Леди в тревоге замахала руками.
Предводитель ее свиты, детина с лицом цвета дубленой кожи, угрожающе схватился за рукоять меча.
- Эй ты, чучело, не смей пугать мою благородную хозяйку!
- Но Галучол правду говорит, мой храбрый капитан, - поспешно заметил ювелир. - Вы не думайте, настоящие фирвулаги сами не меньше озабочены. Одной Тэ ведомо, что на уме у лесных бесов. Но уж мы будем начеку, чтобы они не затесались в наши ряды во время Великой Битвы.
Женщина вздрогнула.
- Мы берем ваш янтарь, мастер. Меня тронула участь любовников-букашек. Заплати ему, Клавдий.
Дворецкий, ворча, достал из висящей на поясе мошны монету. Затем взгляд его упал на поднос с кольцами, и на лице его появилась загадочная улыбка.
- Пожалуй, мы возьмем и вот эти два кольца. Заверните, пожалуйста.
- Но сэр! - воскликнул фирвулаг. - Известно ли вам, что резные кольца имеют символическое значение?
Из-под белоснежных бровей старика сверкнули холодные зеленые глаза.
- Я сказал, мы берем их! И блудливых букашек тоже заворачивай, да поживей! Мы опаздываем на важную встречу.
- Да-да, я мигом, достойный господин! Ну ты, лоботряс, чего рот разинул, пошевеливайся! - Ювелир низко поклонился мадам Гудериан и подал дворецкому завернутые в мягкую бумагу покупки. - Да сопутствует вам удача, миледи, надеюсь, мои изделия принесут вам счастье.
Старик в сером торквесе рассмеялся. Затем, пожалуй, с излишней для своего статуса фамильярностью взял женщину под руку и сделал знак эскорту сомкнуть строй.
Когда покупатели растворились в толпе, Галучол озадаченно почесал в затылке.
- Может, он для кого другого кольца-то купил?
Ремесленник многозначительно ухмыльнулся.
- Эх ты, святая простота!
Герт просунул рыжую голову в палатку.
- Пожалуйте, мадам. Аккурат на две половинки распилено. И букашек не задели.
- Спасибо, сынок. Об остальном мы с Клодом сами позаботимся. Скоро полдень, так что займите наблюдательные посты на окрестных скалах. При первом же сигнале тревоги я прерву связь.
- Слушаюсь, мадам! - Голова исчезла.
- Вот послание. - Клод подал ей глиняную пластину. - Все слово в слово, только написано моей рукой. Цемент у тебя есть?
Мадам Гудериан склонилась над лежащими на столе кусками янтаря.
- Voila! [готово! (франц.)] - произнесла она наконец. - Один возьмешь ты, другой я, par mesure de securite [для большей надежности (франц.)]. Я оставлю себе трогательных влюбленных букашек. Женщине как-то пристойнее быть сентиментальной.
Они внимательно разглядывали послания. Под красновато-золотой прозрачной смолой светились слова, выбитые на глиняных пластинах:
ПЛИОЦЕНОВАЯ ЕВРОПА - ПОД ВЛАСТЬЮ РАСЫ ЗЛОБНЫХ ГУМАНОИДОВ.
РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО, ЗАКРОЙТЕ ВРАТА ВРЕМЕНИ.
ВСЕ ПОСЛЕДУЮЩИЕ ОПРОВЕРЖЕНИЯ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫ.
Анжелика Гудериан, Клод Маевский
- Как думаешь, поверят они нам? - спросила Анжелика.
- Ну, подписи-то сличить проще простого. К тому же, как ты сказала, два свидетельства надежнее одного. Слава Богу, я уже слишком стар, чтобы подозревать меня в мошенничестве.
Они долго молчали, сидя рядышком. В закрытой палатке было очень жарко. Мадам откинула со лба прядь седеющих волос. На виске блеснули капельки пота.
- Все-таки ты дурак, - наконец произнесла она.
- Поляки всегда были падки на властных женщин, ты разве не знала, Анж? Прославленные полководцы, как побитые собачонки, поджимали хвост перед благородным гневом дамы. К тому же я слишком старомоден, чтобы компрометировать себя, спрятавшись на неделю с такой особой, как ты, в паучьей норе, и все это время мысленно распевать "Марсельезу", пока остальная моя амуниция стоит по стойке "смирно!".
- Quel homme! C'est incroyable! [Ну и тип! Невероятно! (франц.)]
- Только не для поляка! - Клод взглянул на часы. - До полудня пятнадцать секунд. Будь готова, старушка!
Элизабет и Главный Целитель Дионкет склонились над колыбелью черного "торквеса". Чистокровный маленький тану выглядел старше своих трех лет не только из-за длинных конечностей, но и из-за печати страдания на все еще красивом личике.
Малыш был голенький, только чресла прикрыты салфеткой. Водяной матрац поддерживал опухшее тельце с таким удобством, какое только позволяла медицинская технология. Кожа ребенка была темно-красного цвета; пальцы, уши, нос и губы почернели от гиперемии. Шея под маленьким золотым торквесом покрылась волдырями - видимо, ее сожгли какой-то мазью, наложенной в тщетной попытке облегчить страдания. Элизабет проскользнула в разрушающийся детский мозг. Свинцовые веки приподнялись, открыв невероятно расширенные зрачки.
- Если мы снимем торквес, станет только хуже, - сказал Дионкет. Появятся судороги. Обрати внимание на отмирание нервных связей между мозгом и конечностями, на аномальные цепи, протянувшиеся от торквеса в подкорку, и непонятное воспаление миндалин, сорвавшее все наши попытки снять болевые ощущения. Развитие болевого синдрома типично своей стремительностью - в данном случае воспаление началось пять дней назад. Смерть наступит недели через три.
Элизабет провела рукой по влажным белокурым кудряшкам.
"Лежи смирно, ангелочек мой, дай я погляжу, дай попробую помочь тебе там, где между золотом и твоей обреченной плотью завязался неумолимый узел, где боль скачет по ступенькам туда-сюда, туда-сюда, мой бедненький... Ага! Вижу! Я оборву их, оборву эти связующие нити между высшими и низшими отделами мозга и дам тебе покой и сон, пока они не явятся за тобой, мой маленький страдалец, не в добрый час появившийся на свет."
Глазенки закрылись. Тельце безвольно обмякло.
"Благодарение Тане, Элизабет, ты сняла боль!"
Упорно отказываясь встречаться с мыслями Дионкета, она отвернулась от кроватки.
- Он все равно умрет. Я не могу его исцелить, в моих силах только принести облегчение перед смертью.
"Но если бы ты осталась, если б захотела попробовать..."
- Нет, мне надо уходить.
"Ты давно могла уйти, но не сделала этого. Сказать, почему ты осталась с нами, несмотря на то, что твой шар ждет тебя в комнате без дверей?"
- Я осталась, чтобы выполнить данное Бреде обещание.