Из облачности я вышла одна. "Куда делась группа? - думала я. - И противника нигде не видно". Я прошла еще раз над Волгой и вернулась на аэродром. Когда я приземлилась, Раи на аэродроме не было. Она узнала, что я не вернулась, заправилась и улетела меня искать.
Я хорошо помню, что было потом, когда прилетела Рая. Я бросилась к ней. Она стояла у крыла самолета и нервными движениями скручивала и раскручивала краги. Я никогда не видела ее такой злой.
- Вы полны благодушия и спокойствия, - резко заговорила она, подчеркивая слово "вы". - Вы потеряли в бою товарищей, потеряли своего ведущего. Вы занимались созерцанием местности, а не выполнением боевой задачи. Если бы это был не ваш первый вылет, вас надо было бы судить.
Я вся похолодела, слушая ее. "И это называется друг детства! - думала я. - Дружим столько лет, я гак рвалась к ней, думала найти в ней поддержку и сочувствие, думала, что она меня поймет".
- Вы забыли, что летаете не над Ташкентом и что от ваших действий зависит жизнь ваших товарищей. Вы окончили военную академию для того, чтобы вас сразу же сбил паршивый фриц?
Она долго ругала меня, но потом, увидев выражение моего лица, смягчилась:
- Завтра мы полетим еще раз. И если ты хоть на минуту потеряешь мой хвост, с тобой здесь никто больше летать не будет...
Я не пошла спать к ней в землянку - была обижена до глубины души. Но свои ошибки я понимала.
"Действительно, растяпа! - думала я. - Вылетела, как на прогулку. Стыдно!.. И попало мне за дело".
Я устроилась на КП, но Рая пришла за мной:
- Пойдешь ко мне в землянку, а я иду дежурить! Шли молча. Мне было стыдно за себя.
На следующий день я ждала полета, как страшного суда. "Ни за что на свете я не потеряю этот "хвост"!" - думала я. Несколько раз я все проверила на самолете, но вылета не было, не было даже команды садиться в самолеты.
Уже все собрались обедать, когда дали команду вылетать. Вылетели парой и мы с Раей. Ничего больше для меня не существовало - ни земли, ни неба. Кроме этого зеленого "хвоста ", я ничего не видела. Не отстать ни на секунду! Вверх-вниз, глубокие виражи, перевороты, боевые развороты. Меня го с огромной силой вдавливает в сиденье, то отрывает от него, и голова моя упирается в фонарь кабины. Я не отрываю взгляда от Раиного самолета и точно повторяю все его маневры. Наконец самолет выравнивается. С радостью и облегчением выполняю команду "идти домой".
На аэродроме приземляемся крыло в крыло. Разбор полета гут же у самолетов. Впечатлений много. Все наперебой рассказывают, какие крылья и кресты у противника, как они зашли в атаку, сколько времени длился бой.
Я удивлена и растерянно спрашиваю:
- А что, разве действительно были немцы?
Раздается дружный хохот. Лучше было бы мне молчать - тогда никто не узнал бы, что я ничего не видела, кроме "хвоста" своего ведущего.
Рая не смеется, она подходит, обнимает меня и говорит:
- Ничего тут смешного нет, и вы не сразу асами стали. Будет она и противника видеть, зато меня ни на секунду не потеряла!
Да, на всю жизнь мне запомнился суровый наказ Раи. Научилась сама, потом учила других никогда не терять ведущего в бою. Сколько раз это спасало меня от смерти! И сколько печальных примеров видела я, когда молодые летчики не придерживались этого строгого правила!.. Как необходима и справедлива была суровость Раи.
Февраль 1943 года. Наш полк получил боевую задачу: прикрывать от бомбардировочных налетов противника железнодорожные узлы Воронеж, Отрожки, Лиски, Касторное и мосты через реки Дон и Воронеж.
Трудное это было время. Вылетать по тревоге приходилось по нескольку раз в день; каждую ночь фашистские бомбардировщики рвались к станции и мостам. Не подпустить ни одного бомбардировщика и разведчика к охраняемым объектам! Рая с присущей ей энергией, заражающей всех, не давала никому ни унывать, ни уставать. Я никогда не видела ее спящей. Ложусь - она все еще на аэродроме, просыпаюсь - ее уже нет.
