- Грихальва! Номмо Матра, мне предстоит жить с этой женщиной, а не только пялиться на ее портрет!
- Не только? А почему? Алехандро насторожился.
- Что ты имеешь в виду?
- Всего лишь то, что многие мужья навещают жен не слишком часто и только ради продолжения рода.
Алехандро об этом знал. Он хорошо помнил, как мать, готовясь к торжеству наречения его малютки-сестры, с горечью и злостью говорила фрейлинам о Гитанне Серрано.
Воспоминания заставили его поежиться.
- По-твоему, это честно? Этак все мужчины обзаведутся любовницами, а с женами будут только делать детей.
- Нечестно, ваша светлость? - Верховный иллюстратор демонстративно нахмурился. - По отношению к кому?
- К женщине! Мердитто, Грихальва... Когда муж шляется где хочет, спит с другой... По-твоему, это не оскорбляет жену?
Сарио задал встречный вопрос - совершенно бесстрастный, если не считать толики праздного любопытства:
- Так вашей светлости угодно отправить Сааведру в отставку?
Подарить ей усадьбу в далеком захолустье, как поступил с Гитанной Серрано покойный герцог?
Это было уже слишком. Алехандро вскочил, побелев от гнева.
Кресло заскользило прочь по каменным плитам и едва не упало, наткнувшись на край ковра.
- Именем Матери, Грихальва!
И замер. "Матра Дольча, что же это я делаю? Позорю невесту тем, что люблю содержанку, или оскорбляю Сааведру? И выставляю себя полнейшим ничтожеством?"
- Итак? - Грихальва ссутулился, положил ногу на ногу и опустил подбородок на сцепленные кисти. - Ваша светлость, чем могу служить?
- Чем тут услужишь?
- Ну, хороший помощник всегда что-нибудь придумает. Ведь вы меня выбрали в помощники, не правда ли, ваша светлость?
- Да, но... - Алехандро нахмурился. - Что ты предлагаешь?
Грихальва тихо рассмеялся.
- Писать.
- А толку? Да, я знаю, ты талантливый иллюстратор, но что ты можешь сделать в этой ситуации? Нарисовать, как я милуюсь с Сааведрой и с девчонкой из Пракансы? Художник обдумал эту идею.
- Если пожелаете.
- Мердитто! Хватит надо мной издеваться! От такой картины проку не будет.
- В таком случае, могу предложить иной вариант.
- Какой вариант? Что еще за вариант? Может, напишешь, как эта женщина смиряется с тем, что у меня есть любовница? Эйха, я знаю, у отца было несколько любовниц, но еще я знаю, как это бесило мою мать! Или собираешься сделать так, чтобы Сааведра была со мной до гробовой доски? Так вот, художник, знай: эта задача тебе не по силам.
- Ваша светлость, нам по силам гораздо больше, чем вы себе представляете. Мы не просто художники - мы еще и пророки. - На его лице появилась странная улыбка и исчезла прежде, чем Алехандро успел ее разгадать. - Мы пишем правду. Мы пишем ложь. Мужчину изображаем солидным, женщину - красивой, чтобы подходили друг другу. Бывает, мы пишем супругов, живущих в вечной ссоре, но, запечатлевая на полотне любовь, уважение, достоинство, мы показываем, какими эти супруги были десять или двадцать лет назад. И они вспоминают. Мы льстим, ваша светлость. Мы покорно выслушиваем указания: с чего начать, как продолжать, чем закончить. Мы переделываем, исправляем, улучшаем. Мы - творцы. Мир становится таким, каким мы его видим, - Он чуть приподнял плечо. - В портрет, который отправился в Праканеу, вложены частицы сердца и души преданной вам женщины, ее любовь. Никто другой не, добился бы столь полного сходства, не явил бы вас таким, каким видит вас она.., и каким увидела вас пракансийская принцесса.
- Тогда напиши для меня Сааведру, - вырвалось у Алехандро. - Так, как ты сказал: вложив любовь, сердце и душу. Чтобы я ее никогда не потерял.
На миг Верховному иллюстратору изменило самообладание.
- Ваша светлость, для этого необходимо...
- ..чтобы художник любил Сааведру. - Алехандро не улыбался. - Значит, я не прошу ничего невозможного, не так ли?
Грихальва стал белым, словно новое полотно. В глазах отразилась сложная гамма чувств: холодный гнев, враждебность, ощущение громадной потери. А еще ревность.
Алехандро шагнул вперед и остановился рядом с Верховным иллюстратором. Посмотрел в лицо, не закрытое маской надменности, в горящие глаза одержимого.
- Она говорила, ты лучше всех способен помочь тому, кто нуждается в помощи. Надеюсь, ты согласен, что мне сейчас необходима помощь. Надеюсь, ты выполнишь мое поручение, покажешь, на что способен.
Нисколько не мешкая, Грихальва снова взялся за кисть. Его рука не дрожала.
- Хорошо, ваша светлость, я выполню ваше поручение. Алехандро задержался в дверях. Обернулся.
- Я ее никогда не уступлю. А ты больше никогда этого не предложишь.
- Ваша светлость, не сомневайтесь: когда я закончу работу, ни один мужчина в мире вам этого не предложит, - спокойно ответил Сарио.
***
Мальчик стоял на коленях перед фонтаном. В эти мгновения для него существовала только его работа; он даже не услышал и не увидел, как подошла Сааведра и застыла рядом в ожидании - как слуга, как просительница. На выветренных каменных плитах внутреннего двора лежал лист картона. В руке крошился отсыревший мел. Заблудившийся ветерок дул со стороны фонтана, увлажнял лица водяной пылью. Сааведре это было приятно, а мальчика вывело из себя.
- Фильхо до'канна! - Он схватил картон и резко повернулся спиной к фонтану, ветру и водяной пыли.
Он увидел Сааведру и густо покраснел.
- Давно тут стоишь?
- Моментита. - Она перевела взгляд со смущенного, озабоченного лица на картон. - Сарио.
Игнаддио кивнул, выпрямил спину и отвел глаза, словно боялся увидеть на ее лице неодобрение или разочарование.
Сааведра хорошенько рассмотрела набросок, оценила технику, смутные признаки зарождающегося стиля.
- Выразительное у него лицо, правда? Игнаддио дернул плечом.
- Похоже, ты успел к нему хорошенько присмотреться.