— Ты сам этого хотел, Северус Снейп!
— Больше не хочу!
— Давай–давай! Блэкам не отказывают!
— Надо же – вспомнил, что ты – Блэк…
— Надо же – ты еще огрызаешься? Джей, ты прихватил с собой намордник?
— Потребуется – трансфигурирую. …Давай лезь, не в первый раз!
Поздний февральский вечер, темный, сырой и ветреный, – самое подходящее время для того, чтобы возвращаться с тренировки квиддичной команды, на которую потащился не по желанию, а исключительно чтобы не отрываться от коллектива. Собственно тренировку Снейп не смотрел: он мог оставить в гостиной книжки, но не голову, а мысль на свежем воздухе работала даже продуктивнее, чем в душных подземельях. А не замечать отвлекающих факторов, вроде шума вокруг, он научился еще в детстве. И сейчас он плелся в хвосте шлейфа слизеринских болельщиков, обдумывая заклинаньице, которое – владей он им месяц назад – избавило бы его от необходимости запасаться маггловским оружием.
Из размышлений его выдернул рывок – такой, что треснула, разрываясь, мантия. Снейп ударился плечом о дерево, за которое его затащили – ведь нашло же где вырасти! Удар сбил дыхание, а в следующую секунду холодная (видно, долго поджидали в засаде) ладонь зажала рот, правую руку заломили за спину и жарко выдохнули в ухо:
— Шевельнешься – сломаешь.
И левое запястье тоже точно в тисках. Держали неумело, но крепко: ни вырваться, ни позвать на помощь. Снейп мотал головой, силясь вывернуться, укусить ладонь, крикнуть – бесполезно. Выпрямившись – насколько позволял захват, – он мог лишь бессильно провожать взглядом уходящих. Внутренний голос завопил, подсказывая: рванись! Рванись посильнее – и окажешься в лазарете, под надежной защитой Помфри. Даже ЭТИ – не настолько идиоты, чтобы тащить его куда‑то с переломом…
Поздно. Отпустили. Развернули, впечатав спиной в шершавый ствол дерева, и просто держали за руки. Снейп недоумевал, почему в ход не были пущены чары? Ну, положим, у него отобрали палочку – но Поттеровская упиралась прямо в его незащищенное горло, поверх сбившегося шарфа.
— Ха! – Голос из‑за правого плеча принадлежал Блэку. – Ты был прав, Джей, мы не зря уступили им сегодняшнюю тренировку…
Слева молчали.
Теперь они с Поттером стояли лицом к лицу, и только чужая рука на губах, согретая собственным дыханием Снейпа, не давала врагу насладиться видом лица, искаженного злобой и болью.
— Силен… — торжествующе зашептал Поттер.
— С ума сошел? – оборвал его Блэк. – Палочки проверяются!
— А что делать?
— Воспользуйся подручными средствами.
— Ага. – Снейп проследил направление ответного взгляда Поттера, но понял, что имелось в виду, лишь когда тот, зайдя сзади, завязал ему рот его же собственным шарфом, бесцеремонно и туго, больно прихватив волосы на затылке.
— Чтобы не накликал неприятности, – издевательски объяснил Блэк. – Еще застукают после отбоя. А на твое благоразумие я лично не полагаюсь. Вперед!
И ведь со стороны – если б было, кому на них смотреть в этот час – они выглядели вполне миролюбивой, дружной компанией. Снейп – под угрозой применения левитирующего заклятья (а пусть докажут, к кому применялось!) – шел сам, пока не сообразил, куда именно они направляются, – а тогда уперся. Что самое обидное – бессознательно! Недавние воспоминания ударили не слабее, чем сдвоенный “Ступефай” или “Петрификус”. Снейп даже не отбивался, просто висел на руках у Блэка и Поттера, когда те волокли его к Иве.
А потом… потом…
Все это УЖЕ БЫЛО!
Была внезапно замершая, словно оступефаенная Ива; была короткая перебранка между все теми же Блэком и Снейпом, которому удалось‑таки освободится от импровизированного кляпа:
- …Лезь, не в первый раз!
— Зачем?
— На экскурсию! – веселится Блэк.
— Ты хотел видеть, что там? Сейчас увидишь! — обещает Поттер.
— Не бойся, – вдруг подает голос тот, что слева, Люпин, – сегодня не полнолуние.
…И черный лаз у корней, в который Снейпа на этот раз попросту втолкнули; и черный коридор, в конце которого…
— Я так понимаю, тут ты еще не был? – уточняет Поттер, ощутимым тычком в спину заталкивая слизеринца – так, что он чуть не налетает на Люпина – в Хижину, пропуская вперед Сириуса и протискиваясь следом.
Двери нет, но Блэк и Поттер недвусмысленно загораживают входной проем.
Снейп затравленно оглядывается. Палочки в руках гриффиндорцев заметно его нервируют. Поттер, прицелившись в Снейпа и мотнув головой в сторону отсутствующей двери, вопрошает:
— А теперь что? “Инкарцеро”?
— Я же сказал: никаких палочек! – рявкает Блэк. – Если наябедничает, будет его слово – против нашего.
— И как ты думаешь, – огрызается Снейп, – кому поверят?
— Может, и тебе. Только доказательств не будет. Давайте сюда палочки. Все. Будто мы с ним без палочек не справимся.
Такое ощущение, что язык распухает от невысказанного; за зубами он точно не помещается:
— А ты попробуй – без палочки! И безо всей своей кодлы!
— Ого! — удивляется Поттер. – Ну и запросы! Сиу, ваши желания совпадают, – и командует: – Наверх! Давай шевелись! Рем, проводи его.
— Джей! – перебивает Блэк. – Подожди, Джей, слушай, что я придумал…
Что он шепчет, не слышно, но Поттер фыркает, и Снейп спотыкается на верхних ступеньках…
Комната на втором этаже – без сомнения, спальня, иначе что тут делает такая роскошная кровать?
— Прошу… – с наигранной любезностью указывает на кровать Поттер. Снейп отшатывается, натыкается на Блэка и шарахается от обоих. И, больно приложившись лопатками к стене, разрывается между паникой – ибо отступать некуда и облегчением – по крайней мере, не нападут сзади.
— Зачем?!
Нападать пока не собираются.
— Ты другие слова знаешь? – осведомляется Поттер.
— Ты предпочитаешь – на полу? – интересуется Блэк.
— Что – на полу? – Страх отбил способность соображать.
— Сидеть, идиот! Или ты видишь стулья?
Сидений действительно нет. Ни стульев, ни хотя бы достаточно широких подоконников – потому что нет и окон. Вернее, окна есть, но заколочены снаружи. Люпин – он тут вроде как за хозяина – сообщает извиняющимся тоном:
— Волку они без надобности.
Только сейчас, когда все враги перед глазами, Снейп догадывается, чего не хватает для полноты картины:
— А чего это у вас не все дома? Где четвертый?
Джеймс делает вид, что только что спохватился:
— А в самом деле, парни, где малыш?
— У четвертого нервы ни к боггарту, – усмехается Блэк. – Ты же сам разрешил ему не участвовать.
— Точно. Пит слишком мягкосердечен. Есть вещи, которых ему не перенести. Даже вида. Объясняй потом Помфри, для чего нам нужно зелье сна без сновидений…
Ремус укоризненно переводит взгляд с одной деланно серьезной физиономии на другую и объясняет:
— Снейп… Сегодня четвертый – ты.
Вероятно, сочтя атмосферу в спальне чересчур благодушной, Поттер переглядывается с Блэком, выскальзывает за дверь, и спустя недолгое время возвращается, поигрывая на ходу мотком маггловской веревки. Подбрасывает и ловит – как снитч. Снейп зачарованно следит за его руками.
Неожиданно подает голос Люпин:
— Джей, это еще зачем?
Блэк присаживается напротив Снейпа.
— Твое слово – и свобода… хотя бы в пределах этой комнаты. Или… сам–понимаешь‑что. Все – исключительно добровольно. Выбирай!
Снейп угрюмо молчит.
— Ну?
— Что – ну? Что говорить‑то?
— Что ты не уйдешь отсюда без разрешения любого из нас до утра понедельника.
“Что?!”
— Меня хватятся, – с надеждой возражает слизеринец, но его голосу не хватает уверенности.
— Не думаю.
Поттер демонстративно подбрасывает моток.
— Джей, это лишнее! – снова вмешивается Люпин.
— Тебе что – его жалко? А он тебя жалел?
Как же хочется по–гриффиндорски выплюнуть в эти физиономии: «Никакого слова я не дам! И делайте со мной что хотите!» Но Снейп – слишком слизеринец для этого… Он пытается просчитать, чего от него ждут, – чтобы сделать наоборот. Назло ЭТИМ… Он пытается выбирать – там, где выбора нет. Слово – те же путы, а все пути приводят на один и тот же перекресток.
