонки». Он не думал больше ни о встрече в хижине на холмах, за пределами Фор-де-Франс, ни о своей миссии, выполнять которую становилось с каждым днём всё сложнее. Да уж, подопечная досталась ему на этот раз на редкость непредсказуемая и неуправляемая. С её-то способностями зарабатывать неприятности на свою голову и с тем ажиотажем, который поднялся на Мартинике при её появлении, задача стала уже совершенно неподъёмной. На берег ей, пожалуй, сходить вообще бы не стоило — а как её удержать, особенно, находясь на другом корабле? Даже эти мысли, которые не давали Этьену покоя все последние дни, отступили сейчас перед только что пережитым ужасом. А зря, пожалуй, он так торопился вернуться. Не заметил две тени, начавшие его преследовать с той минуты, как он вошел в город. Отделившись от стены, они незаметно скользили за ним, провожая до самого порта, где Этьена ждала шлюпка. Конечно, он прекрасно понимал, что вернуться на корабль вместе с другими матросами с «Амазонки» для него будет затруднительно — никто бы не стал ждать его так долго. Поэтому ему сразу пришлось добираться до берега самостоятельно, по-тихому взяв ялик. Учитывая те строгие, почти военные порядки, которые завела на своих кораблях маленькая пиратка Спарроу, Этьен шёл на большой риск: обнаружь боцман пропажу — мигом выпрут из эскадры. Но, понадеявшись на царившую сейчас на всех пиратских и французских судах неразбериху, он надеялся, что пронесёт. В конце концов, соврёт, что опоздал к отъезду на берег, вот и пришлось пойти на самоуправство. Не украл же он лодку!
Шлюпка — маленькая, неприметная — покачивалась на волне широкой гавани Фор-де-Франс. Этьен спрыгнул в качнувшееся под его ногами судёнышко, нащупал на дне вёсла, прикрытые тряпками и, оттолкнувшись от каменного пирса, погрёб к «Амазонке», с трудом лавируя между скученными корпусами кораблей — то погружённых во мрак, то ярко освещённых и заполненных людьми, в зависимости от правил, установленных капитанами. Впрочем, движение в гавани было таким активным, несмотря на поздний час, что ему не составило особенного труда незаметно подобраться к «Амазонке». Более того — на воде у борта виднелось ещё несколько шлюпок, которые почему-то не были подняты на палубу. Не успели, что ли? Или народ в таком состоянии вернулся на фрегат, что втащить шлюпки уже сил не оставалось? Впрочем, Этьену всё это было только на руку и он, не ломая голову над странностями сегодняшнего вечера, привязал свой ялик разом с остальными и быстро влез на палубу по талям, свисавшим с борта. Вахтенный сидел у мачты ближе к баку и мирно курил, негромко покряхтывая, когда менял позу — Этьен видел красноватый огонёк трубки. Новоприбывшего он совершенно не заметил. С чего это вдруг такая расхлябанность? Если бы вместо припозднившегося матроса сейчас на «Амазонку» забрался какой-нибудь испанский диверсант, то уже через два часа — учитывая, насколько тесно стояли в гавани корабли — от соединённого флота пиратов и французов остались бы одни головешки. Узнай об этом Спарроу — голову оторвёт незамедлительно. Подивившись подобному разгильдяйству, так несвойственному команде Билли, Этьен вернулся к своим собственным проблемам. Перед Бретонцем возникла некая дилемма и он на мгновение заколебался — стоит ли ему подойти к вахтенному (кто там, кстати, сегодня дежурит — Пьер, что ли?) и заговорить с ним, объявив таким образом о своём появлении на борту — или спокойно, не привлекая к себе лишнего внимания, спуститься в кубрик и смешаться с другими матросами? После секундного раздумья, он избрал третий вариант, показавшийся ему наиболее выгодным и разумным: Этьен не таясь прошел к полубаку, махнул рукой вахтенному, который ответил ему степенным кивком (это действительно был Пьер), и спокойно спустился в кубрик, мысленно крестясь и думая, что на этот раз, слава Богу, снова ему повезло.
Увы — это ему только показалось. Не успел матрос отстегнуть абордажную саблю и растянуться в своём холщовом гамаке, как дверь кубрика распахнулась, открытая хозяйским движением, и перед Этьеном появился боцман собственной персоной. Не задерживаясь на пороге, он проследовал к гамаку Бретонца, у которого сразу же появилось крайне нехорошее предчувствие. Остановившись прямо возле матроса, севшего на своём шатком ложе, боцман упёр в бока огромные кулаки и некоторое время молча разглядывал его с нескрываемым любопытством. От его улыбочки французу становилось всё более и более не по себе. Наконец, боцман заговорил.
— Ну что, красавец, нагулялся? — ласково спросил он, — Давай-ка, топай в капитанскую каюту. Разговор есть.
Не дожидаясь ответа, боцман развернулся и вышел из кубрика. На тяжёлых ногах, с ещё более тяжёлым сердцем, Этьен двинулся следом. Ещё никогда короткий путь от бака до резных дверей полуюта не казался ему таким долгим. Деваться было некуда — его наверняка раскусили. Может, за борт сигануть? Не тут-то было: на палубе стояли двое матросов-метисов, которые тотчас же безмолвными тенями пристроились за спиной француза. В руках они держали длинные мачете. Стоит только дёрнуться, и острые лезвия пропорют его насквозь. Теперь всё понятно. Вот откуда кажущаяся беспечность вахтенного: Бретонца просто-напросто «вели». Теперь только нужно выяснить — что именно им известно, а о чём они только догадываются.
В капитанской каюте его уже ждали — ждали, разумеется, все. В простом обиталище Билли собралось блестящее общество: там была и Спарроу, с ехидной улыбкой сидевшая в кресле, поджав под себя одну ногу, и её братец (что-то он в последнее время стал проявлять несвойственную ему активность), и молчаливый спокойный Эшби, и Дуарте — бледный, но, кажется, вполне трезвый, и боцман, ну и, разумеется, сам хозяин каюты. Все шестеро молча уставились на Этьена. Боцман кивнул своим подручным, и метисы в несколько движений умело обыскали матроса, вытряхнув на дубовый стол пистолет, нож, кисет табаку, трубку и огниво — больше в карманах у матроса ничего не было.
— Сундучок, — негромко сказала Спарроу.
Всё те же метисы немедленно водрузили на стол сундучок Бретонца. Заперт он не был, и в нём также ничего интересного не обнаружилось — ни бумаг, ни записей, ни особенных денег, кроме тех, что причитались Этьену после взятия очередного приза. Так — обычная матросская мелочь. Всё это время в каюте царила абсолютная тишина. Бретонец, до сей поры безропотно сносивший обыск, наконец, решился заговорить.
— Да что вы ищете-то, а? — обиженным тоном спросил он, — В чём я провинился?
Спарроу посмотрела на него удивлённо.
— Ты ещё спрашиваешь, в чём провинился? — с деланным недоумением спросила она и вдруг перешла на другой тон — резкий и требовательный. — Где тебя носило, чёрт подери? Зачем ты лодку взял? С кем встречался?
Она быстро забрасывала его вопросами, не давая опомниться. Этьен незаметно огляделся. Большое кормовое окно было открыто. Быть может, попытаться выпрыгнуть? Но возле окна, у самой решётчатой рамы как раз находился Влад, и на сгибе локтя у него лежал пистолет, чье чёрное дуло было направленно французу прямо в грудь. Эшби, стоявший рядом, сделал знак боцману, и тот бесшумно вышел из каюты. Метисы исчезли следом.
— Да что я сделал-то? — Бретонец снова попытался войти в роль безграмотного матроса, и надо признать, получалось у него здорово. — Ну, задержался на берегу, пришлось добираться самому, ребята меня не дождались…
— Зачем лодку взял?
— Мне в большой шлюпке места не хватило…
— Места, значит, не хватило… — протянула Спарроу и снова накинулась на него с вопросами, не давая передышки. — Где ты был? И почему так поздно вернулся?
— Ну, у девки был, как и все. Первый раз, что ли? Это ж не преступление…
— А почему не в порту? Зачем тебя в город понесло? В кабаках для тебя девок мало?
Вопросы следовали один за одним, без промедления, не давая Бретонцу и секунды на размышление. Впрочем, к подобному он был готов.
— Ну, так действительно мало — матросни-то сколько сейчас набежало — как в муравейнике!
— А почему никому ничего не сказал? Почему по-тихому ушёл от своих?
— Так я же, того, — Этьен на мгновение замялся, — Я к знакомой ходил — очень мне нужно, чтобы за мной полкоманды увязалось? Она хорошая девушка, — он уцепился за эту мысль и начал развивать её дальше. — Я, может, женюсь на ней!
