Они остановились возле маленькой "оберж", выполненной в стиле освоения американцами Дикого Запада, где бармен, он же хозяин заведения, носил широкополый стетсон и где из джукбокса слабо слышались скрипочка и банджо...
Яичница "ранчо", бифштекс, кофе и абрикосовое желе... Все вкусно и обильно.
И Жиль, ловко орудуя приборами, аппетитно лопает свой бифштекс.
- А у моих тебя обязательно накормят уткой, - сказал Жиль, можешь уже внутренне к этому готовиться, утка у моих - коронный номер.
Нюта ничего не ответила. Она только слабо улыбнулась, десертной ложечкой ковыряя абрикосовое желе.
- А у твоих родаков, у них какое коронное? - спросил Жиль.
Нюта спокойно отправила в ротик очередную порцию абрикосового желе...
- У моих родаков коронное - селедка и водка, - сказала Нюта.
- Они что, в Исландии живут? - спросил Жиль.
- Не знаю, - склонив головку набок, отвечала Анюта, - а что? Твои родители не будут шокированы, узнав, что их сынок блестящий студент женевского университета - встречается с круглой сиротой?
Жиль посмотрел на девушку с изумлением.
- А ты говорила, что твои родители живут в Америке и что...
- Ладно, все, что говорила, все правда! - Анюта прервала своего визави, положив ладонь на его руку.
- А еще будет домашний бал, - Жиль вернулся к первоначальной теме, - у меня в нашем городке тьма родственников, и родаки непременно должны расхвастаться, что сынок получил свой БАК (диплом бакалавра, после которого для получения диплома магистра надо учиться еще два года).
- Тогда на балу тоже будет утка? Или целая стая уток? лукаво спросила Анюта.
- Обычно, по хорошей погоде, у нас в деревне устраивают барбекю с жареным теленком...
- Целым теленком? - Нюта изумленно подняла брови.
- Ты не представляешь, сколько будет гостей, одного теленка еще может и не хватить...
И снова серый разлинованный на ровные полосы асфальт набегает под капот.
Нюта курила и думала...
Хорошо, что Жиль такой молчун. Это как встарь в той средневековой Европе муж и жена где-нибудь на хуторе, они целыми днями, а может, и неделями не говорили друг-другу ни слова.
А о чем говорить?
Слова... Что слова? Сотрясенный ветер!
И Нюточка, благодарная Жилю за его молчание, вспоминала теперь боевые события прошлой недели. Упорядочивала их в своей очаровательной головке.
И что Асуров? Да ничего...
Серый асфальт набегал под капот. Жиль вежливо молчал. Они уже сказали друг другу все слова на десять лет вперед... Европейская парочка.
Из-за зеленого склона аккуратненького холма, на котором среди овечек должен был сидеть Маккартниев "fool on the hill", показались красные черепичные крыши очередного аккуратненького, как и все здесь, городка.
Франкеншамп... Франкийские поля или поля франков. Когда-то так и было...
А теперь здесь живут валлонцы... От франков одно название осталось.
Мелькнули указатели: автодром Спа - пятнадцать километров, музей Дегреля - десять километров.
- А кто такой Дегрель? - спросила Нюта.
- Валлонский рексист, отец идеи последнего крестового похода европейцев на Восток, - не раздумывая, ответил отличник Жиль, Гитлер сказал про него, что, кабы у него был сын, он желал бы, чтобы сын был непременно похож на Дегреля.
- И вы тут такому человеку музей открыли? - хмыкнула Нюта.
- История не делит людей прошлого на хороших и плохих, история преподносит факты, вот Наполеон, он был хороший? Он три четверти генофонда Франции в походах загубил и в результате все проиграл, а французы теперь поклоняются его могиле в Доме инвалидов... - сказал Жиль, не отрывая взгляда от дороги.
- Поэтому твоя история и не годится в науки, как Шпенглер в "Закате Европы" записал, сам историк, между прочим, кабы была история наукой, дала бы людям обобщенные выводы из миллионов накопленных фактов, а так... Одна хронология, да и только! усмехнулась Нюта, глядя прямо перед собой. - А французы оттого в Инвалид с цветами приходят, что был для них миг славы, когда была Франция су пер державой, чем-то вроде современной Америки, один миг, а приятно вспомнить...
- По-твоему, значит, и немцам надо было бы иметь свою могилу в их Доме инвалидов, чтобы приходили посокрушаться о тех днях, когда под ними почти вся Европа лежала, - буркнул Жиль
- Мне все равно, - отмахнулась Нюта, - вы, европейцы, повернулись на своем объединении, ревнуете к Америке: де, она выскочка, де у вас история цивилизации, Рим и Афины, а Америке всего двести лет... А вот выскочка, да богатая...
- Все вы, американочки, такие патриотки?
Жиль не выдержал и, отвернувшись от дороги, внимательно посмотрел на Нюту.
И снова замолчали.
Долго молчали.
И Нюта опять принялась думать о том, как соскочила с крючка... Соскочила ли? А не едет ли за ними сам Константин Сергеевич Асуров?
Нюта бросила взгляд в зеркало заднего вида. Машины двигались сплошным потоком. "Мерседесы", "ауди", "фольксвагены"...
И никому ни до кого дела нет, кто куда едет!
А тогда в Женеве Асуров прокололся на своей упертой самонадеянности.
Был бы хорошим гэбистом, давно бы ездил на "роллс-ройсе"! Его коллеги из первого и девятого управлений, те, кто имел выходы на Запад да языки знал - все при деле! Кто в вице-губернаторах по зарубежным связям в жирных регионах, а кто и повыше - в Кремле, в администрации президента. А этот, как привык шпану на понт брать, так и не перестроился. Поэтому со своим средневековым мировоззрением и шантажа-то приличного организовать не смог.
В его схеме, Анюта сразу поняла, - в его схеме никаких иных наработок, кроме как использовать ее, Анюту, не было. Значит, она должна была достать для умненького Буратины, Кости Асурова, каштаны из огня. А он такой умный и весь во всем белом!
Дуралей... Видала она таких умных. И поумнее в десять раз тоже видала.
Поэтому сразу, как только Константин Сергеевич отстегнул никелированные браслеты, Нюта уже готова была свалить... Слинять. Смыться.