желать смерти Инны - моей подруги детства? И для чего
"заказывать" этому подонку, чтобы тебя убил, когда ты
единственный, кто помог нам с матерью в трудном положении, в
котором мы оказались?
Поэтому прошу тебя ничему не верить и обращаюсь с
последней просьбой: передай с человеком, который доставит эту
записку, поясной ремень для меня и две сотни зеленых, чтобы
расплатиться за услуги. Больше уже я тебя никогда не
побеспокою! Моя жизнь не удалась, и, если меня осудят, я не
вынесу позора и унижений тюрьмы.
У тебя благородная натура, и ты должен меня понять!
Кирилл".
Написал на обороте адрес и телефон офиса Петра и с нетерпением стал ждать своего почтальона. Охранник добросовестно выполнил поручение, - в тот же день доставил записку.
В очередной раз Петра ошеломила непредсказуемость бывшего друга. Его держали в курсе следствия, и он знал, что вина Кирилла установлена. Не понимал он в силу благородства души поведения негодяя - и потому не мог, не хотел верить очевидным фактам. Опять его обманула фальшивая логика изобретательного хитреца; гонец ждет в проходной ответа... После секундного колебания он решил выполнить просьбу - да простит его Бог. Что ж, пусть судьба разберется и поставит точку. Юленьку не вернуть, а Кира ожидает скверный конец - достаточно суровая кара за его грязные дела.
Вложил в конверт две купюры по сто долларов, снял с себя поясной ремень, все это тщательно упаковал в пакет и вызвал секретаршу.
- Передайте это человеку, который ждет в проходной!
Петр догадался, конечно, для чего преступнику понадобился ремень, и сожалел, о его неудачной жизни и том горе, которое предстоит пережить Любови Семеновне, - не знал еще, что ее поместили в психиатрическую лечебницу.
Охранник выполнил свою миссию до конца - сумел незаметно передать все арестанту, за что получил от него вторую сотню баксов. А тот, осознав, что теперь в его воле осуществить задуманное, окончательно впал в мрачную меланхолию.
Он ощущал потребность в принятии очередной дозы наркотика - привык уже, - и мысль, что в тюрьме это исключено, его убивала. Вдобавок представил себе картину: в грязной камере гориллы уголовники, заголив ему зад и нагнув, по очереди превращают его в педераста... Взвыл от стыда и боли - будто это происходило на самом деле.
- Нет, до такого не дойду! Лучше смерть! - набравшись решимости, пробормотал он.
Достал ремень, сделал петлю у себя на шее, вытянулся на койке и привязал другой его конец к спинке. Такой способ самоубийства ему был известен из литературы.
Однако мысль - вот он уходит из жизни, а ненавистный Петька благоденствует - невыносима... Решимость его ослабла, и в извращенном мозгу возникла новая идея: написать предсмертную записку и обвинить Петра Юсупова, что побудил его покончить с собой. Пусть его к следователям потаскают! Да и молва пойдет, деловая репутация пострадает...
Задуманная гадость приободрила, придала сил; позабыв, что у него на шее удавка, Кирилл сделал резкое движение, чтобы встать с койки, потерял равновесие и свалился на пол... Узкий ремешок затянулся мгновенно... "Какой бездарный конец..." - последнее, что мелькнуло в его угасающем сознании.
Глава 40. Семейный совет
В солнечный майский день, сразу после праздника Победы, в Москву из Германии приехали Яневич с Анфисой Васильевной. Она после операции тоже почти месяц пролежала в клинике, сначала из-за осложнения, а потом помогая ухаживать за сестрой. К счастью, операция прошла успешно и Раиса Васильевна быстро шла на поправку; через месяц ее обещали выписать.
Летать Лев Ефимович не любил, - приехали в воскресенье, берлинским поездом; на Белорусском вокзале их встретило все семейство Юсуповых, включая маленьких Оленьку и Надю: девочки упросили взрослых взять их с собой, благо в просторном лимузине места хватало всем.
Настроение у прибывших было, естественно, лучше, чем при отъезде, но остановиться на квартире у Зубовской, несмотря на материальный выигрыш, они не захотели.
- Слишком тяжки связанные с ней воспоминания. А с деньгами у меня пока, слава богу, без проблем, - объяснил по дороге с вокзала Яневич - он забронировал номера в "Метрополе". - Теперь у нас нет стимула наращивать капитал.
