Видно было, что молодой человек долго находился в одиночестве, в результате чего приобрел привычку разговаривать сам с собой.
— Покойный учитель, пожалуй, нашел бы это забавным. Сказал бы, наверное, что волк поцеловал меня на память. Что ж, так оно и есть. След от поцелуя, похоже, мне суждено сохранить до самой смерти. И столько же я буду помнить зту схватку!
Собственная немудреная шутка так развеселила юношу, что он расхохотался от души. Его заливистый, искренний смех разнесся далеко вокруг, спугнув сусликов-тарбаганов, которые только, было, высунули свои любопытные мордочки из нор. И лишь суровое каменное изваяние осталось безучастным к радости человека, выжившего в отчаянной схватке...
Юноша, сразивший волка, наконец, оправился от потрясения. Немного отдышавшись и уняв кровь, струящуюся из раны, он свистом подозвал напуганного коня и с трудом утихомирил нервно поводившее боками животное. Похлопав коня по лоснящейся гладкой шее, он стреножил его и снял с чересседельника объемистый хурджум. Затем бросил прямо на землю попону и на нее стал выкладывать содержимое сумы.
Очевидно, молодой человек решил устроить привал в этом месте, где едва не нашел свою погибель. Юноша достал из хурджума большой кусок соленого мяса: свежего он не мог себе позволить, в отличие от гирканских купцов, всегда гнавших с караваном десяток-другой овец, ибо они не признавали никакого другого мяса, кроме парной баранины. Однако молодой человек не был столь прихотлив и, разрезав солонину надвое отличным кинжалом из дамастской стали, сразу же впился в больший кусок крепкими белыми зубами, а меньший высоко поднял в руке. Кое-как прожевав мясо, он обратился к каменному исполину:
— Прими мою жертву, древний герой! Твой дух, незримо витающий здесь, не допустил моей смерти от волчьих клыков. Хотя, может статься, этот волк и был твоим стражем? И в нем обитал твой дух? Но даже если и так — все равно благодарю тебя, богатырь! Ведь я одолел хищника, и эта победа сделала меня сильнее. И пусть теперь твой дух вселится в мою плоть и вдохнет в меня твой воинский пыл!
Молодой человек разгорячился, глаза его заблестели. Ему на самом деле показалось, что древняя статуя молчаливо соглашается с его словами. Он направился было к изваянию, дабы возложить к его ногам свой Дар, но вдруг передумал:
— О, я глупец! Какая же это жертва — кусок солонины? Нет, это не пища для богатырей!
Юноша решительно подошел к мертвому волку, продолжавшему щерить клыки в вечном оскале, и, ловко орудуя кинжалом, стал свежевать его тушу. Сноровисто сняв шкуру со своего недавнего противника, он мгновение полюбовался ее жестким седым мехом, лишь кое-где подпорченным проплешинами от шрамов:
— Из этого выйдет отличная накидка!
Затем он вырезал из дымящейся туши сердце и печень.
— Остальное — вам!— обратился он к стервятникам, которые уже начали кружиться в воздухе, чуя поживу.
Собрав в ладонь кровь, вытекавшую из волчьего сердца, он помазал ею каменный рот изваяния.
— Прими мою жертву, древний воин,— прошептал юноша.— Прими сей дар от изгнанного наследника Хрустального Престола Страны Городов. Прими как залог того, что свершится моя месть, и тронный зал царского дворца в Аргаиме окрасится кровью предателей и изменников так же, как сейчас твои каменные уста!
Затем юный изгнанник, не поморщившись, съел волчье сердце и печень — как есть, дымящимися и сырыми. Запив этот ужин, достойный самого дикого из пиктов, несколькими глотками вина, юный принц, видимо, решил устраиваться на ночлег.
Солнце клонилось к западу, где, как слышал юный изгнанник, лежат неизвестные загадочные страны, населенные удивительными народами, где плещется о границы населенного мира Последнее из морей.
