— Иди послушай, потом расскажешь, о чем — там говорят, — попросил он Карима. — Если спросят где я, скажи что не знаешь. Правду скажи только бабушке, а то будет беспокоиться. Завтра в школе увидимся…
Карим нехотя поднялся. Отряхнул брюки и побрел спотыкаясь через виноградник, по недавно окученной земле.
…Хуршид вначале не мог понять, где он. Ах да, он, оказывается, уснул, прислонившись к тутовой копне.
В плечо впились ветки: руки и ноги затекли.
— Хуршид! Э-эй, Хурши-ид! — послышался голос бабушки. — Все уже ушли! Выходи-и, внучек!..
— Хуршид-ака, где вы? Бабушка волнуется, идите быстрей! — это суетилась сестренка.
Хуршид представил на миг встревоженные глаза Дильбар, резко встал и направился к дому. Выйдя из виноградной рощи, увидел дядю и его жену и застыл на месте.
— Иди, иди сюда, внучек. Все уже кончилось, прошло все. Помой руки и садись ужинать.
Эти слова были адресованы и дяде Хуршида. Бабушка словно хотела сказать: мол, не дергай мальчонку, ему и так не сладко.
Деликатная жена дяди сразу все поняла.
— Мама, мы пойдем уже, — обратилась она к старушке. — Завтра дел много…
Попрощавшись, они ушли.
— Бабушка, — спросил жалобно Хуршид, — а дядя не расскажет папе?
— Твой дядя с ума сошел, что ли? Сказать такое больному?..
Хуршид облегченно вздохнул. Умылся и сел ужинать. Дильбар торопливо заварила чай и быстро понесла чайник к столу. Споткнувшись, она чуть не упала.
— Доченька, будь осторожна, не торопись, — строго сказала бабушка.
— Ой, бабушка! Мне все кажется, что те большие гусеницы меня преследуют…
Хуршид прикусил губу и отодвинул касу в сторону.
Уставившись на чайник, спросил:
— Бабушка, а тот ученый обо мне не спрашивал?
— Еще как. Ты, оказывается, дал гусеницам ни разу не испытанные лекарства.
— Не лекарства, а искусственный корм, — поправила Дильбар.
— А ученый наказал: ты должен поскорее съездить в институт и с ним встретиться. Он хочет о чем-то тебя спросить… — она осуждающе покивала головой и добавила: — Все же ты нехорошо поступил…
…Хуршид за неделю совсем похудел. От кого только не пришлось выслушивать наставления за то, что он загубил шелкопряд. Особенно было стыдно перед матерью, которая дежурила в больнице. Когда отцу полегчало, мать вернулась домой. Хуршид, чтобы поднять ей настроение, тут же показал коконы. Когда он включил в подвале свет, Мухаббат остолбенела: огромные желтые коконы, размером, наверное, с дыню, покоились на вениках, неумело сделанных из веток тутовника.
— Не пугайтесь, мама, сейчас вы привыкнете к ним, вот увидите, радостно говорил Хуршид.
Мухаббат обняла сына за плечи, еще раз пристально уставилась на коконы…
— Мама, знаете, — щебетал мальчик, — из этих коконов выйдут большие, переливающиеся на солнце желтые бабочки! Я так хочу их увидеть. Наверно, они будут очень красивые. Представляете, бабочки величиной с голубей, да еще золотого цвета!
— Хуршид, завтра же вместе с дядей отвезите коконы ученому. Для него это важнее, чем для нас.
— Когда гусеницы стали вить коконы, я был в городе и предупредил его. Оказывается, пока кокон не высохнет — его нельзя трогать. Это ученый так сказал. А когда высохнет — тогда и отвезем к нему в институт.
Хуршид увидел странный сон. Когда проснулся, было рано, вставать не хотелось, и он постарался вспомнить свой сон.
…Он играл на широкой, усыпанной цветами, поляне.
Цветы были такие высокие, что Хуршид чувствовал себя как в лесу. Даже солнца не было видно. Он старался выбраться из цветника, но плутал все больше и больше. Рядом с ним на голубой цветок села большая золотокрылая бабочка. Цветок согнулся. Хуршид замахал на бабочку рукой, чтобы отогнать, но она вдруг заговорила: — Садись на меня! Я тебя доставлю в страну золотых бабочек.
— А разве есть такая страна? — удивился Хуршид.
— Да, есть, но поторопись: мы должны быть там до наступления темноты. Ведь с тобой хочет познакомиться сам повелитель золотых бабочек…
Хуршид пристроился на спине бабочки. Они в мгновение ока взлетели в небо. Золотые крылья бабочки сверкали, переливались на солнце. Вдруг потемнело, и бабочка, теряя высоту, стала стремительно валиться вниз…
Хуршид вздрогнул, отбросил одеяло и, на ходу застегивая брюки, побежал в подвал. Там, отдышавшись, окинул взглядом коконы. Подошел к одному и приложил ухо, прислушиваясь. Ему показалось, что внутри раздался слабый шорох. Видимо, гусеница выпускает последние шелковые нити и лепит их на внутреннюю часть кокона, подумал мальчик.
Вечером они поехали с дядей в город. Коконы положили в багажник «Москвича» и накрыли старой скатертью. По пути заехали к жившей в городе тете и забрали с собой старшего двоюродного брата Хуршида — Ахмада-ака. Оказывается, объяснил дядя, Ахмад-ака учился в одном классе с Касымовым, и ученому, наверное, будет приятно увидеть школьного друга. Дом Касымова находился неподалеку. По дороге Хуршид все время расспрашивал двоюродного брата об ученом.
Ахмад-ака обстоятельно отвечал мальчику на все вопросы. Одна, случайно брошенная братом, фраза мальчика почему-то насторожила.
— В школе-то Касымов учился хорошо, — задумчиво произнес Ахмад-ака. Но он все-таки из тех, которые думают только о себе. И многие ребята его не любили…
"Странно", — подумал Хуршид.
Жена ученого энтузиазма при виде гостей не проявила. Увидев пыльную машину и их простую одежду, она высокомерно повела бровью. Несмотря на вечернюю прохладу, две старенькие курпачи постелила на топчане во дворе.
— Посидите, — бросила она сухо. — Аскар-ака сейчас выйдет, он разговаривает по телефону.
Немного погодя вышел и сам Касымов, поздоровался с гостями, шумно поприветствовал однокашника:
— Ий-е! Ахмад! Наконец-то! Куда ты пропал?..
На этом приветливость Касымова и закончилась.
Ученый кусал губы, морщил лоб. Было видно, что он буквально кипит от злости. Тяжело взглянув на Хуршида, он медленно начал:
— Спасибо, спасибо, дорогие гости, что приехали… Интересно, зачем?..
Дядя с удивлением посмотрел на ученого, потом вежливо ответил:
— Мой племянник совершил неразумный поступок. Прошу вас его простить-он же еще ребенок. Наверное, у вас были неприятности? Ведь такие корма стоят дорого?