Поттер подбрасывает моток – тот уже растрепался и потихоньку разматывается…
Снейп отводит взгляд. Внезапно до него доходит, что свобода в пределах комнаты – это еще и возможность защищаться. Хотя бы несколько минут – перед тем, как…
— Ладно. Я не уйду.
Джеймс с видимым разочарованием отбрасывает моток куда‑то в угол.
Снейп присаживается на край кровати; подумав, скидывает ботинки, забирается на постель с ногами; забивается в угол, отодвинув подушку; сворачивается как можно незаметнее, обхватив руками колени. Под подушкой обнаруживается книжка. Маггловская. Знакомая. “Всадник без головы”. Ага, тоже очень по–гриффиндорски! Интересно, кто из этих ее читает? Только бы не Поттер!.. Снейп открывает книжку, перелистывает несколько страниц, но не видит ни строчек, ни картинок. На самом деле он ждет. Чего? Да чего угодно! Ведь зачем‑то они его сюда притащили!
Зачем?..
— Если ты думаешь, что я это так и оставлю… – Блэк метался по спальне. – Я найду способ его проучить!
— Оставишь, Бродяга, куда денешься, – “утешил” его лохматый брюнет в очках. – Как ты его проучишь – после того, что сказал директор?
— Придумаю как…
— Но мы же были сами виноваты, – рассудительно заметил Люпин.
— Ага; особенно ты, Луни, – Блэк остановился перед другом. – Чушь! Если бы он не выследил тебя, я не встретил бы его и не показал бы выключатель, и… Это только его вина! – Блэк почти кричал: – Никто не просил его лезть не в свое дело!
Люпин поймал Блэка за руку, заставил сесть рядом с собой.
— Бродяга…
Блэк вывернулся, вскочил.
— И я должен был извиняться перед этим… этим!..
— Должен заметить, что ты проделал это весьма изысканно…
— К Мерлину извинения! Если он считал себя обиженным, то мог бы потребовать удовлетворения другим способом! Они там все воображают себя аристократами… Мы могли бы решить дело магической дуэлью!
— Дуэль! – с энтузиазмом подхватил Петтигрю. – Ты гений, Бродяга!
Поттер в задумчивости потер подбородок.
— А что? Я думаю, это можно будет устроить…
— Опомнитесь! – Люпин переводил ошарашенный взгляд с одного на другого. — Извинения принесены, вопрос исчерпан!
— Исчерпан? Салазар его забери, теперь оскорблен я!
— А если победит он? Все же ты не настолько сведущ в Темных Искусствах, Бродяга. В школе ты в них не совершенствовался. В отличие от него.
Блэк дернул плечом.
— Дуэль есть дуэль. И он все равно струсит и откажется.
Поттер возразил:
— А мы позаботимся, чтобы не отказался…
Блэк немедленно перешел на деловой тон:
— А где можно сойтись так, чтобы нам не помешали?
— В Хижине, где же еще?
— Только не в полнолуние! – ужаснулся Люпин. – И вообще, вы сошли с ума… Если вы хотите знать мое мнение!
— Нисколько… А вот тебе, Луни, пожалуй, не нужно при этом присутствовать.
— Нужно: ты забыл про второго секунданта. И, Бродяга… Обещай, что не будет никакого… членовредительства.
Блэк помрачнел:
— Я уже директору пообещал.
…Полчаса спустя Снейп начинает сомневаться, что выбрал правильно. И окончательно перестает что‑либо понимать. Потому что трое гриффиндорцев не обращают на него больше внимания. Вообще. Будто его совсем тут нет.
Поначалу это его вполне устраивает.
Но мало–помалу им овладевает тупое беспокойство.
От нечего делать он перебирает в уме возможные причины своего пленения. Он опоздает в понедельник на уроки? Не выполнит домашнего задания? Получит отработки? Пропустит вечеринку у Слагхорна? Так его и не приглашали. Зато Блэка приглашали… но он явно туда не собирается. Естественно! Им эта хижина – дом родной! Зверье!
Что он потеряет оттого, что здесь – а не там?
Выходные? – Тягучие, одинокие, мало чем отличавшиеся от будней. Он провел бы их все в тех же подземельях. Или в библиотеке. Или с Эванс, выговаривающей ему за его слизеринских друзей…
Эванс!..
Но Поттер – тоже здесь, и о Лили даже не заговаривает. Что ж, он, Снейп, будет последним, кто напомнит Поттеру о рыжей гриффиндорке.
