Словно, какая-то ощутимая тяжесть легла на его плечи. А в сердце поселилось странное беспокойство. Было такое ощущение, как перед очень важным и сложным экзаменом, результат которого определит всю твою дальнейшую жизнь. Вот только теперь это был уже не просто экзамен, и от действий Нила зависят не только его оценки и его дальнейшая жизнь, от них зависит все и всё на корабле…
Он поежился от этого ощущения. Но, вздохнув, тут же решил, что лучший способ бороться с этим страхом — просто не задумываться о нем. Решать проблемы надо по мере их поступления! А если постоянно зацикливаться на своей ответственности и на том, что что-то может случиться, то так недолго и с ума сойти!
— Клавдия, — спросил он, — сколько у нас на корабле человек? — Ему было необходимо это знать для того, чтобы организовать уборку палуб.
— Сто сорок восемь человек, — отозвался компьютер, — включая пятерых офицеров.
— Пятерых? — не понял Нил.
— Да, — невозмутимо отозвалась Клавдия, — старший лейтенант Ларбютье, который находится сейчас в бессознательном состоянии, лейтенант медицинской службы доктор Харт, два кадета Леви Омэлли и Льюис Чанг, и вы, командир.
— Понятно, — кивнул он. В самом деле, он совсем не подумал о том, что доктор тоже является офицером. Правда, она не имела права вмешиваться в управление кораблем, ее вотчиной был медблок. И только. А жаль, лишний совет Нилу сейчас совсем не помешал бы. Ну, что ж, как говорила его бабушка Анна: 'Если не можешь быть, то кажись!', то есть если ты не чувствуешь себя смелым, уверенным в себе командиром, то по крайней мере сделай все для того, чтобы таким казаться окружающим тебя людям.
— Клавдия, — приказал Нил, — вызовите сюда всех сержантов. И свяжитесь с камбузом.
Через секунду по всему кораблю разнесся ее голос:
— Сержантов корабля просим подняться на мостик! — и тут же уже более тихо сообщение Нилу, — Камбуз на связи, сэр.
Подойдя к микрофону, Нил поинтересовался у кока, не пострадал ли их обет от невесомости и маневров корабля, ведь заставлять экипаж начинать такую масштабную уборку, не покормив, довольно глупо. Хотя на взгляд Нила, после всего, что им сегодня пришлось пережить вряд ли кому кусок в горло влезет. Сам он лично есть абсолютно не хотел.
— Не беспокойтесь, командир, — отозвался кок, — все в порядке! Я готов подать обет через пять минут!
— Хорошо, — кивнул Нил, — тогда можете подавать сигнал, я сейчас спущусь.
Кок, что-то одобрительно пробурчав в ответ, отключился. Через минуту по 'Кентавру' разнесся мелодичный сигнал, который любила большая часть команды: 'Обед через пять минут'. И почти тут же на капитанский мостик вошли шесть человек в сержантских погонах, в том числе начальник охраны, главный техник и боцман.
— Вот что, — окинув их взглядом, начал Нил, — нам необходимо провести уборку палуб. После отключения гравитронов там черт знает что твориться. После обеда возьмите матросов свободных от вахты и займитесь этим.
— Есть! — чуть ли не хором ответили те.
И Нил заметил на их лицах явное облегчение. Получить вполне понятный и выполнимый приказ — это именно то, что нужно, для того, чтобы не задумываться обо всем произошедшем и о том, что их всех ждет впереди. Ведь от таких мыслей у подчиненных один шаг до беспорядков, а может быть даже и бунта!
Когда несколько минут спустя Нил вошел в столовую там его уже ожидал переминавшийся с ноги на ногу Льюис и невозмутимо спокойная Джейн Харт.
Столовая на 'Кентавре' — это было произведение дизайнерского искусства. Огромная выполненная в зелено-голубых тонах зала вмещала в себя за раз около двухсот человек, то есть всю команду. Это было одно из непреложных правил космического флота: вся команда должна принимать пищу вместе. Это одновременно объединяло людей и в тоже время выделяло и подчеркивало значимость офицеров, которые садились за отдельный выгороженный прозрачной стеной столик и начинали свою трапезу раньше остальных.
— Ну, что ж, — кивнул Нил остальным, — пойдем.
Он чувствовал себя чертовски неловко. Из-за того, что столовая так тиха и пустынна, из-за того, что Льюис с какой-то тревогой и опасением поглядывает в его сторону и из-за того, что в этой полной тишине слышно как стюарды, накрывающие на столы звенят посудой. Пройдя в небольшую отгороженную от остальных столиков стеклянной стеной нишу, Нил столкнулся еще с одной неожиданностью: ему накрыли во главе стола, где раньше всегда сидел капитан. Это стало последней каплей. Мало того, что он не хотел есть, мало того, что ему было здесь неудобно, но еще и сидеть на месте капитана! Это уже чересчур!
