Он второй раз в жизни не сумел открыть портал. Первый раз Нэль потерпел неудачу, еще будучи тринадцатилетним учеником в храме Гесинды. Тогда он не рассчитал силу, и его первый портал взорвался прямо у него перед лицом. Он едва не ослеп, а наставник, мэтр Эйбел, без всякой жалости добавил ему от себя магических оплеух, повторяя, что в его возрасте нужно уже безупречно дозировать силу, потребную для чар… Но и тогда Нэль не испугался так, как сейчас. Попытавшись вернуться к Марике, он как будто с размаху налетел всем телом на кирпичную стену. Даже заныли ладони, которые он инстинктивно выставил перед собой, чтобы не удариться лицом.
Такое с ним приключилось впервые. На минуту его охватила паника, но он прикрикнул на себя: успокойся, болван! Кем бы ни выстроен этот барьер, его можно сокрушить.
Некоторое время он сидел неподвижно, закрыв глаза, и дышал на счет. Почувствовав, что снова владеет собой, Нэль перебрался на пол и растянулся на спине. Он собирался погрузиться в магический транс и разведать, нельзя ли как-то выбраться из тюрьмы, в которой заперли его Двенадцать.
Нэль сразу же ощутил присутствие чьей-то могучей воли. Он не видел и не ощущал ничего, кроме золотистой мглы, и не оставалось сомнений, что эту мглу кто-то специально сотворил. Нэлю показалось, будто он разом утратил все органы чувств и погрузился в медовое мерцающее ничто. Или же нечто… Его сознание, вместо того, чтобы сжаться в маленький черный комочек и погрузиться в ослепшее и оглохшее «я», растеклось по бесконечности. Нэль попробовал собраться, превратить себя в остро заточенный клинок, способный рассечь липкую пленку золотого марева и освободить путь. Но ему противостояла та самая могучая воля, которую он ощущал всем своим существом. Он начал понимать, что это — объединенная воля Двенадцати, а значит, он едва ли сможет совладать с нею. Тут бы и отступить, не подставлять разум под ментальный удар, но Нэля, как всегда, вело упрямство. Пока у него оставались силы, он не собирался отступать, а там — будь что будет…
В храме Гесинды Нэль слышал истории о магах, которые вступали в ментальный поединок с врагами, и после уже не возвращались в свои тела. Куда уходили их души, никто не знал, но подразумевалось, что ничего хорошего их не ожидало. Нэль еще никогда не уходил в трансе так глубоко, чтобы возникла опасность потеряться навсегда. Но теперь он понял, что может уже никогда не вернуться из этой золотой мглы.
Он призвал все свое хладнокровие. Испугаться значило в ту же секунду проиграть поединок. И вдруг он почувствовал, как нечто схватило его, стиснуло и потащило куда-то. Он принялся вырываться, растрачивая понапрасну силы; он вызывал в памяти картины, цеплялся за далекие воспоминания, которые могли помочь ему сохранить связь разума с телом. Но хватка не ослабевала. Нечто увлекало за собой его разум в неведомые миры и пространства.
Вот и конец, подумал Нэль, когда перед мысленным взором начал гаснуть уже и золотистый свет. Сейчас это нечто его раздавит, и он никогда уже не вернется назад. Глаза застило тьмой, она сгущалась и обретала очертания; и вдруг Нэль понял, что из тьмы слепилась ладонь. Гигантская ладонь, протянутая ему навстречу. Он из последних сил устремился к ней, не зная, не шутит ли с ним шутки измученный рассудок…
…и в полной мере ощутил материальность собственного физического тела, грянувшись с высоты около шести футов на жесткую поверхность. Он так сильно ударился, что тут же потерял сознание.