Галка подтянула ногу к подбородку и внимательно посмотрела на француза своими серыми глазами. По её холодному жёсткому взгляду Бретонец яснее ясного понимал: она ни на грош ему не верит. Чёрт, кажется, он действительно влип. То есть, он-то знал: капитан Спарроу — баба серьёзная. Но чтобы с самого начала заподозрить человека — а в этом Этьен теперь был абсолютно уверен — нужно было самой что-то понимать в таком непростом деле, как его служба.
Откуда, чёрт побери, она могла набраться таких знаний?!! Московия, конечно, не дикое стойбище, но чтобы там существовали подобные службы, Этьен и слыхом не слыхивал!
— Что-то ты, голубчик, темнишь, — сказала она отчётливо. — То она тебе невеста, то она девка… Ты уж определись!
Этьен открыл было рот, чтобы продолжать отпираться, но Спарроу его опередила. Подавшись вперёд на своем кресле, она внезапно рявкнула, да так, что он, не ходивший под её началом и не слышавший, как она умеет орать, перекрикивая штормовой ветер и пушечную пальбу, даже вздрогнул от неожиданности.
— Не валяй дурака! Этот длинный хлыщ, с которым тебя боцман видел возле таверны — твоя невеста? Всех нас за дураков держишь? Да за вами же следили от самого порта до той симпатичной развалюхи в холмах! Может, тех двух метисов позвать, чтобы они тебе про кобру поподробнее рассказали? Как они ей крысу подбросили?
Бретонец стоял, глядя в пол, на вытертый ковёр. Мысли отщёлкивали в его голове со скоростью пуль в перестрелке. Отпираться, кажется, дальше не имело смысла. Они всё знали. Можно, конечно, продолжать темнить и уворачиваться — но ему уже не поверят. А не поверят — значит, спишут на берег (если, конечно, сейчас не пристрелят или наутро не повесят) — и тогда он точно провалит задание. А задание важное, и выполнить его стоит любой ценой, даже если придётся открыть карты.
— Хорошо, — медленно и тяжело произнёс он. — Я всё вам расскажу.
— Вот и расскажи. Подробно. По порядку, — веско сказала Галка, устраиваясь в кресле поудобнее — матрос, похоже, действительно, раскололся. — А мы послушаем.
— Одно условие.
— Условие?! — Галка округлила глаза. — Он ещё условия нам ставит! А в трюме посидеть не хочешь? Билли это сейчас быстро тебе организует — и надолго, уверяю тебя!
Бретонец усмехнулся.
— Вы можете сделать со мной всё, что угодно, но это не в ваших интересах. Если завтра мои люди не увидят меня на берегу, разгуливающего с обычной свободой, то вечером могут начаться непредвиденные события. Вас, капитан Спарроу, очень давно хотят похитить, и только мы можем это предотвратить.
Галка задумалась. Орешек попался твёрдый, она с первой же встречи была уверена, что Этьен не простой матрос. Оттого и пристроила его в свою эскадру, на «Амазонку», к Билли под крылышко. С тех пор прошло около года, но её подозрения оправдались. А теперь оставалось выяснить самое важное…
— Ладно, — сказала она наконец. — Свободу мы тебе сохраним — если, конечно, сведения, которые ты нам сообщишь, будут действительно ценными и правдивыми. Но следить за тобой будут уже не в четыре глаза, а минимум в десять.
— Согласен, — Бретонец кивнул. — Слову капитана Спарроу можно верить. Теперь можете спрашивать.
— Так на кого ты работаешь?
— На губернатора де Бааса.
— Ничего себе шишечка, — присвистнул Влад. — А на кой ляд мы сдались его светлости?
Галку тоже крайне заинтересовал подобный оборот дела.
— И в чём заключается твоя работа? — спросила она.
— Самая главная задача — это охранять вас.
— Меня? — изумилась Галка.
— Да, именно вас.
— И от кого же, если не секрет? От испанцев, что ли?
— В первую очередь, от испанцев. И от тех, кто не отказался бы заработать, передав в руки испанской инквизиции капитана Спарроу — ведьму и пиратку, за которую назначена весомая награда.
Вот интересно — сейчас, перестав скрываться и изображать невежественного матроса, Этьен Бретонец заговорил, как умный, наблюдательный и хорошо образованный человек. Он даже как-то стал выше ростом и шире в плечах, держась с достоинством человека, знающего себе цену. Галке это понравилось: люди подобного ума и достоинства в здешних краях встречаются реже, чем хотелось бы. Но если верно то, что она уже знала об Этьене, то французы опекают её ещё с панамского похода. Именно с той поры, когда д'Ожерон дал ей некое деликатное поручение… "М-да, весело — вляпаться в игры спецслужб. Зря думают, будто они изобретение двадцатого века. Спецслужбы существовали ещё при первых фараонах, и покинут этот мир лишь с концом эпохи государств", — подумала Галка
— С кем ты встречался на берегу? — спросила она вслух.
— С человеком де Бааса. Мы обменялись сведениями, и то, что я узнал от него, может быть вам очень интересным.
— Внимательно слушаю, — ухмыльнулась Галка.
— В Фор-де-Франс есть люди, которые не отказались бы на вас заработать. Эту шайку шпионы де Бааса смогли вычислить. Шайка большая — человек пятнадцать, может быть, больше. У них есть детальный план, деньги и снаряжение. В лицо мы, к сожалению, знаем далеко не всех, а тех, кого знаем, брать пока не стали, чтобы не спугнуть главаря. Губернатор де Баас, как вы понимаете, не заинтересован в том, чтобы потерять такого ценного союзника как вы, капитан Спарроу.
— Ну, и когда же они намереваются меня похитить? — весело поинтересовалась Галка, но взгляд её оставался холодным. — Надеюсь, не из собственной каюты собираются выкрасть?
— Нет, похищение должно произойти в городе. Завтра вечером.
— Как, уже завтра? — Дуарте еле сдержал ругательства, готовые сорваться с языка.
— Спокойно, ребята, мы что-нибудь сообразим, — остановила Галка всплеск эмоций, но и сама она была несколько озадачена. Да уж, без помощи Бретонца тут уж никак не обойтись — если он, конечно, не блефует.
В каюте опять воцарилась тишина — Галка думала, да и все остальные пытались переварить полученную от Этьена информацию. Сам Бретонец терпеливо ожидал решения своей дальнейшей судьбы. Неожиданно заговорил Эшби, молчавший до сих пор и не проронивший ни слова в течение всего допроса.
— На чьей ты стороне, приятель? — негромко спросил он матроса. — Я не говорю о тех, кто тебе платит. Мы, в конце концов, могли бы предложить не меньше. Но подумай и скажи от сердца — на чьей ты стороне? Коли уж так всё сложилось, что мы в одной лодке, то давай уж грести в одну сторону. Согласен?
Бретонец хмыкнул.
— Согласен, конечно. Скрывать от вас я ничего не стану — не в моих это интересах. А коли начистоту — то никогда я к капитану Спарроу вражды не испытывал, и зла неё ни за что не держу. Потому-то и взялся за это задание, что помочь хотел.
— Вот и славно, — Галка поднялась с места, давая понять, что разговор подходит к концу. — Есть у меня одна мысль, которую надо бы обмозговать. Ладно — завтра, в девять утра, все соберитесь у меня на «Гардарике» — и ты тоже, — кивнула она в сторону Бретонца. — Всё, давайте расходиться. Билли, на всякий случай, проследи за этим красавцем.
— Не беспокойся, кэп, — ухмыльнулся Билли, — Доставлю его тебе завтра в лучшем виде. Глаз с него не спущу.
Галка развернула и пошла к двери. Эшби шёл рядом и ему крайне не нравился тот сумасшедший огонёк, который горел в глазах его жены. Зная её характер и образ мыслей, Джеймс прекрасно понимал: подобная сумасшедшинка свидетельствует о том, что у неё зреет в голове какая-то совершенно безумная и крайне рискованная затея. Эшби вздохнул, но поделать ничего не мог.
Три громадных линкора, стоявших на рейде Фор-де-Франс, не спеша загружали всякой всячиной: бочонками с водой и продуктами, порохом, боеприпасами, парусиной, канатами, сетями, холодным оружием… Полный список занял бы полстраницы. Поднимаясь из порта, Галка обернулась. Солнце стояло над огромной бухтой, превратив воду в жидкое золото. Корабли на этом сияющем фоне выглядели тусклыми цветными пятнами. А маленькие барки и плашкоуты, возившие грузы, почему-то показались Галке фантастическими насекомыми. Они который день продолжали наполнять бездонные трюмы линкоров. То же самое сейчас происходило и с двумя «новичками» — «Сварогом» и «Перуном». Их не только переименовали, но и перекрашивали. «Сварог», уже на треть чёрно-золотой, красовался как раз напротив "Генриха Четвёртого" — флагмана де Шаверни — и с левого борта к нему пришвартовалась барка… Полюбовавшись на трофей, Галка улыбнулась: действительно, красавец. И тут же вспомнила, что ей сейчас предстоит разговор с французским адмиралом. Настроение не то, чтобы испортилось — просто прозвучал некий диссонанс, и тут же пропал.