Снейп оглядывается, примечая детали. Стульев нет, зато есть освещение: принесенные – явно не наколдованные – лампы, одна из которых подвешена на стене и имитирует верхний свет, вторая – на стопке учебников возле кровати. Рядом – пергаменты с перьями. И стаканы. Ничего из этого оборотню не требуется, но нужно тем, кто по собственной воле составил ему компанию.
Блэк замечает беглые, исподтишка, взгляды пленника.
— Скучаешь по своему змеючнику? Лови момент, питонец Слизерина! Когда тебе еще повезет познакомиться с жизнью львов!
— Какие вы львы? Вы гиены! Шакалы!
— Джей, как насчет намордника?
— Я передумал; пусть огрызается – вместо колдорадио. Все веселее!
— Я к вам в шуты не нанимался!
— В самом деле?
Поттер плотоядно усмехается и перемигивается с Блэком. Люпин отворачивается, скрывая – что? Тоже усмешку? Злорадную? Сочувственную?!
Снейп, как за соломинку, хватается за книжку. Луиза и Морис – Лили и Северус…
И ему даже удается погрузиться в текст – но не глубже, чем на две главы. Впрочем, Ли… Луиза и Морис уже встретились…
Блэк и Поттер вытаскивают из‑под кровати корзину для пикников. На четверых. Снейп ужинал вместе со всеми – то есть довольно давно – однако успешно делает вид, что происходящее его не касается.
Люпин оборачивается к слизеринцу:
— Снейп… ты что, не голодный?
Идиотские вопросы, честное слизеринское! Снейп добросовестно старается сосредоточиться на прочитанном абзаце.
Поттер, откусив от своего бутерброда, советует:
— Оштавь его, он шобираетша объявить голодовку!
Снейп и впрямь подумывал о чем‑то в таком роде, но – повторять Поттера?! Да еще когда Блэк лезет со своими объяснениями:
— Он прав. Если он проиграет мне дуэль, то всегда сможет оправдаться тем, что проиграл с голодухи!
— Сейчас! – Снейп выхватывает сандвич из руки Ремуса. – Посмотрим, кому я проиграю – один на один!
На сытый желудок пленник наглеет окончательно. С недопитой бутылкой и книжкой он снова устраивается в своем углу. То, что ему не чинят в этом препятствий, беспокоит его, но объяснить странное поведение неприятеля он не в состоянии, а гадать – нет больше сил. Поначалу он то и дело косится на Блэка и Поттера (Люпин, как ни странно, вызывает меньше опасений), но книжка затягивает, и через несколько глав Визжащая Хижина трансфигурируется в хижину мустангера, а гриффиндорцы – в озверевших техасцев, которых Снейп замечает не более, чем не приходящий в сознание Морис Джеральд.
Между тем Поттер, приглаживая мокрые волосы, останавливается у настенного светильника, вопросительно взглядывая на кровать. Блэк, уже завернувшийся в плед, кивает. Но Люпин качает головой. Никак не реагирует только Снейп. Он отрывается от книги, лишь полчаса спустя – на третий оклик Люпина. Только тогда до него доходит, что двое гриффиндорцев мирно посапывают каждый под своим пледом, а Люпин полусонным голосом спрашивает что‑то про свет и, услышав наконец Снейпово “Угу!”, тоже закрывает глаза. Снейп с минуту соображает: а что, собственно, “Угу”? Потом соотносит спящих и горящий светильник и решив, что не подписался ни на что непоправимое, возвращается в техасские прерии.
Час спустя он переворачивает последнюю страницу.
Старая, не раз читанная и перечитанная история возвращает хорошее настроение – такое, в котором можно попытаться что‑нибудь предпринять. Пока его враги – спят.
У него‑то сна – ни в одном глазу. И слизеринец отлично помнит, куда Поттер забросил веревку. Связать их, спящих, и диктовать свои условия. Снейп по–змеиному соскальзывает с кровати. Он достаточно высок, но весу в нем – только что ветром не уносит, и обычно не слишком ловок – но только не сейчас, когда от этого зависит свобода. Ни пружина, ни половица не скрипнули. Снейп пробирается в заветный угол, поднимает моток и чуть не плачет. Потому что и на взгляд, и на ощупь, и по весу ясно: на всех – не хватит. Максимум – на одного… а остальные?
— Подстраховались! – шипит он сквозь зубы.
В спальне – на его счастье – не так много света, поэтому он не видит, что “спящий” Блэк прикусывает на губах мстительную усмешку.