Молодой принц много слышал об этом, но никогда не видел своими глазами. А разве стоят чего-нибудь пустые слова? Для юноши страны Запада всегда были красивой легендой. Большую часть жизни он провел в краю Восходящего Солнца — на берегах могучих желтых рек, несущих свои воды к Лемурийскому океану, где среди бамбуковых зарослей таятся чудесные города, за нефритовыми стенами которых тоненько звенят на ветру взметнувшиеся к самым облакам пагоды из хрусталя и фарфора.
Там, в этой удивительной стране, напоенной ароматами благовоний и терпкого чая, взрастил юного изгнанника великий кудесник и маг, учитель Тан У. Еще в молодости Тан У пошел в ученики к аколитам Алого Кольца. Вместе со своим сводным братом Це Чжоу они приняли постриг в Замке Голубых Орхидей и прошли в нем Семьдесят Семь Великих Испытаний. Выйдя из стен Замка через двадцать лет и получив звание Младших Алых Братьев, Це и Тан отправились в далекое путешествие на запад — через безводье пустыни Арим, через горные перевалы Талакмы, по Великому Пути Шелка и Нефрита. Туран и Замора, Шем и Стигия были целью их странствий.
Но разными были помыслы братьев. Тан У влекла жажда познания, и он, исколесив почти весь Запад, добрался до крайних пределов Хайбории, где в Тарантии, в подвалах королевской библиотеки, был допущен до лицезрения Великой Скрижали Митры. А Це Чжоу, добравшись до Стигии, надолго задержался в ней. Здесь — в Кеми, Луксуре и Птейоне, Городе Мертвых,— познал Це страшные тайны Учения Сета и в подземелье древнего храма, окутанный парами желтого лотоса, принял он посвящение в жрецы Черного Круга — прямо из рук зловещего Тот-Амона, чью благосклонность снискал своим неутомимым желанием приобщиться к Силам Тьмы.
Так что в Кхитай маги возвращались разными путями. Обоим было явлено знамение в пути. Проезжая через Хауранскую пустыню, Це Чжоу обнаружил брошенную в песках плачущую девочку, грудь которой украшал странный знак — алое пятно в форме полумесяца. Расценив этот знак как предзнаменование удачи на пути служения Мировому Злу, Це забрал девочку с собой в Пайканг, Град Пурпурных Пагод, где поселил ее в башне из слоновой кости, обучая самым страшным своим секретам.
Попался найденыш и на пути Тан У. В Кхитай он возвращался через море Вилайет, и корабль, на котором он плыл, угодил в страшный шторм. Прогневались ли боги морских пучин, или то была черная волшба коварного Це Чжоу, люто ненавидевшего своего сводного брата? Как бы то ни было, но с помощью заклинаний Тан У мореплавателям удалось уйти невредимыми от буйства стихий, и их корабль вынесло на дикий скалистый берег. И здесь, среди угрюмых скал, нашли они одичавшего ребенка, который жил среди диких зверей, вместе с ними охотился и ловил рыбу. Кхитайский маг сжалился над дитятей и взял его к себе. Он нарек мальчика Дуэн Ки, что означало чудесное спасение…
В Кхитае Тан У вырастил малолетнего Дуэн Ки, но когда найденышу минуло пятнадцать весен и настала пора приобщить его к тайным знаниям старого кудесника, грянула беда. В сны волшебника прокрался злобный демон — тело его было соткано из зеленого огня, а глаза горели желтым адским пламенем. Тан У узнал эти глаза. Разве мог он забыть пронзительный взгляд бесноватого Це Чжоу?
Злой дух, насланный колдуном, каждую ночь высасывал из несчастного Тан У его жизненную энергию ци, и кудесник угасал с каждым днем. И в один мрачный вечер, когда штормовой ветер с Лемурийского океана бушевал в саду, срывая орхидеи и акации и заставляя замолкнуть сладкоголосых соловьев, маг подозвал воспитанника к своему золотому ложу, украшенному резными львами, и прошептал слабеющим голосом:
— Дуэн Ки, мальчик мой! Я скоро покину эту бренную оболочку, и дух мой воспарит к фарфоровым садам Императора Неба в ожидании новых воплощений. Злой демон, насланный моим безумным братом, нынче ночью выпьет у меня последние капли ци, и я умру. Взглянув сегодня в зеркало Магической Яшмы, я увидел, что аура моя почти угасла. Но я собрал последние силы — и узрел главное.