Глава 2
После долгого и тяжелого разговора о природе Двенадцати и Безымянного целых три дня Арьель и Марика не разговаривали друг с другом. Совсем. Не перемолвились даже словечком. Под конец распалившаяся Марика обозвала Арьеля богомерзким болтуном — и после этого замолчала. Музыканта захлестнула горькая обида — до першения в горле, до рези в глазах. Бывало, называли его по-разному, много чего он наслушался, но чтобы Марика обошлась с ним так грубо… Он чуть было не хлопнул дверью и не ушел, куда глаза глядят, но вдруг понял, что без Нэля уйти не может — хоть его режь. И следующие несколько дней он был тихий и неприметный, как тень. Сидел, уткнув нос в книги, которые оставил Нэль. В них, помимо магических тайн, заключалась еще как бы частица мага — ведь это были его книги. Только черную книгу Арьель не трогал — боялся.
Естественный страх перед Безымянным породил вспышку гнева, но после выволочки, устроенной названному брату, Марика быстро остыла и призадумалась. Все было, кажется, вовсе не так просто, как ей сперва показалось. Арьель, конечно, человек очень легкомысленный, даже слишком, и к тому же мягкий, как сырая глина. Кто-нибудь более сильный духом — например, Нэль, — мог бы слепить из него все, что угодно… и все-таки Арьель не дитя, пусть он и легковерен, и мягок. Он воспитывался в храме, поэтому, когда дело касается богов, его не так легко сбить с истинного пути. Да и рассуждений этих о Двенадцати и Безымянном он наслушался не от кого-нибудь, а от Нэля, — храмовника, который, нельзя не признать, был себе на уме. Мага-то можно было переубедить, только предъявив ему неопровержимые доказательства. Иначе он, человек образованный и знающий жизнь, просто не поверил бы. Значит, если уж Нэль во что-то поверил, это просто обязано быть истиной…
От таких мыслей мороз пробирал по коже. Нэль утверждает, что боги — вовсе не боги, и это утверждение взялось явно не с потолка. Но тогда, выходит, храмовники веками лгут? Или заблуждаются? Но возможно ли заблуждение, длящееся много сотен лет? Храмовники не глупцы и не слепцы. Разве только они намеренно не видят того, чего не хотят видеть.
Вероятно, ответы на некоторые вопросы, мучившие Марику, можно было бы найти в черной книге, которую оставил Нэль. Но Марика не могла заставить себя даже просто прикоснуться к твердому кожаному окладу. Казалось, что едва она откроет фолиант, и пути назад, к прежней вере, к прежнему миру, больше не будет.
Беспокойство Марики усиливалось при воспоминаниях о новых магических способностях Нэля. Стоило ей только поглядеть на свои руки (одна ладонь загрубевшая и обветренная, вторая — нежная и мягкая), как в памяти начинал звучать негромкий голос мага: "Разве ты не хотела бы вернуть себе молодость?.."
Дни шли, муторная тревога нарастала, Нэль не возвращался.
На четвертый день Марика первой нарушила молчание. Она долго размышляла, что ей делать с книгами Нэля. Оставить у себя? Но какой в них прок? Без учителя ей не разобраться в высокой магии, а уничтожить магические фолианты решился бы только безумец.
— Что же мне делать с ними, если Нэль не вернется? — вздохнула она, глядя на стопку книг.
— Что? — Арьель беспокойно вскинул голову, впервые за несколько дней услышав ее голос. Выглядел он неважно: лицо осунулось, взгляд потемнел. Тревога и усталость поедали его заживо. — Зачем ты об этом думаешь? Нэль вернется, он же обещал.
Марика покачала головой.
— Обещал, но мало ли что может случиться? Почему он не вернулся до сих пор? Кто или что его задерживает?
— Не знаю, кто из людей может его удержать или причинить ему зло, — возразил Арьель. — Желающих множество, но способных…
— Ты так в него веришь?
— Да, — просто сказал Арьель. — А ты — нет?
— Думай, что хочешь, но я только и молюсь, чтобы нашелся кто-нибудь, кто сумел бы с ним совладать, — тихо ответила Марика. — Кто-то должен его остановить, иначе беда будет.
— Ох, Марика, ну что ты все каркаешь?
