- О да! Я ведь много дальних стран пообъездил. Бывал и в Вене, и в Париже, и в Константинополе.
- А эти города далеко отсюда?
- Если идти пешком, то за тридцать дней доберешься до Вены, а за сорок - до Константинополя.
- Но вы ведь плыли туда по воде.
-А водный путь еще дольше, ведь приходилось брать попутный груз.
- Чей груз?
- Хозяина, который меня нанимал.
- Ваш хозяин по-прежнему господин Бразович?
- Кто вам это сказал?
- Рулевой, когда вы здесь в прошлый раз были.
- Нет, господин Бразович умер. Тут в разговор вмешалась Тереза.
-Умер! - взволнованно воскликнула она. - Значит, он умер! А его жена и дочь?
- С его смертью они лишились всего своего состояния.
- О боже праведный, свершилась воля твоя!
Мама, милая, добрая моя! - Ноэми ласково уговаривала мать, пыталась утешить.
- Сударь, я ведь вам в прошлый раз не все рассказала. Когда обрушилось на нас страшное горе, я тщетно молила Бразовича не разорять нас вконец. И тогда мне пришла мысль: ведь у этого человека есть жена, есть ребенок, пойду-ка я к госпоже Бразович, женщина женщину скорее поймет и пожалеет. Взяла я свое дитя на руки и отправилась в Комаром. Жара стояла адская. Разыскала я их дом - роскошный, двухэтажный. Впрочем, в дом меня с младенцем не впустили, заставили ждать на галерее. Наконец вышла госпожа с девочкой лет пяти- дочкой своей. Я ей в ноги бросилась, христом-богом заклинала сжалиться, быть нашей заступницей перед мужем. А она схватила меня за руку да и спустила с лестницы. Я, пока падала, обеими руками деточку свою оберегала, чтобы та не убилась, ну а уж сама-то оберечься не сумела - аккурат головой и ударилась о мраморную колонну, что лестничный свод поддерживала. До сих пор на лбу шрам остался... Насилу я на ноги поднялась и прочь заковыляла; Ноэми у меня на руках плачем заходится, а та девочка наверху вслед нам смотрела и смехом заливалась... Поэтому я и говорю сейчас на их беду: слава тебе господи! Да будет благословенна рука, что столкнула их с той же лестницы, откуда они меня скинули!
- Мама, мамочка, не говори так!
- Значит, и до них нужда добралась? Как высоко нос задирали, а теперь, выходит, под забором очутились? Прощай, все наряды и драгоценности, пусть-ка теперь в рубище походят да у знакомых побираются! Им ведь тоже небось никто не подаст, верно я говорю?
- Нет, сударыня, - вынужден был ответить Михай. - Нашелся человек, кто принял в них участие и взял под свою опеку.
- Что за безумец! - вне себя от волнения вскричала Тереза. - Да как он смеет перечить судьбе? Взять в дом проклятых - ведь это значит и на себя проклятье навлечь!
Ноэми бросилась к матери, пыталась ладонями зажать ей рот, затем, припав к ее груди, старалась поцелуями принудить ее к молчанию.
- Родимая моя, не говори так, нет моих сил это слышать! Возьми обратно свои проклятия, дай мне стереть поцелуями их след с твоих губ!
Отчаянные мольбы дочери заставили Терезу опомниться.
- Полно тебе, не бойся, глупышка! - проговаривала она, гладя Ноэми по голове. - Что в них проку, в проклятиях этих - так, пустые слова, дурная старушечья привычка. Разве нет у Всевышнего других забот, кроме как от раздавленных червей проклятия выслушивать да копить их до Судного дня. Никого мое проклятье не коснется.
А Тимар подумал: "Меня оно уже коснулось. Ведь я и есть тот безумец, что приютил у себя проклятых злодеек".
Ноэми решила перевести разговор на прежнюю тему - о розах.
- Скажите, где взять моггорскую розу - ту самую, запах которой вызывает дурман?
- Если желаете, я могу вам привезти.
- А где она растет?
- В Бразилии.
- Это далеко?
- На другом конце света.
- Но ведь туда нужно добираться морем.
- Да, плыть шесть месяцев кряду.
- И какая вам надобность туда ехать?
- Дела заставляют. Ну и моггорскую розу вам привезти....
- Нет уж, лучше не привозите!
Ноэми пошла к двери, и Михай успел заметить, что глаза ее полны слез.
Девушка вернулась не скоро; прежде она набрала целую корзину розовых лепестков и в очередной раз высыпала их на рогожу, где они высились большущей грудой.
К полудню выварилась заложенная в чан розовая кашица, и после обеда Тереза сказала гостю, что на сегодня с делами покончено и можно прогуляться по острову. Такой бывалый путешественник столько далеких краев объездил, глядишь, и присоветует отшельницам, какие из растений в их райском уголке можно употребить с пользою.
Перед уходом Тереза наказала Альмире: "Останешься дом сторожить. Ложись у порога, и отсюда - ни на шаг!".
Альмире этот наказ понятен, и она послушно ложится у порога.
Михай и обе женщины углубились в лес.
Едва они скрылись из вида, как Альмира насторожила уши и сердито зарычала. Она недовольно трясла головой, словно чуя недоброе; поднялась было с мета, но затем снова улеглась.
Мужской голос затянул по-немецки песню, припев которой звучал так:
" На ней, коль не ошибся я, черненький жакет".
Человек, приближавшийся со стороны берега, явно хотел предупредить обитателей домика о своем визите. Похоже, он побаивается собаки. А та даже голоса не подает.
Наконец пришелец показался на тропинке, осененной гирляндами цветущих роз. Да, это он - Тодор Кристян. На сей раз он разряжен щеголем, на нем темно-синий фрак с желтыми пуговицами, пальто переброшено через руку.
Альмира лежит не шелохнувшись. Она рассуждает, как истинный философ: всякий раз, как я ополчаюсь против этого человека, на цепь сажают меня, а не его. Так что лучше будет оставить пока свое мнение при себе и посмотреть, как он себя поведет. Но с ним надо быть начеку!