Возле реки солдаты Тайлека столкнулись с объединенной мощью повстанцев Сайдры и регулярной армии Норвика. Байдевин прокладывал себе путь сквозь хаос сражающихся людей и кайфаров, нахлестывая своего кайфара толстой веревкой с завязанными узлами. Всего несколько минут назад он стоял на барже в окружении своих воинов, двигаясь вверх по реке из Тэрельской долины, теперь же он забыл и о баржах, и об армии. В мозгу его пылало только одно слово - Норисса. В своем нетерпении поскорее достичь деревни, он хлестал своей веревкой без разбора - и людей и кайфаров, и своих и чужих - лишь бы они поскорей убирались с дороги. Когда обжигающие огненные капли с неба попадали в него, он только стискивал крепче зубы, мужественно перенося боль. Темнота, разрезаемая лишь свечением огненного дождя, вибрировала и пронзительно визжала, и эта магическая дрожь пробирала Байдевина буквально до костей, а на языке появился сухой и холодный привкус страха.
Страх этот появился после того, как мозга коснулся отчаянный вскрик Нориссы, ворвавшийся в его мысли и спутавший их. Это не был прямой призыв о помощи, скорее, знак невысказанного отчаяния. Через ее мозг магия, с которой она сражалась, достигла и разума Байдевина и чуть не увлекла его вслед за ней в какой-то черный провал, по краям которого мерцали оранжевые языки пламени. Это случилось несколько часов назад, и с тех пор страх его никак не мог улечься или хотя бы ослабеть. Чтобы отогнать от себя эти тревожные мысли, Байдевин яростно хлестнул своей веревкой двоих воинов, которые размахивали эмблемой Тайлека с изображением эброта.
Вверх по склону, над деревней, в воздухе появился светящийся голубой щит, что означало активное магическое противодействие нападавшим. Вскоре он погас, и Байдевин попытался двигаться еще скорее. Крики раненых и умирающих звучали где-то на краю его сознания; Байдевин весь сосредоточился на том, чтобы мысленно позвать Нориссу. Тут же, словно ласковое прикосновение ночного ветерка, к нему вернулся ее ответ, в котором звучали предупреждение и вызов. Байдевин понял, что Норисса сражается с врагом, у которого нет ни имени, ни лица, и послал ей собственный ответ:
- Я знаю об опасности. Скоро буду с тобой!
Мысли Нориссы предупреждали его о большой опасности, даже о гибели. Он чувствовал, как она в лихорадочной поспешности перебирает недавно заученные заклинания, пытаясь отыскать какую-нибудь защиту от мощных колдовских сил, которые бушуют вокруг, стараясь дотянуться до нее.
Тем временем огнепад прекратился, но зато под ногами кайфара начала дрожать и колыхаться сама земля. Кайфар заупрямился, и на какое-то время все внимание Байдевина было поглощено тем, чтобы справиться с испуганным животным и успокоить его. В какой-то миг до него донесся испуг Нориссы, узнавшей напавшего на нее колдуна, - Тайлек! Байдевин ощутил сумбурное сопротивление Нориссы, потом она сдалась, и ее разум провалился куда-то в ярко-красную дымку.
Байдевин почувствовал, как связь между ними оборвалась, и его мысли, которыми он потянулся было к Нориссе, рикошетом вернулись к нему. Байдевин покачнулся и ухватился за шею испуганного кайфара. Теперь и он тоже дрожал от ужаса.
Норисса исчезла! Тайлек схватил ее! Он понял это задолго до того, как в деревне поднялась тревога. Она просто исчезла, растворилась в холодном пламени магической энергии.
Байдевин выпрямился в седле и погнал кайфара вперед. Он должен как можно скорее добраться до Медвина. Вместе они сумеют отправиться в погоню за чудовищем, похитившим Нориссу.
Вскоре Байдевин был уже на окраине деревни. Схватка здесь была не такой яростной, так как солдаты Тайлека уже знали о том, что их цель достигнута, и понемногу отступали. Байдевин прокладывал путь туда, где возле хорошо охраняемой хижины стояли Кхелри с Медвином, и поэтому не обратил внимания на цепь всадников, которые приближались к нему, отрезая от деревни. Байдевин не отводил от Медвина взгляда и потому слишком поздно заметил на их шлемах и щитах черную птицу эброта - эмблему Тайлека.
