- Ой, Петькен, ты видел? - спросила меня Алкен, она счастливо улыбалась.
- Нет, я только подошел, - соврал я, - а что случилось?
- Ой, ты знаешь! Я на "Синюю птицу" шла, подхожу к театру, лезу в карман - а билета нет. Обыскалась вся - нет билета. Так хотела "Синюю птицу" посмотреть, - вздохнула Алкен. - И вдруг подходит ко мне толстый дядька. "Девушка, вам на "Синюю птицу" билет не нужен? Пять рублей". А у меня всего два рубля. Расстроилась ужасно. Чуть не реву. Стою, курю, и вдруг этот дядька как подпрыгнет, а из карманов у него вдруг билеты полезли и один прямо мне в руки. Гляжу - а это мой! Тот, который потеряла! Представляешь?!
- Да ну? - недоверчиво сказал я.
- Ты что? Не веришь?! - Алкен чуть не заплакала.
- Да ты что! Конечно, верю, - испугался я. - Иди, а то опоздаешь.
- Ну, ладно, Петькен, пока! - подарила мне Алкен улыбку и пошла к театру. Я подождал, пока она скрылась за дверью в фойе, выкурил восемь сигарет и пошел домой. На душе было грустно-грустно, хоть плачь. Я сунул руку в карман - аппарат сочувствия был на месте, я достал его, посмотрел на свет: цел и невредим, ни одной царапины.
В НОЗДРЕ ПИРАМИДОНА
Вымерли бронтозавры! Перебили морских коров! Впрочем, долой мрачные мысли! Вселенная вечна - пусть нет в ней никакого смысла, все равно приятно иногда думать, иногда и не думать, а просто рассуждать, что какой-то атом или элемент какой-либо твоего тела будет каким-либо элементом какой-либо звезды.
Ну не будет звезд - будет Пирамидон - большой, большой и толстый, и я, может быть, буду какой-либо частью своего метаморфизированного тела содержаться в волоске, произрастающем в толстой и широкой ноздре этого Пирамидона.
ЖИЛ-БЫЛ СИДОРОВ
Жил-был Сидоров. Сидоров как Сидоров.
Сидоров встретил девушку. Девушка как девушка.
Сидоров дарил ей цветы. Цветы как цветы.
У них была любовь. Любовь как любовь.
Они сыграли свадьбу. Свадьба как свадьба.
У Сидоровых родился мальчик. Мальчик как мальчик.
У Сидоровых родилась девочка. Девочка как девочка.
У Сидоровых были соседи. Соседи как соседи.
Соседи говорили: "У Сидоровых дети как дети, а у вас..."
А у вас?
ОК
"Нет сомнений, нет пустых глупых маленьких надежд", - думал Джозеф, шагая по большому городу Нью-Йорку, а может, Фриско - неважно. "Мне все ясно, она меня не любит, она не хочет меня", - так он думал. В это время большой красный бьюик сбил фургон с мясом. Молодой человек поднял голову и подошел к толпе, окружившей место катастрофы. Фургон был вдребезги разбит. Мясо всевозможных сортов и стоимостей разлетелось вокруг на сорок футов. Джозеф осмотрелся, выбрал темно-красный кусок бифштексов на сто и сунул под блайзер. Потом быстренько отошел от толпы и скрылся в авенюшку, примыкавшую к банку, где работала Джулия. Он звякнул ей из автомата - пригласил на ужин. Когда Джулия пришла, мясо, отбитое и поджаренное, уже лежало в большой старой, но чистой супнице. "Не думай, что я пришла из-за ужина", кокетливо улыбнулась Джулия. "Я тоже не только ужинать тебя пригласил", отвечал Джозеф. Впрочем, повеселились они здорово...
А в это время полиция 5-го участка 40-й стрит сбилась с ног, разыскивая недостающую часть тела погибшего владельца фургона. Все мясо, бывшее в фургоне, как ни странно, в полной сохранности было найдено на месте катастрофы, и стало даже тяжелее, чем по накладным, - от грязи, как показал коэффициент загрязненности. Газеты подняли шумиху. Сообщили, что ничего не пропало, к удивлению всех - ведь катастрофа в цветном районе, но никто не позарился на дармовое мясо.
