В окно гриффиндорской спальни в упор били лучи золотого послеполуденного солнца. Ремус Люпин заслонялся от него книжкой, Питер Петтигрю – прикроватным пологом, а Сириус Блэк сидел на широком подоконнике спиной к свету. Спина только что не плавилась, но это все равно было лучше, чем щуриться на тяжелый диск, блестевший ярче, чем все вместе взятые свеженачищенные квиддичные кубки.
Выдержав выразительную и довольно продолжительную паузу, Блэк вопросил накаленную тишину:
— Сумасшествие лечится?
Люпин, перевернув страницу, отозвался с безразличным видом:
— Проконсультируйся у Помфри.
Блэк скептически хмыкнул:
— Только не в нашем лазарете. Это же не насморк!
Люпин бросил прикидываться, что читает.
— Ну, и не оборотничество…
Петтигрю жадно поинтересовался:
— А кто свихнулся?
Блэк фыркнул:
— А сам ты не видишь?
Не видеть на самом деле трудно, потому что повсюду в спальне шестикурсников начертаны инициалы “Л” и “Э” различной величины и формы: ими расписаны стены, они покрывают потолок и пол – и валяющийся на постели в одежде и обуви Джеймс Поттер рычит, чтобы на них не наступали! – они вписаны в проемы между окнами, ими, как готическими витражами, украшены стекла…
Петтигрю вопросительно покосился на Поттера. Блэк сардонически усмехнулся:
— Ну, он, конечно, тоже…
Поттер, почти не целясь, выстреливал из волшебной палочки в малиновый полог, прожигая его насквозь. Сквозь дырочки падал свет, и казалось, что на пологе зажигаются звезды. Звезды складывались все в тот же осточертевший вензель.[2]
Блэк наконец решился:
— Джей… твое состояние – имеет оно какое‑то отношение к вашему с Эванс вчерашнему разговору в библиотеке?
Джеймс оборвал на полуслове очередное разрушительное заклинание, приподнялся, опершись на локоть, и ткнул палочкой в сторону Сириуса:
— Это не был разговор! – он рубил фразы, взмахивая палочкой так, будто рисовал ею в воздухе восклицательные знаки; разобиженный инструмент шипел и плевался искрами. – Это был ультиматум! Она сказала, что впредь вообще будет разговаривать со мной при одном только условии…
На условии Поттер споткнулся. Блэк искушающе подтолкнул его:
— Ммм?..
— Какое еще условие? – удивился Питер. – Подумаешь, принцесса! Она что – магловских сказок обчиталась?
— Почему – магловских? – недоуменно переспросил Ремус. – В волшебных герой тоже преодолевает препятствия.
— Да ты радуйся, – обнадежил друга Сириус, – в сказках – не меньше трех.
— Радуйся?! – Джеймс одним движением оказался на ногах и заметался по спальне, топча инициалы. – А ты знаешь, ЧТО она потребовала? Лучше три сказочных, чем одно это!
— Да что это‑то? – не отставал Петтигрю. Тлеющее раздражение Блэка немедленно перекинулось на него:
— Мерлин! Ну, неужели непонятно? Оставить Снейпа в покое, разумеется. Знакомо!
Поттер замер на букве “Э” и криво усмехнулся.
— Ничего тебе не знакомо. – Посмотрел под ноги и отступил на чистое место. – “Оставить в покое” – это пройденный этап.
Блэк, крайне заинтригованный, попробовал угадать:
— Неужели извиниться перед ним?
— Если бы!
— Помириться? – предположил Петтигрю.
— Боггарта с два помириться! – взорвался Поттер. – ПОДРУЖИТЬСЯ!! Теперь она хочет, чтобы мы с ним подружились!!!
В спальне снова стало очень тихо. На лицах явственно отражалась работа серых клеточек, переваривающих новость. Потом Питер спросил:
— Кто?
Сириус счел необходимым выразить сочувствие:
— Ты – и Снейп? Ну–ну…
Джеймс с сожалением оглядел друзей – всех троих, по очереди – и с ноткой злорадства в голосе уточнил:
— Не я. МЫ. Мы ВСЕ. Мы – и Снейп. Ну и как вам это понравится?
Теперь по лицам очень отчетливо читалось, что надорвавшимся серым клеточкам пора в Мунго. Или, по крайней мере, к Помфри. И не только присутствующим.
— Она точно сошла с ума! – за всех высказался Питер.
Ремус пожал плечами:
— Любишь меня – люби и мою собаку. В конце концов, у вас уже был опыт.
Поттер уставился на Люпина так, будто впервые увидел. До сих пор Ремус помнил только один такой взгляд – четыре года назад, когда трое его товарищей стояли перед единственной занятой койкой в больничном крыле.
— Рем, – Джеймс не повысил голоса, но позволил прорезаться в нем интонациям гриффиндорского декана. – Твой волк и мистер Снейп – немного не одно и то же, ты не находишь? – Направил палочку на свой пострадавший полог и рявкнул: – Репаро!
И добавил, чтобы избежать неясностей:
— Вы — животные разной породы, Рем.
— То есть ты отказываешься поднимать перчатку? – ехидно заключил Сириус.
— Мерлин, Сиу, если ты ТАК ставишь вопрос, то, конечно, нет!
Блэк изобразил бурные аплодисменты. Поттер издевательски раскланялся. Перепрыгнул через букву “Л”, устроился на подоконнике рядом с Сириусом и, созерцая напольную живопись, проворчал:
— Но позволь тебе заметить, что ты его любишь не больше, чем я.
— Наоборот. Я за него день и ночь готов Мерлина благодарить. Такие враги на дороге не валяются. Но во имя дружбы… и любви, что, несомненно, гораздо более важно… – Сириус возвел глаза к потолку.
— Сиу, кончай выделываться! Дело серьезное.
— И я – серьезно. Я согласен прекратить вражду.
— Да ты‑то тут при чем? То есть тьфу! Как раз при чем: если бы не ты, Сиу… Ну, какого Мерлина ты показал ему тот сучок? И теперь он убежден, что ты хотел его убить. А ты даже не извинился!
Блэк нехорошо прищурился:
— Не очень‑то это тебя тогда волновало! Или ты хочешь сказать, что сам – чистенький? А как насчет прошлогодней воздушной акробатики со стриптизом?
Ремус не выдержал. Этак они не только со Снейпом не подружатся, но и между собой рассорятся!
— Довольно! Хватит, вы, оба! Оба хороши, вам сейчас и думать нечего о том, чтобы дипломатические отношения с кем‑то третьим налаживать!
— А кто же тогда? – вызывающе осведомился Джеймс. – Ты? Да ведь неизвестно еще, зачем он рвался в Хижину – с его‑то арсеналом темномагических заклятий! Это он теперь Сиу обвиняет: якобы тот убить его хотел – а сам, интересно, о чем думал?
— Заодно и спрошу. А вы сначала между собой договоритесь! Вы хоть помните, с чего все началось?
Поттер оторвался от созерцания солнечно–желтой “Э”, с которой он только что убрал отпечаток собственной подошвы; карие глаза его потеплели при искреннем ответе:
— С первого взгляда.
Ремус вздохнул. У них все было – с первого взгляда: и любовь, и дружба, и вражда…
— Джей… Сириус все понимает и постарается, если нужно. Но вот хотел бы я посмотреть, как ты свои резоны Снейпу объяснять будешь. И молись, чтобы он не понял, зачем тебе это понадобилось, потому что, если поймет – упрется из одной только вредности.
— Я не буду объяснять, – ответствовал Джеймс с видом чистокровки на первом уроке полетов.
— А что будешь? – немедленно спросил Сириус. – У тебя есть план?
Джеймс не удостоил его ответом – ввиду очевидности отсутствия упомянутого.
Питер подсказал:
— Может, пригрозить, что будет хуже?
— Сейчас! — не согласился Джеймс. – Этим его не возьмешь.
Ремус тоже мотнул головой:
— Хуже, чем есть, некуда.
— А чем – возьмешь? – загорелся Блэк. Сложная задача, как бывало всегда, вызвала в нем прилив энтузиазма. – Что мы могли бы ему предложить? Чем воздействовать?
— Шантаж? – снова влез Петтигрю.
— А что мы о нем знаем… такого? Скорей уж, у него найдется, чем нас шантажировать.
— Соблазнить? – вслух размышлял Блэк.
— Чем?! Он не глупее нас, и у него есть все, что ему нужно. Что у нас есть такого, чего нет у него?
— Друзей и нет, – негромко выговорил Ремус.
— Да, как же! А его слизеринская компания?
Ремус упрямо возразил:.
— Это не друзья.
— А кто же?
— А кто из них за него заступился – тогда у озера? Если бы я оказался на его месте – вы бы меня бросили?
— Ты рехнулся, Луни? – хором возмутились гриффиндорцы, и Питер – громче всех.
А Сириус, помолчав, спросил с неподдельным интересом:
— Как ты вообще себе это представляешь? Просто подойти и сказать: “Давай дружить?”
“Заодно и спрошу”. – Легко сказать однако!
А как спросить? И где?
“Просто подойти и сказать: “Давай дружить?” – Да слизеринца от такого предложения удар хватит. Не говоря уже о том, что после Мародерских выходок к нему и на расстояние окрика не подойдешь.
Единственным выходом представлялось – загнать объект в лазарет на несколько суток. Под присмотр мадам Помфри. Оттуда он уж точно никуда не денется. Но – как? Подходящим заклинанием? Таким, чтобы потребовало длительного лечения, но не было слишком опасным. Люпин ломал над ним голову уже несколько дней. Что‑нибудь темномагическое? На уроках такому не учили. В библиотеке в свободном доступе тоже не нашлось ничего подходящего. Просто руки опускались. Разве что у самого Снейпа проконсультироваться?.. Питер настаивал еще и на таком, чтобы Снейп не смог распознать, от кого ему прилетело. Люпин предпочел бы – по–честному. Ладно, это уж как получится. Главное – результат. Люпин был готов даже на то, чтобы заклятием накрыло их обоих.