Марика ничего не ответила. Поглядела еще на книги, вздохнула о чем-то — и достала из угла корзинку с вязанием. Недавно крестьянская женщина подарила ей несколько мотков козьей шерсти, и теперь Марика вязала из нее носки.
— Лучше уж делом заняться, — проворчала она вполголоса и села у очага. Спицы так и замелькали у нее в руках. Арьель поглядывал то на нее, то на окно, где стеной валил снег. Ему подумалось, что если снег не перестанет, он окажется заперт в лесной избушке до самой весны. Если, конечно, Нэль не вернется раньше…
— Марика, — позвал он. Ведунья зыркнула на него одним глазом, не отрываясь от работы. — А ты можешь увидеть человека с помощью своего колдовства?
— Что значит "увидеть"? — неохотно отозвалась она.
— Ну, узнать, где он находится и что делает.
— Могу, — еще менее охотно сказала Марика. — Да только не для каждого такое колдовство годится.
— А можешь ты… попробовать…. ну… увидеть…
— Договаривай уж, что ты как дитя малое! Хочешь увидеть, где мага этого окаянного носит?
Арьель кивнул, глядя на нее с надеждой.
— Попробовать можно. Только, мнится, толку мало будет. Сила у него сейчас очень уж большая. Не достать его мне.
— А ты пробовала?
— Нет. Чего зря надрываться.
— Так ты попробуй хотя бы! — нетерпеливо вскинулся Арьель.
Довольно долго Марика молчала, орудуя спицами. Потом вдруг отложила вязанье, поднялась и ушла в дальнюю часть комнаты, где с потолка свисали пучки трав и кореньев. Арьель, подавшись вперед, смотрел, как она выбирает нужные. Конечно, вполне могло оказаться, что она собиралась делать отвар для хворой крестьянки, а вовсе не магическое зеркало. Но Арьель не посмел спрашивать.
Ведунья побросала в кипящий котел выбранные травки, подождала и зачерпнула ковшом кипятку. Вылила его на плоское блюдо, пошептала что-то. Наконец, она взглянула на Арьеля и поманила его к себе. Музыкант поспешно подошел, и она велела ему наклониться над блюдом и смотреть внимательно, а главное, ни в коем случае не касаться воды…
— Только не знаю, увидишь ли, — добавила она в сомнении.
Арьель подобрал волосы и вгляделся в водяное зеркало. Несколько минут он не видел ничего, кроме дна блюда, просвечивающего сквозь воду. Он собирался уже отойти, как вдруг поверхность зеркала залила чернильная тьма, а через нее серыми силуэтами проступили деревья. Не было видно ни ветвей, ни листьев, одни только стволы. Странный какой лес… Арьель вглядывался до рези в глазах, но не видел ничего, кроме бесконечных рядов деревьев.
— Марика, что это? — прошептал он.
— Откуда мне знать, что ты видишь? — отозвалась она так же тихо. — Зеркало отвечает на твои вопросы, не на мои.
— Я вижу лес… Точнее, одни только огромные серые стволы без веток и листвы. От самых корней они все обросли такой-то белесой паклей… Где это место? Никогда ни о чем таком не слыхал.
— Я тоже. А Нэля ты видишь?
— Нет.
Арьель моргнул и увидел, как вместо деревьев на водной поверхности проступает новая картинка. Заплаканное девичье личико он узнал не сразу, поскольку не ожидал его увидеть. А узнав, не сдержал удивленного восклицания. Элейна, дочь благородного тана Альбрехта Аля из Тальеры! Почему вдруг она появилась в зеркале? Разве между нею и Нэлем есть какая-то связь?
Пока Арьель гадал, что это означает, картинка начала отдаляться, и Элейна показалась уже в полный рост. Она стояла в заснеженном внутреннем дворике замка и плакала, не пытаясь спрятать слезы. Арьель был поражен до глубины души. Он наклонился ниже, выбившаяся из прически прядь скользнула по щеке и упала в воду. Поверхность зеркала пошла рябью, и картинка пропала.