Когда Джозеф узнал об этом - ему стало нехорошо. "Ты знаешь, кого мы съели?" - спросил он Джулию, не в силах справиться с волнением. "Да, это мой папа, - ответила Джулия и заплакала. - Это был, к несчастью, его мясной фургон. Правда, я получила страховку - пять тысяч. Может, поедем развеяться в Майами?" "О'кей", - сказал Джозеф, но еще часа два до самого отлета ему было не по себе.
БЕЛЬЕ КАК БЕЛЬЕ
Как я страдаю, милый мой, как я мучаюсь, как я терзаюсь, мой родной. Когда, когда ты приедешь? (про себя: и привезешь, наконец, деньги?) Мой милый, мой нежный, мой хороший (ну когда же, черт тебя дери, ты привезешь деньги, или хоть бы выслать догадался).
Я, как ты знаешь, без гроша, мне нечего надеть. Но не это меня беспокоит. Я голодаю, но это тоже не страшно (да, не страшно! Каждый день есть стряпню этой кухарки и не иметь возможности сходить лишний раз в ресторан). Это невыносимо. Да, невыносимо. Жить без тебя. Как я соскучилась по тебе! Как, кто бы знал, мне тебя не хватает, мой родной, мой милый. Я плачу, я люблю, я жду.
Приезжай скорее.
Твоя Люси.
P.S. Тысячекратно целую тебя.
Люблю, люблю, люблю, люблю, люблю...
Дорогая, приехать не могу, пока не закончу все свои дела здесь. Я тоже скучаю, тоже страдаю, но... что делать. Видно, провидение посылает нам испытание. Так наберемся мужества и терпения. Ведь, как писал гениальный Шекспир: "Преграды и расстояния только усиливают любовь". Будь благоразумна, не волнуйся, береги себя.
Целую, твой Михаил.
P.S. Денег выслать не могу, так как располагаю тем количеством, которое необходимо для ведения здешних дел. Потерпи, дорогая, и Бог возблагодарит нас.
Мой милый, мой хороший, мой родной! Я жива, доктор сказал, что, может быть, буду здорова, если буду соблюдать испанскую диету. А как ее соблюдать? Ведь для того, чтобы есть не что дают, а что хочешь, нужны деньги. А еще, милый мой, я выхожу замуж за Пипикова. И знаешь, почему? Я хочу, чтобы тогда, когда ты приедешь, я была красивой, а на это нужны деньги. Так вот, люблю я тебя по-прежнему, а за Пипикова выхожу из нужды.
Целую, твоя Люси.
Поздравляю, желаю счастья. Восхищен твоим умом.
Не твой Михаил.
P.S. Не приеду совсем. Я тоже нашел здесь одну даму - богатую и независимую. Надеюсь с помощью ее капиталов быстро закончить здешние дела.
Михаил, если ты собрался жениться, то не делай этого, - я пошутила в предыдущем письме. Глупо и неудачно. Я по-прежнему жду тебя, дорогой мой человек.
Твоя Людмила.
Люси! Не дури. Раз уж вышла замуж, так вышла. А я хоть и тоже тебе напридумал про свою даму, но к тебе не приеду. Не нашел пока (даму), но надеюсь найти: богатую и образованную в отличие от тебя, которая путает Софокла с Периклом.
Михаил.
P.S. Не пиши больше. Твои письма буду рвать.
Утром квартирная хозяйка мадам Бюшо, как обычно, обходила своих постояльцев. Комната No 42 Люси Иванофф была заперта. На стук никто не отозвался. Прибывшие полицейские взломали дверь. В грязной темной комнате на железной кровати лежала мертвая постоялица. При осмотре было найдено письмо:
Прощай, Миша!
Я так тебя любила, а сейчас люблю, кажется, еще больше. С получением последнего твоего письма жизнь для меня потеряла смысл.
Людмила.