— Можно и без заклятия. Ты его просто укуси, – предложил Сириус, за что и получил по башке учебником по трансфигурации.
Взорвать или расплавить котел на зельеварении? Обжечь? Случайно – может быть… но не сознательно же!
То, что использовали девчонки – заклятия прыщей, фурункулов, изуродованная прическа – тоже не годилось. Изуродовать волосы Снейпа больше, чем он сам это делал, не представлялось возможным. Разве что перекрасить. Или – использовать заклятие ускоренного роста. Или наоборот… Был такой магловский рассказ – с отрезанной косой. Некоторое время Рем всерьез обдумывал заклятие облысения – и с сожалением от него отказался. Так подшутить можно было бы над друзьями (Сиу, глядишь, и ввел бы в Хогвартсе новую моду – на бритую голову или на парики), даже над директором! – но не над Снейпом. Снейп с его комплексами скорее бы позволил переломать себе кости, чем посмеяться над собой.
Выход нашелся внезапно, снизошел как вдохновение – все в той же библиотеке.
Вечером четверга Ремус поднялся во владения мадам Пинс сразу же после ужина, не заходя в гриффиндорскую башню – иначе его втянули бы в который уже по счету безрезультатный мозговой штурм или в очередную авантюру. Снейп уже был там и привычно вскинул голову на звук скрипнувшей двери – обычная реакция зверька из середины пищевой цепочки: враг, да, но не из самых опасных. На нейтральной территории, да еще в присутствии Пинс, вероятность нападения стремилась к нулю. Снейп вернулся к занятиям. Будь он страусом – спрятал бы голову в песок, а так – только волосами завесился, низко склонившись над пергаментом. Блестящие черные пряди касались пожелтевших страниц. Еще один оборонительный рубеж составляли книжки, дожидавшиеся своей очереди и сложенные неровной стопкой на краешке стола корешками в проход.
Вечный враг Мародеров, как всегда, занял первый крайний стол у окна – практически под самым носом библиотекарши. Люпин присел за соседний и уставился на Снейпову подборку. Взгляд машинально скользил по названиям, пока не зацепился за наклейку Запретной Секции.
“О монстрах”…
Ох ты, какая знакомая! До боли… до ностальгической боли воспоминаний о родительском доме, где Рем в первый раз взял в руки это… пособие. До иллюзорной боли от судорог, выкручивающих тело на потеху полной луне. Раздел об оборотнях в этом пособии Ремус выучил наизусть. Включая информацию о том, что средств для исцеления оборотней или хотя бы для облегчения их участи в природе не существует. И о защите от оборотней там тоже было.
Защита от оборотней – читай: ликвидация…
Интересно, зачем Снейпу эта книга? Внезапно Ремус понял – зачем. Разумеется, для того, чтобы положить конец его, Ремуса, мучительным размышлениям. Должно быть, сам Мерлин внушил Снейпу мысль взять ее…
Люпин знал этот фолиант достаточно, чтобы больше не тратить времени на планы.
Влекомый вдохновением, он вскочил и рванулся к библиотечной стойке, да так неловко, что зацепил книги на соседнем столе – они обрушились на пол позади него. Люпин обернулся – растерянно пробормотать дежурное “извини” и увидеть, как Снейп, обругав его неповоротливым носогрохом, наклонился поднять книги, как протянул правую руку к мантикоре на потрепанной обложке и как “Монстры” предсказуемо извернулись и вцепились в худое и бледное мальчишеское запястье. Из‑под переплета побежала узкая алая струйка. Рем ожидал крика – но Снейп только шумно вдохнул воздух, выдохнул: “Идиот!” – и прикушенная губа тоже окрасилась кровью. На ругань и грохот из‑за стойки выскочила Пинс.
У Люпина вырвалось искреннее:
— Прости! Я не хотел!
Побелевшая Пинс оттолкнула Ремуса, высвободила руку Снейпа из захвата и первым делом затянула расстегнутые ремешки переплета.
— Я же предупреждала, что с ней надо осторожно… Не умеете обращаться с опасными книгами – незачем их брать! Кто выдал вам разрешение?! – Кто бы мог подумать, что Ирма Пинс умеет кричать так, что и самые любопытные студенты уткнутся носами в конспекты, не смея поднять глаз от пергаментов? Что эти стены, не слышавшие ничего, громче шепота, содрогнутся от ее возмущенного: – Я еще поговорю с вашим деканом! Самоуверенные мальчишки! Немедленно в лазарет!
— Ничего страшного… – Снейп, помогая себе зубами, жгутом из носового платка пытался перетянуть руку выше жутковатой на вид рваной раны, – я сам. Я знаю, как…
— Немедленно, я сказала! И уберите жгут! Она ядовитая! Вас проводить?
— Не надо, я…
Пинс оглянулась на Люпина – тот был в столбняке. Ядовитая? Это что же – не те монстры?
— Мистер Люпин, проводите мистера Снейпа в больничное крыло, побыстрее, пожалуйста! И объясните мадам Помфри, что произошло. В подробностях! Вы помните название книги?
Ремус кивнул.
— И если я узнаю, что вас там не было…
Снейп снова открыл было рот, чтобы возразить.
Люпин ухватил Снейпа за рукав мантии и потянул к выходу.
…Ремус Люпин постоял под дверью, прислушиваясь, затем нерешительно приоткрыл створку. Он сам не знал, чего боится больше: нарваться на Помфри в дурном расположении духа или потревожить ее единственного пациента. Во всяком случае, накануне вечером Снейп точно был единственным.
Он думал, что Снейп спит – в лазарете свято соблюдался дневной отдых – но слизеринец резко приподнялся на локте навстречу не до конца открывшейся двери. Движение получилось стремительным и жадным – и оттого Снейп с еще большим разочарованием откинулся на подушки, разглядев посетителя.
— Люпин! Что тебе надо?
— Привет! – Ремус притворился, что не заметил ни порыва, ни разочарования. – Ты что, один?
— А сам не видишь? Проблемы со зрением? Ты к Помфри?
— Никаких проблем. – А жаль… по крайней мере, не видел бы так остро и отчетливо беспомощную перебинтованную руку поверх одеяла. Вчерашняя гениальная идея на поверку оказалась глупой… и неоправданно жестокой. – Я к тебе. Не ожидал застать тебя в одиночестве.
— Сейчас занятия, — проинформировал Снейп.
— Уже полчаса как закончились.
— Тогда ужин.
— Со своим ужином я разберусь сам, ладно? – Люпин, призвав на помощь все свое миролюбие, изо всех сил старался не провоцировать слизеринца. Поэтому и не заметил, что Снейп на этот раз не нападал, а оправдывался. Точнее – оправдывал тех, кого не было возле его постели.
— Я никого не принимаю. И я сказал нашим: меня не навещать.
Ага… потому и рванулся навстречу… гриффиндорскому оборотню.
— Я бы и вашим то же самое сказал, – сообщил Снейп, – если бы мне только в голову пришло, что кто‑то из вас может ко мне заявиться.
— Логично, — признал Ремус. – Но раз уж я все равно тут, нельзя ли быть полюбезнее?
— Люпин, что надо? Я… плохо себя чувствую. Говори и проваливай!
— Я просто хотел тебя навестить. Ты ведь здесь из‑за меня. Прости, пожалуйста, я…
Слизеринец не дал ему договорить:
— Я знаю, ты не нарочно. Мне просто не повезло. Мне всегда с вами не везет. Все? Теперь убирайся! – Он демонстративно отвернулся лицом к стене, здоровой рукой натягивая одеяло.
Люпин, не смутившись, подошел к кровати, зацепил ботинком табуретку, подтолкнул ее поближе и сел. Помолчал немного и выпалил одним духом в обтянутую казенным одеялом спину:
— Прости, пожалуйста, я нарочно столкнул твои книжки. Она… она очень сильно тебя цапнула?
Снейп с минуту лежал без движения, потом одеяло отлетело в сторону, а из‑под подушки как будто сама собой вырвалась волшебная палочка.
— Что ты сказал? Ты — нарочно? Ты…
Люпин терпеливо переждал все, что одурманенный обезболивающими зельями Снейп сумел вспомнить из неаппетитных эпитетов, и только поморщился, когда слизеринец, пробормотав заклятье, взмахнул палочкой, зажатой в перевязанной руке.
Точность движений, ага. Первый курс… И гибкость в запястье, да – только не в том случае, когда оно зафиксировано тугой повязкой.
Заклинание сменилось нечленораздельным шипением, взглядом а–ля “И ты, Брут!..” и очередным залпом ругани.
— Больно, да?
— Не твое дело!
— Я, правда, не знал, что она ядовитая. У нас было другое издание. Оно только кусалось… не сильно. И царапалось.
— Адаптированное.
— Что?
— Прирученное! – соизволил пояснить свою мысль Снейп. – Одомашшшненное…
— А, ну да… наверное… Я поговорить хотел. Без свидетелей.
— Ну, так ты выбрал не самое лучшее место. И время – тоже. Сейчас Помфри придет. Говори быстрее, ну… А! Вот она… – Снейп, как примерный пациент, вытянулся на постели.
Зря он это сделал. Помфри налетела на Люпина, точно разъяренная наседка – чтобы не утомлял ее больного цыпленка. Снейп принялся возражать, однако Люпин… Люпин никогда не отличался хитростью. Он бы выложил неприятелю все, что хотел – и скорее всего, сразу бы все испортил. Но он умел оценить и использовать обстоятельства.
— Перевязка, – объявила Помфри обоим. – Две минуты – и чтобы ноги посторонних тут не было! Ясно?
— Ага.
Люпин встал, оглядываясь на дверь, за которой, заглушая недовольное ворчание медсестры, отвратительно звякало холодное железо и нежно позванивало стекло.
— Я приду завтра. Можно?
