90517.fb2
"Наверное, все дело в том, что она намного моложе меня".
Впрочем, что такое молодость? Кратчайший миг, за которым следует преждевременная смерть, если ты Одаренный. Скорее всего, именно эта мысль когда-то испугала его, и он простился с чаяниями молодости и посвятил себя семье, компордотте, Вьехос Фратос, Сарио.
А может, дело в слепоте. В дурацкой слепоте.
Раймон улыбнулся. Душа ее прекрасна, он это понял уже давно. Отрадно видеть, что и тело под стать душе.
Она не улыбнулась в ответ. Взобралась на гребень холма, повернулась к нему и застыла в такой напряженной позе, что он забеспокоился, как бы не потеряла равновесие и не упала.
- Ты знаешь, что он сделал? Ты знаешь, кто он?
Радости как не бывало. Он открыл было рот, чтобы спросить:
"Ты о ком?" - но не спросил. Догадался.
"Пресвятая Матерь.., неужели все знают, что я сделал?" От ходьбы и ветра ее щеки раскраснелись.
- Можешь его остановить?
Его это ввергло в замешательство.
- Остановить? Зачем? Мы же столько лет трудились, чтобы это место досталось семье Грихальва.
Она тряхнула головой. Непрочный узел на затылке распустился, густые пряди рассыпались по плечам.
- Он уже не Грихальва. Он... - Она подумала и беспомощно развела руками. Больше, чем Грихальва. Меньше, чем Грихальва. Он другой.
Раймон резко отвернулся от нее и устремил взор над террасами с виноградниками и фруктовыми садами к темному пятну болота.
Если верить Дэво, именно оттуда исходит пагуба - проклятие их рода, костная лихорадка, от которой распухают и невыносимо болят конечности в суставах. Хворь, превращающая мастеров в беспомощных калек.
"Не она ли убивает нас молодыми? Какой-нибудь яд в крови?"
- Что ты будешь делать? - спросила она. - Что ты можешь сделать?
"Или все дело в красках, которые мы добываем на болоте, а потом смешиваем с выделениями тел, чтобы писать пейнтраддо?"
- Нельзя это так оставлять, - сказала она. - -Ты должен что-нибудь сделать.
Он ответил, не поворачиваясь к ней:
- Я уже кое-что сделал. Я помог сотворить его.
- Ты? Нет! - Шурша юбками, она прошла по траве, чтобы встать перед ним. Ты не меньше других заботишься о соблюдении компордотты... Ты хоть знаешь правду обо всем этом? О нем?
- О том, что он намного способнее остальных иллюстраторов? Эйха, знаю.
- Давно?
Он посмотрел ей в лицо, в гневные, но испуганные глаза.
- С самого начала.
- Меня не устраивает такой ответ. - По ее безупречно чистой коже разливался румянец. - Ты не мог этого знать с самого начала. Иначе Сарио ни за что бы не стал Вьехо Фрато, а если бы и стал, не отделался бы "наименьшей карой". - Румянец сгущался. - Я помню Томаса. А ты помнишь Томаса? Как он умер?
Испуганный не меньше, чем она, Раймон схватил ее за руку.
- Сааведра, что еще ты знаешь? Что еще Сарио рассказал о нас?
- О вас? - Она покачала головой. - Иль сангво, он не нарушал клятв. У иллюстраторов нет от меня секретов, ведь мы все - Грихальва...
"Она слишком много знает".
Он сильнее сжал ее руку.
- Я не об этом спрашивал. И жду совсем не такого ответа.
- Но и ты мне не ответил, - огрызнулась она. - Сангво Раймон, ты сказал, что помог его сотворить. Ты хоть понимаешь, что наделал?
- Выпустил его из-под своей власти, - сознался он. - А была ли она, эта власть? - В пальцах закололо, он резко разжал их, отпустил ее руку. Наверное, в его душе скрыто много такого, о чем я даже не подозревал.
Приподнялись изящные брови.
- И ты об этом никому не рассказывал? Ему хотелось провалиться сквозь землю.
- Лучше спроси, о чем я рассказывал. С ее лица исчезли краски.
- Тогда он и впрямь выглядел подходящим кандидатом. О Пресвятая Матерь! Ты его поддержал! Эн верро, ты его сотворил, - Ветер раскачивал ее серьги. - Он сказал, что верит лишь одному человеку. Тому, кто верит в него.
- Да, я верил, что он нам подходит. Верил, что обязательно надо дать ему шанс.
- Зачем?
В нем поднялась злость.
- Затем, что один из нас должен был стать Верховным иллюстратором!
От этого крика, полного ярости и отчаяния, она содрогнулась.
- Но разве так необходимо, чтобы Грихальва вернули утраченное именно сейчас?
- Да.
- Любой ценой?
Он рывком вытянул перед собой руку, показал пальцы - они уже теряли форму, слабели.