Они находились в заросшем саду, который был завален осколками статуй. После окончания службы монах вывез коляску Спиллетто из ротонды, и оба путешественника последовали за ними.
- Братья за ним ухаживают, - продолжал монах, - и мы будем молиться за его выздоровление, когда кончится епитимья.
- Епитимья? - спросил Торн.
Монах кивнул.
- "Горе пастуху, который покидает своих овец. Пускай же правая рука его иссохнет, а правый глаз его ослепнет".
- Он согрешил? - спросил Торн.
- Да.
- Можно спросить, как именно?
- Он покинул Христа.
Торн и Дженнингс удивленно переглянулись.
- Откуда вам известно, что он покинул Христа? - спросил Торн у монаха.
- Исповедь.
- Но он не разговаривает.
- Это была письменная исповедь. Он может шевелить левой рукой.
- И что это было за признание? - не отступал Торн.
- Можно мне узнать причину ваших расспросов?
- Это жизненно важно, - искренне признался Торн. - Я умоляю вас о помощи. На карту поставлена жизнь.
Монах внимательно посмотрел на Торна и кивнул.
- Пойдемте со мной.
Келья Спиллетто была совсем пуста: только соломенный матрас и каменный стол. От вчерашнего ливня на полу осталась лужа воды. Торн заметил, что и матрас был влажным. Неужели, подумал он, все они терпят подобные лишения, или же это было частью епитимьи Спиллетто?
- Рисунок на столе, - сказал монах, когда они прошли внутрь. - Он нарисовал его углем.
Коляска скрипела, передвигаясь по неровным камням. Они окружили небольшой столик, рассматривая-странный символ, начертанный священником.
- Он сделал это, когда впервые оказался здесь, - продолжал монах, мы оставили уголек на столе, но больше он ничего не рисовал.
На столе была коряво нацарапана неуклюжая фигурка. Она была согнута и искажена, голова обведена кругом. Внимание Дженнингса сразу же привлекли три цифры, начертанные над головой согнувшейся фигуры. Это были шестерки. Их было три. Как отметка на ноге Тассоне.
- Видите эту линию над головой? - сказал монах. - Она означает капюшон монаха.
- Это автопортрет? - спросил Дженнингс.
- Мы так считаем.
- А что это за шестерки?
- Шесть - это знак дьявола, - ответил монах. - Семь - идеальное число, число Христа. А шесть - число Сатаны.
- А почему их три? - спросил Дженнингс.
- Мы считаем, что это означает дьявольскую Троицу. Дьявол, Антихрист и Лжепророк.
- Отец, Сын и Святой дух, - заметил Торн.
Монах кивнул.
- Для всего святого есть свое нечистое. В этом сущность искушения.
- Но почему вы считаете, что это исповедь? - спросил Дженнингс.
- Вы назвали рисунок автопортретом или что-то в этом роде. Он символически окружен Троицей ада.
- Но ведь вы не знаете конкретно, что он хотел рассказать?
- Детали не так важны, - сказал монах. - Самое главное, что он раскаивается.
Дженнингс и Торн пристально взглянули друг на друга. Торном овладело отчаяние.
- Можно мне поговорить с ним? - спросил он.
- Это вам не поможет.
Торн посмотрел на Спиллетто и содрогнулся при виде его застывшего, обезображенного лица.
- Отец Спиллетто, - твердо сказал он. - Меня зовут Торн.
Священник смотрел вверх. Он не шевелился и не слышал Джереми.
- Бесполезно, - сказал монах.
Но остановить Торна было уже невозможно.
- Отец Спиллетто, - повторил Торн. - Помните того РЕБЕНКА? Я хочу знать, откуда он.
- Я прошу вас, сеньор, - предупредительно произнес монах.
- Вы сознались ИМ, - закричал Торн, - теперь сознайтесь МНЕ! Я хочу знать, откуда тот ребенок!