"Если месье Бертран не начнёт снова тянуть свою волынку, есть шанс даже не подраться, — подумала она, сворачивая на широкую, мощёную диким камнем улицу. — Вообще-то, он зря так старательно вбивает клинья между нами и адмиралом. Де Шаверни и без того достаточно неприятная личность, и наводить мосты с ним за спиной д'Ожерона я бы в любом случае не стала".
Губернаторский дворец по её меркам выглядел просто богатой помещичьей усадьбой какой-нибудь «бывшей» фамилии, которые она не раз видела под Полтавой и Киевом. Но здесь была невообразимая глушь, и такой вот особнячок вполне сходил за дворец. Не Версаль, однако. Господин де Шаверни давал это понять ленивыми барскими жестами, нарочитой небрежностью в одежде, даже скучной гримасой. Галку воротило от его снисходительного, с едва заметной ноткой язвительности, тона: мол, я тут представитель высшего света, а вы кто вообще такие? Но тем не менее беседу он поддерживал "на уровне", не срываясь на оскорбления — ни на прямые, ни на завуалированные.
— Мадам, сколько потребуется времени, чтобы переоснастить и загрузить ваши линкоры? — спросил он, наконец перейдя к главному.
— Две недели плюс-минус два дня, — честно ответила Галка. Она опять, как при Моргане, села без приглашения, и не без затаённого удовольствия наблюдала борьбу противоречивых мыслей господина де Шаверни: ему очень хотелось поставить её на место, но хорошее воспитание не позволяло сгонять даму со стула, даже если эта дама — пиратка.
— Так долго? — удивился "франт".
— Покраска только началась, а это немаленькие борта. Значит, дня четыре. Мы «Гардарику» у острова Мона почти целый день перекрашивали, и это ещё так, на скорую руку. Присмотрись испанцы к нам чуть повнимательнее — мы бы костей не собрали. Заделка пробоин — ещё два-три дня. Такелаж опять же… Не знаю, что и как там доны делали в Сан-Хуане, но он в отвратительном состоянии. Боеприпасы надо ещё закупить, их погрузка тоже займёт время. Кроме того, я собираюсь поставить на линкоры шестнадцать орудий нового образца. Изобретение моего старшего канонира, прекрасно зарекомендовали себя в Сан-Хуане.
— Господин д'Ожерон кое-что рассказывал об этих пушках, но, признаться, так туманно, что я ничего не понял, — сказал де Шаверни, обмахнувшись какой-то бумажкой. Жарко. — Почему только шестнадцать? На два линкора — это по восемь на каждый корабль. Маловато.
— При всех достоинствах новых орудий — даже больше, чем достаточно, — вставил своё веское слово д'Ожерон. — Дальность прицельной стрельбы… Простите, мадам, вы гораздо лучше меня ориентируетесь в этих вопросах, — он слегка поклонился Галке.
— Пьер Бертье, мой канонир, ориентируется в этих вопросах лучше всех, но его сюда не пригласили, — невинным голоском проговорила Галка. — И, хотя я в артиллерии разбираюсь ненамного лучше месье д'Ожерона, постараюсь быть объективной… Итак, дальность прицельной стрельбы — десять-двенадцать кабельтовых в зависимости от волны. При стрельбе с крепостной стены — две мили. Скорострельность — один выстрел в полторы минуты. При определённом навыке и слаженности работы орудийной обслуги — один выстрел в минуту. Пробивают обшивку неприятельских кораблей с расстояния до пяти-шести кабельтовых. Причём, насквозь, от борта до борта. С шести до десяти кабельтовых — пробивают один борт. Тяжёлые штуки, не спорю. Но зато какое преимущество в плотности огня!
— О, — де Шаверни взглянул на неё с удивлением. — Вы, мадам, разбираетесь в пушках лучше некоторых известных мне генералов.
— Я пиратский капитан, сударь, а это такая профессия, где нужно быть в курсе всего понемногу — от пушек до навигации и устройства кораблей разного типа. И у меня было достаточно времени, чтобы научиться.
— Понимаю. В противном случае вам бы не удавалось так успешно грабить испанские суда, — де Шаверни расплатился за своё удивление такой вот подковыркой.
— Не только суда, — Галка ясно дала понять, что намёки на занятие пиратством нисколько её не задевают. Более того — что её такая жизнь вполне устраивает. — Испанцы, естественно, в претензии, но меня их уязвлённая гордость не волнует абсолютно.
— Господа, с вашего позволения я откланяюсь, — сказал д'Ожерон. — Мне ещё нужно уладить кое-какие дела, касающиеся ремонта моего фрегата.
— Всего хорошего, — сдержанно ответил де Шаверни.
После его ухода в комнате повисла напряжённая тишина. Ни адмирал, ни пиратка не горели желанием общаться, но раз уж судьба распорядилась свести их в одной эскадре, нужно было как-то поддерживать контакт.
— До меня дошли слухи, будто испанцы назначили награду за вашу поимку, мадам, — первым нарушил молчание де Шаверни. — Пятьдесят тысяч — достаточно большая сумма, чтобы вы имели причину для беспокойства.
Галка промедлила с ответом долю секунды: вспомнился ночной допрос в капитанской каюте «Амазонки». И эта мгновенная заминка многое сказала самому де Шаверни. Во всяком случае, он теперь был уверен: мадам не только в курсе, что за ней охотятся, но и далеко не беспечна.
— Причина для беспокойства у меня есть всегда, адмирал, но это не означает, что нужно прятаться от любой опасности, — сказала Галка, только подтвердив его догадку.
— Похвальное качество для офицера, — кивнул версалец. — Могу я задать вам нескромный вопрос?
— Задавайте, — уж кого, кого, а Галку, как истинную дочь двадцать первого века, нескромными вопросами удивить было трудно.
— Что натолкнуло вас на мысль связаться с пиратами?
— Случай и ужасный характер, — честно ответила женщина, не вдаваясь в подробности.
— Что же заставляет пиратов относиться к вам с уважением? Насколько мне известна репутация этих людей, любая дама для них не более, чем дешёвая вещь.
— Никогда не могла смириться с участью дешёвой вещи.
— Чтобы выжить в этом жестоком мире, одного подобного желания мало, — де Шаверни старался не упустить ни единой подробности, способной подсказать ему, как дальше вести себя с этой дамой.
— Вы забыли об ужасном характере, — усмехнулась Галка. Она не стала рассказывать адмиралу о том, что у себя на родине верховодила одной из полукриминальных молодёжных группировок района, и даже полный год вела войну с самой настоящей бандой. Зачем ему это знать? — Есть ещё много всяких мелких факторов, но на нём всё и держалось.
— Не сочтите меня невежей, мадам, — вот сейчас в голосе версальца прозвучала ирония. — Мне просто было интересно, как становятся пиратами.
— Желаете попробовать? — Галка не осталась в долгу, изобразила саркастическую улыбочку.
— Не премину воспользоваться случаем, если он подвернётся, — де Шаверни вернул ей этот сарказм с процентами. — И даже одолжу у вас немного ужасного характера, если вы не против.
— Всегда рада помочь, — Галка поняла — если она сейчас же не уйдёт, будет драка. И прощай Картахена. — К сожалению, я также вынуждена откланяться. Если месье д'Ожерона беспокоил один его фрегат, то у меня кораблей несколько больше. Соответственно, больше хлопот… Всего хорошего, адмирал.
…Однако долго же они с адмиралом предавались любезной беседе! Галке смертельно хотелось есть — этот гад даже не догадался предложить ей отобедать. Хотя, какой обед? Время уже ближе к ужину. Ну, что ж, коли так, то можно и зайти куда-нибудь перекусить. Город был большой. Сейчас, при свете склоняющегося к горизонту солнца, его белые стены казались розовато-оранжевыми. Галка шла по широкой улице от губернаторского дворца к гавани. Вечер был тихим и удивительно мирным. В переулках сушилось бельё на верёвках, натянутых от одной стены до другой. Переулки были узкими: Галка вдруг вспомнила, что раньше их строили "на ширину копья". Кумушки сидели на порогах, беседуя с соседками, носились стайки разномастных детей, грелись на солнце собаки. По главной улице дома стояли высокие — в два и даже в три этажа. Окна открыты, на балкончиках цветы, распахнутые двери магазинов манили полутёмной прохладой и роскошью разложенных товаров. Галке было не до того. Обманчивый покой этого вечера скрывал в себе шпионов — где-то за спиной она чувствовала их незримое присутствие. Но пока они не показывались: видимо, ждали темноты.
"Ну, что ж, — подумала Галка, — Торопиться нам некуда. Подождём".