Снейп роняет веревку себе под ноги, переступает через нее и черной бесшумной тенью подходит к двери. Он знает, что палочки спрятаны внизу – а это значит, что дверь закрыта не магически, и открыть ее мальчишке, знакомому с маггловской механикой – раз плюнуть. Мерлин и Салазар! Может, она вообще не закрыта! И всего‑то делов – протянуть руку и убедиться в этом…
Снейп стоит перед дверью, осознавая, что уйти мешают не чары и не замки. Что проклятое маггловское слово держит крепче веревок и Непреложного Обета. В чувство его приводит холод: за стенами Воющей Хижины не самое теплое время года. Снейпа пробивает озноб. Он уже готов протянуть руку…
Но какой доксин сын дернул его оглянуться?!
Снейп поворачивается – и его моментально бросает в жар: внимательно и сочувственно (?!) на него смотрит Ремус Люпин. Не спит, лежит на спине, закинув руки за голову, и смотрит, не пытаясь остановить слизеринца ни словом, ни взглядом, ни движением.
Снейп некстати – нет, как раз очень кстати! – вспоминает: “…Без разрешения любого из нас”. Он не сомневается: спроси он сейчас Люпина – и тот даст согласие. Так же – без слов. Просто кивнет или зажмурится.
Но Ремус закрывает глаза, прежде чем губы Снейпа успевают хотя бы шевельнуться в жалкой и почти беззвучной попытке выговорить : “Можно?”
Уже не стараясь двигаться бесшумно, слизеринец выключает светильник, возвращается в постель и, пристроившись с краю, натягивает на себя одеяло. Двое суток… еще целых двое суток! Согреться удается быстро, но к тому времени, как сон все‑таки пришел, злые жгучие слезы еще не высохли.
Наутро Снейп просыпается от крика. “Просыпается” – слабо сказано: вопль подбрасывает его из лежачего положения в полусидячее, заставляет одурело оглядываться и вытряхивает из головы все мысли, кроме одной: какое человекообразное существо может ТАК орать?
Орет Блэк: Поттер, для которого новый день уже наступил, спихнул его с кровати.
Остальные – в том числе, и пытающийся подняться с пола Блэк, и сонно ворочающийся под своим пледом Люпин, и сам Снейп считают, что новый день мог бы и подождать.
Подняться у Блэка не получается, потому что Поттер методично лупит его подушкой, и все это сопровождается такими взрывами хохота, что пытаться досмотреть прерванный сон мог бы только глухой или ненормальный. Куда интереснее наблюдать за потасовкой. Тем более что следующим на пол – вернее, на Блэка – летит уже занесший подушку для удара Поттер: Люпину для этого достаточно лишь слегка пнуть его – будто бы случайно… И двое – уже союзники – с криками и смехом набрасываются на третьего…
Снейп отодвигается на край и приподнимается на локте, прикидываясь не заинтересованным зрителем, а случайным и даже скучающим свидетелем. Ни за что на свете он не хотел бы показать, что отчаянно завидует забавам молодых хищников, что в глубине души только и ждет, чтобы его тоже столкнули, огрели подушкой… Но и в самой азартной возне его не задевают. Даже случайно.
Змеи не дерутся.
Словно стеклянная стена воздвиглась за ночь между слизеринцем и гриффиндорцами – стена, из‑за которой долетают только звуки. Возникает неприятное ощущение, что таким образом ему демонстрируют его место: в террариуме! Точно какой‑нибудь пурпурной жабе… Но ведь это же его мысли – о стекле! Откуда им знать о них?
Утро проливается тонкими струйками света сквозь щели грубо заколоченных окон. Света недостаточно. Поттер, обходя спальню по периметру, снова включает лампы. Снейп в слизеринской гостиной, где иного и не бывало, привык к искусственному освещению, но в своей гостиной они собирались по вечерам. А свет масляных ламп белым днем – это уже что‑то нереальное… Впрочем, как и все остальное.
Гриффиндорцы поочередно сваливают за дверь и вниз по лестнице и возвращаются умытые и причесанные – если только о Поттере можно сказать “причесанный”. Интересно, у Снейпа волосы от природы жирные – и к нему цепляются все кому не лень, а у Поттера они – как у дикобраза, и, кроме как остричь наголо, с ними тоже ничего не сделать – так почему же к лохматому очкарику не пристают?!
Снейп из вредности обошелся бы без умывания, но туалетная комната нужна не только за этим, и он тоже идет к двери, усилием воли заставляя себя на этот раз не оглядываться.
И его не останавливают!
В его сторону даже не смотрят!!
И Снейп не знает, что произойдет внизу, когда он окажется в двух шагах от выхода…
Хотя – знает.
Потому что это – не выход. НЕ ВЫХОД!