— Переставьте это на мое место, — приказал он официанту, указав на тарелки во главе стола.
— Но, сэр, — попытался возразить ему тот, — это место командира, а вы…
— Вот именно, — не выдержал Нил, — я — командир, и сам решу где мне сидеть за столом!
Больше стюард раздражать его не стал и аккуратно переставил все, на прежнее место Нила. Едва Нил с остальными уселись, по 'Кентавру' разнесся сигнал начала обеда, огромные двери напротив тех, через которые обычно входили в столовую офицеры, поползли вверх, и в обеденный зал повалили матросы. Толпа эта только на первый взгляд была неорганизованна, потому что в ней каждый четко знал свое место и место своего соседа.
Пока остальная команда усаживалась за столы, Джейн начала читать свою обычную благодарственную молитву. Нил, который и сам не знал, верит он в Бога или нет, никогда не обращал на это внимания, до сегодняшнего дня. А все потому, что на флоте было принято, чтобы командир, в независимости от своих взглядов и верований, читал такую молитву, если за столом есть кто-то из верующих. Раньше такую молитву вместе с доктором читали капитан, лейтенант Антонов и Леви. Но Нил, несмотря на то, что слышал ее не раз, не мог сейчас присоединиться к Джейн. Слова, как будто застревали у него в горле. Он не был воинствующим атеистом, подобно Ларбютье, который всегда во время молитвы корчил такую рожу, словно страдает от неприятного запаха, но и в одно мгновение менять свои взгляды и вдруг ни с того ни с сего начинать читать молитвы, считал недопустимым. Единственное, что он сейчас мог сделать — это подождать с обедом, пока Джейн не закончит.
— Аминь, — наконец, произнесла та, и Нил взялся за ложку.
Луковый суп был совсем недурен, но Нил в своем теперешнем состоянии вряд ли был способен его оценить. В отличие от Льюиса, который набросился на еду так, словно голодал перед этим несколько дней. Возможно, что именно так на нем сказался пережитый стресс. Нилу же после того, как он съел несколько ложек, только и оставалось, что тянуть время, глазея по сторонам.
Обеденный зал всегда казался ему чем-то вроде зримого воплощения всех отношений внутри команды корабля. Офицеры, любое слово которых должно было восприниматься как приказ, всегда сидели отдельно, за столиком на небольшом возвышении в красивой и уютной нише. Несмотря на то, что они были вроде как и вместе с остальной командой, но та незримая стеклянная стена, что отгораживала их от остальных, оставалась и после того, как заканчивалась трапеза. Она присутствовала всегда. И хоть и была абсолютно прозрачной, но тем не менее пробиться сквозь нее было практически не возможно.
Ближе всех к офицерскому столику сидели сержанты и капралы корабля, которые, находясь среди солдат, все же воспринимались ими, как люди наиболее близкие к командованию. Капралы с сержантами наблюдали за порядком, и если не дай бог их ревнивое око замечало хоть какую-то провинность, об этом немедленно докладывалось офицерам, которые принимали решение о наказании виновного. При этом, следили за его выполнением опять же сержанты и капралы.
Среди офицеров также не было единства. Кадеты, только что закончившие академию, всегда занимали места на границе между простыми служаками и высоким командованием, и хоть они и относились к строевым офицерам, но очень редко были таковыми в глазах остальных, по крайней мере первые несколько месяцев, или до получения заветных 'серебряных крылышек'. Разница между ними и всеми остальными офицерами была уж слишком очевидной. На корабле, особенно на военном, таком как 'Кентавр', старшие офицеры решали все. И остановить их мог только один человек — капитан. Капитан, который был богом на корабле… а его ближайшие помощники соответственно ангелами, или демонами, если кораблю особенно не повезло, и командовал им не бог, а дьявол…
За всеми этими размышлениями Нил и сам не заметил, как обед подошел к концу. Наконец, когда Льюис с наслаждением допил свой апельсиновый сок, Нил решил, что пора заканчивать. Большинство наиболее голодных уже насытилось, а те, кто как и он не мог смотреть на еду, уже на грани терпения. За все время обеда никто из команды не произнес ни одного слова. Как можно есть в таких условия Нил абсолютно не понимал. Эта давящая тишина, в которой слышался только звон столовых приборов была не выносима. Нил был уверен, что большинство, точно так же как и он сам, предпочло бы сбежать от сюда побыстрее. Но до того, как уйдет Нил, сделать этого никто не мог. А он не хотел уходить прежде чем поест Льюис, который стал для него чем-то вроде индикатора: если он наелся, значит это успели сделать и все остальные.