И она решительно свернула в переулок — осмотревшись, конечно, не скрывается ли за углом или приоткрытой дверью какой-нибудь подозрительный тип. Чтобы напали раньше времени — это тоже не входило в её планы. Небольшая таверна при гостинице на углу показалась ей чистой и уютной. Галка вошла. Хозяин — симпатичный толстяк средних лет — приветливо кивнул и поспешил к ней, чтобы принять заказ. Галка предусмотрительно выбрала столик у окна и села так, чтобы за спиной у неё была стена, а перед глазами — вход в таверну. Уселась, уже привычным движением подтянув к себе колено. Народу в зале было совсем немного. Очень прилично одетый господин с дамой за столиком с другой стороны двери (судя по виду дамы, явно не из портовых, Галка решила, что это, должно быть, постояльцы гостиницы), и еще двое мужчин в глубине помещения, у самой лестницы. Они также выглядели очень солидно и обеспеченно, но Галка постановила себе не расслабляться: говорил же Бретонец, что её преследователи принадлежат к разным слоям общества. Могли быть среди них и такие. Хозяин, между тем, мячиком подкатился к ней, предусмотрительно обмахивая стол белой салфеткой, чтобы стряхнуть невидимые крошки.
— Что будете заказывать? У нас имеются превосходные каплуны, — доверительным тоном сообщил ей толстяк. — И настоящее бургундское вино.
— А черепаховый суп у вас есть? — поинтересовалась Галка.
— Для вас, мадам, у нас есть всё, что вы пожелаете, — расплылся в улыбке хозяин.
— Ну, давайте, несите своих каплунов, — согласилась Галка, — И ещё суп, свежий хлеб и тунца на решётке. А вот вина мне сегодня не нужно — лучше кофе покрепче, большую кружку.
Хозяин, чувствуя состоятельную клиентку, умчался, и через четверть часа столик уже ломился от снеди. Галка всегда любила покушать, несмотря на свои птичьи габариты. И куда всё это только уходило? Не в коня, видно, корм. Впрочем — отъешься тут, пожалуй, при таких-то физических и нервных нагрузках, как у пиратского капитана!
Галка не спеша отдала должное черепаховому супу — неплох, однако, хуже, чем в том знаменитом кабачке в Порт-Ройяле — потом перешла к сочному тёмно-красному куску тунца и к нахваленным каплунам.
"Каплуны, каплуны, — усмехалась она мысленно, — Обыкновенные цыплята. Правда, действительно вкусные".
Как ни хотелось бы Галке настоящего бургундского, от вина ей сегодня следовало бы воздержаться. А вот кофе выпила с удовольствием. Пока она ужинала, солнце село, и на землю упала непроглядная темнота. Пора было двигаться дальше. Расплатившись, Галка вышла на улицу, в душный мрак тропической ночи. Впереди серебристо блестела под луной гавань. Свет горел в окошках, жёлтыми квадратами ложась на пыльную мостовую, в тишине далеко разносились шаги прохожих, голоса и смех. По круглым булыжникам звонко цокали каблуки её сапог, эхом отражаясь от стен. Она шла, напряжённо вслушиваясь и вглядываясь в окружающую её темень. Нервы были напряжены до предела. Галка свернула в один переулок, в другой, двигаясь по направлению к гавани и стараясь одновременно держаться недалеко от центра. Попетляв немного, она снова вернулась к главной улице. Нутром Галка чуяла — её ведут. Неслышно, незримо, очень профессионально. Попались на крючок, голубчики, клюнули, наконец-то. Однако сама наживка чувствовала себя не лучшим образом. Галке казалось, что вокруг неё всё теснее сжимается невидимое кольцо. До центральной улицы оставались какие-то считанные двадцать метров, когда чувство внезапной опасности заставило её прибавить шагу и отойти от стены к центру переулка. Рукой Галка нащупала у пояса нож, но вытащить его уже не успела. Чёрные тени метнулись откуда-то сверху, с крыши дома, от которого она инстинктивно отступила секунду назад.
— Держи! Держи её!
Не то, чтобы Галка могла сейчас куда-то убежать. Она успела шарахнуться в сторону, и сеть накрыла её краем. Дай десять секунд времени, и она бы выпуталась. Но этих десяти секунд ей никто давать не собирался… Заслышав шаги и тяжёлое дыхание сзади, Галка крутанулась на месте, и дубинка лишь зацепила её затылок. Грива волос тоже смягчила удар, и задача похитителей несколько усложнилась.
"Ну, где же эти, блин, спасатели?" — с гневом подумала Галка.
Ещё шаг — и ноги окончательно запутались в сетке. Галка свалилась, пребольно ударившись спиной о какой-то камень. Похитители с радостными возгласами бросились подбирать добычу… и один из них, попытавшийся подхватить Галку, сразу завопил совсем по-другому. Под густой сеткой блеснул испачканный красным короткий клинок, донеслось какое-то гневное словосочетание на непонятном языке. Капитан «Гардарики» тут же принялась распарывать ножом чёртову сеть. Другой похититель, сообразив, чем это грозит, недолго думая ударил ногой… В последний раз Галку били ногами лет пять назад. Когда она ещё не умела как следует драться, только звереть да злобно отмахиваться кулаками. Впрочем, Лысому и двум его подонкам тогда и этого хватило, чтобы отвязаться от «психованной»… От боли в ещё не забывших тесный корсет рёбрах и проснулся этот опасный зверёк. Ярость, подстёгнутая болью, выплеснулась порцией самой непотребной русско-английско-французской матерщины. Кажется, Галке удалось подцепить кого-то за ногу и дёрнуть. И даже приподняться, и брыкаться поактивнее. Сразу же последовал новый удар по голове, чуть более меткий, чем первый: целили снова по темечку, а попали повыше лба. На глаза потекла кровь из раны. Сквозь алую пелену Галка всё же видела, где и как стоят схватившиеся за сеть люди. И не удержалась от соблазна всадить одному из них, расположившемуся очень неудачно, носком ботфорта…в общем, аккурат куда следует. Детина взвыл, что твоя полицейская сирена. Остальные, сообразив, что его вопль должен привлечь внимание где-то запропастившейся городской стражи, решили действовать ва-банк. Но в третий раз дубинка на многострадальную Галкину голову опуститься не успела.
— Окружай! — крикнул кто-то по-английски. — Чтоб ни одна сволочь не ушла!
Хватавшие Галку грубые руки разом разжались, и мадам капитан снова с шипением и ругательством ударилась спиной о камни. Вокруг неё разгорелась и утихла быстрая потасовка. Галка кое-как протёрла рукавом глаза, промигалась. Так и есть: Джеймс, Влад, Билли, Этьен, Хайме, ещё семеро самых сильных матросов с «Гардарики» и «Амазонки». Горе-похитители уже валялись носом в мать сыру землю, а братва деловито упаковывала их крепкими верёвками.
— Блин! — зашипела Галка, снова утирая кровь рукавом. — Где вас носило, черти полосатые? Я уже орала так, что полгорода на уши, наверное, поставила!
— За тобой разве угонишься? — едко хмыкнул Билли. — И так скажи спасибо, что не потеряли тебя в этих чёртовых улицах. "Тридцать шагов, могут заметить…" А если бы они тебя чуть-чуть удачнее тюкнули по темечку, что тогда? Нет, Алина, твоё дело — нормальный бой, а не уличная драка.
— Ладно, Билл, не бурчи. Просто я…малость перенервничала.
— Бывает, — Билли за три с лишним года хорошо изучил Галку. За ней такое водилось: сперва рыкнет, потом извиняется. — Ну, ты сейчас и загнула! — хохотнул он, переводя разговор в другое русло. — Раньше я от тебя таких словечек не слыхал даже во время абордажа.
— Раньше меня не били по голове, — проворчала Галка, морщась от боли.
Джеймс тем временем — молча! — помог Галке высвободиться от сети, одолжил ей свой платок, чтобы унять бегущую кровь, и обхватил за плечи. Потому что жёнушка качалась так, словно стояла на мостике в разгар шторма. Пленных бандитов передали в полную власть Этьена, и тот уже распорядился оттащить их в шлюпку с «Амазонки». Этих неудачников ждала весьма весёлая ночь — допрос с пристрастием, в случае запирательства, им был гарантирован. А уже утром Бретонец выдаст их властям. Если пожелает, конечно.
— Ну как, больно? — уже в который раз спрашивал Джеймс, меняя Галке холодную примочку на голове.
От его тёплой руки, бережно касавшейся сейчас несчастного кровоточащего лба, словно растекалось ощущение надёжности и покоя, хотелось закрыть глаза и расслабленно утонуть в мягкости подушек, в белых простынях их кровати, отдаться успокаивающей, еле заметной качке «Гардарики», без которой она теперь, пожалуй, и не могла нормально уснуть на берегу. Но от этого его тона, кроткого и чуть укоризненного, Галке, напротив, хотелось взвыть и кинуть в него подушкой. Подобное желание мешала исполнить только жуткая головная боль и совершенно невероятная слабость. Ну, всё понятно — это, не более чем реакция после непомерного напряжения, так всегда бывает.