— А если я скажу “нет” – это тебя остановит?
— Не скажешь. Что тебе принести?
— Книжки, – Снейп продиктовал список. В дверях уже стояла Помфри, левитируя поднос с зельями и бинтами. Ремус попятился к выходу.
— Не бойся, — крикнул вдогонку Снейп. – Они разрешенные.
Ночью Люпин спал хуже, чем после памятной Снейповой попытки проникнуть в Визжащую Хижину: сам он ничего, конечно, не помнил, но в красочном изложении Джеймса картинка выглядела так, что от ужаса у Ремуса на затылке шевелились волосы, а у его внутреннего волка и шерсть и подшерсток на загривке вставали дыбом.
А ведь тогда он фактически не был виноват: он не отвечал за себя; теперь же чувство вины вконец его истерзало. А если добавить к угрызениям совести уверенность в том, что жуткая книжка покусала Снейпа напрасно, что разговора со слизеринцем, скорее всего, не получится, а желанный для Поттера результат, если не заниматься самообманом, и вовсе недостижим…
Удивительно ли, что наутро он ощущал себя совершенно больным – так что сам Годрик Гриффиндор не смог бы подбить его на шалость? Ремуса тошнило от одного только слова “приключение”. Он заставил себя спуститься к завтраку, исключительно на чувстве долга дотащился до библиотеки и на остатках горючего направился в больничное крыло.
Отчасти благодаря выполненному заказу, Люпин рассчитывал на более теплый прием, чем накануне вечером.
И был встречен почти истерическим:
— Убирайся!!
Снейп полулежал на груде подушек и, морщась и шипя от боли, размахивал забинтованной рукой, но прекратил самоистязания, когда Люпин, пинком распахнув дверь, появился на пороге лазарета. Руки Ремуса были заняты: левитировать книги мадам Пинс строжайше запрещала. Подбородком Ремус придерживал стопку, поэтому направленную на себя палочку заметил не сразу.
Убираться с книгами обратно в библиотеку? Нашел дурака!
Под прицелом волшебной палочки – Снейп держал ее куда тверже, чем накануне – Люпин, лавируя между кроватями, добрался до той, что размещалась напротив Снейповой койки, и свалил на нее ношу, уже не заботясь о том, как они рассыпались, – благо рядом не было Пинс. Выпрямился и устало спросил:
— Ты чего?
— А зачем ты натравил на меня вчера вашу свору? Или ты был лазутчиком?
— ЧТО я сделал??? Что ты несешь?
Оказалось — вчера после перевязки Мародеры (исключая, естественно, Люпина) навестили Снейпа в лазарете. У Ремуса заледенел желудок.
— Что… Что они сделали?
— Ничего, – обиженно буркнул Снейп. – Стояли и глазели, и задавали идиотские вопросы. Наверное, решили, что я прячусь от них в больничном крыле… и все по твоей милости!
— Они так сказали? – переспросил Люпин, чувствуя, как холод из желудка расползается по спине и конечностям. Он попытался представить себе Джеймса, задающего Снейпу “идиотский вопрос”, например, о самочувствии – но воображение отказало. Интересно, Снейп на сон грядущий и с утра пил только обезболивающее зелье или понадобилось еще и успокаивающее?
— Нет, – нехотя признал слизеринец. – Но они так думали! А что еще они могли думать?!
— А ты не допускаешь, что они могли прийти просто по–человечески, – осторожно поинтересовался Люпин, – узнать, что с тобой, раз тебя не было на занятиях?
— Люпин, не смеши, — попросил Снейп. – Скорее, пришли узнать, надолго ли выбыла из строя их любимая игрушка. Давай сюда книжки и выметайся! Ну, то есть после того, как скажешь, наконец, зачем ты приходил вчера.
— Я им скажу, чтобы больше не приходили, – уныло пообещал Люпин.
Снейп неожиданно фыркнул:
— Да пусть. Здесь‑то что вы мне сделаете?
И снова принялся вращать то вправо, то влево перебинтованной кистью. Было похоже, что он не столько огорчился, сколько развлекся вчерашним визитом.
— Не дури, – не выдержал Люпин. – Пусть сначала заживет как следует.
Появилась Помфри с очередным кубком зелья, велела Снейпу – пить, а Люпину – выматываться. И гриффиндорец чуть не смалодушничал снова: чуть было не послушался медсестру – потому что так и не чувствовал в себе решимости заговорить о главном. Запротестовал Снейп. Он привел единственный действенный довод: сказал, что Люпин пришел с ним заниматься, чтобы Снейп не отстал (за один пропущенный день, ага!) И в подтверждение своих слов кивнул на заваленную книжками кровать. Люпин потихоньку перевернул заголовком вниз не имевшую отношения к заданным урокам “Боевую магию Востока”. Помфри удивилась – она слышала кое‑что о вражде факультетов – но уступила, а Люпин почувствовал себя в западне…
Он сидел напротив Снейпа и по одной передавал ему книжки, предварительно внимательно их просматривая (читательские пристрастия Снейпа были далеко не ординарные), а Снейп шипел на него, чтобы не лапал его книжки, чтобы выкладывал, наконец, что ему надо, и оставил его в покое, наедине с заказанным. Люпин не хотел злить Снейпа, он просто тянул время. Но как ни крути – а настал момент, когда он протянул больному последнюю книжку.
— А “Монстры”? – спохватился заказчик.
Разумеется, Снейп не преминул включить их в список, и, разумеется, Пинс их вычеркнула.
Момент был подходящий.
— Зачем они тебе?
— Для общего развития.
— Я спрашиваю, – ровным голосом пояснил Люпин, – потому, что если ты хотел освежить в памяти раздел об оборотнях, то я могу пересказать его тебе. Близко к тексту. Практически слово в слово.
— Псих! – сказал Снейп.
— Начинать? – осведомился Люпин.
— Ну чего тебе от меня надо?!
— Не мне, – поправил его Люпин. – Это ведь ты полез под Иву. Зачем? Только не ври, что из любопытства: я видел формуляр. Ты уже брал эту книжку раньше. Ты лез – за мной. И ты уже знал тогда, к кому лезешь!
— Нет, – неубедительно солгал Снейп и тут же пожалел об этом.
— Снейп – голос Люпина сорвался до шепота. – В том разделе, в конце, написано, как можно защититься от оборотня и чем можно его… Что было у тебя с собой? Серебряный нож? Ведь было!.. Было?!
“А ты думал, я полезу к оборотню безоружным?!”
— Джей это понял. Он спасал не тебя – то есть не только тебя – он спасал нас обоих…
— Ты сам отвечаешь на свои вопросы, Люпин. В таком случае – зачем тебя я?
— Я сейчас… Сейчас спрошу. Я понимаю, что оборотни не вызывают симпатии у нормальных людей. Но если забыть – на минуту! – о том, что я – оборотень, что ты имеешь против лично меня? Ремуса Джона Люпина? Человека?
“То, что ты – гриффиндорец!”
— Люпин… может быть, ты и запомнил тот раздел слово в слово, но вряд ли до тебя дошло то, что в нем написано. К тебе невозможно относиться просто как к Ремусу Люпину, человеку, потому что ты – НЕ человек. Физиологически.
— Мне всю жизнь внушали обратное, – упрямо парировал Ремус.
— Значит, тебе всю жизнь врали. И учили тебя врать самому себе.
— Меня учили бороться с собой. С темной половиной себя.
Снейп пожал плечами.
— Удивляюсь, как ты до сих пор не свихнулся.
Люпин опомнился. Кому он все это говорит? Но попытался еще раз:
— В общем‑то, я хотел только спросить: кроме того, что я – монстр, что я тебе сделал?
И Снейп с удовольствием объяснил:
— Ты – темный не наполовину, а весь: так в учебнике написано. Чем и воспользовались твои дружки, отправляя меня к тебе в логово…
Люпин встал, руки у него тряслись, губы дрожали.
— Хорошо… Ладно… я – Темная Тварь. Но, будь я твоим другом – я не бросил бы тебя у Озера!
Повернулся и пошел прочь, натыкаясь на кровати.
— Стой, Люпин! Вернись! Импедимента! Ступефай! Акцио, скотина!!
Ремус не оборачивался: заклинания предсказуемо били мимо цели… хотя спина непроизвольно напрягалась в ожидании удара.
Прикрывая за собой двери (один Годрик знает, чего ему стоило ими не хлопнуть!), он услышал воркование медсестры:
— Позанимались, дорогой? Вот и славно. Но нагружать руку я бы тебе пока не советовала…
За ужином возле своего прибора Ремус обнаружил записку: “Люпину, Гриффиндор. Мы не договорили”.
Ах, так?!
Люпин трансфигурировал столовый нож в самопишущее перо и начертал на оборотной стороне пергамента: “Снейпу, Слизерин. Я все сказал!” Допил тыквенный сок и придавил пустым стаканом послание: эльфы передадут.
А вечером пришла Помфри. От злости Ремус Люпин первый раз в жизни забыл о полнолунии.
А потом волк забыл про Снейпа.
Снейп привык просыпаться до побудки – без звонков и расталкиваний. Он не знал, что значит “нежиться в постели” или “подремать еще пять минут”, и ему не требовалось плескать в заспанное лицо холодной водой, чтобы окончательно проснуться. Он открывал глаза не всегда отдохнувшим, но всегда готовым огрызнуться на очередной “подарок судьбы”.
Однако на воскресный “подарочек” проснувшийся, как всегда, с жаворонками Снейп не огрызнулся, а зажмурился.
Через две койки от него Помфри разбирала постель для нового пациента, а тот, стоя к Снейпу спиной, натягивал пижаму руками, трясущимися после обратной трансформации. Обоим было не до слизеринца; пользуясь этим обстоятельством, Снейп повернулся и лег так, чтобы иметь возможность наблюдать за происходящим.
Потом Помфри принесла ширму, и наблюдать стало некого.