Зеркало показало мне твое прошлое и будущее. Знай, мальчик, ты не просто звериный выкормыш, хотя уже одно это говорит о том, что ты отмечен богами.
Твое подлинное имя — Таргитай, ты принадлежишь к царскому роду Анахарсидов. Ты был рожден наследником Хрустального Престола великой Страны Городов, лежащей далеко за Гирканской степью у подножия гор Юйли-Бо, называемых на западе Рипами. Там ты увидел свет и был уложен в золотую колыбель в царском дворце стольного града Аргаима Трехстенного, и твой гордый отец, правитель Колаксай, в радости обнимал твою мать, счастливую Самраю.
И на пиру, куда были приглашены братья правителя-Арпоксай и Липоксай,— правители союзных племен Иирков и Исседонов, провозгласил тебя отец наследником своей державы. Славен был правитель Колаксай, неистощима его сокровищница, неисчислимы боевые колесницы и лихая конница его могучего воинства. Денно и нощно стерегла покой царской семьи гвардия Серебряных Грифов. Но измена все же прокралась в дом Анахарсидов. Бывший служитель Эрлика, сумевший стать верховным жрецом Аргаима, коварный Заркум, окутал паутиной заговора весь дворец. И пали от отравленного вина правитель Колаксай и братья его Липоксай и Арпоксай. Твою несчастную мать Самраю Заркум пытался сделать своей наложницей, но она бросилась с крепостной стены, предпочтя смерть позору.
Тебя же, мой мальчик, отдали палачам и приказали утопить в полноводном Джаихе. Но сжалились палачи, дрогнула рука, не поднялась на наследника Хрустального Трона. Положив тебя в ивовую колыбель, они пустили ее на волю волн. И почти у самого моря Вилайет прибило колыбель к прибрежным тростникам, где нашел тебя старый барс. Племя грозных барсов выкормило тебя, и ты жил с ними у берегов Вилайета, пока я не нашел тебя и не отбил у твоих хищных воспитателей. Я взрастил тебя, нарек тебя именем Дуэн Ки, хотя теперь ты знаешь свое настоящее имя. Но для меня ты всегда будешь Дуэн Ки, мальчиком с сердцем барса...
Да, хоть я и воспитал тебя, как подобает цивилизованному человеку, в душе ты все равно дикарь, барсов выкормыш. Но, увы, это не спасет тебя от черной злобы Це Чжоу. Покинь Кхитай, Дуэн Ки, ибо ты не родной сын Срединной Страны. Ты здесь воспитывался, ты здесь вырос, но ты никогда не был добропорядочным кхитайцем. У тебя другая кровь — кровь твоих предков, степных гирканских номадов. И эта кровь взывает к мести. Поезжай на запад, к гирканцам: там поймешь, что в душе ты — кочевник. И, набравшись опыта и сил, отправляйся в Янцай — Страну Городов. Отомсти за отца, за мать и родных. А мой дух всегда пребудет с тобой...
В ту же ночь старый кудесник умер: демон сделал свое черное дело, А Таргитай — Дуэн Ки на следующее утро отправился в долгий путь на запад, прочь из Кхитая, дав себе зарок когда-нибудь вернуться и отомстить проклятому колдуну.
Долгие пять лет странствовал Таргитай по Гирканской степи. Добравшись до Кангхи, Страны Крепостей, лежавшей к северу от Великого Пути Шелка и Нефрита, вступил он в дружину кагана Вэсака и участвовал в налетах на земли юга: на богатые торговые города Согарию, Бахрошу, Лакаш, Самрак, Бусару, Когир... За эти годы Таргитай возмужал, окреп и проникся степным духом.
Будто и не было череды неспешных лет жизни в Кхитае, прогулок в напоенных ароматом орхидей садах, где заливались на разные голоса соловьи, отдыха на расписных циновках в фарфоровом павильоне, где он, тогда еще мальчик Дуэн Ки, обратясь, в слух, учтиво внимал неторопливым речам Учителя, покуривающего кальян, и терпеливо разбирал прихотливый узор иероглифов, тисненных на тончайшем шелке. Золотые драконы на крышах пагод, дамы в расшитых халатах, с разноцветными веерами, учтивые вельможи в паланкинах...