Когда Галку дотащили до «Гардарики» — скорее донесли, чем довели — доктор Леклерк осмотрел все её ссадины и синяки, обработал рану на голове и констатировал, что у капитана Спарроу, слава Богу, ничего не сломано. Что не помешало ему с некоторым злорадством прописать ей категорический постельный режим. Услышав подобное решение доктора, Эшби внутренне возликовал — опять-таки, слава Всевышнему, Эли хоть немного полежит, хоть несколько дней проживёт, как нормальный человек, а не как чёрт в юбке. Хотя, какие там юбки? За все три года надевала нормальное женское платье всего два несчастных раза. И вот сейчас он сидел рядом с женой, постоянно меняя ей на голове холодное мокрое полотенце — кровь удалось остановить быстро, хотя на лбу, у самых корней волос, останется, должно быть, короткий неровный шрам. От струек воды, стекавшей Галке за уши, ей было немного щекотно, а мокрая ткань на некоторое время приносила облегчение, смягчая тупую, всепроникающую боль.
— Как ты? — в очередной раз спросил Эшби. — Быть может, тебе принести чего-нибудь? Или ты поспать хочешь?
Галка набрала в грудь побольше воздуха и решительно села на постели, превозмогая боль.
— Ну, что ты, в самом деле? Сколько можно вокруг меня хлопотать? — Галка, как сквозь туман видела встревоженное лицо мужа, попытавшегося уложить её обратно. — Ты лучше скажи, как там сейчас допрос проходит? Бретонец взял их в оборот?
— Эли, ложись, пожалуйста. К утру всё уже будет известно. Вот завтра тебе и расскажут, не торопи события.
— Джеймс, — Галка, как всегда, упрямо гнула своё, — Ты бы лучше, чем со мной нянчиться, сходил бы, узнал, как там дела?
— Я там сейчас ничем не помогу. Народу и так собралось изрядно. Не волнуйся, там и Билли, и Влад, и Жером, и Дуарте. А Этьен с ними сам беседу ведёт — он мастер своего дела, так что можешь не беспокоиться: он из них душу вынет и завтра тебе на блюдечке преподнесёт, — Джеймс снова предпринял попытку уложить её на подушки.
Галка заупрямилась, прикидывая, хватит ли ей сил сейчас одеться и доковылять до палубы? Но Эшби быстро просёк её мысли.
— Нет уж, — сказал он решительно. — Даже и не мечтай об этом. Из каюты я тебя никуда не выпущу.
Галка даже рассердилась — в меру своих небольших, в данную минуту, сил.
— Я не могу тут лежать и ничего не делать в тот момент, когда…
— Ничего не делать? Ничего не делать?! — Эшби дал, наконец, волю чувствам. — Это называется ничего не делать? Да ты посмотри на себя — ты сегодня уже столько дел наворотила, что за неделю теперь последствия не разгребёшь!
Галка, пожалуй, никогда не видела своего мужа — всегда такого спокойного и выдержанного — в подобном состоянии. Губы его побелели, глаза пылали, руки тряслись, но он не останавливался — говорил и говорил то, что давно уже накопилось и наболело, то, что он так долго держал в себе. Его знаменитое хорошее воспитание, позволявшее ему владеть собой даже в самых сложных ситуациях, сыграло сейчас злую шутку с ними обоими. Галка хоть и догадывалась, что своим отвратительным характером и кошмарной манерой влезать во всяческие авантюры изрядно портила Джеймсу жизнь — главным образом тем, что он страшно беспокоился за неё — но даже не представляла себе всех масштабов проблемы. Именно потому, что муж никогда об этом не заговаривал. А сам Эшби, привыкший скрывать эмоции под маской сдержанности и уравновешенности, сейчас не мог и далее так поступать с любимым человеком. Продолжать делать вид, что всё хорошо и замечательно — в данном случае значило попросту её обманывать. Её — Эли, обожаемое и несносное существо, любовь к которой причиняла ему почти физическую боль.
— Послушай, Алина, так продолжаться дальше не может. Ты рискуешь собой — это понятно. Любой из нас, избравших этот путь, не может не рисковать собой — каждый день, каждый час. Эта жизнь, как жизнь солдата и моряка, полна привычных опасностей, — Эшби говорил горячо, вышагивая по каюте взад и вперёд, нетерпеливо взмахивая иногда правой рукой, чтобы подчеркнуть особенно важную мысль. — Но ты — ты же просто идешь на самоубийство, ты с каждым днём, словно всё туже и туже затягиваешь узел гарроты. То, что сегодня тебе повезло, и ты осталась жива, это только случайность. Счастливая случайность. Я стараюсь быть всегда рядом, но в какой-то момент я просто могу не успеть. Или не суметь что-то сделать, ведь я всего лишь человек, а не Господь. Меня и самого могут подстрелить в любой момент. Смерти я не боюсь, но разлуки с тобой я не переживу. И ты знаешь, что это не пустые слова. Ты любишь повторять, что удача — это всего лишь хорошая подготовка. Да, это так! Но никогда нельзя полностью исключать случайность. Счастливую или, наоборот фантастически жестокую случайность. Даже самый продуманный план может быть разрушен дуновением непредвиденного ветра. Нам везёт слишком долго, и это меня пугает. Ты дразнишь судьбу, и всё глубже запихиваешь голову в петлю. Не пора ли остановиться?
Галка слушала его, снова бессильно откинувшись на подушки. По лбу, из-под высохшей уже повязки, стекала струйка крови. В ней клокотал гнев, и только он не давал ей сейчас провалиться в забытьё. Она снова подалась вперёд, пытаясь вставить хоть несколько слов в горячий монолог мужа, но ей никак не удавалось вклиниться. Наконец, когда Эшби остановился на секунду, чтобы перевести дыхание, она заговорила сама. Голос был слабый, но по-прежнему, полный непререкаемого металла.
— Что ты предлагаешь? Чего ты хочешь? Ты же знал, на ком женился! Никогда я не была бы домохозяйкой-ложкомойкой, даже у себя дома! Не я сюда просилась, не сама я себя сюда забросила! Хочешь жить — умей приспособиться, а ещё лучше — обстоятельства к себе приспособить. Это единственное, что я твёрдо усвоила. В этом мире либо будет по-моему, либо меня в этом мире не будет! Нет у меня другого пути! И ты это знаешь не хуже меня. Не я в петлю лезу — судьба меня толкает. Но я буду сопротивляться, сколько могу! Я буду сопротивляться! — с этими словами Галка откинула одеяло и попыталась встать.
Это последнее усилие добило её. Перед глазами всё плыло и качалось, ноги отказывались ей служить: большая потеря крови и вполне вероятное сотрясение мозга (в подобных вещах доктор Леклерк не разбирался) — это вам не шутка. В общем, Эшби успел подхватить Галку в последний момент, когда она плашмя начала заваливаться на пол и едва не врезалась головой в дверь. Уложив её обратно в постель, Джеймс снова сел рядом, снова поменял ей полотенце на голове, обтёр кровь с лица. Он смотрел на жену с такой скорбью и нежностью, что Галка, если бы видела это, была бы растрогана и потрясена. Но она не могла этого видеть. Только спустя несколько минут она слабо зашевелилась и открыла глаза.
— Что со мной было? — спросила Галка, едва шевеля спёкшимися губами.
Джеймс грустно усмехнулся.
— Как всегда, — коротко ответил он. — Ты падала, а я тебя поймал.
Галка попыталась что-то сказать, но муж прикрыл ей губы ладонью.
— Пожалуйста, помолчи, — прошептал он. — Я никогда не буду тебя отговаривать от твоих затей, никогда не буду останавливать. Тем более, это всё равно бесполезно. Но, умоляю тебя, будь осмотрительнее сама! А я всегда буду с тобой — до конца. Помни об этом.
— Я ничего не могу поделать с собой, — Галке на глаза навернулись слёзы, хотя она уже несколько лет не плакала. — Прости меня. Я всегда была ненормальной.
— Я тоже виноват — начал выяснять отношения, когда ты в таком состоянии, — Эшби присел рядом с Галкой на постели, целуя ей руки, — Прости меня — и пойми.
— Хорошо, милый. Мы всегда будем вместе. Спасибо тебе… за то, что ты есть.