Медсестра ушла – досыпать. Снейп стянул с прикроватной тумбочки часы. Рано было даже для буднего дня – не говоря уже о выходном. Но спать совершенно расхотелось. Некоторое время Снейп следил за стрелками, прислушиваясь к неровному шумному дыханию за ширмой. Перед глазами маячили шрамы на плечах и на спине гриффиндорца.
В книгах было написано далеко не все…
Выждав достаточное, на его взгляд, время, Снейп откинул одеяло, сунул ноги в тапочки и нащупал под подушкой волшебную палочку. Оборотень после трансформации – когда еще приведется увидеть такое?
Крадучись, приблизился, заглянул за ширму. Люпин лежал на спине, одеяло натянуто до подбородка. Замерз? Но на лбу выступила испарина, русая челка намокла. Снейпу вновь припомнились мельком увиденные шрамы. Не самая удобная поза.
Словно отвечая соображениям Снейпа, Ремус дернулся было – перевернуться на бок – но что‑то его не пустило. Так поводок или цепь останавливают рывок собаки.
Какое странное ощущение… при чем здесь поводок?
Снейп зашел за ширму, стараясь не шаркать тапками и остановился у самой постели. И только тут заметил на бортике странное приспособление. В панике он оглянулся на свое ложе – нет, у него ничего подобного не было… обычная кровать. С бесконечной осторожностью Снейп приподнял край одеяла…
Интересно, чего ради? Хотя, да – ведь Люпин в лазарете не один. И ширма – не клетка.
Слизеринец растерянно глядел на широкий кожаный браслет – гарантию его, Снейповой, безопасности, – схвативший запястье гриффиндорца в точности, как бинт – его собственное.
Ремуса разбудил пристальный взгляд.
Оказалось – не так‑то легко приходить в чувство под оценивающим взглядом врага.
Целую минуту глаза смотрели в глаза: карие против черных… затем карие закрылись, и Люпин, насколько позволяли ремни, отвернулся.
Уголком глаза уловилось движение. Крупная серая тень. Снейп удивился вслух:
— Крыса!
— Сам ты крыса! – послышалось в ответ глухое. – А я – волк! Я – волк свободного племени…[3]
— Ты – волк, а там – крыса, – перебил его Снейп. – Настоящая.
— Где?!
— Туда смотри! – Снейп отодвинулся, сообразив, что заслоняет картинку. – Надо же – вконец обнаглели: даже не бегают – пешком ходят. Вот что значит – кошек нет.
Крыса – жирная и наглая – и впрямь сидела на задних лапах у плинтуса и на удивление осмысленно пялилась – иначе не скажешь! – на Ремуса.
— Нет! – вскрикнул вдруг Люпин. – Уйди! Только не сейчас! Не надо! Пожалуйста!
Снейп отступил еще на шаг – решил, что трансформация оставляет шрамы не только на теле, но и на психике.
— Ко мне… сейчас придут! Я не хочу, чтобы меня таким видели! – Ремус отчаянно пытался высвободить руки. Но кисть еще можно было бы попробовать протащить сквозь металлическое кольцо, а мягкие зачарованные петли, плотно охватившие запястья, не оставляли ни шанса. Тогда он рванулся – не столько надеясь разорвать ремни, сколько для очистки совести. На Снейпа он даже не смотрел – должно быть, тоже помнил, как слизеринец бился в захвате Левикорпуса…
Каждый сам за себя.
Темная Тварь.
“…Будь я твоим другом – я не бросил бы тебя у Озера!”
Но ведь они двое – не друзья!
Снейп шагнул обратно к койке, подергал застежку, сказал зачем‑то “Алохомора!”, взмахнул палочкой…
Его вмешательство произвело на оборотня совершенно противоположное действие: Люпин неожиданно успокоился.
— Оставь, все равно ничего не выйдет.
— Не хочешь остаться в должниках? А меня вы спрашивали?
— Это не школьный уровень!
— У меня – тоже! – Снейп прошипел незнакомое Люпину заклинание.
— Бесполезно.
— Подожди, я попробую Рубящим… — Он снова замахнулся палочкой…
— Руки прочь, слизеринская шкура!
Мародеры налетели сзади, чуть не уронили ширму, отбросили слизеринца на незанятую кровать –Поттер вырвал Эспеллиармусом волшебную палочку – и, как и сам Снейп получасом ранее, остолбенело уставились на сбившееся одеяло, обнажившее фиксаторы.
Блэк сориентировался первым – то есть решил, что сориентировался:
— Ты! Он же совершенно беспомощный! У него ж сил после превращения – как у котенка! А ты? Ты, зверь!..
Снейп думал про себя, что Блэк повторяется и что ему самому ничто, в общем‑то, не мешает произнести громко одно–единственное слово, чтобы привлечь внимание медички. Ничто – кроме такого же срывающего горло крика шепотом из‑за ширмы:
— Отстаньте от него! Сиу! Джей!.. Он пытался помочь мне отстегнуться! До того, как вы придете!
Впрочем, ширму уже сдвинули – вернее, она сама проворно отскочила в сторону. Поттер стоял между кроватями, желая видеть одновременно обоих, и повторял:
— Это правда? – и, получив утвердительный кивок от Люпина и повернувшись к Снейпу, еще раз:
— Правда?
Снейп угрюмо молчал. Отповедь Блэка задела его тем сильнее, чем меньше соответствовала действительности. Но тот же Блэк, присевший на край постели, чтобы успокоить Ремуса, первым сказал – хотя и довольно холодно:
— Извини, Снейп. Мне и в голову не пришло.
И совсем другим низким, уютным голосом обратился к Люпину:
— Ты что – до сих пор нас… стесняешься?
— Это унизительно, – пробормотал Снейп. – Он не хотел, чтобы вы видели.
— Чушь! Ничего в этом такого нет, Луни. – Блэк сжал руку друга чуть повыше петли, и на губах Люпина в первый раз за утро появилось подобие улыбки. – Считай, что это игра. Ну, хочешь, я в следующий раз буду на поводке и в наморднике?
— Извини, – сокрушенно повторил за Блэком и Поттер. – Мы подумали…
Ну, кто бы тут удержался?
— А вы уверены, что у вас есть, чем думать?
— Джей!.. – предупредил пикировку Люпин. Странно было смотреть, как он пытается удержать в своих скованных руках ситуацию, балансирующую на грани очередной свары.
Люпин повторил изменившимся тоном и куда громче прежнего:
— ДЖЕЙ!
Предупреждение касалось мадам Помфри, которая умудрилась пересечь полпалаты, прежде чем ее заметили.
— Это что еще за нашествие? Посещение больных – в строго установленное время.
— А если у нас в это время – занятия? – нахально возразил Поттер.
— Особенно вчера и сегодня, – ехидно подтвердила медсестра.
— Мадам! – Блэк вскочил, указывая на фиксаторы. – Зачем это?
— Задайте этот вопрос себе, мистер Блэк, ведь вы сдали Защиту на “Превосходно”. В том числе – и теоретическую часть. Вы контролируете себя во сне?
— Нет, конечно, но…
— Но в вашем случае бесконтрольность не приведет к трагическим последствиям, правильно?
Блэк предпочел не отвечать.
— А в нашей спальне?.. – подхватил эстафету Джеймс, выпрямляясь плечом к плечу рядом с другом. Питер у них за спинами протянул Снейпу битком набитый фирменный пакет “Сладкого королевства”.
— А кто, по–вашему, отвечает за то, в каком состоянии он попадает в вашу спальню?
Помфри поочередно коснулась своей палочкой ремней на запястьях Ремуса. Блэк, Поттер и Снейп одновременно навострили уши, только что не смотрели Помфри в рот, но заклятие оказалось невербальным.
— Вы – к мистеру Люпину?
— Нет. К ним обоим.
— К обоим – после завтрака!
— А только к Люпину?
— Тогда же. Марш на завтрак, кому сказано!
Выпроводив посетителей, Помфри негодующе фыркнула и вернулась к пациентам, сунула в руки одному кубок с зельем, другому – шоколад и спешно удалилась к себе, чтобы не сказать, что она думает о мальчишках на самом деле.
Снейп извлек из‑за подушки пакет и довольно уверенно отлевитировал его Люпину.
— Это тебе принесли.
— Нам обоим, – поправил Ремус, бросая обратно Снейпу вторую бутылку сливочного пива. Его палочка осталась в гриффиндорской спальне, пришлось обойтись без магии. За бутылкой последовали шоколадные лягушки и сахарное перо.
Снейп смотрел на бутылку с сомнением.
— Смотри. – Ремус взял свою за горлышко и принялся крутить в разные стороны.
— Это зачем? – подозрительно спросил Снейп.
— Кисть разрабатывать.
— Магловский приемчик, – фыркнул Снейп.
— Ага. Но эффективный.
— Как, ты говоришь, крутить?
— Выпей сначала. Вот так. И так… Пей, тебе еще рано работать с полной… И – спасибо, Северус.
— За что? Я ничего не сделал.
— Ты хотя бы попробовал…
Вернувшись в гриффиндорскую башню, Люпин не поверил собственным глазам: больше всего мальчишеская спальня напоминала филиал кабинета Прорицаний. Кажется, ни одна мелочь не была упущена. На тумбочке Джеймса покоился хрустальный шар – неизвестно, позаимствованный официально или просто стянутый. На полу были составлены чашки с остатками чая и заварочный чайничек; на освобожденном от них подносе недавно что‑то жгли – над пеплом вился дымок и витал мерзопакостный запах. Питер сидел на полу рядом с подносом и сосредоточенно раскладывал карты; Ремус узнал колоду Таро. На постели Питера валялись его любимые гадальные камушки и лежала вниз страницами раскрытая китайская Книга Перемен. Блэк у себя на кровати листал Рунический словарь, истолковывая свежий расклад из семи рун.