Грустно посмотрел на несостоявшихся родственников.
- Да, и пробудем мы здесь с Фисой дня два, не больше. Сегодня днем сделаем необходимые покупки, оплачу за полгода все услуги на кладбище. Вечером в нашем ресторане устроим сороковины. А уже завтра - в Барнаул.
- Что касается кладбища, - все, что положено, мною там сделано, об этом тебе заботиться не надо, - сообщил ему Петр. - Ограда уже стоит, памятник с высеченным портретом Юленьки готов - ждем только, когда осядет земля. А следят за порядком те же люди, что обслуживают могилу папиных родителей.
- Спасибо, Петя, но это наша обязанность, а не твоя! - мягко, но решительно заявил Яневич. - У тебя, дорогой, впереди уже другая судьба, эта скорбь тебе не должна мешать жить.
- Не знаю, может, ты и прав, - вздохнул Петр, - но у меня дважды сорвалась свадьба, - похоже, вообще не суждено жениться. Ладно, что мы все о грустном, расскажи лучше, как себя чувствует Раиса Васильевна.
Лев Ефимович охотно стал описывать все перипетии сложной, но успешной операции, проведенной немецкими специалистами; признал, что решающую роль сыграл все же донорский костный мозг, самоотверженно пожертвованный сестре Анфисой Васильевной.
Потом рассказал, как жил в Мюнстере, как удалось ему разыскать семейство своей единственной тети... Но тут как раз подъехали к "Метрополю".
- Доскажу вечером, - пообещал Лев Ефимович, выходя из машины. - Мы с Фисой будем ждать вас в главном зале в половине седьмого. А с тобой, Петя, добавил он, отдавая услужливому швейцару свой объемистый чемодан, - нам еще нужно обсудить кое-какие дела. - И вместе со свояченицей скрылся в дверях гостиницы.
Лимузин повез семью Юсуповых домой, на Патриаршие пруды.
- Не знаю, право, что мне делать с квартирой на Зубовской... - Петр вопросительно посмотрел на родителей. - Жить я там не хочу - покупал для нас с Юлей. Думал отдать Яневичам, а им даже останавливаться там тяжело. Продать, что ли?
- По-моему, сейчас ты во власти эмоций. Это пройдет, - рассудительно заметил отец. - Неужели при твоей занятости, найдешь время вновь заниматься квартирным вопросом? Или собираешься обойтись без собственной квартиры?
- А я понимаю Петеньку, - печально молвила Светлана Ивановна. - Жаль, конечно, времени и сил, затраченных на эту квартиру, но что теперь поделаешь? Придется пойти на это еще раз!
Подумала и неожиданно предложила:
- Почему бы тебе, сын, раз сам жить там не хочешь, не отдать эту прекрасную квартиру деду с бабушкой? Уж больно далеко их Марьино! вздохнула она.
- Я уже думал об этом, мама, - с сомнением покачал головой Петр. - Но вряд ли им удобнее ездить на дачу из центра.
- Ничего страшного! Не так уж часто приходится ездить. Подумай еще, сынок! Они заслужили жить в лучшем районе. Петр согласно кивнул, и разговор прекратился.
Семья Юсуповых появилась в фешенебельном зале ресторана в "Метрополе" ровно в назначенное время. Лев Ефимович со свояченицей уже ждали их за столиком, в дальнем углу от эстрады. Увидев своих гостей, еще издали приглашающе помахали им рукой.
Ужинали при свечах, стол роскошно сервирован, публика изысканная, и девочки Наденька и Оля - никогда еще не бывали в такой обстановке изумленно таращили материнские ярко-синие глаза. Взрослые испытывали грусть, соответствующую скорбной дате, по случаю которой собрались.
Сначала все речи были посвящены трагической гибели Юленьки и воспоминаниям о ней. Все горько сожалели - мало ей суждено было пожить на белом свете - и выражали надежду, что на том свете Бог ее вознаградит. Чувствовалось, что боль утраты уже приглушена насущными житейскими заботами. Разговор постепенно переключился на текущие дела.
Лев Ефимович закончил рассказ об операции и о состоянии здоровья жены; о том, как нашел свою родственницу; поделился впечатлениями о жизни в Германии.
- Нам до них еще шагать и шагать - богато живут! - заключил он. - Даже иммигранты, вроде семьи моей тети, обеспечены как большинству нашего населения и не снилось.