Завтрак обходится без эксцессов. На этот раз Снейпа особо не уговаривают: ведь в Большом Зале все едят вместе – хоть и за разными столами – так почему бы и нет? Тем более что еда – Снейп готов спорить – стянута со школьной кухни.
Зато после завтрака Ремус перехватывает Блэка – и к ним немедленно подтягивается Поттер – и что‑то спрашивает требовательным шепотом. И Снейп шестым, седьмым, восьмым чувствами понимает – это о нем.
Того, что шепчет оборотень, не разобрать, но Поттер отвечает, не понижая голоса:
— Ничего.
И протест в голосе Люпина звучит громче прежнего:
— Ребята, это жестоко!
И Блэк подводит итог, примиряюще и тоже вполне различимо:
— Да он все равно ничего не поймет.
Новый день тащится, точно удав по раскаленному полуденным зноем асфальту.
Вчерашний вечер был потерян. Но выходные, благодаря замеченным накануне письменным принадлежностям, Снейп надеется спасти – и “стеклянная стена” тут окажется очень кстати.
Взять пергаменты и перо ему не мешают. А вот воспользоваться ими…
Сосредоточиться нет совершенно никакой возможности! Подумать только, тренировка не отвлекала – ага, потому что была не интересна! – а эти… Эти, что ли, интересны?!
И ведь ничем сверхъестественным ЭТИ не заняты.
Пятнадцатилетние охламоны… играют! И игры‑то какие‑то дурацкие: “Кто где живет и зачем он мне нужен?” Еще и с переходом на личности…
- …Взрызвер!
— Африка. Незаменим, чтобы отвлекать завхоза!
— Он одноразового действия.
— Кто, завхоз?
— Взрызвер, балда! Тебе понадобится целое стадо!
— Летаплащ!
— Новая Гвинея. Я бы натравил его на сами–знаете–кого: от него мокрого места не осталось бы!
— А точно, ребята, это надо разжевать. Кто‑нибудь знает, почему об этом никто еще не задумывался?
— Может, он за пределами Новой Гвинеи не выживает?
— А вывозил его кто‑нибудь за эти пределы?
— На свою голову…
— Может, он в неволе не содержится?
— Ладно, к этому мы еще вернемся. Дальше!
— Оборотень!
— В Хогвартсе! А в настоящий момент – в Воющей Хижине. Я бы его использовал как наглядное пособие на Защите!
— Сириус Блэк!
— Лондон, Гриммо, двенадцать. Если бы у меня был Сириус Блэк… я бы… – Поттер, такой бойкий, вдруг спотыкается.
А Снейп ждет ехидных выпадов в свой адрес… А их нет. И ловит себя на том, что тоже придумывает ответы. Например, зачем бы ему был нужен Сириус Блэк…
— Я бы вызвал тебя на дуэль, Блэк! – выпаливает он, рассчитывая хотя бы на привычное: “Заткнись, Нюниус!”
…Стена.
Вместо хоть какой‑то реакции Поттер пристально разглядывает приятеля и сообщает ему:
— Сиу, а ведь тебя могли отправить в Слизерин.
— Я бы сразу ушел, – не задумываясь, парирует Блэк.
И оба ржут.
А потом Сириус и Джеймс уходят за продовольствием. И Снейп долго сидит, просто сидит, невидяще уставясь в спину Люпина. А тот что‑то высматривает на улице, прильнув к щели, как будто не понимает, что провоцирует пленника. И Снейп говорит себе: это – шанс. Не выпросить – вытрясти из Люпина разрешение уйти. И неважно, воспользуется он им потом или нет – главное… Снейп бесшумно, как ему кажется, приближается со спины и уже готов броситься, когда Люпин вдруг спрашивает:
— Ты знаешь, почему я не играю в квиддич?
— Потому что даже гриффиндорцы не берут в команду оборотней!
Ох! Не надо бы, наверное, так с Люпином – он единственный тут не смотрит на него волком…
— Ну, в общем, так оно и есть, – соглашается Люпин. – Северус… (“Чтоо?!”) похоже, ты так и не понял, что значит быть оборотнем.
— Выть на полную луну и кусать того, с кем встретишься на узенькой дорожке.
— Я не могу быть в команде с людьми, потому что я сильнее и быстрее вас. И чутье у меня намного острее.
— У Поттера – тоже чутье.
— Да, но у него оно человеческое, а у меня – нет. Это было бы нечестно.
“А втроем на одного – честно?”
— К чему ты это?
