А вот и Тимея!
Она наконец-то проснулась в полумраке затененной комнаты, но словно не пришла в себя от глубокого, горячечного сна, оделась кое-как и, не найдя никого в комнатах поблизости, добрала до залы, где обряжали к свадьбе Атали.
Войдя в залитую ярким светом комнату, заставленную цветами и свадебными подарками, она вдруг опомнилась: ведь сегодня же день свадьбы!
При виде господина Качуки с букетом для невесты в руках ее сердце екнуло: Да это ведь жених!
А переведя взгляд на Атали, она подумала: "Ведь это мой подвенечный наряд".
Ее ошеломленный вид, широко открытые глаза и рот вызывали смех и... слезы.
Служанки, гости, госпожа Зофия не в силах были сдержать свое веселье.
Атали с царственной снисходительностью приблизилась к ней и, взяв свой затянутой в белую перчатку рукой девочку за подбородок, усмешливо произнесла:
- Да, славный день настал, моя малышка, только к венцу пойду я. А ты пока походи в школу и обожди годков пять, тогда сможешь выйти замуж, если найдется желающий взять тебя в жены.
При этих словах женщины и вовсе не смогли удержаться от хохота. Смеялся. Заливался стар и млад над маленькой дурочкой, которая позволила так подшутить над собой.
Тимея стояла, окаменев, руки бессильно поникли. Лицо ее не покраснело и не побледнело. Девочка не знала названия тем чувствам, что испытывала сейчас.
Атали почувствовала. Что эта жестокая шутка не делает ей чести, и попыталась как-то ее смягчить.
- Иди сюда, Тимея! - позвала она девочку. - Видишь, я тебя дожидалась. Помоги мне приколоть фату.
Подвенечную фату!
Тимея непослушными руками взяла фату и подошла к Атали. Вуаль надо было пришпилить к пучку золотой булавкой в виде стрелы.
Руки у Тимеи дрожали, стрела сама по себе была не самой подходящей шпилькой: никак не хотела проходить сквозь пучок. Атали сделала нетерпеливое движение, и Тимея тупым кончиком стрелы слегка уколола голову красавицы невесты.
- Ах, какая ты неловкая! - раздраженно вскричала Атали и ударила Тимею по руке.
Брови Тимеи нахмурились. Выбранить, ударить ее сейчас и на глазах у "него"! Глаза ее застлало слезами. Две тяжелые капли скатились по белым щекам.
Вероятно, две эти слезы перевесили чашу весов, кои держит некая рука, справедливо отмеряющая счастье и несчастье.
Атали попыталась выставить свою вспыльчивость лихорадочным волнением. Так поняты волнение и капризы невесты перед самым венчанием. Тем более шаферы и подружки уже собрались, а отец невесты запаздывает.
Всех охватило беспокойство, лишь жених сохраняет самообладание.
Вот уж и из храма дали знать, что священник ждет брачующихся, и колокола успели отзвонить, как и принято в честь богатого прихожанина, а господина Бразовича все нет и нет. Грудь Атали вздымается от досады, она шлет в крепость нарочных одного за другим.
Наконец из окна увидели приближающуюся застекленную карету. Господин Бразович прибыл!
Невеста еще раз подходит к зеркалу взглянуть, красиво ил лежат складки фаты, поправляет браслеты на руках, нитки жемчуга на своей дивной шее Юноны. Тем временем с лестницы доносится странный топот, словно несколько человек поднимаются одновременно и тяжелой поступью. За дверьми в зале раздаются испуганные вскрики, в которых словно звучит подавленный ужас; гости беспокойно теснятся к выходу.
Из комнаты Атали поспешно выходят подружки невесты и другие молодые барышни посмотреть, что там творится. И вот ведь удивительно: ни одна не возвращается обратно.
Атали слышит, как взвизгнула госпожа Зофия. Но она ведь всегда визжит, даже когда тихо разговаривает.
- Взгляните, что там случилось. - говорит Атали жениху.
