Но прежде чем купить синагогу, он в тот день еще шесть раз наведался к господину Тимару: в первый раз привел к нему свою жену, во второй раз - дочку на выданье, в третий - дочь-молодицу в четвертый - сына, окончившего школу, в пятый - сына, только что пошедшего в школу. Жена Фабулы преподнесла господину Тимару белую комаромскую булку - пышную, поджаристую, с золотисто-румяной защипкой на боку; дочь-молодица принесла миску великолепных медово-сладких пышек из соложеного теста, дочь на выданье - "невестино блюда", искусно составленное из медового калача, красных яиц, обернутых в золотую фольгу орехов и всевозможных цветных бумажек; старший паренек - знаменитый прицелов - притащил большущую клетку, полную щеглов и малиновок, а мальчонка-школьник - приветствие в стихах собственного сочинения. Целый день сородичи Яноша Фабулы рассыпались в благодарностях Тимару, а поздним вечером все вшестером заявились под окна к благодетелю восславить его песней: "За доброту воздастся счастьем на всю жизнь!".
... Ну, а какие дары преподнесут и что пропоют ему конкуренты - и в том числе господин Бразович, - узнав, в какую аферу он втравил их скупкой моношторских участков?..
До свадьбы оставалось всего три дня.
В воскресенье пополудни барышня Атали отправилась с визитами к своим девичьим подругам. Обычно в таких случаях барышням предоставляется привилегия наносить визиты в одиночку, без материнского сопровождения: ведь девушкам столько нужно напоследок сообщить друг другу по секрету - девичьей поре приходит конец.
Стало быть, госпожа Зофия могла остаться дома. Она-то больше всех радовалась тому, что выдался хоть день в году, когда не надо идти в гости или ждать в дом визитеров, не надо присматривать за дочкой, слушать немецкую речь, из которой они ни словечка не разбирает, а можно остаться дома и вспомянуть былые счастливые времена, когда она, еще горничной, вот таки же вольным воскресным днем, насыпав полный передник вареной кукурузы, усаживалась на лавку и до самого вечера лущил а кукурузу да ела по зернышку, и при этом всласть сплетничала с веселыми подружками, такими же служанками ей под пару.
Вольный день и вареная кукуруза - они и сейчас при ней, вот только подружки не хватает. Госпожа Зофия даже горничную с кухаркой отпустил прогуляться, чтобы одной побыть в кухне: вареной кукурузой в комнатах не полакомишься, шелуха так на пол и летит.
Но вот отыскалась ей и подходящая компания: на кухню проскользнула Тимея. Девочке тоже нечем было себя занять; вышивка на подвенечном платье закончено, теперь оно в работе у портного, который наверняка поспеет к последнему часу последнего дня.
Тимея была вполне под стать госпоже Зофии - такая же нежеланная в доме, как она, с той только разницей, что Тимея считает себя барышней, хотя всем известно, что она всего лишь прислуга, а госпожу Зофию все почитают за барыню, но она-то сама считает себя служанкой.
Итак, Тимея пристроилась на лавке под бочок к госпоже Зофии - точь-в-точь нянька и кухарка, которые всю неделю знай себе ссорятся, а по воскресеньям тихо мирно усаживаются рядком точить лясы.
До свадьбы оставалось всего три дня.
Тимея робка, осторожно огляделась по сторонам, не подслушивает ли кто, и шепотом спросила:
- Мама Зофия, расскажите мне, какая она, эта свадьба?
Госпожа Зофия, втянув голову в плечи, затряслась от сдерживаемого смеха и хитро, искоса посмотрела на девочку. С коварством истинной старой служанки она ухватилась за смешную слабость юной служаночки, чтобы окончательно задурить ей голову.
- Ах, Тимея, Тимея, - заводит она с проникновенностью опытной сказительницы, - свадьба - это обряд красоты необычайной. Ну, да сама увидишь.
- Я как-то раз хотела подсмотреть у дверей церкви, - откровенно, как на духу признается девочка. - Подкралась туда, как раз когда начиналась свадьба. Но только и успела увидеть, как жених и невеста подошли к красивому золоченому буфету.
- Это не буфет, а алтарь!
- И тут какой-то злой мальчишка заметил меня и прогнал из храма: "А ну, прочь отсюда, турчанка!" Я и убежала.
- После того, как жених и невеста станут перед алтарем, - растолковывала госпожа Зофия, вылущивая по зернышку и отправляя в рот вареную кукурузу, выходит батюшка, священник; на голове у него золотая шапка, облачение из вышитой парчи с золотыми пряжками, а в руках толстая книжка с застежками. По этой книге он читает и очень красиво поет. Жених и невеста опускаются перед алтарем на колени на маленькую скамеечку, а священник из спрашивает, любят ли они друг друга.