Бездействовал только Поттер. Он – как обычно в последнее время – возлежал на постели, презрев мышиную возню товарищей по несчастью. На вырвавшеся у Люпина “Что это?” Джеймс ответствовал: “Муть!” – вероятно, имея в виду клубящиеся внутри магического кристалла серые испарения.
Питер, однако, не унывал:
— А еще можно попробовать поговорить с духами.
Среди Мародеров Питер считался признанным специалистом по Предсказаниям. Он гордился тем, что стабильно зарабатывал на Прорицаниях баллы для своего факультета. У него был настоящий талант и фантастический нюх на неприятности. И опыт. В детстве он даже присутствовал на настоящем спиритическом сеансе. Еще на третьем курсе, впервые рассказывая об этом, Питер выговаривал сложное магловское слово практически без запинки – в отличие от Блэка и Поттера, которые тогда дохохотались друг над дружкой до икоты, пытаясь правильно воспроизвести определение, а на произношение Питера никто и внимания не обратил…
— Позвать? – с готовностью предложил Люпин, не успевший отойти далеко от входа. – По–моему, по пути сюда я видел Почти Безголового Ника.
— Лучше не с нашими.
Люпин покладисто кивнул и отправился открывать окно.
Блэк оторвался от словаря, совершенно обескураженный:
— И по рунам выходит – полная неопределенность.
— А что говорят карты? – поинтересовался Люпин.
— Тупик, – сообщил Петтигрю.
— Дурак, – уточнил Блэк, глянув на последнюю выложенную Питером карту.
— Шут! – возмутился Питер чересчур вольной трактовкой символов.
— Дурдом! – провозгласил с кровати Поттер.
Тупик, да… Инициалы на стенах и стеклах гриффиндорской спальни поблекли за прошедшие сутки, как и энтузиазм Поттера, после того как первый блин ожидаемо вышел комом.
Оптимистичнее всех был настроен Люпин. Он “хоть попробовал” – и мог утешаться этой малостью. Остальных точило понимание того, что они “все испортили”. Сознавать собственные промахи было неприятно. Подсознание защищалось всеми силами:
— Питер прав. Она вовсе не хотела, чтобы мы подружились. Она хотела, чтобы мы оба от нее отвязались. Чтобы я отвязался. Она знает, что это нереально.
— А я не знаю, – на мгновение Блэк задумался, движет ли им желание вдохнуть уверенность в друга – или его подстрекает всегдашний бес противоречия. – Ты же не думал, что по первому знаку мы кинемся друг другу в объятья, обменяемся клятвами в вечной дружбе и обольемся слезами умиления?
— Нет, конечно, что за идея!
— Тогда наберись терпения.
Новорожденная дружба не бегает, как гончая за зайцем. Новорожденная – она и передвигается, как младенец, ползком; а потом делает первые неуверенные шаги, – Блэк против воли припомнил младшего брата. Лучше бы не вспоминал!
— И нечего утверждать, будто не получилось совсем уж ничего. Ремус, скажи ему!
Люпин послушно повторил:
— Ну, разговаривать с ним все‑таки можно.
Только на избранные темы. И приветствуется умение обходить подводные камни и сглаживать острые углы. Чего за Мародерами в жизни не числилось. И склонности к компромиссам – тоже.
— Ты не считаешься, Рем. Ты можешь найти общий язык с кем угодно.
— Ты не прав, Джей. Он – не кто угодно…
— Он – ублюдочный слизеринец!
— Ну, слизеринец, ну и что? Он – нормальный парень. Почти… Если присмотреться поближе.
— Поближе? К его жирной гриве? Противно!
— Я тебе его по головке гладить не предлагаю! – Люпин тоже вышел из себя. Чуткий, спокойный, уступчивый, но не особенно опытный Ремус не понимал, что в Джеймсе говорит не разум, а темное первобытное начало – то самое, о котором Рем забывал после своих полнолуний. Люпин вдохнул поглубже и предпринял еще одно героическое усилие:
— Джей, ты его просто не знаешь.
— Зато ты узнал. За пару дней, ага… – все‑таки у Джеймса хватило ума и совести заткнуться.
— Я об общении говорю!..
Нет, ну вот как объяснить, что время иногда не имеет значения? Что все решают – мелочи? Вроде задавленного крика боли, задетого самолюбия, неутоленного одиночества… И кому объяснять? Людям, которые сами приняли в компанию оборотня, не размышляя ни одной лишней секунды и фактически – за те же самыми мелочи?
- …С этим крючконосым уродом!
— У каждого свои недостатки,[4] – парировал Люпин. – И вовсе он не урод. А ты – не девчонка, чтобы смазливая мордашка слишком много для тебя значила.
— Для Эванс и не значила, – напомнил Блэк, видя, что Люпин выдыхается, и подхватывая эстафету.
— Я не Эванс!!!
— Вот именно. Мы тебе об этом и говорим.
— А знаете, – неожиданно встрял Питер, – он похож на нашего Сириуса, Такой же тощий и высокий.
Теперь уже Блэк подавился комплиментом.
— Ага, – съязвил Джеймс. – Еще бы мылся чаще и не сутулился, и были бы у нас слизендорские близнецы.
Блэк проглотил, наконец, и комплимент и застрявший в глотке комментарий к нему и уставился на Поттера.
— Джей, да ты злишься! – проницательно заметил он. – Ты что – ревнуешь? Они же расстались…
— ОНА рассталась.
— И какие у него шансы?
— У меня – тоже никаких!
— И не будет, пока ты не попробуешь хоть что‑то сделать ради этого.
— Неужели непонятно, что она просто не хочет меня видеть?!
— Ну, Джей – ради справедливости! – тебя такого мало кто захотел бы видеть. Разве что мы трое – и то, когда ты оленем перекинешься.
— Помнишь, как здорово было на Хэллоуин? – поддержал Блэка Петтигрю. – Помнишь…
Но и эта попытка вырвать приятеля из депрессии провалилась.
— До полнолуния, – отрезал Поттер, – не дождетесь.
Люпин отвернулся к окну, вдыхая влажноватый ноябрьский воздух, чреватый простудой… но не до конца выветрившийся запах жженой бумаги слишком сильно беспокоил обоняние оборотня сразу же после трансформации.
Позади скрипнула кровать. Джеймс встал.
— Кто бы знал, как бы мне хотелось, – он наступал на Блэка, пока не подошел вплотную, прижав того к стене возле кровати, – взять его… вот так, – он сгреб Сириуса за мантию на груди, – и… и… и просто врезать!
Короткий резкий замах – Блэк не шевельнулся – кулак вмазался в стену, мимо ребер. Задел бы – очередной визит к мадам Помфри был бы гарантирован. Поттер скривился, подул на ушибленные костяшки.
Люпин вдохнул чересчур много свежего воздуха и закашлялся. Подружиться… Ага, мечтай дальше!
— Хотя бы не лезьте к нему, – воззвал он, ни к кому, собственно, не обращаясь. – Не усугубляйте ситуацию.
— Полегчало? – осведомился Блэк.
Поттер притянул его к себе:
— С каким наслаждением я вытряс бы из него душу, размазал…
— Или он тебя, – хладнокровно припечатал Сириус.
Считалось, что четверо Мародеров во всем равны… но попробовал бы кто‑нибудь, кроме Сиу, сказать такое!
— Или он. Какая разница, если мозги встанут, наконец, на место?
— Только ради этого? Можешь треснуться о стену. Только не кулаками, а сразу головой. Эффект будет тот же, – и доверительно добавил: – Я пробовал.
— Встанут? – спросил Джеймс с надеждой.
— Ни–фи–га!
Мерлин знает, как (за пять хогвартских лет Снейп успел стать для Мародеров чем‑то вроде магловского наркотика) – но почти весь ноябрь и полдекабря они удерживались от своих фирменных заклятий и даже от обидного прозвища, ограничиваясь многозначительными взглядами при неизбежных встречах. Было забавно наблюдать за ними – и за Снейпом, который решительно не понимал, чего от него хотят, и, в очередной раз благополучно разминувшись со своми врагами в коридоре, недоуменно смотрел им вслед.
А под Рождество декан Слизерина устроил очередную вечеринку.
Блэк сам не понимал, зачем пошел. Впрочем, одна причина у него была. Ему надоела манера Слагхорна демонстрировать его на своих сборищах, а теперь у него появилась возможность положить этому конец.
А мог бы облаивать в Запретном лесу фестралов и лукотрусов…
Стены, обтянутые изумрудной, алой и золотой тканью, привычно изображали шатер. Но этим ли тряпкам сравниться с шатром заповедного Запретного леса? Здесь – духота, и приторная сладость стекает с мандолиновых струн; там – еще недавно полыхал алым и золотым гриффиндорский октябрь, а теперь там декабрь, черно–серебряный… воздух, просвеченный солнцем, наполненный пением только–только проснувшихся птиц. И ты бежишь рядом с друзьями: Рем – верхом на олене; со стороны их можно принять за кентавра. Только Джей уже давно никуда не бегает, а без него, с одним Питером – что за радость? И еще он обещал Рему – с поводком и в наморднике. Хотя Блэк точно знает, что будет, если он напомнит Люпину об этом своем обещании.
Что ж, вместо Запретного леса – разрешенная вечеринка. Слизни вместо кентавров… Может быть, это и есть то, чего он на самом деле заслуживает?
Из тех, от кого хотя бы не тошнит, – Регулус, младший брат, слизеринц, как и положено Блэку, и Эванс. Снейпа нет, Джейми, естественно, – тоже.
Блэк и Эванс, изображая светскую беседу, обменялись парой слов – парой словесных выпадов:
— Где твоя свита, Блэк? Она недостаточно породиста?
— Где твоя комнатная собачка, Эванс? Я нигде не видел предупреждения “С собаками не входить!”
Блэк не испытывал ни малейшего желания разговаривать с Эванс – в ушах при ее виде слишком отчетливо слышалось эхо слов “хочет, чтобы я от нее отвязался”. Но похоже, что Эванс недоставало‑таки Поттера, и она удовлетворилась Блэком в качестве заменителя, хотя и говорила только об одном:
— Где твой Поттер?