И еще кое-что беспокоило Нила. Меньше двух часов назад 'Кентавр' потерял своего капитана, большую часть офицеров и по меньшей мере пятьдесят матросов. И сейчас, пожалуй, самое подходящее время, для того чтобы кто-то сказал несколько слов. Помянул погибших. И Нил подозревал, что сделать это придется ему. Больше просто некому. Но беда в том, что он абсолютно не представлял, что ему сказать. В голове была какая-то непонятная пустота, ни одной связной мысли. Конечно, он вовсе не обязан был что-то говорить, но и просто подняться и уйти тоже не мог.
Наконец, подозвав стюарда, Нил негромко попросил его:
— Налейте мне водки.
Практически сразу же в зале все замерли, прекратив стучать ложками и перекатывать еду с места на место. Доктор Харт на глазах у которой Нила выворачивало наизнанку меньше получаса назад услышав его просьбу от неожиданности чуть не уронила вилку. Льюис пораженно уставился на него, не в силах поверить услышанному. Ведь Нил никогда не пил за обедом ничего крепче столового вина, да и то по праздникам!
Но по странной прихоти подсознания Нил с детства был уверен в том, что поминать усопших надо с водкой. Возможно, это было что-то вроде генетической памяти доставшейся ему от русских предков. А может быть, именно водку пили на похоронах его родителей, когда те погибли в аварии.
Как бы там ни было, его просьба, произнесенная тихим голосом, тем не менее разнеслась на весь зал. И взоры всего экипажа немедленно скрестились на Ниле. Правда многие тут же догадались в чем дело и тоже попросили стюардов принести им что-нибудь покрепче.
Дождавшись, когда пойдет на убыль эта возня, Нил задумчиво покрутил в руках маленькую рюмочку, наполненную прозрачной, как слеза, водкой, и, наконец, вздохнув, медленно поднялся.
— Я хотел бы произнести тост, — негромко начал он, но его слова услышал каждый, хоть он и не обращался ни к кому конкретно, будто бы разговаривая сам с собой, или с Богом.
— Я пью за тех, — продолжил Нил, — кого мы потеряли сегодня. За тех, кто погиб, спасая наши жизни! За тех, кто сегодня не вернулся из боя! — произнес он и внезапно в голове словно что-то щелкнуло, и он вспомнил стихи, которые когда-то давно попались ему на глаза. И тут же как по наитию начал их читать, понимая, что именно эти строки отражают чувства всего экипажа:
Нил смолк. Он не помнил, что было дальше в этих стихах, да это было и не важно. Потому что вся команда была словно загипнотизирована этими строками. Кот-то из девушек за одним из столов тихонько всхлипнул, кто-то замер, боясь упустить хоть слово, кто-то отчаянно прятал глаза, боясь, что другие заметят его переживания.
Одним махом, Нил выпил водку и осторожно поставил рюмку на стол. Ну, вот и все…
Кивнув на прощанье доктору и Льюису, он вышел из-за стола и, пройдя мимо притихших матросов, покинул столовую. Это потребовало от него такого напряжение воли, что он едва не упал от облегчения, когда за ним закрылась дверь.
Десятки глаз, что затаив дыхание наблюдали за ним, когда он шел по проходу, могли вывести из себя кого угодно. В этих взглядах было все: и настороженность, и надежда, и презрение, но самое страшное — это безысходность.
Теперь для всех этих людей Нил стал богом… И то что он совсем не готов к такому стремительному взлету, никого из них не интересовало.
Едва войдя в свою каюту и закрыв за собой дверь, Нил с облегчением повалился на кровать и застонал. Разве мог он подумать всего несколько часов назад, что впереди его ожидает такое испытание… Сегодня, встав с этой кровати, он был весел и спокоен, считая, что впереди у него только масса приятных ощущений, потому что сегодня он должен был впервые в жизни увидеть межпланетную станцию. Что ж, он ее увидел. И это действительно принесло ему массу ощущений, только уж очень они были далеки от приятных…
Ему казалось, что после всего пережитого, он ни за что не сможет уснуть. Но едва глаза его сомкнулись, как он сам не заметил, что начал засыпать. Это был слишком длинный и слишком тяжелый день…
Проснулся он как-то сразу и причем полностью. Вот так спал, спал, а через минуту раз — и проснулся. И тут же вспомнил все, что с ним произошло накануне. Да, он стал командиром корабля… хрустальная мечта любого из кадетов. Он тоже когда-то мечтал о чем-то подобном. Да и кто, собственно говоря, из нормальных людей не мечтает сделать карьеру, продвинуться по службе? Но вот только все, что произошло вчера, было больше похоже на жуткий кошмар, чем на сбывшуюся мечту.