- ТИ тогда надо отвечать?
- А как же! И не просто так сказать, люблю, мол, а повторить за священником клятву - он сперва жениху, потом невесте читает по книге, - что они дают обет всегда любить друг друга, не оставить в радости-горе, хранить верность до гроба, в чем и клянутся во имя отца, сына и святого духа, пресвятой девы и всех святых во веки веков, аминь. И хор подхватывает: "аминь".
Тимея зябко передернула плечами.
- Потом священник берет с серебряного подноса обручальные кольца и надевает одно невесте, другое - жениху, а после этого складывает их руки вместе и обвивает их широким золотым поясом. Все это время регент и хор поют "Господи, помилуй, Господи, помилуй".
Слова эти завораживающе звучали для слуха Тимеи. "Господи, помилуй!" - не иначе как заклинание простереть над человеком благословляющую десницу.
- Теперь и жениха, и невесту с головы до пят укрывают тяжелым, расшитым шелковым покрывалом и, пока священник произносит молитвы, два шафера держат над головами брачующихся серебряные венцы.
- Ах!..
Госпожа Зофия, видя живую заинтересованность девочки, принялась разжигать ее воображение алтарными свечами.
- Тем временем хор непрестанно поет "Господи. Помилуй", а священник берет один из серебряных венцов и протягивает жениху, чтобы тот приложился губами. После целования надевает венец жениху на голову и произносит: "Венчается раб божий Атанасий рабе Божией Зофии". Затем берет другой венец и подносит его невесте для целования.
- Ее тоже венчают венцом?
- Конечно.
- А ей какие слова говорит священник?
- Ей он говорит: "Венчается раба Божия Зофия балу Божию Атанасию".
- Ах, какие дивные слова! Чудо как хорошо!
- Потом дьякон читает молитву во здравие новобрачных, а священник, взяв их за руки, трижды обходит с ними вокруг аналоя. Потом шаферы снимаю с них обоих шитое покрывало. Народу в храме собирается видимо-невидимо, все перешептываются: "Невеста-то до чего хороша! Что за пара, всем на загляденье!".
Тимея с целомудренной мечтательностью кивает головой в такт ее словам, словно и в само деле находя эту картину прекрасной.
Госпожа Зофия, вдохнув поглубже, вновь принялась за россказни Тут священник выносит золотую Чашу с вином. Жених и невеста пьют из нее поочередно.
- В ней настоящее вино? - испуганно спрашивает Тимея. Девичье отвращение к вину усугублено памятью о запрете питья, предписываемого магометанской религией.
- Самое настоящее, как и положено. И вино это брачующиеся должны выпить. А шаферы и подружки невесты тем временем осыпают их пшеницей, сваренной в меду, чтобы была их жизнь счастливой и благополучной. До того трогательно, прямо до слез!
Глаза Тимеи сияли. Она явственно представляла себе это таинство - наполовину религиозную мистерию, наполовину сокровенную тайну - и трепетала всем телом.
А госпожа Зофия смеялась про себя и, чтобы подавить желание расхохотаться вслух, набила рот вареной кукурузой.
Потеха вышла на славу, жаль только, что она была прервана. За дверью послышались мужские шаги, и кто-то вошел в кухню.
Вот ужас-то! Ведь это был не кто иной, как господин Качука.
Госпожа Зофия не знала куда деваться: на ногах домашние шлепанцы, передник полон кукурузы. Что прятать в первую очередь? Однако Тимея испугалась еще больше, хотя ей-то прятать было нечего.
- Прошу прощения! - просто, по-семейному, заговорил капитан. - С парадной стороны все двери заперты, вот я и решил войти через кухню.
- Заперты, а то как же! - взвизгнула госпожа Зофия. - Дочка отправилась к подругам с визитами, прислугу я отпустила в церковь, только мы вдвоем дома и остались. Сидим вот на кухне, пока прислуга не вернется. Просим прощения, господин капитан, что мы в затрапезном виде.
- Ничего страшного, мама Зофия, - любезно успокоил ее капитан. - Тогда и я останусь с вами на кухне.
- На кухне? Нет-нет, этого я не могу допустить! Да мне тут и посадить-то вас негде, господин капитан.
Госпожа Зофия пребывала в растерянности. В гостиную капитана не проведешь, для этого хозяйка дома одета неподобающим образом. Послать Тимею, чтобы побыла с гостем, пока она сама переоденется, тоже нельзя - неприлично. Хорошо еще, что капитан, человек военный, не терялся ни в какой ситуации.
- Не стоит из-за меня разводить церемонии, мама Зофия. Пристроюсь-ка я вот на этом бидоне, чем не подходящее место?
И он сел на бидон напротив Тимеи.