И в то же время — непосильный труд крестьян, захлебывающихся грязью на рисовых полях, под жгучим солнцем, от зари до зари. Невольничьи рынки, где доведенные до отчаяния нуждой, исхудавшие отцы продают семилетних девочек и мальчиков сластолюбивым князьям и деловитым, разжиревшим содержательницам публичных домов и опиумных притонов. Несчастные слуги, которых за ничтожную провинность наказывают сотней ударов палок по пяткам и животам. Скорчившиеся тела казненных преступников, насаженные на стволы бамбука, медленно прораставшие сквозь еще живую плоть...
Нет! У этого фарфорово-шелкового рая была страшная изнанка. А здесь, в Великой Степи, был бескрайний простор, зеленая трава и Вечное Синее Небо над головой. И никаких тебе вельмож и дам в шелках, никаких надутых чиновников, спешащих с императорскими указами и нещадно погоняющих хлыстами задыхающихся носильщиков. Здесь, в Гиркании, никто не ездил верхом на людях. Здесь были табуны коней, резвящихся на приволье. Аркань любого — и у тебя есть преданный друг, который домчит хоть до Последнего моря!
Были здесь, конечно же, и свои господа. Грозно щерились башни дворца кагана Вэсака, да и надутые бии, похвалявшиеся своими неисчислимыми стадами, также считали своим долгом напомнить безродному чужаку, кто хозяин в степи. Но в Кхитае дохнуть свободно нельзя было от императорских и княжеских эдиктов и стражников с бамбуковыми палками.
А здесь — расхохотался в лицо едва не лопающегося от злости богача, стегнул коня — и вперед! Ошибались бии, называя себя хозяевами степи, Степь широка — любому даст приют. И хозяином своим признает любого отважного молодца, лишь бы крепко держался в седле и метко стрелял из лука. Лишь бы ценил волю пуще жизни, а не был слюнтяем, что боится спину разогнуть перед бием. А уж если этот удалец одновременно найденьпп, вскормленный барсами, воспитанник кхитайского мудреца и наследник престола — то тут и говорить не о чем!
Неуживчив и горд был Таргитай. Сухой степной ветер вмиг сдул с него золоченую шелуху кхитайской учтивости. Едва не зарубив в ярости нахального тысячника, Таргитай бросил под ноги туменбаши дружины кагана свой бунчук сотника и уехал прочь из Кангхи. Примкнув в дикой степи к шайке разбойников-мунган, Таргитай пару лет щипал перышки купцам из той же Кангхи и других гирканских ханств и городов, промышлявших торговлей между рынками, лежащими на Великом Пути, и северными странами-Сакалибой.
Из Согарии, Дамаста, Самрака и других перевалочных центров торговли на Великом Пути купцы везли в Сакалибу железо, оружие, ткани, благовония, пряности, предметы роскоши, а с севера — золото, медь, драгоценные камни, моржовый клык, мамонтовую кость, меха соболей, горностаев, чернобурых лис, песцов, бурых и белых медведей. Неистощимы были сокровища загадочной Сакалибы. И Таргитай мог бы неслыханно разбогатеть и, в конце концов, сам создать небольшое разбойничье ханство на Северном Пути и, сидя на мешках с золотом, брать дань с купцов, поплевывая на недовольство Вэсака и других гирканских владык.
Но, на счастье Вэсака и злополучных негоциантов, в одну прекрасную ночь Таргитаю, которого в то время уже почтительно называли Беркутом Северного Пути, приснился странный сон, после чего Таргитай распрощался со своими разбойничками, оседлал коня и ускакал на север в сторону Сакалибы. Только вот не стало после его отъезда удачи на Северном пути. Атаманство захватил некий ушлый бродяга Ольгерд, да только недолго правил он вольной братией. Вскоре кангхские войска вовсе выловили всех негодяев, мешавших торговать достопочтенным купцам. Говорят, один лишь Ольгерд и смог ускользнуть от вэсаковых ищеек. По слухам, он нашел приют на Запорожке, у козаков, а затем и вовсе подался далеко на юго-запад, в богатый Туран.