Последнее, что увидел Байдевин перед тем, как тяжелый щит солдата опустился ему на голову, была злорадная ухмылка Джаабена.
Он был жив, но и только. Время от времени какая-то крошечная часть Байдевина начинала понимать, что быть живым очень важно, но большую часть ему думалось, что жить стало бессмысленно.
Неясные тени толпились и медленно двигались в сером тумане. Тени уводили сознание в лабиринты запутанных одинаковых коридоров, не имеющих конца, и разум Байдевина отчаянно боролся, стараясь зацепиться за какую-нибудь одну более или менее постоянную мысль.
Наконец такая зацепка нашлась - боль. Он радостно схватился за нее, и его мир начал постепенно приходить в порядок. Окончательного равновесия ему так и не удалось обрести, но боль стала для него надежной отправной точкой, и разбитые вдребезги мысли кое-как зацепились друг за друга, образовав временный надежный плот, который все же мог поддерживать его на поверхности сознания.
Теперь Байдевин был действительно уверен в том, что он жив, а также в том, что его умственное опьянение было магического происхождения. Эта путаница в голове надежно сдерживала его собственные магические возможности, так как он не был способен задерживаться больше чем на мгновение ни на одной законченной мысли. И Байдевин сконцентрировался на приступах боли, обнаружив в них свой собственный ритм: сильная боль, слабая, снова сильная...
У Байдевина было ощущение движения; ему казалось, что его куда-то несут, затем наступил блаженный покой. Разум его стал чист и прозрачен, и женский голос вернул в него все ускользающие мысли. Что-то нежно коснулось щеки, и Байдевин полностью пришел в себя; подле него на коленях стояла Норисса.
Это ее рука с дрожащими пальцами гладила его по щеке, а в глазах светилось беспокойство и тревога. Длинные пряди темных волос колыхались перед ее лицом, и от этого Норисса казалась похожей на испуганного ребенка.
В один миг Байдевин оказался на ногах, одной рукой продолжая прижимать к щеке дрожащие пальцы Нориссы. Другой рукой он отвел назад блестящие волосы и прикоснулся пальцами к ее подбородку. Он сделал это для того, чтобы еще раз убедиться в том, что перед ним - настоящая Норисса, а вовсе не видение. На сей раз его ждало нечто большее, чем просто прикосновение к телу, состоящему из реальной плоти: Норисса порывисто обняла его, и он почувствовал легкое головокружение, ибо на него обрушились все ее долго сдерживаемые чувства. Это было гораздо глубже и полнее, чем их обычная связь от мозга к мозгу, и Байдевин чуть было не отступил перед невероятной силой этой бури эмоций. Норисса тем временем принялась расспрашивать Байдевина о том, как он себя чувствует и не ранен ли он. Мимолетное ощущение, когда замерло сердце и перехватило дыхание, ушло так же быстро, как и появилось, и Байдевин даже не осмеливался как-то назвать его, он даже не был уверен, было ли это на самом деле. Но зато он знал, что перед ним Норисса.
Он кивнул в знак того, что он в порядке, не потрудившись даже ощупать себя в поисках повреждений, и в свою очередь засыпал Нориссу градом вопросов: "Ты не ранена? Не повредили ли они тебе? Что произошло?"
Лицо Нориссы напряглось в ответ, губы превратились в тонкую бескровную ниточку, и она кивнула на что-то, находящееся за спиной Байдевина. Только теперь Байдевин начинал постепенно осознавать, что происходит вокруг. Оказалось, что он стоит, по колено погрузившись в беспорядочно разбросанные по полу шелковые вышитые подушки. Высокие потолки странного зала, великолепное убранство каменных стен и ослепительное сияние отполированного оружия неопровержимо свидетельствовали о том, что Байдевин и Норисса оказались далеко от затерянной в лесу деревушки повстанцев. Легкий шелест платья заставил его повернуться.
Сойдя с высокого трона темного резного дерева, к ним приближалась женщина с золотистыми волосами. Ее тело, казалось, излучало чувственную энергию, которая притягивала и одновременно пугала Байдевина. Присутствие этой женщины притупило острие терзавшего его беспокойства и умиротворило смущение невысказанными словами ободрения. Это ее красота многократно отражалась в отполированных доспехах неподвижных солдат, а ее душа, казалось, согревала воздух в зале. Когда она улыбалась, то даже свет факелов становился ярче и зала освещалась волшебным, неземным сиянием.