Капитан тоже выходит, и Атали остается в комнате наедине с Тимеей. Гул испуганных, приглушенных голосов все усиливается. Атали это начинает беспокоить.
Возвращается жених.
Остановившись в дверях, он сообщает невесте:
- Господин Бразович умер!....
Невеста, судорожно взметнув руки, падает без чувств. Не подхвати ее Тимея, она размозжила бы голову о мраморный мозаичный столик.
Лицо горделивой красавицы невесты сейчас белее, чем у Тимеи.
А Тимея, держа на коленях голову Атали, думает: "Вот ведь и подвенечное платье валяется в пыли!".
Жених по-прежнему стоит в дверях, долго глядя на лицо Тимеи, затем поворачивается и в наступившей суматохе незаметно покидает дом. .
Он даже не дал себе труда поднять свою невесту.
"И подвенечное платье валяется в пыли!".
Вместо брачного пира пришлось справлять поминки.
А вышитый невестин убор сменился траурным одеянием.
Черный цвет ставит на одну доску равно богатых и бедных. Атали и Тимея надели одинаковые платья: черные.
И если бы траур сводился только к необходимости ходить в черном платье!
Но с внезапной кончиной Атанаса словно целая стая зловещих птиц слетелась к его дому, подобно тому как перед пургой вся крыша надевает траур, облепленная черными воронами....
Первая тень от черных крыльев легла на него, когда жених вернул обручальное кольцо; он даже не явился на похороны, чтобы поддержать невесту, по пути на кладбище то и дело терявшую сознание. А ведь обычаи этого города требуют от близких - будь то господа или распоследние бедняки - смиренно, с непокрытой головой, пешком провожать гроб до самого кладбища.
Кое-кто строго осуждал господина Качуку за этот поступок; и даже то обстоятельство, что господин Бразович не выполнил условие и не дал наперед обещанные сто тысяч приданого, не оправдывало, по их мнению, жениха и вовсе не освобождало от каких бы то ни было обязательств. В подобных случаях люди непреклонны в своих суждениях и не принимают никаких оправданий.
А воронье продолжало слетаться на крышу обреченного дома. Кредиторы востребовали долги, и тогда рухнул весь карточный домик.
По слову первого же заимодавца, прибегнувшего к судебной тяжбу, дому Бразовича пришел конец. Лавина стронулась и неудержимо прокатилась до самого подножия склона. Выяснилось, что подозрения сбежавшего жениха имели основания: коммерческие дела господина Бразовича настолько были осложнены операциями, которые казались прибыльными, а в действительности принесли лишь убытки, ошибочными расчетами, скрытыми долгами и воображаемыми доходами, что после приведения их в порядок оказалось: всего имущества Бразовича не хватит для покрытия долгов. А ведь он сверх того растратил средства, вверенные его христианской совести и деловой чести: имущество сирот, пожертвования в фонд церковного прихода, больничную кассу, денежные залоги, внесенные его клиентами, общественную казну. Мутный, грязные поток захлестнул даже крышу дома, покрыв его позором.
Тимея тоже целиком лишилась своего имущества, ведь ее капитал не был вложен в недвижимость.
А затем нахлынули адвокаты, сенаторы, судебные исполнители, опечатали все шкафы, всю мебель и доме; они не интересовались у изнеженных дам, когда можно нанести визит, а врывались в любую пору дня, расхаживали по комнатам, как у себя дома, и во всеуслышание на чем свет стоит поносили усопшего, не стесняясь присутствия скорбящих женщин и не заботясь о том, что говорят слишком громко. Конфисковывали все, что ни попадется под руку, оценивая каждую вещь: картины в рамах или без рам и невестино платье без самой невесты.
Был назначен срок (и даже на воротах вывесили объявление), когда по решению властей будет пущено с молотка все имущество - все вплоть до искусно расшитого подвенечного платья. А когда будет продан и сам дом, нынешние его обитатели окажутся под открытым небом, и красавиц Атали негде будет голову преклонить.