...Обо всем этом, конечно же, не мог знать Таргитай, спавший, завернувшись в волчью шкуру, у подножия каменного изваяния. А если бы и знал, то навряд ли стал сокрушаться о судьбе своих бывших сотоварищей. Он крепко спал, и сон его оберегала миниатюрная, изящная статуэтка из слоновой кости, изображавшая Учителя Тан У и поражавшая воображение своим удивительным сходством с оригиналом. С этой статуэткой Таргитай не разлучался, с тех пор как схоронил Учителя, и всегда ставил ее у себя в изголовье. Он верил, что дух Тан У оберегает его сон. А иногда и навещает его.
Таргитай крепко спал, утомленный дальней дорогой и схваткой с Кокбузом. Он не мог видеть, как мерцают нефритовые глаза статуэтки волшебным зеленоватым светом, создавая магический треугольник между ней, каменным изваянием и юным принцем. А Таргитаю в это время снился удивительный сон.
Снился Таргнтаю сон — удивительный, волшебный. Когда-то давно — еще до того, как к западу от Великой Степи стали плескаться волны моря Вилайет,— пожар страшной войны полыхал в этих землях. Древние государства бились между собой не на живот, а на смерть. На западе легионы ахеронцев пытались поработить племена северных варваров — хайборийцев. На юге — на месте песков Иранистана и Шема — точили зубы на соседей воинственные правители Ашура. А на просторах Гиркании племена гордых степняков-ашинов, первыми заселившие степи после падения Кхарийской империи, отстаивали свою свободу от последних из нелюдей.
Давно уж сгинули во мраке тысячелетий державы наагов и вампиров Куша, легендами стали даже первые человеческие империи — Валузия, Грондар, Верулия, Туле и другие, стаи рыб резвились в подводных руинах Атлантиды и Лемурии. Но здесь, на севере, нелюди выжили и укрепились на долгие века. И вновь, ощутив в себе древнюю мощь, козлоногие сатуры принялись покорять окрестные народы.
Страшна была смерть от их рук, но еще ужасней была участь захваченных в плен. Невероятные пытки, издевательства, демонические жертвоприношения, непосильный труд в рудниках и шахтах ждали невольников в Стране Древних — Фавнии. Мало того, именно в здешних уделах — Пане, Эоле, Эврисфее, Сарпедоне и Газуле — обрели пристанище змеелюди, древние враги человеческого рода.
Изгнанные из Валузии еще королем Куллом, нашли они приют в отдаленных уголках земли — на юге, на крайнем западе и здесь, на севере, среди одичавших и выродившихся потомков другой прачеловеческой расы.
Нааги возродили мощь древнего племени сатиров — уродливых рогатых существ, с покрытыми шерстью телами, искривленными ногами с раздвоенными копытцами и по-обезьяньи цепкими руками. Некогда сатуры обитали почти по всему Турийскому материку, но затем почти полностью вымерли. Небольшие осколки их расы сохранились в древних валузийских лесах и на окруженной со всех сторон горами равнине, названной Фавнией.
Отличительной чертой сатуров было их невероятное сладострастие. Похоть козлоногих уродцев не знала предела, доходя до самых невероятных извращений. В чудовищных мистериях, посвященных богу Сету, сатуры предавались плотским утехам с самыми разнообразными существами и принуждали к тому же своих невольников.
Особенно падки были сатуры на женщин человеческого рода. Но свободолюбивые степняки-ашины не могли допустить, чтобы их жены, возлюбленные, сестры и дочери пали жертвой похотливых выродков. Однако руководимые мудрыми и коварными наагами, сатуры были непобедимы — и множество народов уже страдали в оковах унизительного рабства.
Та же участь ожидала и ашинов. Но во главе их воинства встали могучие богатыри — потомки древнего племени титанов, имя которых было Алпы. Некогда, еще до Великой Катастрофы, те правили всей Гирканской степью. Затем гиганты исчезли,— как гласили степные легенды, ушли далеко в северные горы. Но они оставили могучее потомство...