Двое суток "домашнего ареста" — не такая уже большая плата за восстановленные мир и спокойствие в семье. Тут Галка вполне была согласна с мужем, и преспокойно провела два дня на «Гардарике», залечивая раны с синяками. Негоже появляться в таком потрёпанном виде пред светлые очи адмирала. Ещё насмехаться начнёт, и тогда придётся самой его на дуэль вызывать. Он со своей шпажонкой, она — с абордажной саблей… Идеальные противники, одним словом. Воображая себе подобную ситуацию, Галка только посмеивалась. Она понимала, что высокомерный де Шаверни никогда не снизойдёт до дуэли с пиратом. Он слишком явно держал всех «аборигенов» на расстоянии, воображая себя эдаким светочем цивилизации в диком краю. Правда, хорошие манеры месье д'Ожерона несколько размывали эту картину, да и непривычная образованность некоторых пиратов тоже вносила некий диссонанс, но всё же господин де Шаверни продолжал держаться за образ столичного миссионера, явившегося нести свет в тёмные души варваров. Потому-то он наверняка не задавался вопросом, куда подевалась эта несносная дама. Лишь на третий день посыльный с берега принёс на борт «Гардарики» письмо с гербовой печатью.
— Соскучился, — едко прокомментировала это событие Галка, вскрывая письмо.
— А ты, моя дорогая, много дала бы, чтобы больше этого господина никогда не видеть, — не без иронии сказал Джеймс. — Что он пишет?
— Приглашает на ковёр, — Галка передала ему письмо через стол — они сейчас вдвоём занимались прокладыванием курса на Картахену. Вернее, этим занимался мистер Эшби, а миссис Эшби с интересом за ним наблюдала. Штурман из неё, несмотря на всё старание, вышел плохой — курс худо-бедно прокладывать научилась, а вот определяться с точными координатами… Словом, без Джеймса был бы великолепный шанс заблудиться в открытом море.
— Ничего определённого, — Эшби вернул жене это письмо — три с половиной строчки и пышная подпись. — Но боюсь, что ты права: адмирал не смирится с твоей независимостью.
— Джек, это его проблемы, — Галка уже одевалась "на выход". — Даже если мне придётся взять патент, он никогда не дождётся от меня…
— …подчинения?
— Покорности, милый. Подчинение — ещё полбеды, — мадам капитан уже нацепляла на себя перевязь с саблей. Простой пиратской саблей без всяких изысков. — Как говорил один персонаж русской литературы девятнадцатого века: "Служить бы рад, прислуживаться тошно".
— Удачи, дорогая, — Джеймс был отменно вежлив: не один де Шаверни получил хорошее воспитание.
— Постараюсь не разочаровать тебя, дорогой, — Галку все эти приятные манеры только смешили, и она всегда обращала подобные церемонии в шутку. Судя по весёлой искорке, промелькнувшей во взгляде Джеймса, он сейчас вполне разделял иронию жены.
Поцелуй — и она выскочила из каюты. "Домашний арест" под опекой мужа и доктора Леклерка окончился.
Как они и предполагали, де Шаверни сразу же по приходе Галки в дом губернатора завёл речь об офицерском патенте.
— Давайте не будем касаться темы издержек государственной службы, — не дожидаясь, пока дама ответит, сказал де Шаверни. Сегодня, несмотря на жаркий денёк, он принарядился в лиловый камзол, такого же цвета короткие штаны, чулки с бантиками и туфли с бриллиантовыми пряжками. И нацепил плотный парик, под которым наверняка жутко потел. Вероятно, тоже решил, что красота требует жертв. — Поговорим о её преимуществах, мадам. Во-первых, быть капитаном флота его величества — это большая честь. Немногие оказываются её достойны. Ваша лояльность по отношению к Франции не осталась незамеченной при дворе, и я сам слышал из уст его величества пожелание видеть вас капитаном регулярного флота. Более того: у меня в кармане лежит приказ о назначении вице-адмиралом Антильской эскадры. Там достаточно лишь вписать имя. И поверьте, на свете найдётся очень немного людей, которые отказались бы сделать столь головокружительную карьеру. Что же до жалования — поверьте, это весьма солидная сумма.
— Я уже давно убедилась: чем выше заберёшься, тем больнее падать, — ответила Галка. Опять не дождалась приглашения и присела самочинно. — Понимаю, вам хочется видеть вольных капитанов у себя в подчинении, но вот что я вам скажу, сударь… Прошу не обижаться, речь идёт о серьёзных вещах, могущих иметь серьёзные последствия. Так вот: вы — не моряк. Отсюда проистекает полнейшая номинальность вашего адмиральского чина. Будьте честны: вы без посторонней помощи не сможете даже отдать на корабле адекватный приказ. Но при этом пытаетесь затянуть в струнку тех, кто действительно что-то понимает в морском деле. Я три с лишним года в море, я капитан, но и я знаю о морской науке слишком мало. Среди ваших офицеров есть люди, прослужившие на флоте лет по двадцать-тридцать. И при этом вы уверяете, что поставили их в положение не лучше рабского. Шляпы, мол, будут есть, если вы прикажете, и так далее. По-вашему, это справедливо?
— Вас интересует справедливость, мадам, или результат? — усмехнулся версалец.
— И то, и другое. Потому отдайте лучше командование эскадрой кому-нибудь из своих капитанов. Ему же и пригодятся вице-адмиральские полномочия. А мы, с вашего позволения, останемся в роли союзников. Мы, пираты, видите ли, ненавидим покорность больше, чем испанцев, — Галка поднялась, давая понять, что разговор окончен.
— Жаль, — проговорил де Шаверни, отвернувшись к окну. — Если бы не ваша строптивость, вы были бы отличным капитаном.
— Я неплохой пират, и это меня вполне устраивает, — на завуалированную угрозу адмирала Галка ответила той же монетой. После чего, с испорченным настроением, покинула губернаторский дом.
"Всё, — думала она. — Теперь у него останется только два варианта: либо отвязывается от меня со своей гербовой бумажкой, либо… начинает действовать. Что ж, подождём".
И ждать пришлось недолго.
Утро следующего дня выдалось на редкость тихим. Поверхность бухты превратилась в почти идеальное зеркало, нарушаемое лишь лёгкой рябью у берегов и бортов кораблей. Галка как всегда поднялась с первыми лучами солнца и сразу принялась за дело. Нужно было выдать Пьеру необходимую сумму для закупки хорошего пороха. Поругаться с оружейником, поставившим ядра не того калибра. Проверить, как идёт установка новых орудий на свежевыкрашенные и переоснащённые линкоры. Посмотреть — зрелище ещё то, Шекспира бы сюда — как Пьер обучает нанятых канониров обращению с его «любимицами». Как вообще новые команды освоились на таких громадных кораблях. Это были в основном флибустьеры, либо по той или иной причине оставшиеся без кораблей, либо списанные на берег из-за конфликтов с капитанами. Требютор, сам неглупый человек, старался не нанимать ни явных дураков, ни мечемахателей без тормозов, ни полностью безразличных к условиям жизни на корабле свинтусов. А Галке как раз и нужны были люди, не лишённые чувства собственного достоинства. И на корабле будет порядок, и капитан, кто бы он ни был, при такой команде не начнёт тиранствовать… Была ещё одна проблема: Влад. То есть, Галка ничего не имела против его службы на «Экюеле». Просто в свете последних событий, планов на будущее и странноватого поведения месье д'Ожерона — спасибо Причарду, тоже в людях редко ошибается — она начинала беспокоиться за соседа по двору. Тут недолго дождаться какого-нибудь сюрприза, на которые так горазды люди, приближённые к вершинам власти. Положив себе заняться этой проблемой вплотную, Галка распорядилась спустить шлюпку.
— А где Жером? — спросила она, зная, что с утра должна была быть его вахта.
— Ещё не вернулся с берега, кэп, — ответил хмурый Хайме — из-за опоздания Меченого до сих пор не ложился спать, и оттого был не в меру злой. — Опять загулял, чёрт его дери. В каждом порту по бабе, если не по целой их толпе. Придётся оббегать всех потаскушек города, чтобы найти нашего бесценного громилу.
— Возьми десять человек и дуй на берег, — Галкины подозрения были не такими прозаическими. Она чувствовала: случилось то, чего она ждала и боялась. — Пусть разыщут Жерома… А те, кто был с ним? Тоже не вернулись?
— Да, — Хайме бросил на своего капитана сперва удивлённый, а затем ошарашенный взгляд. — Тьфу, чёрт, как я сразу-то не подумал!
— Как что-то узнаешь — сразу посыльного ко мне, — мрачно сказала Галка.
Этого тоже долго ждать не пришлось, и новость полностью подтвердила её подозрения. Жером и двадцать человек с «Гардарики» были арестованы за трактирную драку. И добро бы просто кулаками махали — догадались подраться с французскими матросами. Потому-то и сидели сейчас в городской каталажке: нападение на солдат его величества, видите ли. В лучшем случае — галеры. В худшем — петля… Выслушав матроса, Галка ничего не сказала. Но подумала о самой себе в очень нелестных выражениях.
"Ты хотела этого? Хотела? Получай".