- Никто не был ранен, мастер Байдевин, за исключением, быть может, тебя. Боюсь, что вынужденное путешествие в мой замок, которое вы проделали при помощи колдовских сил, не было слишком комфортным. К тому же я слыхала, что Джаабен не слишком вежливо убеждал тебя в необходимости посетить нас. Не беспокойся, при первом удобном случае я серьезно поговорю с ним.
Ее голос был мягким, и в нем звенел сдерживаемый смех. Лиловые глаза улыбались своим собственным сокровенным мыслям, а золотистые волосы колышущимся водопадом ниспадали до самого пола. Она, соответствуя любым представлениям об идеале женственности, тем не менее была реальна прекрасная, желанная и опасная.
Байдевин с трудом оторвал свой взгляд от ее совершенного лица и с недоумением воззрился на Нориссу. Она прошептала ему на ухо: "Фелея!", и его зачарованность переросла в ужас. Непроизвольно Байдевин еще крепче стиснул руку Нориссы, в то время как глаза его лихорадочно заметались по сторонам в поисках выхода.
Тяжелые деревянные с позолотой двери на дальнем конце зала были распахнуты настежь. Это был единственный выход, за исключением, быть может, какой-нибудь еще двери, которая, вероятно, была скрыта тяжелыми драпировками позади трона. Вдоль каждой стены длинными рядами стояли солдаты, устремив взгляды в какие-то невидимые дали и крепко сжимая в, руках копья и щиты, однако без тени угрозы. Опасения Байдевина были связаны вовсе не с солдатами, которые, как казалось, не обращали на них никакого внимания. Он боялся, что заклятье, несомненно, наложенное на двери, помешает им выбраться даже из этого зала, не говоря уже о том, чтобы благополучно покинуть замок, избегнув столкновения с такими опытными колдунами, как Тайлек и Фелея.
Тем временем уже было поздно что-либо предпринимать. Фелея наклонилась вперед, так что ее длинные волосы шелковой занавесью упали на ее согнутую руку. Взяв Байдевина за локоть, она слегка потянула его к себе, и ее приветливый голос ласково коснулся его слуха:
- Вы оба утомлены и пребываете в растерянности. Прошу вас присоединиться к моей трапезе. Мы слегка подкрепимся, и я постараюсь объяснить вам все, что смогу.
Держа одной рукой Байдевина, а второй - Нориссу, Фелея возвела их на три ступеньки тронного возвышения и усадила на маленькие резные скамеечки. Тотчас появились слуги с подносами фруктов и вином. Тарелки с мясными закусками выстроились в ряд, как на параде. Фелея сама командовала слугам, до тех пор пока не убедилась в том, что гостям предложено все самое лучшее, и только потом заняла свое место на троне.
Байдевин мысленно предупредил Нориссу, чтобы она ничего не брала из яств, выставленных перед ними, и перехватил мелькнувшее на лице Фелеи удивленное выражение и задумался, поняла ли она его мысль, особенно после того, как Фелея примирительно улыбнулась и взяла себе небольшой ломтик мяса. Норисса и Байдевин выбрали себе понемногу мяса и фруктов, но попробовать не решались.
Некоторое время спустя Фелея потерла полированные подлокотники трона и вздохнула:
- Вы, безусловно, мудры, чтобы не доверять мне так сразу. Однако пройдет совсем немного времени, я больше не буду занимать этот трон, и вам придется опасаться совсем других людей.
Она улыбнулась, заметив испуганные взгляды, которыми обменялись Норисса и Байдевин, и он еще раз ощутил ее пылкую чувственность, не слишком тщательно скрываемую.
- Вы удивлены, - она посмотрела на Нориссу. - Но разве ты пришла не затем, чтобы занять место правительницы этой страны, в которой ты родилась?
Норисса молча кивнула.