В Башне. Отвергнутый влюбленный, оставленный легкомысленными друзьями… Блэк не понимал, что он делает среди чужих людей, от которых его… ему плохо, с девчонкой, которую терпеть не мог за то, что из‑за нее плохо Джеймсу. Но Джейми же сам попросил присмотреть, чтобы ее тут не обидели.
— Где твой Снейп?
Эванс презрительно фыркнула, но теперь уже Сириус перешел в наступление:
— Признайся, твое условие – только предлог, чтобы отвязаться от Джейми?
— Признайся, что оно ему не по зубам!
— Лучше скажи ему прямо, что не хочешь с ним встречаться. Так будет честнее!
— Так я должна быть честной? Или сказать ему то, что ты предлагаешь? – И отошла, торжествуя, думая, что оставила его в замешательстве. А Блэк думал, что стоило убить ради этого вечер – чтобы передать Джейми эти ее слова!
И еще – у него дело к Слагхорну. Было.
Кажется, все складывалось не так уж и плохо. Только… что делать со Снейпом? Объяснять, что они не имели в виду ничего особенного – глупо, если уж он сам этого не понял… И вообще – Джей тогда только себе навредил. А девчонки с тех пор шушукаются о Снейпе куда чаще и азартнее, чем до этого.
…После вечеринки, разогнав приглашенных, Слагхорн – лично сам – отправился провожать Лили Эванс. Сириуса окликнули:
— Блэк! Слагхорн просил тебя задержаться.
— Зачем? – “Неужели будет уговаривать?”
Блэк обернулся – грудью на палочку.
— Ступефай! – улыбнулся смутно знакомый старшекурсник. – Вниз его, парни. Вечеринка продолжается!
Снейп, не удостоенный приглашения на Слагхорнову вечеринку, уговаривал себя, что не больно‑то оно и надо, и отводил душу, расписывая поля “Расширенного курса зельеварения” заклинаниями, которые находил и усовершенствовал специально для таких случаев. Для ВРАГОВ!
Хотя – какой из декана враг? Слиз–няк… павлин напыщенный.
Снейп дважды проговорил про себя последнее записанное заклинание, покатал слово на языке – готовое сорваться – и решил, что провел вечер не без пользы. И тут его окликнули и сообщили, что вечер еще не закончился.
— Снейп, тебе отдельное приглашение требуется?
Снейп неохотно отложил учебник.
Кабинет – внизу, в подземелье, из тех, которыми давно уже не пользовались (разве что в качестве кладовки) – открыть, очевидно, не смогли. Собравшиеся толпились просто в конце неосвещенного коридора. Снейп подошел к ним сзади. Он видел только спины и затылки, но, насколько мог рассмотреть при зажженных “Люмосах”, тут были старшекурсники–слизеринцы и несколько пятиклассников. По ту сторону живого барьера находился кто‑то чужой – судя по долетевшим словам:
— Какое “Силенцио”? Я хочу слышать его крики. И развяжите его. Никуда он отсюда не денется.
Снейп не узнал говорившего, зато того, к кому это относилось…
Деваться и впрямь было некуда, и Блэк стоял, не двигаясь, точно невидимые путы по–прежнему держали его. Спиной к стене – так надежнее, даже если стена – слизеринская. Лицом к лицу с врагами, которых тут, конечно, не весь факультет, но все равно слишком для одного много. Несмотря на то, что в их рядах наблюдался некоторый разброд.
— С ума сошел? Это же Блэк! Ты знаешь, что сделает с нами его семья? И Слагхорн?
— Он не Блэк, а отщепенец! Семья отреклась от него, им на него наплевать. Так, Регул? А Слагхорн еще не в курсе, но скоро будет.
Ответил не младший, а старший:
— Так! А Слагхорну я сказал.
Младший Блэк едва слышно охнул.
— Регул, давай! Это персонально для тебя. Покажи, на что ты способен!
Регулуса выпихнули в первый ряд и чуть расступились. Снейп протолкался поближе и встал за его правым плечом. И потянул из кармана палочку. Он не видел лица младшего – зачем? Все отражалось в глазах старшего Блэка.
Снейп вдохнул, глубоко, сквозь сцепленные зубы, вызывая в памяти Визжащую Хижину…
— Только после меня!
— Нет! – вырвалось у отброшенного в сторону Регула.
Снейп понадеялся, что реплику припишут ревнивой кровожадности будущего упса.
— Да! – и ударил.
— Вы хотели слышать, как он закричит?!
Экспериментальное Режущее, усовершенствованное с прошлого курса, усиленное злостью на обоих Блэков, на себя, на обстоятельства, огненным бичом выхлестнулось из палочки. Кровь из располосованной груди разбрызнулась на стоящих рядом. Кто‑то – забыв о магии – пытался просто отряхнуться. Слышалось брезгливое разноголосое “Скоргифай!”
Гриффиндорца подкосило под колени, бросило лицом вниз. Если он и кричал – то не громче сгрудившихся над ним слизеринцев.
— Ты с ума сошел!
— Сделайте что‑нибудь!
— Он дышит? Дышит?!
— Эн… да не толкайтесь же! Эннервейт!
— Сев… кажется, ты перестарался.
— Не “кажется”, а точно перестарался. Ты так его ненавидишь?
Ну, неужели в этом еще можно сомневаться? После Хижины, после Озера, после этого прохладного “Извини, Снейп, мне и в голову не пришло”…
— Я их всех ненавижу!
— Ну, во всяком случае, Регу тут уже делать нечего.
“И слава Слизерину…”
— Позовите медсестру!
— Какая медсестра? Уходите, все уходите По спальням, быстро. Гасите палочки! Кому‑нибудь нужно объяснять, где мы были все это время?
— Может, обливиэйтнуть его? – предложил кто‑то предусмотрительный, наклонясь над бесчувственным гриффиндорцем.
— Нет! – вскинулся Снейп. – Пусть помнит!
— Если выживет…
Огоньки люмосов гасли один за другим. Свет не был нужен для бегства: любой слизеринец сориентировался бы в собственных подземельях и с завязанными глазами. Снейп не двинулся с места.
В темноте кто‑то всхлипывал. Снейп зажег Люмос – проверить догадку: младший Блэк, разрываясь между страхом за Сириуса и перед Северусом, шарахнулся за пределы освещенного круга. “Боится, – отстраненно подумал Снейп. – Еще бы!” Оставлять за спиной испуганного слизеринца было совсем ни к чему, и Снейп скомандовал:
— А ну – быстро к Помфри! Скажешь: множественные резаные раны и потеря крови. Пошел!!
Регулус колебался, сомневаясь в праве Снейпа приказывать, но тут сквозь стену просочилась прозрачная фигура худого старика в запятнанной серебристой кровью мантии, и мальчишку точно сквозняком сдуло.
Подсвечивая Люмосом, Снейп отыскал палочку Блэка – слава Салазару, цела! Он никогда раньше не работал сразу с двумя, но поддерживать на чужой волшебной палочке Люмос оказалось не так уж сложно. Свою он использовал для кровеостанавливающих чар. Получилось неважно, но лучше, чем ничего…
— Намереваетесь составить нам компанию, юноши? – поинтересовался главный призрак слизеринских подземелий, с любопытством наблюдая за его действиями.
— Благодарю, Барон, мы еще поживем. Могу я попросить вас об одолжении?
Призрак величественно кивнул.
— Вы слышали, что я говорил его брату? Вы успеете раньше? Пожалуйста!
Барон, даже не дослушав, втянулся обратно в стену.
А Снейп опустился на пол рядом с Блэком. Подумал, что наверняка тоже заляпан кровью и надо бы почиститься… но он настолько привык не обращать на себя внимания…
Он надеялся, что не просчитался и что серьезной опасности нет. Хотя потеря крови сама по себе штука серьезная, да и от того, что Блэк разлегся на холодном полу, по которому гуляют сквозняки, здоровья не прибавляется. Хоть бы Помфри не замешкалась!
На душе было погано.
Хорошо Люпину: у темных тварей души нет. Так в книжках написано.
Люмос на конце Блэковой палочки внезапно раздвоился… растроился… Снейп заморгал, протер глаза. Потом понял, что это – за ними.
Сложнее всего оказалось не рассмеяться на вопрос школьной медички:
— Вы не пострадали, мистер Снейп?
Снейп сомневался, что его выходка сойдет ему с рук: он же не гриффиндорец!
Конечно, сообразительный Регул распустил слух о том, что его брата порвал монстр из Тайной Комнаты. Монстра никто и никогда не видел, зато о нем много слышали. Было известно, что лет тридцать назад он уже угробил студентку, так что списать на него еще одного пострадавшего ничего не стоило. Слух, за неимением лучшего, приняли как официальную версию, а неофициально в Хогвартсе не осталось ни одного человека, который бы не узнал, что Северус Снейп отыгрался за Озеро. Сам Снейп своим подвигом, разумеется, не хвастался – он же еще не сошел с ума! Но Слизерин не мог допустить пятна, не выведенного с репутации факультета, и позаботился о том, чтобы правда всплыла и разнеслась как можно широко и бездоказательно.
Поэтому отсутствие официальных санкций Снейпа не удивляло. Удивляло другое. Гриффиндорцы.
Он ждал вызова к директору – его не последовало. Ждал вопросов собственного декана – но Слагхорн очень естественно делал вид, что ни о чем не подозревает. А может, и правда не подозревал. Слизеринский декан обладал завидной способностью игнорировать любые неприятности – пока те не подбирались к нему на расстояние перспективной оплеухи… А студент чужого факультета, хотя и пострадавший в слизеринских подземельях, но оставшийся в живых… – и он ведь уже выписался, правда? Ну, так о чем говорить?
А еще Снейп ждал мести.
А ее – не было.