— У тебя нет шансов против меня. Ни в полнолуние, ни сейчас. – И все так же, не оборачиваясь, Ремус Люпин добавляет: – Но почему шансы обязательно должны быть – против?
“Что?”
— Все равно ты один меня не удержишь! – с вызовом бросает Снейп в эту непонятную спину.
Вот теперь Люпин поворачивается.
— Я даже и не подумаю. Ты слово дал.
— Под давлением!
Ремус только смеется.
— Маггловское слово – не Нерушимый Обет. Ничего со мной не случится.
— Ты так думаешь? Попробуй.
Еще чего – пробовать! Снейп и так знает, что ничего не произойдет – но что чувствовать он себя будет погано.
Но – почему?
Они сделали его свидетелем своих шалостей – нет, не шалостей – своей жизни… Зачем??
Говорят, чтобы понять, иногда полезно сменить точку зрения. Центробежный взгляд – на центростремительный. Привалившись спиной к стене – почти плечом к плечу с Люпином – Снейп смотрит в комнату.
Такие хоромы отгрохать ради оборотня! Одна кровать чего стоит… Стоп! Именно что одна кровать. Кровать – и четыре стены. А больше‑то и нет ничего.
Да и кровать не столько роскошная, сколько массивная, дубовая, не перевернуть, не сломать, разве что поцарапать. И ни лампы, ни книжки, ни письменные и чайные приборы не были запланированы и не появились здесь сами по себе. Комната ориентировалась на потребности волка – не человека. В ней было все для оборотня – и ничего для гриффиндорца–пятикурсника Ремуса Люпина.
Оборотень. Люпин. Ремус… Вот ведь имечко – нарочно не придумаешь!
Снейп никогда прежде не слышал о том, чтобы оборотни жили среди обычных людей, учились в школе, рассчитывая, надо полагать, на аттестат а потом – на приличную работу… Да кто его возьмет – даже с отличным аттестатом?! Он что – не понимает этого? Снейпу очень хочется спросить – но на сей раз здравый смысл побеждает. Тем более что отличного аттестата оборотню не видать – достаточно посмотреть на него на зельеварении…
А интересно, кто еще догадался об истинной природе гриффиндорца, кроме самого Снейпа и соседей Люпина по спальне? В Рэйвенкло, например, тоже не дураки учатся… Жаль, что директор раз и навсегда запретил касаться этой темы.
Досадливо оттолкнувшись от стены, Снейп бредет по периметру спальни. Внимание останавливают мелочи – те самые, что нужны людям, а не волкам. Колдография – четверо обнявшихся мальчишек, – прилепленная к обоям не то заклинанием, не то колдоскотчем. Над колдографией – небольшое зеркало; и то и другое висит на стене возле входа: дверь, открывающаяся вовнутрь, заслоняет их от посторонних глаз. А над дверью – и над заколоченными окнами – можжевеловый лапник, украшенный самодельными звездами и фигурками зверюшек: оленей – Рудольфов, так называют их магглы – а еще почему‑то крыс и собак.
И хотя Рождество уже в прошлом, Снейп отлично понимает, почему обитатели комнаты не торопятся лишать ее минувшей радости: кто‑кто, а уж он‑то по радостям – большой специалист.
А между вечнозеленых веток теперь вызывающе и чуть смущенно алеют валентинки…
Вместо стульев по полу раскиданы не замеченные вчера — а много он мог заметить, спасаясь книжкой? – подушки; на одной из них забыт маггловский планшет с прикрепленным к нему листом пергамента. Снейп гадает, где хранятся книжки, пергаменты, свечи и другие мелочи, пока не замечает под кроватью коробки. Одна их них, открытая, в углу; взгляд искоса убеждает его в правильности предположения.
Присев рядом с коробкой на корточки, слизеринец – с молчаливого согласия Люпина – перебирает то, что сверху: цветные карандаши, связка писем, свечи, какие зажигают на именинных пирогах… А еще там – снитч, который радостно выпархивает из неосторожно открытого футлярчика. От неожиданности Снейп теряет равновесие и шлепается на пол рядом с коробкой. Люпин беззлобно фыркает. Снейп краснеет до корней волос; злость и досада вздергивают его на ноги, но попытки поймать золотой мячик терпят крах одна за другой.
— Оставь! – пробивается наконец к сознанию голос Люпина. – Дверь закрыта, никуда он не денется. Джей поймает.
Безобидная реплика оглушает.
“Никуда не денется”… “Джей поймает”, ага – и к счету Джеймса Поттера добавляется еще один пункт.
И еще один – за то, как изящно это проделывается, ибо вернувшемуся Поттеру достаточно протянуть руку – и мячик спархивает со стойки для полога к нему в ладонь.
…Обед поздний, но есть совершенно не хочется. Но не может же Снейп показать, как ему плохо!
От нечего делать он после обеда не прочь даже поиграть в домашних эльфов – но его помощь не требуется, мыть посуду уходят Поттер и Люпин. Блэк с планшетом на коленях устраивается на полу, на одной из подушек, опираясь спиной о кровать. Снейп, вспомнив о том, что ночью не выспался, вытягивается на кровати. Несколько минут спустя к Блэку присоединяются Люпин и Поттер. Снейп прислушивается к репликам: “Не забывай про масштаб!” – “Какой масштаб? Это все приблизительно, там мерять надо!” – “Так мерили же, забыл?” – “Кто мерял? Ты? Тебе фестрал наступил на твое чувство меры!” – “Не я. Ремус!” – “Ах, Ремус… Рем, сколько там было?” – “Я на глаз…” – “Твой глаз стоит рулетки в кое–чьих лапах!” – но ни одна из них ни о чем ему не говорит.
Зато комната.
Эта комната раздражает, как накрытый стол – голодного.
Чем?
Совершенно не нужной для волка роскошью?
Неприспособленностью для человека? Особенно для конкретного Ремуса Люпина – то, что гриффиндорцу тут не по себе, видит даже Снейп, настолько она безлика и холодна.
Или неуклюжими попытками оживить ее, создать в ней уют – как его понимают пятнадцатилетние мальчишки из таких разных семейств? Неумелой, но трогательной заботой подростков о товарище?
Снейп переворачивается лицом в подушку, чтобы не видеть ничего больше. И, главное, не думать. Не думать!
Не позволять себе думать о том, что в этом душном убожестве четырех стен до желчно–горького привкуса во рту пахнет чужой дружбой.
Счастье еще, что он не страдает клаустрофобией! Впрочем, в ином случае Слизерина ему было бы не видать. Вот что бы он делал сейчас на факультете? Внутренний голос хмыкает: “Домашку!” А здесь кто мешает? “Читал бы”, – перечисляет варианты внутренний голос. Ага, можно подумать, тут из рук книжки рвут. Делай что хочешь… Так ведь не делается!
Снейп встает и некоторое время (интересно, как они тут время распознают?) слоняется из угла в угол. Останавливается за спиной Люпина и смотрит на рисунок – и пергамент от него даже не закрывают – но переплетение непонятных значков со сплошными и пунктирными линиями ни о чем не говорит непосвященному. Пытается выглянуть в заколоченное окно – однако все, что можно разглядеть в щелочку, это густые темно–синие сумерки.
Тягостный осточертевший день наконец уполз!
И странная тоска, вяжущая по рукам и ногам не хуже “Инкарцеро”, внезапно размыкает объятья.
И Снейп впервые за все время в Хижине вдыхает полной грудью.
Он падает на кровать – и ему наплевать, что скажут или что подумают ЭТИ! Сами затащили – пусть сами и расхлебывают последствия его присутствия… Снейп клянет себя за бездарно проведенные сутки – но завтра!.. Завтра – целый день в его распоряжении. Он прикрывает глаза, представляя себе, что будет здесь завтра, и мечтательно улыбается. Подумаешь – против троих!
И так и засыпает – с улыбкой.
Утром обнаруживается, что кто‑то из ЭТИХ позаботился накинуть на него плед. В результате этой диверсии планы проснуться до света от предутреннего холодка и со своей стороны подстроить неприятелям крупную пакость идут прахом. Но слизеринец ничуть этим не разочарован. Еще успеется! А может быть… Может быть…
Он еще складывает плед, когда слышит невероятное в своей будничности:
— Пошли!
Снейп роняет сложенный плед на постель.
То есть – как? Что значит – “пошли”? А… Зачем же тогда все это было?
— Куда? Вы же сказали – до утра понедельника!
Люпин хочет ответить, но натыкается на жесткий взгляд Блэка.
Обратная дорога кажется вдвое дольше.
Снейп выбирается из лаза последним. Его ждут, но не торопят. Наверху Блэк возвращает ему палочку, Люпин предупреждает:
— Отойди! – и Поттер снова запускает сумасшедшее дерево.
А потом они уходят. Просто – уходят. Обнявшись. Слизеринец смотрит им вслед. Устало. Опустошенно. Непонимающе.
Внутри что‑то рвется.
Четвертый…
ЗАЧЕМ??