- Тогда все мы действуем заодно. - Фелея с довольным видом откинулась на спинку трона. - Я так много лет ждала, пока ты появишься и освободишь меня от этой обязанности. Завтра, когда ты отдохнешь, у нас будет время поговорить об этом подробнее. Я стану учить тебя всему тому, что мне известно об обязанностях коронованной особы. И совсем скоро ты станешь госпожой Сайдры.
Норисса покачала головой, и Байдевин увидел на ее лице такое же недоверие, какое, должно быть, было написано на его собственном лице.
- Откуда ты знаешь, что я - настоящая наследница трона? Неужели ты не подвергнешь меня испытанию, чтобы я смогла подтвердить свое происхождение?
Фелея снова улыбнулась одной из своих ослепительных улыбок. Протянув вперед руку, словно желая дотронуться до щеки Нориссы, она, однако, не решилась этого сделать и убрала руку обратно.
- Никакого испытания не нужно, дитя мое. Одного взгляда на твое лицо достаточно, чтобы сказать мне правду. Глядя на тебя, я как будто снова вижу лицо Бреанны. - На ее прекрасном лице появилась легкая тень печали. К тому же никто, кроме ее дочери, не может носить на груди Знак Драконьей Крови. Ее собственная смерть узаконила твое право на владение им.
Рука Нориссы непроизвольно поднялась к вороту тупики, чтобы коснуться медальона. Взгляд Фелеи с жадностью, как показалось Байдевину, обратился туда же. Или эта темная тень только померещилась ему в глубинах этих темно-лиловых глаз? Он не был уверен, тем более что, когда Фелея снова заговорила, на лице ее снова появилось радостное выражение.
- Я вижу, что ты не очень-то веришь в то, что я без печали и грусти готова уступить корону. И я не удивлена этим, так как мне известно о том, что испытала ты, попав к Джаабену в руки. Да будет тебе известно, что, будь я рядом, он никогда бы не осмелился на подобные вольности.
Двое детей - мальчик и девочка - выскользнули из-за занавесок позади трона, и Фелея повернулась, чтобы выслушать то, что прошептала ей на ухо служанка. Кивнув, Фелея встала, указывая слугам подойти.
- Я знаю, что сегодняшний день сильно озадачил вас, к тому же вам пришлось пережить немало страшных минут. Вам необходимы отдых и время, чтобы придти в себя. Вас ждут горячая ванна и мягкие постели. Завтра, Норисса, я отвечу на все твои вопросы. А вы ответите на мои.
И она отпустила их, поручив заботам мальчика и девочки. Байдевин продолжал чувствовать на себе ее взгляд вплоть до того момента, когда они скрылись за плотными портьерами позади трона.
Сразу за занавесками каменные стены образовали узкий и длинный холл. Вдоль стен в ожидании выстроились слуги, невидимые из зала, но готовые по первому зову явиться пред очи того, кто занимает трон. В дальней стене холла были вырублены две широкие двери, между которыми вели наверх узкие ступени. Девочка-служанка провела их по этим ступеням и привела в небольшой круглый зал. Оттуда они попали в длинный коридор.
В коридор выходило всего три двери: по одной с каждой стороны и одна - в дальнем его конце. Байдевин про себя отметил, что никакого другого выхода отсюда, кроме ступенек, по которым они только что поднялись, нет.
Девочка остановилась возле двери с левой стороны коридора и, распахнув ее, пропустила Нориссу вперед себя. Мальчик же дошел до конца коридора и ждал, пока Байдевин подойдет.
Байдевин неуверенно остановился, пока Норисса не подняла вверх обе руки в знак того, что устала и готова временно покориться обстоятельствам. Только после этого Байдевин вошел в дверь, и мальчик, скользнув следом, закрыл ее за ним.
Когда Байдевин очутился в предназначенных ему покоях, мальчик провел его к нише, выложенной голубой и золотой плиткой. В самой ее середине, утопленный в пол, находился купальный бассейн. Поднимающийся от воды пар и ароматный запах мыла и трав заставили Байдевина задуматься, насколько давно он в последний раз мылся по-настоящему. Внезапно он ощутил и пыль, забившуюся в поры, и запах собственного несвежего тела. Отпустив мальчика, Байдевин быстро разделся и с наслаждением погрузился в бассейн. Он готов был нежить свое избитое тело хоть несколько часов подряд, но беспокойство за Нориссу не позволило ему слишком медлить.