— Не торопитесь сушить вёсла, — она перегнулась через планшир и крикнула своим пиратам, сидевшим в шлюпке. — Я сейчас сама в город наведаюсь. Поговорю кое с кем…
Джеймс сегодня позволил себе немного отоспаться: всё равно ему до выхода эскадры в море делать пока нечего. Потому жёнушка застала его одевающимся. И моментально испортила ему настроение своей мрачной физиономией.
— Эли, что-то случилось? — спросил он, завязывая воротник: он редко когда позволял себе небрежность в одежде.
— Случилось, — буркнула Галка, доставая из сундучка своё оружие. — Жером и двадцать матросов в тюрьме. За драку с "солдатами его величества".
— Довольно прозрачный намёк со стороны господина адмирала, — проговорил Джеймс. — Эли, но ты ведь говорила Владу, что всё равно придётся брать офицерский патент, хоть тебе это и не нравится.
— Политика местного масштаба, будь она неладна. Братва-то ворчит, не каждому по нраву государственная служба… Я иду к де Шаверни, — спокойно сказала Галка, нацепляя на себя перевязь с саблей — последний штрих к образу капитана Спарроу. — Приму этот чёртов патент, пусть наконец успокоится.
— Незачем было доводить до крайности, — Эшби был мрачен. Он любил жену, и, как всякий влюблённый, идеализировал её. Но сейчас из-под этого идеала проступали пугающие его черты. Он гнал от себя это наваждение, но пока безуспешно.
— Я ждала, когда де Шаверни совершит что-то подобное. Он взял Жерома и его людей в заложники? Это его ошибка, и наша пусть маленькая, но победа. Ведь теперь братва на кораблях будет знать, что меня вынудили принять офицерский чин, и не разбежится нафиг с королевской службы… Да милый, — грустно улыбнулась Галка, заметив в глазах мужа недоумение и неприятие такого метода достижения своих целей. — Я страшный человек. Если бы осталась в своём мире, то лет через двадцать, глядишь, выбила бы себе местечко на нашем политическом Олимпе. Там как раз собрались люди, которые начинали свою карьеру примерно как я — с бандитизма районного масштаба, не очень чистой торговли или финансовых махинаций.
— С твоей стороны и с точки зрения целесообразности расчёт был безупречен, но… Эли, это цинично, — с затаённой болью в голосе проговорил Джеймс.
— Цинично, — согласилась Галка, чувствуя себя так, словно её душу зажали в тиски и медленно, по-садистски, сдавливают. — А по отношению к Жерому вообще подло. Если хочешь, можешь начинать меня презирать.
Всё-таки Эшби был проницательным человеком, и за эти годы изучил Галку лучше, чем она сама себя знала… Он женился на живой женщине, а не на идеале. И любил живую женщину со всеми её достоинствами и недостатками.
— Всё верно, Эли: ты — страшный человек, — сказал он, обнимая её. — Но самое страшное в тебе то, что я всё равно тебя люблю, и ничего не могу с этим поделать.
— И я люблю тебя, несмотря на то, что ты такой безупречный, — улыбнулась Галка. С плеч будто гора свалилась…
Надо ли говорить, как был доволен господин адмирал, вручая ей капитанский патент? Сегодня он опять изволил нарядиться как на аудиенцию у короля, и благоухал ароматом парижских духов. Правда, карибская погодка — а ведь февраль на дворе! — исправно делала своё чёрное дело, и из-под тонкого аромата всё явственнее пробивался вульгарный запашок пота. Был отменно вежлив, и даже изволил пригласить мадам капитана присесть — в присутствии молча стоящих вдоль стены своих капитанов. Среди них Галка увидела незнакомое лицо: изящный молодой человек примерно её возраста, в одежде и манерах ненамного уступающий самому де Шаверни. "Наверняка капитан той самой посудины, что бросила якорь вчера вечером — кажется, "Сибиллы", — подумала Галка. — Надо будет свести знакомство. Мало ли что". Но эта мысль оказалась мимолётной, как облачко. Галка была холодно сдержанна: не хватало сорваться в присутствии господ капитанов. Не время ещё.
— Итак, мадам, примите мои искренние поздравления, — де Шаверни наконец завершил свою длительную речь (три четверти которой занимали неумеренные дифирамбы в адрес короля). — Его величество никогда не забывает оказанных Франции услуг. А верная служба в будущем может избавить вас от упрёков в занятии пиратством.
— Мне и до сих пор особо нечего было стыдиться, — Галка позволила себе ответить уколом, хотя, вряд ли де Шаверни считал своё последнее высказывание бестактностью.
— Да, я наслышан о ваших условиях, предъявляемых к командам. И о дисциплине. Но разве не вы приказали повесить капитана Джонсона и его людей на реях их же корабля?
— Джонсон поплатился за то, что отдал два испанских поселения на растерзание своим бандитам, — ровно проговорила Галка. Ну, какого чёрта он её провоцирует? — А его команда — за то, что выполнила сей преступный приказ.
— Испанские поселения? — у сьера де Шаверни от искреннего удивления глаза полезли на лоб. — Вы казнили английского капера за то, что он убил пару сотен испанцев?
— Мирных жителей. — уточнила капитан Спарроу. — Мне всё равно, какой национальности живодёры, и тем более всё равно, какой национальности их жертвы. Кстати, повесила я не всех — места на реях не хватило бы на две сотни уродов. Остальными пришлось покормить рыбок. Они тут, понимаете ли, всегда голодные.
— Но вы ведь тоже убивали испанцев.
— В бою — да. Но мирных жителей — нет.
— Чёрт побери, я вас не понимаю, мадам. Что за женские бредни? Вы ещё начните рассказывать о бесчеловечности войны как таковой, — возмутился адмирал.
— Я прекрасно понимаю, что любая война бесчеловечна, а уж пиратство — и подавно, — язвительно усмехнулась Галка, отвечая на "женские бредни". — Оттого хорошо знаю себе цену, и не пытаюсь казаться лучше, чем есть. В отличие от некоторых господ, оправдывающих свой разбой службой короне.
Она уже наводила справки, и знала: де Шаверни никогда и близко не имел отношения к военным действиям, потому сейчас не примет её резкие слова на свой счёт. Так и случилось. Более того: адмирал усмехнулся. Ни дать, ни взять, разделял это мнение. Зато молодой незнакомец, которого Галка видела краем глаза, как-то подобрался, ожёг её гневным взглядом. "Ага, — отметила про себя мадам капитан. — Видать, рыльце в пушку. Обязательно спрошу о нём — кто такой, откуда взялся, чем занимается".
— Вы считаете, что можно остаться честным человеком, будучи пиратом? — пока Галка думала о незнакомце, де Шаверни напомнил о себе. — Признаться, до встречи с вами я не думал, что это вообще возможно. Но, как вижу, невозможного не бывает. Вот, кстати, приказ о вашем назначении вице-адмиралом эскадры, — он вынул из кармана свёрнутую трубочкой бумагу.
Галка еле сдержалась, чтобы не сказать ему пару ласковых. Сначала провоцировал, теперь собирается рассорить с поседевшими на службе капитанами?
— Адмирал, я думаю, произошла какая-то ошибка, — сказала она, всеми силами стараясь хотя бы казаться спокойной. — Здесь есть люди, куда более достойные этого звания.
— Даже если это и ошибка, мадам, здесь уже вписано ваше имя, и исправить ничего нельзя. Берите, и благодарите короля: если бы его величество не ценил превыше всего заслуги перед Францией, я мог привезти в кармане приказ о вашей казни.
— Как это любезно с вашей стороны, — когда Галка говорила таким медовым голоском, внутренне она уже была готова к убийству. И, чтобы не наломать дров, решила уходить. — С вашего позволения, я удалюсь. Нужно же наконец освободить из тюрьмы солдат его величества.
— Если вы имеете в виду своих людей, мадам, то боюсь, что это несколько преждевременно, — с мстительной усмешкой проговорил де Шаверни. — Они не могут считаться солдатами его величества, пока ещё ничего в их ситуации не ясно. Предстоит разбирательство, суд. И приговор может быть как довольно мягким, так и суровым — в зависимости от результатов расследования.
Когда Галка уже постфактум вспоминала этот эпизод, то не могла понять, что её удержало от несусветной глупости, которую она уже готова была совершить. Почему она сходу не швырнула все патенты в лицо "версальскому адмиралу"? Одному Богу ведомо. Но момент помрачения прошёл — слава опять же ему, Всевышнему — раньше, чем Галка начала действовать.
— Не думаю, что вы заинтересованы в беспристрастном расследовании, адмирал, — она привыкла иметь дело с пиратами, но все её знакомцы ещё сохраняли в себе хоть какое-то представление о чести. Этот же расфранчённый придворный собирался её самым криминальным образом «кинуть». Что ж, раз он решил играть по законам криминального мира, пусть теперь не жалуется. — Если я принята на службу, то это автоматически распространяется и на моих людей. Если же вам угодно сделать некое исключение из этого правила, то боюсь, мне придётся отказаться от великой чести быть офицером флота его величества. Ибо вы создаёте опасный прецедент, а я не хотела бы в такой ответственный момент наблюдать неуверенность среди наших людей.
