— Воняет — жуть. — Вставил слово Хог.
Хон предпочёл промолчать.
Пока длилось восхваление славных земель Аркамнона, его гордого и великого правителя, свирепого брата его и Видящей Сны сестры, Лант ни разу не перебил пастуха, слушая с большим вниманием.
— И что она видит во снах? — не удержавшись поинтересовался Мэроу.
— Разное видит. Земли видит. События былые и те, что могут быть. В Эламе, дык, такого не увидишь, их колдуны — лицедеи, говорю вам и ни одного настоящего. — Хон потянул руки так, что те затрещали. Выгнул спину и подпёр голову сильной рукой. — Элам чем хорош? У него деревень на реке много, где островки разбросаны, рыбы у них много. И диковинные песняры. Их там в Эламе летом — пруд пруди. Может, и сейчас один два остались. Они ведь тоже, говорят, много знают, мудростью владеют. Но неспокойное время сейчас. Яскар, бар короля Умды эламского, они ведь близнецы, повздорили, кто после матери правление примет. Решили драться, длилась эта битва два дня. Сначала дрались на мечах. Потом сменили их на мечи короткие, после уже руками схватились. И Умда Яскара повалил и руки скрутил, подняться не дал. И вырвал у того признание поражения. Значит, королём Умду и признали. А Яскар, он гордый. Они в детстве не разлей вода были — вместе овец потрошили и на других мальчишек нападали. Яскар — он такой же горячий, у него не кровь, а огонь. Забрал уязвлённый с собой преданных ему людей и поклявшись вернуть Элам, ускакал на юг. Вот теперь, тринадцать лет прошло и люди стали поговаривать, что земля дрожит и деревья перешёптываются. А ещё видели, как ворон растерзал голубя и скинул его останки в колодец. Неспокойное время. — Закончил Хон.
— Но до Аркамнона вам идти дальше, — сказал Хог.
— Долина наша не хуже чем у Риан-Ондима. — Не удержался Хон, довольно вытягивая ноги.
— Первинелн, брат короля нашего, старшему послушен, хоть и свиреп. А Видящая… так ещё и матерью-правительницей наказано во всём признавать советы Видящей Сны. А то и до распри недалеко. Вон, как в Эламе.
— Где ж это видано, что б родичи в какой земле бойню кровавую для своей же крови учиняли? То в Эламе народ горячий, на переправе реки, с мостом своим…
— А в Алфаре, там что ни день, то кого-то из княжеской семьи убийцы в мир иной отправляют! — резво махая руками запротестовал Хон. — Там у них сколько вон княжеств за одними стенами. А королева? Так и не видел её никто, всё своим Голосом говорит…
— Так на то и Голос…
— А может и король. Но говорят — королева. Кто его знает, когда никто никогда не видит. То же мне, наместник Мира на земле, тоже мне… — Хон со сверкающими глазами воинственно сложил руки на груди и окинул всех победоносным взглядом.
— Аркамнон меньше, — тихо и монотонно произнёс Хог. — Элам он ведь большой, у них изящно всё, глазу приятно. Наши земли простые — но крепкие и ещё неизвестно, кто строил лучше. У них что ни ход, то под аркой, куда ни глянь, везде кувшины каменные и фонтаны с рыбками.
Братья разом расхохотались, держась за животы. Их смех был такой громоподобный, что даже овцы бросили своё занятие и посмотрели в сторону людей. Отсмеявшись и переведя дух, Хон деловито произнёс:
— А вы, вон тощие, какие? Откуда путь держите?
— Из леса, — сказал Мэроу прежде чем Лант успел открыть рот.
— Из леса, — Хог вновь расхохотался. — Из лесу так из лесу.
Хон тем временем развязал узелок с сыром, хлебом и фруктами. Пришло время ужина и пастухи принялись, нисколько не стесняясь, поглощать пищу.
— У нас есть лечебные бальзамы, — сказал Лант. — Можем обменять один на еду.
Утерев рот рукой Хог принял мрачный вид и кивнул:
— Есть какие, показывай. Я в них кой чего смыслю и травку простую от лечебной отличу. И не вздумайте дурить нас, иначе дурь быстро из бошек вышибем, и пискнуть и не успеете.
Лант вытащил несколько бальзамов, приготовленных прошлой ночью в лесу. Оба пастуха тут же сунули носы в ступу, принюхиваясь. Хог пальцем зачерпнул густое и вязкое содержимое, поднёс к носу, нахмурился.
— Хорош, — наконец изрёк пастух, вытирая палец о штаны. — Только мы люди честные, это твоё дороже стоит, чем у нас еды есть. Но если зайдёте в домик наш — угостим. Попотчуем от пуза, в долгу не останемся.
— Спасибо за приглашение. Но нам сейчас хватит и этого.
Хон усмехнулся.
— Ну тогда и не стесняйтесь. Наше — ваше.
После ужина — привычного для пастухов и показавшегося настоящим пиром для Мэроу и Ланта — пастухи затянули песню, довольные, что есть кому спеть.
Жили-были пастухи,
Всё зверей своих пасли.
Жили-были, выходили
На поляну выводили.
Вся отара, вся была
И пушиста, и бела.
Год за годом пролетали,
Всё пасли и не скучали.
Песни пели, танцевали
На поляне отдыхали.
Как-то раз пришёл раздор.
Вёл один свой разговор:
"Пусть отара ест траву,
Не зелёну, а белу —
Пусть становится умней,
И мудрей же, и толстей "
"Не белу, а красны травы,
Пусть едят себе, отара,
Пусть становятся лучшей,
И правдивей, и толстей!"
Первый в гневе обернулся,
Рассердился, увернулся: