Весною – рассвет.[5] И захочешь – так не пропустишь. Птицы орут как ненормальные – приветствуют восход солнца. Не позавидуешь тому, у кого комнаты окнами на восток и нет занавесок. Громче птах где‑то на крыше надрывается страдающая от одиночества Миссис Норрис. Ей наплевать, что у тебя до полуночи – проверки, а заполночь – поурочные планы. Весной острее всего осознаешь преимущества подземных апартаментов.
Летом – ночь. Слов нет, она прекрасна, когда патрулируешь школьные коридоры. Пространство между окон и стен до краев налито бледно–опаловым сиянием, зыблющимися тенями, оживленными призраками, шепотками и шорохами, возбуждением, предвкушением… Миссис Норрис, забыв, что она – давно уже не котенок, охотится за лунными зайчиками. Как приятно в такую ночь вспомнить об одном знакомом оборотне! В каком подвале он нынче царапает стены? Но хороши и безлунные ночи. Несмотря на экзамены, в темных углах тут и там вспыхивают светляки “Люмосов”. Каждый “Люмос” — светлячок – снятые баллы. Накануне выходных их вспугиваешь целыми стаями, но если и один–два попадутся – все равно восхитительно! Летние ночи вне школы тоже радуют. В кои‑то веки рядом ни студентов, ни коллег, ни директора… Но на Спиннерз–Энд – свои призраки…
Осенью – сумерки. Закатное солнце… Стая ворон мечется над Запретным лесом. А чуть в стороне, над стадионом – квиддичная команда. Рэйвенкло, если я не забыл расписание тренировок. Школьники в черных мантиях удивительно похожи на ворон, а хриплые азартные вопли из сорванных криком глоток почти ничем не отличаются от карканья. Кажется, у их вратаря что‑то не ладится, и голоса игроков полны невыразимой печали.
Зимою – раннее утро. По будильнику, разумеется. Свежий снег за окнами большого зала, свежая овсянка на столе, свежий и оригинальный подход на уроке к очередному зелью очередного Лонгботтома… Очередной угробленный котел. Очередной визит к колдомедику. Так и чувствуешь прелести зимнего семестра! И каждое утро – одно и то же, вот что плохо!
Случается, что люди называют одно и то же разными именами. Послушать только магов – и маглов! То, что для мага – дар, для простеца – отклонение от нормы. Я помню, как сестра моей Лили кричала ей на вокзале: “Уродка!”
Отдать своего любимого сына в Хогвартс – как это горестно для магловского сердца! Что скажут соседи? Как смотреть в глаза родственникам? …
Будущий дипломированный колдун, это несчастье родителей, думает только о школе, считает дни, оставшиеся до первого сентября, и старается пореже появляться дома, чтобы не слышать, что он, единственный сын, наследник, – урод, выродок, яблочко от яблони…
А в школе? Он зубрит учебники. Он обзаводится качественными врагами, сомнительными друзьями и высокопоставленными покровителями… если ему повезет. Он с закрытыми глазами может найти дорогу в больничное крыло и обратно. Он втягивается в межфакультетское соперничество и трясется над баллами, полученными или потерянными его факультетом. Не приведи Мерлин, чтобы из‑за него сняли хоть один балл! Заработанные им десять тут же будут забыты! А потом в один прекрасный день выясняется, что баллы для факультета приносит не только учеба, что популярность и любовь одноклассников стяжают вовсе не отличники, а игроки за факультетскую сборную, что девчонки заглядываются на сорвиголов, а не на “ботаников”. А ты… А он и взлететь‑то на метле толком не может…
А кто окружает его там! Уж никак не изысканное общество. Невежды, грязнокровки, гриффиндорцы, оборотни, Блэки и Поттеры!
…Однако не легче и преподавателям. Ибо невежды, грязнокровки, гриффиндорцы, оборотни, Блэки и Поттеры неистребимы.
Успеваемость.
Планирование уроков.
Боггарт. Где мои боггарты, над которыми было достаточно посмеяться?
Зеркала. Всезнайки и выскочки. Хроновороты. Иногда кажется: несколько оборотов – и все будет иначе. Все будет… Все могло быть…
И еще: ты стараешься, а тебя обходят, не прилагая к тому ни малейших усилий – скажете, не досадно?
Как взволновано твое сердце, когда случается:
Приходить в себя после “Круциатуса”. Каждый раз удивляешься, почему сердце еще прыгает между ребер, да и сами по себе целые ребра слегка озадачивают, ведь казалось, что внутри не осталось ни одной целой косточки. Накладывать “Круциатус” самому тоже очень волнующе. Чтобы вызвать в себе ненависть нужного градуса, переживаешь заново все самое темное в своей жизни…
А чтобы вызвать Патронуса – все самое светлое… Немного же его у меня осталось.
Проходить по рядам мимо столов, занятых студентами, играющими в зельеваров. Никогда не знаешь, кто и что взорвет или расплавит в следующий раз. Сидеть одному в кабинете, прислушиваясь к тому, как в котле булькает экспериментальное зелье. Заметить, что недавно начищенные котлы уже слегка потускнели. Слышать, как чья‑то сова стучит в оконный переплет, когда ты уже давно ни от кого не ждешь почту.
Ночью, когда патрулируешь коридоры, каждый легкий звук заставляет тебя вздрагивать: шелест мантий или шорох шагов.
Мой Патронус.
Мои записи на полях “Расширенного курса зельеварения”. Сомневаюсь, что они кому‑то по–настоящему пригодятся.
Кухня Хогвартся во время летних каникул. Не то чтобы я не был способен приготовить что‑то для себя – но время! Времени жалко.
А на самом деле все, что мне по–настоящему дорого, – в думосборе. Подальше от любителей копаться в чужих мозгах. В тоскливый день, когда льют дожди, нырнешь в думосбор… и станет еще тоскливее…
“Десять баллов с Гриффиндора!”
То, что меня отмазали, а Блэку туда и дорога… Чтоб он там с дементором поцеловался!
Выигрыш в квиддич команды моего факультета. Квиддичный кубок в руках капитана слизеринской команды. И когда в конце года Большой зал украшается зелеными полотнищами, на сердце у тебя становится весело.
Тот–кого–нельзя–называть и Другой, кого можно.
Гриффиндор и Слизерин.
Меня и Квиррелла – при выборах на вакантную должность профессора ЗОТС. Я вообще не понимаю, что он делает на этом месте, если есть я?
Стаи воронов спят на деревьях. Или ворон? Никогда не был силен в магической орнитологии, да и в магловской тоже. За обедом поинтересовался у Кеттлберна, откуда здесь вороны в таком количестве? Погоду предсказывать? Бурю с дождем нам и Трелони с ее третьим глазом напророчит в два счета. Кеттлберн поправил: не ворон, а воронов. Я озадачился еще более. По моим сведениям (не из личного опыта, разумеется), вОроны – птицы лесные, не стайные, одиночки (что‑то в этом описании неуловимо знакомое мерещится…), символизируют мудрость. А мудрецы и символы – испокон веков штучный товар, в стаи не сбивающийся.
Впрочем, возможно, что они имеют отношение к одной из Основательниц… Любопытно, была ли Ровена Рэйвенкло анимагом? И кем оборачивалась?
Выручай–комнаты.
Преподаватели ЗОТС, которые соответствуют своей должности.
Студенты, которые понимают, что им говорят.
Что говорить о дружбе между мужчиной и женщиной!
Самые лучшие помещения для жизни и для работы находятся в подземельях.
Поясняю.
Здесь не бывает Пивза.
Здесь мы избавлены от засилья портретов, их всевидящих глаз, всеслышащих ушей и лояльности нынешнему директору. Ибо тут сырость и неподходящий температурный режим. Даже слизеринцы во главе с Финеасом Найджеллусом предпочитают висеть наверху – что уж говорить о прочих.
Здесь мы застрахованы от попыток свести счеты с жизнью путем спрыгивания с Астрономической и прочих башен. Забавно, что было время, когда это не казалось мне преимуществом.
Дополнительный бонус: падать ниже, чем мы есть, тут просто некуда.
И еще один: из фальшивых оконных амбразур не дует.
Хогвартс. Малфой–мэнор. Орден Мерлина.
Последняя дуэль двух величайших магов современности: Альбуса Дамблдора и Геллерта Гриндельвальда. Была. Говорят. Сам не видел.
Несправедливые упреки. Неумелая ложь. Оправдания. Бахвальство. Незаслуженные похвалы сопернику. Но заслуженные и вовсе невыносимы.
Расскажешь случайно услышанное пророчество, не зная, о ком оно. Потом долго чувствуешь неловкость, даже если это посторонний человек и совсем незначительный.
Ответы Поттера на зельях. Вообще ответы Поттера.
Заверения директора в том, что Гарри Поттер – кладезь всяческих добродетелей. Я, по мере сил, стараюсь доказывать обратное.
Назначение на сами–знаете–какую должность Гилдероя Локхарта.
Разглагольствования упомянутого Локхарта о доблестях, о подвигах, о славе[6] – его собственных, разумеется. Слушать тяжело!
Сказанное в запальчивости.
Проще вспомнить, о чем бы не сожалел…
Выматывающая неизвестность. Искупление. Запасы магловских сладостей у директора. Учебный год.
Смазливая физиономия Локхарта.
Беспорядок в ингредиентах и на рабочем столе.
Книги, расставленные на полках как попало.
Гриффиндорские выскочки.
Мое отражение в зеркалах.
Спиннерз–Энд.
Последнее Непростительное.
Вопль мандрагоры, когда ты забыл про наушники.
Мяуканье Миссис Норрис во время ночного патрулирования. Так сами–знаете–до–чего довести можно!
Орден Мерлина. Мой нос. Я и Поттер!!!
Косой переулок. Осенняя дорога в Хогсмид. Мои волосы.
Директора Хогвартса. По крайней мере, в этом виде возможность руководить и вмешиваться в чужие жизни у них несколько ограничена.
Пушок. И вообще все волшебные твари — для них и картинок в учебнике довольно.
Преданность – трогает.
Предательство – бьет…
Служить орудием чужих замыслов.
Знакомые глаза на еще более знакомой физиономии.
Азкабанские фото Блэка из серии “Их разыскивают дементоры”.
Крысы.
Брать на мое место оборотня. И вешать на меня обеспечение безопасности! Но он хотя бы знает свое дело.
Лучше не вспоминать…
Жизнь без любви. И цели.
Общие трапезы в Большом зале. Это было невыносимо, особенно в первое время. Мне казалось, что на меня глазеют все – и студенты, и преподаватели. Трижды в день. Я помню, мы – те из нас, кто спускался к завтраку – досматривали сны по дороге туда и наугад нащупывали ложки, и иногда хватались вдвоем за одну, и не было силы, включая холодный душ, способной заставить нас разлепить ресницы… А теперь такая сила есть. Это я. Я тот магнит, на который липнут все, от среднего школьного возраста до старшего профессорского. Не думаю, что овсянка привлекает их сильнее, чем бывший Пожиратель.
Проверка домашних работ любого курса. Одно и то же, из года в год, из работы в работу. Челюсти сводит! Как будто в библиотеке в открытом доступе всего один учебник, и в нем отчеркнуты нужные места (если допустить, что при мадам Пинс такое возможно).
Чтение.
Размышления.
Шпионаж.
Сложное зелье. Впрочем, любое зелье отвлекает. Процесс захватывает целиком – от подготовки посуды и нарезки ингредиентов до отсчета времени и поддержания пламени под котлом. Результат тоже способен отвлечь – если в результате получается, скажем, глинтвейн. Или самогон…
Просроченное зелье. Профессор ЗОТС в конце учебного года.
Рубеус Хагрид и его зверушки. Фестралы.
Хмури.
Горный хрусталь. Лед. Дистиллированная вода. Котлы после очередной отработки.
Поттер–старший со своим квиддичем, Сами–знаете‑кто со своим бессмертием, наш директор со своими лимонными дольками!!!
Когда наши проигрывают.
Слова директора о Поттере. Послушаешь–послушаешь – глядишь, и поверил бы. Если бы сам не видел.
Шарить в чужих кабинетах. Хотя бы и под благовидным предлогом.
Отвечать на уроке еще до того, как я закончу спрашивать.
Дементоры. Азкабан. Ноябрь – темный, пустой, бессмысленный…
Двойной агент.
Двойной агент.
Мистер Лонгботтом у меня на уроке.
Популярности? Счастливому сопернику? Высокому происхождению? Никакие твои таланты ничего не значат, если не можешь похвастаться связями и семьей. Чистой крови?
Чистой совести…
Основателям: через тысячу лет их все еще помнят. Даже Годрика.
Нынешним одиннадцатилеткам. Если бы можно было начать все заново!..
На каком факультете окажешься?
Что получится, если стандартное учебное зелье помешать указанное число раз по часовой стрелке и один – против?
Результаты СОВ и ТРИТОНов.
Кто займет прОклятую должность в этом году и чем это для него кончится?
Метка, дающая о себе знать с начала учебного года.
Активированная Метка – а ты не имеешь возможности немедленно аппарировать, чтобы выяснить, что произошло.
Хмури в Хогвартсе.
Люциус Малфой – всегда и везде.
Планы Альбуса – насколько он меня к ним допускает. Ничем хорошим все это не кончится. Планы второго моего начальника, скорее всего, не лучше, но я в них не посвящен.
Корнелиус Фадж. Джейн Долорес Амбридж. Перси Уизли. Вообще все министерские…
Бедность. Глупость. Трусость. Излишняя разговорчивость. Даже одно–единственное слово.
Амортенция. И еще многие правильно сваренные зелья.
Хогвартс. Дурмштранг. Шармбатон.
С Хогвартсом все понятно: лучшая школа в Британии, из чего логично следует, что – и в мире. В Хогвартсе учились родители; у тех, кому повезло – оба, у тех, кому не очень – хотя бы один. И те, и другие знают, что их ждет, вплоть до фамильного факультета, и на них с недоверием и завистью смотрят непосвященные гряз… маглорожденные. Но именно они, непосвященные, грезят волшебным замком и сказочным будущим, а ты становишься для них проводником в сказку… но не больше.
Странно, что есть родители, которые могут думать о других школах, кроме Хогвартса. Люциус Малфой, например, его не устраивала программа. Если бы не Нарцисса, Драко отправили бы в Дурмштранг. Но Нарциссу не интересуют такие мелочи, как программы и изучаемые дисциплины, она ни за что не отпустила бы единственного ребенка в школу, расположенную один почтовый филин Малфоев знает где – от Лапландии до Албании.
Эти… Материковые школы… Одни только имена звучат непривычно для цивилизованного уха, дико и вызывающе. Говорящие имена.
“Дур–мштранг” – без комментариев.
“Шарм–батон” – французские… булочки… пышечки… плюшечки… Бррр! Лучше уж Поттер!
Директриса–полувеликанша, студентки–полувейлы… В Хогвартсе, по крайней мере, до полугоблинов не додумались.
Квиддич. Плюй–камни. Подрывной дурак. Шахматы.
Из прочих забав назову дуэли.
Очень удобны, в отличие от роялей и арф. Просто вторая волшебная палочка – только с дырочками. Незаменимы для укрощения диких магических монстров, вроде Хагридова Пушка. На меня не действуют.
Но как прекрасны должны быть звуки флейты, способные утихомирить трехголовую тварь, которая разодрала мне брючину и икру.
Книги. Чем толще, тем лучше. Стеллажи под потолок. Шрифт.
Тыквы на Хэллоуин.
Лабораторный стол. Вообще, стол – это такая штука, которой всегда не хватает. Поверхность, на которой не помещаются две–три стопки книг, свитки пергаментов для проверки, мой личный “кляузник”, кружка с чем‑нибудь, соответствующим моменту, и не остается места, чтобы сложить руки и уронить на них отяжелевшую голову, недостойна называться столешницей.
Подоконники тоже лучше всего широкие.
Волосы. Длинные – лезут в глаза, когда нарезаешь ингредиенты или склоняешься над котлом. И не сказать, чтобы моя прическа очень мне шла – так какого же боггарта я за нее цепляюсь?
Речи.
Книги. Книжные полки и шкафы.
Комплект котлов и средства для их чистки. Набор ингредиентов. Лабораторный стол. А еще лучше – два.
Домовые эльфы. Хотя бы один.
Безнаказанность.
Все, что вытворяет в школе Поттер–младший.
Мой боггарт. В смысле – тот, который изображал меня. Ага, мне рассказали. А я рассказал директору. И что же? Оказалось, что я сам виноват.
Возмутительно было упустить Сириуса Блэка!!! Подумаешь, Поцелуй! А моя месть? А мой Орден Мерлина? Но, по крайней мере, с оборотнем я рассчитался.
Отказывать в должности профессора ЗОТС человеку, который не раз смотрел в лицо этим самым существам, и отдать ее министерской кабинетной крысе, которая не распознает упомянутое существо, даже если оно явится к завтраку в Большой зал и спляшет на столе сарабанду!!!
Снег. Град. Ледяной дождь… Что против них возразишь? Но когда с неба падают игроки в квиддич… И уже не единожды… Не хотелось бы, чтобы с легкой руки Поттера это стало традицией.
Всего лучше – полная луна, когда ее напудренная физиономия, в мушках кратеров, поднимается над Запретным лесом, вызывающая, обнажающая, преображающая, разоблачающая. Но и нарождающийся месяц прекрасен как обещание. Приятно также наблюдать за растущей луной. Луна, идущая на убыль, не так радует взоры.
Полярная звезда – Киносура. Белая, альба… Альбус. В смысле – Дамблдор. Звезда Альбуса Дамблдора. Удивительно, как они все‑таки похожи: оба светлые, высокие, недостижимые… непостижимые. Руководящие. Определяющие чужие пути.
Созвездие Поттеров. Погасшее. Почти. Не приведи Мерлин, чтобы – совсем!..
Падучие звезды – Блэки. Младший – Львиное Сердце. Старший – собачий… Не знаю, что удерживает меня от того, чтобы написать здесь все, что я о нем на самом деле думаю.
Корнуэльские пикси. Гриффиндорцы. Звонок с урока.
Чемпионат мира по квиддичу с такими организаторами, как в последний раз. Но встречи местного значения, между факультетскими командами, тоже приводят в волнение.
Тримудрый Турнир. Прибытие гостей из Дурмштранга и Шармбатона будоражило школу целый год. И не самым лучшим образом отразилось на учебном процессе!
Все большое и неотесанное. Хагрид. Мадам Максим. Мой магловский папаша.
Впрочем, иногда внешняя грубость сопрягается с надежностью. Стены Хогвартса. Ступефай. Щитовые чары.
Студенческие нравы. Грубые шутки. Грубые игры. Но я постарался научиться играть по чужим правилам.
Прямота.
Блэк и Поттеры.
Надеюсь, что я не уступаю им… в этом.
Дверь в гостиную Рэйвенкло.
Рэйвенкловцы – это у них от Основательницы.
Распределяющая Шляпа.
По ошибке попавшая в Гриффиндор Гермиона Грэйнджер.
Сивилла Трелони. За счет очков, в основном, которые ей немного великоваты. Ее “третий глаз” говорит ей куда меньше того, чем могла бы сказать простая наблюдательность. Забавно наблюдать, как пророчица притворяется, будто это она повелевает неведомым, а не оно – ею. А ведь любому, кто знаком с жизнеописанием хотя бы Мерлина, известно: видения не приходят по заказу.
Кентавр, преподающий Прорицания.
А еще напускают на себя умный вид некоторые домохозяйки. И глупцы тоже. Они очень любят поучать тех, кто по–настоящему умен.
Маггловские самолеты. Сова с чужим посланием. Мое счастье.
Школьный вестибюль. Он, конечно, не вещь, строго говоря… но послушали бы вы, как выражается Филч, после того как по светлым каменным плитам потопталось стадо школьников.
Котлы после занятий. Тут уже выражаюсь я. Впрочем, я выражаюсь коротко и ясно: десять баллов с Гриффиндора, после уроков явитесь ко мне, назначу взыскание.
Темный Лорд в Хогвартсе – до тех пор, пока это и в самом деле не случилось.
Надеюсь, что и не случится. Очень надеюсь, что Директор знает, что делает…
Речи Альбуса. Даже когда им не веришь.
Говорят, что самое печальное на свете – это знать, что люди не любят тебя.
Пусть не любят, лишь бы боялись.
Ну – я таким был. Таким и остался…
Я знаю, это большой грех, но не могу не радоваться, когда человек, мне ненавистный, попадет в скверное положение.
Библиотеки.
Теплицы Спраут в пору весеннего цветения. Наверное. Я в эту пору стараюсь обходить их стороной – как, впрочем, и в другое время. Но в нашем мире если Магомет не идет к горе – гора идет‑таки к Магомету. Девицы, начиная с первокурсниц, позволяют себе являться с занятий Спраут на мои уроки в совершенно разнузданном виде – с цветами, приколотыми к мантии или воткнутыми в прическу. А когда я велю ликвидировать безобразие – вкладывают привядшие цветы – хрупкие памятки – в учебники.
Между страниц моего Зельеварения тоже забыт цветок – к которому прикасалась Она и ее магия. Сентиментально и глупо – но выбросить рука не поднимается.
Исполнение желаний. Я – профессор ЗОТС. Наконец‑то. Откуда тогда осадок?
Драже “Берти–Богтс”.
Директор. Должно быть, я ему доверия тоже не внушаю, хотя он и повторяет всем и каждому, кто усомнится на мой счет: “Я верю Северусу Снейпу!” А! Сколько “медовуха” ни повторяй – во рту слаще не станет.
Метка. Не живая, но светится!
Белые маски Пожирателей. Глянешь на них – и начинаешь понимать, почему на Востоке красавиц называли “луноликими”. Маска, Маска, я Вас знаю?..
Мой ученик Драко Малфой ночью на Астрономической Башне. Черное и белое – классический контраст; белый верх, черный низ – так изысканно! Белый – символ чистоты и невинности, да. А вся грязная работа – опять на мне.
Тщательно созданный имидж. А вы думаете, почему Трелони так редко спускается со своей башни?
Приятно иметь у себя на службе многих юнцов из приличных семейств с длинными родословными и короткими мозгами; юношей постарше сомнительного происхождения с честолюбивыми мечтами и без перчаток; зрелых солидных мужей, чье финансовое положение почти незыблемо, а на семейное так легко надавить при необходимости… Как замечательно с такой свитой все время посещать то один дом, то другой, где тебя не ждут и где после тебя остается только Метка над обугленными развалинами… Сначала думаешь: что бы ни отдал, чтобы только оказаться допущенным в ближний круг! А потом: как жить с этим дальше?..
(На этом записи обрываются)
Курсивом даны цитаты из “Записок у изголовья” Сэй–Сенагон (М., 1988, перевод Веры Марковой), кроме случаев, оговоренных особо.
Цитируется А. Блок.