— Только так, и не иначе? — де Шаверни перестал усмехаться: он и хотел, чтобы Галка отказалась от патента, но сделать это, по его замыслу, она должна была со скандалом. Чтобы сама оказалась в этом скандале виновата. Теперь выходила несколько иная история. Эта чёртова пиратка, несмотря на варварское произношение, умела ловко управляться со словами. Судя по её речи, получила недурное образование, хоть и осталась при дикарских манерах.
— Увы, — Галка уже держала себя в руках.
— Отдаю должное вашей логичности, мадам, — не слишком-то довольно проговорил адмирал. — Вы горой стоите за своих людей, они платят вам тем же. Надеюсь, вы сохраните это похвальное качество и в роли французского офицера. Можете идти.
— А как насчёт приказа об освобождении моих людей?
— Я распоряжусь, чтобы их немедленно отпустили.
— Адмирал, я с удовольствием передам ваш письменный приказ коменданту, — Галка чуть склонила голову, всем своим видом демонстрируя почтение.
Де Шаверни понял и намёк, и то, что в этой ситуации ему не стоит играть с огнём у крюйт-камеры. Пираты есть пираты, а эта дама, как он слышал, плевала с высокой горки на всякие титулы и звания. С неё станется взбунтовать своих головорезов, и тогда он — даже с тремя могучими линкорами в распоряжении — ничего не сможет сделать. Потому пришлось улыбаться, выписывать бумажку, прикладывать даже не перстень — печать! И заверять мадам, что недоразумение более не повторится.
— Я искренне на это надеюсь. Ибо в противном случае я не смогу гарантировать вам свою лояльность, — в свою очередь заверила его мадам.
— Вот теперь можете идти, — кивнул в ответ адмирал. — И прошу вас, не забывайте о своём новом статусе. Это не только большая честь, но и некий долг перед Францией.
"Кролики — это не только ценный мех…" — язвительно думала Галка, проходя к двери. — Знаете, господин адмирал из лужи, какую ошибку вы сейчас совершили? Не знаете. Что ж, для некоторых счастье в самом деле заключается в неведении".
— Да, кстати, — Галка уже в дверях обернулась, и её взгляд стал странно весёлым, — На всякий случай, господин адмирал, мало ли что… Одним словом, шляпы мы есть не будем. Доктор говорит, это вредно для здоровья.
…Городская тюрьма Фор-де-Франс мало чем отличалась от подобных заведений в Порт-Ройяле и Кайонне. Так же и комендант тюрьмы выглядел родным братом своего коллеги с Тортуги: такой же цепкий взгляд записного хапуги, по самому камера плачет. Галке в тюрьме сиживать не доводилось, ни на родине, ни здесь, но случалось вытаскивать с нар своих пиратов после особенно буйных потасовок. В её эскадре такое случалось несколько реже, чем у других капитанов, но всё же случалось. И тогда провинившиеся бывали не рады, что не остались досиживать в тюрьме. От трёх до семи нарядов или "собачьих вахт" вне очереди, в зависимости от тяжести содеянного. А «рецидивистов» ждала откачка воды из трюма — худшей работы на деревянном паруснике семнадцатого века просто не найти. Так что Жером, когда его вместе с его орлами выпустили из камеры, был далеко не в праздничном настроении.
— М-да, — сказала Галка, увидев разукрашенные во все цвета радуги виноватые рожи своих вояк. — Хорошо вас отрихтовали, хоть картину пиши… Сколько их было-то?
— Поначалу не больше, чем нас, — ответил за всех Жером. Он-то как раз был побит меньше прочих: сказалось и его кулачное мастерство, и три года занятий экзотическим рукопашным боем. — Задираться-то они первыми начали. Ихний лейтенант меня свиньёй назвал, а когда я посоветовал ему самому штаны постирать, облил меня ромом… сволочь… Ну, я его на приём и взял. Он сразу орать — спасите, мол, убивают! Тут уже все сцепились, пошла стенка на стенку. Почти сразу набежало их откуда-то с полсотни, будто позвал кто, и началась гулянка. А тут и стража подвалила. Человек сорок. Навели стволы — и что нам было делать? Не подыхать же так по-дурацки.
Галка и без откровений своего боцмана знала, что драка была подстроена умышленно. И остро чувствовала свою вину перед Жеромом и его приятелями. "Нет, — подумала она. — Сколько ни вешай Джеку лапшу про циничный расчёт, не бывать мне политиком крупного масштаба. Не смогу я с лёгкостью жертвовать теми, кто мне дорог. Совесть сожрёт, и не подавится… М-да, совесть пирата. Сказать кому — засмеют…"
— Ладно, — проговорила она, стараясь не смотреть Жерому в глаза. — Пошли уже, солдаты его величества.
— Вот чёрт! Ты согласилась на патент? — вознегодовал Меченый, сообразив, что произошло.
— А что, я должна была спокойно смотреть, как вас вешают? — нахмурилась Галка. — Нет, если ты так хочешь, я ещё могу пойти к адмиралу и положить патент на стол…
— Да ладно, Воробушек, — отмахнулся Жером. — Сделанного не воротишь.
— Тогда вперёд… расписные вы мои. В порту ждёт шлюпка. Наказывать вас не стану, драка наверняка была подставной. Но всем на борту передайте: ещё один такой случай, и я рассержусь всерьёз…
Нет, господа. Как ни романтичен был Сабатини, но он будто с натуры эту ситуацию срисовал: столичный вельможа с агромадными амбициями, губернатор, не могущий ему как следует возразить, и пиратский капитан, всеми правдами и неправдами пытающийся сохранить свою независимость. Только де Шаверни куда умнее де Ривароля, а я — не капитан Блад.
Я гораздо хуже.
Вместо одной шлюпки у пирса Галка обнаружила две: рядом буквально только что пришвартовалась посудина с «Акулы», и вот прямо сейчас оттуда на мол вылез Причард со своей неизменной трубкой в зубах. Понаблюдав за хмурой компанией с «Гардарики», англичанин едко усмехнулся.
— Что, допекли? — поинтересовался он, когда Жером со товарищи погрузился в шлюпку.
— Бывает, — пожала плечами Галка.
— Я бы своих дураков вытаскивать не стал.
— А я своих умных, как видишь, вытаскиваю, — огрызнулась капитан Спарроу. — Чего ты хочешь, Причард? Нарваться на драку? Давай, я сейчас как раз в подходящем настроении.
— Я с тобой драться не рискну, жить ещё охота, — не без язвительной нотки сказал Причард. — Ты не саблей сильна, а башкой. И своей бабьей хитростью. Потому я не завидую этому придворному вертихвосту, который корчит из себя прославленного адмирала… Сукина ты дочь, — добавил он — негромко, чтобы никто не услышал. — Думаешь, я не знаю, как ты наловчилась проворачивать хитрые делишки чужими руками? Ведь ты обстряпала всё так, будто тебя заставили взять патент. Теперь парни и не пикнут. Даже жалеть тебя начнут, черти солёные.
— Не ворчи, старый пират, сам ведь хорош, — усмехнулась Галка. — Все мы тут сукины дети. Правда, в разной степени, но сути дела это нисколько не меняет.
— Чудесная семейка, — согласился Причард. — Что думаешь делать дальше?
— Готовиться к походу, что же ещё.
В маленьких, глубоко посаженных глазках Причарда светился другой вопрос, но английский капитан был слишком умён, чтобы задавать его раньше времени.
Три недели. Негусто для такого рейда. Но если учесть, что эти три недели завершили полный год подготовки, то в самый раз, чтобы затариться припасами, просмолить днища, покрасить борта и привести в порядок такелаж. Зато теперь эскадру можно смело выставлять на любой морской парад. А наши пушки — на выставку «Экспо-1673», в раздел новейших технологий… Ничего. Шуточки скоро кончатся. Под этой чёртовой Картахеной придётся как следует повертеться. А Джек прав: на одном слепом везении далеко не уедешь. Этот де Шаверни, эти шпионские игры губернаторов, эти испанские инквизиторы, которым вдруг приспичило сделать из меня жаркое… Предчувствие опять молчит. Как тогда, перед Панамой. Но тогда нам кое-как, со скрипом удалось переиграть одного Моргана. А здесь противники… Имя им легион. И всё такие, что зубы обломаю с гарантией.
Да, я боюсь. Но страх — ещё не причина для отказа от борьбы. Я уже не могу отступить, потому что братва верит в меня и в мои странные по этим временам идеи. Отступление будет равносильно предательству, а отец с детства внушал мне, что это самый страшный грех.
Ты всегда был прав, батя. Потому предавать я так и не научилась. Хотя, учителей по сему предмету было предостаточно, хоть в той жизни, хоть в этой.