Объяснение могло быть только одно: Блэк молчал. И Снейпу нестерпимо хотелось знать: почему? Потому что понял? И если понял, то – ЧТО?
Впрочем, месть могла быть попросту отложена. Из соображений особой изощренности. Или до тех пор, когда Блэка выпустят из лазарета.
У Снейпа (или он хуже оборотня?) мелькала мысль навестить пострадавшего и спросить прямо (по примеру того же Люпина)… он даже поднимался на нужный этаж – но там дежурили Мародеры. Забыв о развлечениях. Наплевав на снятые баллы. Оставляя пост номер один только после отбоя.
Снейп попытался разузнать обстановку у Блэка–младшего, но тому тоже не удалось преодолеть Мародерский кордон: в монстра из Тайной Комнаты гриффиндорская четверка, очевидно, не поверила. Зато в монстрах со Слизерина не сомневалась.
После Рождества Снейп со дня на день и с часу на час ожидал расправы. Но прятаться не хотелось – ни за чужие спины, ни в своей гостиной, ни где бы то ни было вообще.
Во–первых, он не чувствовал за собой вины. Во–вторых, сокурсники и старшие все разъехались, не прятаться же за первогодков! А в–третьих, прятаться было противно. Особенно после Блэка.
Он вздохнул почти с облегчением, когда его, наконец, достали.
Было любопытно, как его выследили – но не настолько, чтобы ломать над этим голову. Да и не так уж сложно пересечься с человеком, если он не лезет на рожон, но и не отсиживается у себя на факультете и не отклоняется от проторенных маршрутов – таких, как, например, до библиотеки и обратно. Перехватить его можно было бы где угодно – Снейп был к этому готов. Не готов он оказался обнаружить, что за ним, начиная с третьего этажа, шествует крыса. Не прямо за ним, конечно, а по крысиной привычке – вдоль плинтуса. Снейп мог бы поклясться, что уже видел ее – в лазарете.
Крыса метнулась за угол, Снейп – за ней. И налетел на Джеймса Поттера. Тот посторонился, освобождая дорогу, и сказал только:
— Иди вперед.
Снейп, пока шел, думал, следует ли ему извиниться, прежде чем получить в зубы или заклятьем, или же гипотетическое “в зубы” освобождает его от необходимости приносить извинения?
Так ничего и не решив, он переступил порог кабинета Защиты. Поттер прикрыл дверь – но не запер. Снейп отметил, что ни у кого в руках не видно волшебных палочек.
Блэк сидел на подоконнике; для Снейпа это автоматически означало свет в лицо и невозможность скрыть то, что не получится проконтролировать.
Привычка? Случайность? Расчет?
Блэк закончил складывать лист довольно потрепанного, но чистого пергамента, спрятал его в карман и как‑то между прочим спросил:
— Мы в расчете?
Снейп хмуро кивнул.
— Хорошо. Теперь – моя очередь.
Снейп отшагнул назад и уперся в Поттера и Люпина. Те мягко, но крепко взяли его за руки. Снейп дернулся… вспомнил неподвижного Блэка у стены и замер. Блэк договорил:
— Спасибо за Регула.
И Снейп почувствовал, что его больше не держат.
А слабое пожатия левого запястья – с той стороны, где стоял Люпин, – ему, должно быть, померещилось.
— И за меня – тоже. Это было честно. И чисто.
Снейп снова кивнул:
— Да уж… если бы за тебя взялся Мальсибер…
Блэк едва заметно поморщился.
— Главное, что не Рег. И вот что, Снейп… я хотел тебя попросить.
Блэк? Попросить?? Снейпа??? А кентавры в Запретном лесу случайно не передохли?
— Он лезет куда не следует. Рег то есть. Я ничего не могу с этим сделать. Ты присмотришь за ним?
Снейп кивнул еще раз, тщательно подбирая слова для ответа, но высказать их ему не дали.
— Неужели Регул так боялся этой шушеры, что не мог послать их? – усомнился Питер.
Слизеринец даже язык прикусил. По–настоящему. И только головой качнул на услышанное. Блэк поймал это его движение.
— Да не боится он, – вздохнул Сириус. – Он туда рвется. Придурок с замусоренными мозгами. И родителями поощряется. Это и стало последней каплей, из‑за которой я ушел. Думаю, маменька не одобрила бы его колебаний – там, внизу. – Он снова обратился к Снейпу: — И твоего вмешательства, кстати – тоже. Она была бы рада меня проучить – особенно чужими руками…
— Сиу! – предостерегающе сказал Джеймс чужим высоким голосом. Сириус внял и сменил тему:
— И что было бы, если б послал? Два объекта для развлечений… для отработки темномагических заклятий вместо одного, вот и все.
Джеймса интересовало другое:
— А почему вы схватили именно Сиу? Потому что он – гриффиндорец? Или у них личные счеты? Или на его месте мог оказаться любой другой?
— Поттер, – Снейп выразительно постучал по собственной голове, у виска, – к Блэку–гриффиндорцу у половины Слизерина личные счеты! А любой другой – это свободно. У них это – обычное дело, – Снейп не смог заставить себя выговорить “у нас”. – Ну, что‑то вроде экзамена.
— Как с Мэри Макдональд в прошлом году? – уточнил Джеймс. – Я так понимаю, что Мальсибер и Эйвери “сдали”?
— Любой, – медленно повторил Сириус. – Но я думаю, что на этот раз мысль стравить братьев Блэк показалась им соблазнительной.
Снейп счел себя вправе задать встречный вопрос:
— И ты так спокойно об этом говоришь? Тебе не было страшно?
— Было. Очень. Только не знаю, чего я боялся больше: того, что Регулус выполнит все, что от него требуют – или того, что откажется.
— Он был готов отказаться, – подтвердил Снейп.
— Ты потому и влез?
— Нет. Хотя и поэтому – тоже.
— А почему еще?
Потому что “Слизерин защищает своих!”? – Но это же неправда… Ему‑то, во всяком случае, всегда приходилось отбиваться в одиночку. А так хотелось бы… Чтобы если не тебя – то хоть самому. По примеру тех же Мародеров, которые кинулись защищать Люпина в лазарете, даже не выяснив, есть ли от чего защищать? И за кого он вступился на самом деле: за младшего, которому иначе не поздоровилось бы, или все‑таки за старшего?
— Потому что у меня был повод.
— Повод – просто шикарный. На мое счастье. А причина?
— Что?
— Почему ты все‑таки вмешался?
Надо же, какой настойчивый! Никакого понятия о приличиях. Что ж…
— Мне показалось, что брат не должен поднимать руку на брата. Это было гнусно придумано. Ну, и… если бы Регул не смог, за тебя взялся бы Мальсибер, а я не думаю, что ты предпочел бы Мальсибера, – закончил Северус вызывающе.
Сириус как‑то странно повел плечами:
— Тебе лучше знать. Я боялся только, что ты испугаешься.
— Чего? – деланно удивился Снейп.
— Мало ли чего… Мести. Ответственности… – Снейп презрительно хмыкнул. – А ты – супер. Не испугался. Сне… Сев… в общем – прости за Хижину. Если можешь.
Воротничок рубашки Блэка, обычно распахнутый, был застегнут на все пуговицы, под горло, и галстук затянут, но Снейп, и не видя, знал, как под тонкой тканью горят, стягивая кожу, шрамы от его фирменного заклятья. Они не проходят за неделю. Хижина не оставила, по крайней мере, таких следов. Хотя невидимые болели не меньше. Что ж, если аристократ снизошел до извинений, чем он, Северус Снейп, хуже? Но “Забыто!” – это все равно слишком много для некоторых…
— Ладно, – выдавил он.
— И за озеро, – добавил вдруг Джеймс. – Мы, правда, не хотели ничего плохого. Тогда у озера ты же сам шел нам навстречу. И первым схватился за палочку. И кто просил тебя ругаться? Ну, смешно же: огрызаться там, где достаточно улыбнуться! Тысячу раз все могло пойти по–другому… В прошлом году вся школа не один месяц кувыркалась вверх ногами – и никто в ответ не огрызался… и не царапался.
“Не царапался”… Надо же – как изысканно.
— Потому что не знали, как!
— Потому что понимали шутки.
Ну, а ему что делать, если нет у него чувства юмора?
— Я не понимаю. – Снейп оглянулся: путь к двери был свободен. – Я пойду?
Блэк неловко спрыгнул с подоконника. Поттер поддержал его, Блэк мотнул головой и отстранился.
— Сне… Сев! Я тоже не понимал. Но знаешь, о чем я думал все эти дни? О том, что если хочешь получить что‑то хорошее, не надо бояться плохого.
А ведь и Снейпу пришлось кое над чем задуматься.
Бывает легче вытерпеть боль самому, чем причинить другому. Даже необходимую. И, наверное, не стоит умножать ее там, где можно уменьшить. Он обернулся к тому, кто все еще стоял за его левым плечом, не принимая участия в разговоре.
— Люпин… Ты только не обольщайся, но я подумаю над твоими… проблемами. Может быть, удастся подобрать зелье… – и добавил, чтобы не выглядеть слишком уж добреньким. – Это может стать интересной задачей.
Март, капризный, ветреный, непредсказуемый, как Эванс, напоминал о себе грязью на каменном полу трактира. Зал, маленький и тесный, освещался огарками свечей на грубых деревянных столах. Но Мародерам было чересчур и того света, что пробивался сквозь пыльное окно, и они забились в самый дальний и темный угол возле очага. Снейп, точно страус, сел спиной к залу. После того, как он пообещал присматривать за Регулом, ему – в компании Мародеров – не стоило мозолить глаза окружающим. В трактире хватало подозрительных личностей обоего пола, скрывавшихся под капюшонами или вуалями, так что желание остаться неузнанным не вызывало ни удивления, ни вопросов.