- Рая, когда же ты спишь? - не раз спрашивала я ее.
- А я дремлю, как появится свободная минутка. Но этих "свободных минут" было мало.
Как-то начальник полевых авиамастерских, мой товарищ по учебе в Военно-воздушной академии, обратился ко мне с просьбой облетать самолеты-истребители после капитального ремонта. Я охотно согласилась, хотя и без этого валилась с ног от усталости.
- Ты где это пропадаешь? - спросила меня как-то Рая.
- На стоянке полевых мастерских.
- Что ты там делаешь?
- Осматриваю и облетываю самолеты после ремонта.
- А что же на них надо делать в воздухе?
- Надо выполнить пилотаж, "обжать" до максимальной скорости, проверить выход из штопора. Все это надо оценить и записать. И если все нормально самолет готов для передачи его в часть.
- Вот это да! Можно делать весь пилотаж! - сказала Рая мечтательно. Мне бы такую работу!
Дело в том, что каждый раз, возвращаясь с боевого задания, Рая у самой земли делала пилотаж: крутила бочки, петли, проходила в перевернутом полете.
- По походке видно, наш комэска летит, - говорили летчицы из ее эскадрильи.
Ее ругали, наказывали, и под конец командир полка запретил ей вообще пилотаж над аэродромом. Исключение могло быть только при маневре в воздушном бою с противником да при полетах на проверку техники пилотирования. Рая покорилась, но ей все время хотелось покуролесить в воздухе.
- Леленька, дорогая, тебе нельзя этим заниматься, - лукаво заговорила Рая. - У тебя такая загрузка: и дежурства, и вылеты, и с молодыми приходится много заниматься. Ты посмотри, на кого ты похожа! Ты должна доверить это дело мне. Лелечка, ведь это же пилотаж, ты же понимаешь, как я скучаю, как мне хочется пилотировать!
- Ты меня не уговаривай, там нужно иметь образование инженера, ответила я ей резко, чтобы не склониться на ее просьбу.
Когда вечером я пришла в полевые мастерские, мне сказали, что Беляева уже облетывает самолет.
- Она сказала, что вы больны, и заключила договор на облет самолетов на весь месяц, - сказали мне рабочие, выходя из вагонов, где была расположена мастерская. - Да вот, смотрите, как пилотирует.
Я узнала ее почерк. Рая на высоте 300-500 метров "крутила" весь каскад любимых ею пилотажных фигур. Вот замедленная тройная бочка, вот петля с "бантиком" - с бочкой в верхней части петли, перевернутый полет, двойной переворот.
...Фронт уходил дальше к Курску. На нашем участке стало тише. Как-то на заре меня разбудила Рая:
- Леля, я принесла тебе теплого молока. Выпей и спи до семи часов. Дневальный тебя разбудит. А я на дежурство!
Не открывая глаз, я выпила молоко и снова уткнулась в подушку.
Рая подоткнула со всех сторон одеяло и вышла.
Проснулась я без четверти семь. В расстегнутой гимнастерке, с засученными рукавами вышла на улицу умыться. В умывальнике было пусто.
- Все выхлестала наша дежурная эскадрилья, - сказала мне дневальная. Сейчас полью вам из кружки. Только недавно четверка вылетела по тревоге.
- Кто их повел? - с тревогой спросила я.
- Беляева.
Я посмотрела на небо. Сплошная облачность. Было тихо, ни малейшего ветерка. Вдруг послышался нарастающий гул мотора, и из облаков на большой скорости вывалился самолет. Летчик, видимо, пытался вывести самолет газом и рулями, но его все больше затягивало в пикирование. Между двух бараков, километрах в двух от аэродрома, где был госпиталь, самолет упал и загорелся. Мы прибежали на место падения. Передо мной была яма, в ней горели остатки самолета. Стоявшие вокруг люди забрасывали пламя землей.