Снейп выспрашивал Люпина о действии пробного состава, а Люпин напоминал, что они собрались тут по более важному делу; Снейп шипел, что если кто‑то не желает сотрудничать, то пусть потом не жалуется, а “кто‑то” возражал, что Снейп в кои‑то веки должен подумать и о себе – тем более что дело непосредственно его касается, а он, Снейп, в конце‑то концов, одним зельеварением не исчерпывается.
На этом слизеринец заткнулся. Он никогда не чувствовал себя кому‑то необходимым просто так. Во всяком случае, в сознательном возрасте. Зато был убежден в том, что до него никому, по большому счету, нет дела. То есть его способности, может, и были нужны, даже еще как нужны!.. А он сам – нет.
Северус задумался, но теперь уже Ремус принялся допытываться:
— Как ты вычислил, что я – оборотень?
— Ты думаешь, я – идиот?
— Я не думаю… – “Я знаю. Мы все были идиотами. Все пять этих лет”.
— Тогда сам не будь дураком: нельзя же год за годом пропускать уроки с постоянной периодичностью в четыре недели – при том, что пропуски раз за разом совпадают с полнолуниями – и всерьез рассчитывать, что этого никто не заметит! Да еще придумать отмазку, которая не выдерживает никакой критики: к больным родственникам тебя провожал бы декан, а не медик! И не на ночь глядя.
— Это не я придумывал, – только и смог огрызнуться Люпин. – Претензии – не ко мне. А откуда ты знаешь про родственников?
Снейп прикусил язык.
Ли‑ли… Лили, с которой слизеринец поссорился… а раньше – дружил.
— Тебе сказала Эванс? А ты? Ты – поделился с ней своим… открытием?
Оууу… вот это зрелище: покрасневший, как девица, Снейп…
— Значит, Эванс тоже знает? Давно?
— Еще до той моей вылазки.
— А мы так и не поняли, что она — в курсе. Она хорошо сохранила твою тайну.
— Твою, Люпин. ТВОЮ!
Пока Снейп и Люпин выясняли отношения, Блэк по старой привычке раскачивался на стуле и время от времени принимался возмущаться:
— Чем вам не угодили “Три метлы?” Там хотя бы приличное сливочное пиво!
— Сливочное пиво везде одинаковое, — заметил Петтигрю, отхлебнув из своей бутылки. — Ты же знаешь, что условия диктовали не мы.
— Ну, чем ЕЙ не угодили “Три метлы”?
Условия диктовала Эванс. Свидание в “Кабаньей голове” было ее идеей: в этот трактир почти не заглядывали ученики и рандеву имело все шансы остаться незамеченным. Теперь они с Поттером за отдельным столиком выясняли отношения, а три Мародера и Снейп напряженно следили за течением переговоров, бурных и порожистых, как речушки в Пеннинских горах. Надо ли уточнять, что за речушку играла Лили, а Джеймс — за сплавлявшийся по речушке каяк, только чудом до сих пор не перевернувшийся? Говорила преимущественно Эванс — громко и очень эмоционально, так что кроме эмоций ничего было не разобрать.
Видеть Эванс и Поттера вдвоем Снейпу было — нож острый… это при том, что за пару недель до встречи Поттер в приступе гриффиндорского благородства заявил, что отказывается от всяческих притязаний на Лили Эванс. Да–да–да, несмотря на подновленную настенную роспись в гриффиндорской спальне и недавнюю депрессию, и ехидное замечание Снейпа:
— Это после того как тебя раздражал один только факт моего существования?
— Докажи, что я ошибся! Что раздражался на пустом месте.
— Чего ради?
— Хорошо, давай докажем оба. Давай… давай вынесем пока за скобки Лили Эванс.
— Что?!
— Что слышал. Давай оба забудем на время, что она существует. Я не отказываюсь от Эванс и не требую того же от тебя, просто давай оставим выбор — за ней. И согласимся с ним.
И еще откуда‑то нашлись силы усмехнуться:
— А зачем, Поттер? Мы были друзьями. Лучшими. А теперь даже и не друзья.
— Может, хватит о девчонках? — попытался перевести стрелку Питер.
— Хватит — так хватит… А кто ей об этом скажет?
— Никто. Письмо пошлем.
Люпин услышал хруст, перехватил взгляд Снейпа, забрал у него из рук перо и пробормотал “Репаро!”
— А знаешь, я ему тоже завидовал.
— Ты? А ты разве это умеешь?
— По–хорошему — почему бы и нет? Я и тебе завидую.
— Мне‑то за что?
— За то, что ты нормальный, и за то, что способен помочь чужой ненормальности.
— Ну, с ненормальностью — это ты перехватил…
— Мы оба знаем, что это правда. Можно обманывать других, но врать самому себе — последнее дело. Ты же сам мне это говорил. А Поттеру позавидовать сам Мерлин велел: и учится блестяще…
— Не он один, — Снейпу, не удалось задавить обиду.
— И летает как скопа, и звезда квиддича…
Люпин перечислял спокойно, отчего Снейп завелся еще больше:
— А квиддичу с чего завидовать? Просто игра, в которой того и гляди башку снесут, если не поостережешься. Дешевая популярность…
— А ты себе тоже не ври, — посоветовал Люпин. — Квиддич — это не только игра. Отличников много: и ты, и Лили, и Сириус… Но учишься ты для себя. А играешь — за что‑то большее. Это не просто популярность, это — статус. Этому — стоит позавидовать.
— Вы‑то ведь не завидуете!
— А для нас важнее другой статус: не звезда, не отличник, а друг.
…Лили была зла. Ох, как она была зла! На себя. На условие, так невовремя пришедшее ей в голову — а казалось: так кстати… На Поттера, который за первый же месяц шестого курса реально ее ДОСТАЛ! Но кто мог подумать, что он примет дурацкое условие всерьез? И кто мог поверить, что у него — получится?
Пришлось поверить; и не словам Поттера — собственным глазам: вон, сидят… голубки!
Но особенно Лили злилась на Снейпа. От одной мысли о нем ей делалось плохо. Как он посмел так ее подвести?! Мало того, что за целое лето не нашел времени помириться, так теперь еще и проигрывай из‑за него? Ну, нет… не выйдет!
Лили решительно встала и направилась к угловому столику. Джеймс плелся за ней с таким видом, будто провалил двенадцать СОВ из двенадцати возможных.
— Что ей не понравилось? — испуганно прошептал Петтигрю.
— Я же предлагал, чтобы разговаривал Сев, – огорчился Люпин.
Блэк смешно сморщил нос:
— Ты же знаешь, что с ним ОНА не захотела!
Поттер расстроенно плюхнулся на зарезервированный для него стул. Блэк тут же вскочил и галантно придвинул Лили свой; Эванс проигнорировала галантность и долгую минуту сверху вниз рассматривала четверку — то есть уже пятерку — с высоты своего не слишком внушительного роста и непоколебимых принципов.
Питер под ее взглядом съехал на самый краешек стула; будь собакой он, а не Блэк — еще и уши бы прижал. Блэк, воспользовавшись затишьем, огляделся, не обнаружил ни одного свободного места за столиками и недолго думая призвал табурет из‑за барной стойки.
— Значит, мальчики благородно предоставили мне право выбирать? — осведомилась Лили. — Между вами двумя? Как будто на свете больше никого не существует? – каждое слово источало яд; Шляпа, должно быть, сошла с ума, когда распределила Эванс в Гриффиндор.
— Э–э–э… Эванс… — Блэк подергал ее за рукав мантии. — Садись. Ты привлекаешь внимание.
— Да неужели? — Лили тряхнула рыжей гривой, прищурила глаза; из‑под ресниц били зеленые молнии. — Не больше, чем ты со своей табуреткой!
— Я привлекал бы куда больше внимания, если бы сидел на полу! Не отвлекайся, Эванс.
Лили вернулась к теме:
— Друзья, значит?
Сириус снова перебил:
— Говори тише, Эванс.
А Ремус добавил:
— Пожалуйста!.. — подразумевая не только громкость. Он — единственный из всех — понял.
— Думаете, легко отделались? — Лили присела, наконец, за столик и словно только сейчас увидела слизеринца.
— Боюсь, ты не все знаешь, Сев. Вряд ли они тебе сказали.
— Что именно? — Снейп не изменился в лице.
— Что я согласилась общаться с Поттером только в том случае, если ты подружишься с Мародерами.
Лили испытующе смотрела на слизеринца, тот опустил голову и уставился на свое пиво. Тогда она перевела сердитый взгляд на гриффиндорца:
— Расскажи мне сегодня вечером, Бард Поттер, чертов Джеймс Бидль, сказочку о том, что вы выполнили мое условие! – и выскочила из‑за стола.
— Ты!.. – рванулся за ней вслед Поттер. – Ты сама мне будешь сказки рассказывать! Шехерезада!
Блэк поймал его за мантию, дернул обратно и отсалютовал бутылкой:
— За ваше счастье, Джей!
Джеймс оторвал, наконец, взгляд от хлопнувшей двери.
— К Годрику все! К Салазару! К Мерлину! Ну да, было, БЫЛО оно, это условие. Но потом‑то все стало по–другому!
— Не знаю, как насчет Мерлина, — рассудительно заметил Люпин, — а я не смогу делать вид, будто тех дней не было.
А Блэк усмехнулся:
— Снейп, если разобраться – ты классный. А я разобрался.
Снейп поднял, наконец, голову. Скулы алели, как от пощечин.
— То есть вы хотите сказать, что все это время вы таким диким образом добивались… — голос понижался и к концу фразы сделался почти неразличим, последние слова угадались по губам: — Того, чего добились?
И взорвался. Но, не забывая об осторожности, взорвался истерическим полушепотом:
— Идиоты! Салазар по вам плачет, безмозглые гриффиндорские идиоты! А как насчет просто подойти и сказать: “Давай дружить?”
Спасибо В. Ливанову–Холмсу:)
Ремус цитирует “Маугли”
Рем ничего не цитирует. Он просто не знает, что до него это уже сказали в фильме “В джазе только девушки”.