— Что же они делают здесь, друг Олмах? — не унимался Эгман, его то ручищи были такими огромными и крепкими, точно он взял их взаймы у какого-нибудь дерева и вернуть забыл.
— Понятия не имею, Эгман, — вторил первому портной. В отличие от приятеля, на нём было две куртки, которые ничуть не увеличивали тонкую как настенный крюк фигуру, а только делали его похожим на вздувшийся болотный шар. Портной потянул носом, как будто по запаху мог определить, что же представляли из себя незваные гости, и ещё больше набычился, не забывая усмехаться.
— Может разбойники какие?
— Разве мы похожи на разбойников? — Спросил Лант, он то уже привык к солнцу и опустил ладонь. Караульные теперь не казались ему двумя тёмными пятнами на фоне светлеющего утреннего неба.
— Этот так точно не похож, — и тот, что подлиннее, похожий на пузырь, ткнул пальцем вниз, указывая на Мэроу, — такого и ягнёнок забодает.
Лант как стоял, смотря на караульных, так и остался стоять. Мэроу за его спиной не издал ни единого звука. Меча у того конечно с собой не было, а было ли хоть какое-нибудь оружие? Лант сложил руки, преодолевая желание ещё плотнее закутаться в накидку. Под ногами слался мокрый подлесок, кое-где росли небольшие травянистые островки, да иногда виднелись пучки лесного лука. Широкая дорога простиралась дальше на восток.
— Это потому что мы не разбойники. — Сказал Лант.
— Кем тогда будите? — спросил Эгман. — Куда лошадок то отпустили? Украли из поместья?
— Мы из Радужного. — Так же твёрдо, как и спросили, ответил Лант.
— Из Радужного, говорят, — Эгман обернулся к портному, тот только пожал плечами, изредка переступая с ноги на ногу. Хлеб и сыр кончились ещё вечером, пиво они с Эгманом допили ночью, знали ведь что не согреет. Да и не дали им ничего покрепче, бражку там, чтоб дозор хорошо несли и кого подозрительного не подпускать. — Я в Радужном только мясника знаю, того, что ещё всё перед ребятнёй садился да дела свои расписывал. Помнишь, малого Фазана ещё тогда стошнило.
— Припоминаю-припоминаю, — процедил сквозь зубы Олмах. — Так спроси у них, знают ли такого.
— Ага, — так же тихо ответил коваль, — знаете вы такого-то и такого-то, а они вам знаем то бишь, дорогой наш, знаем, как не знать. И что?
Портной молча пожал плечами. Ему, мол, что — два сопляка стоят себе и смотрят, выжидают, чего с них взять?
— Вот что, ребятки, — свесившись могучей грудью, вниз сказал коваль. — Тут у нас в последнее время много разбойников объявилось, мы уже и стражу поставили, а на утро всех девятерых убитыми нашли. Все как один заколоты. Даже не успели топоры достать. Да слухи ходят, сюда северную стражу заслали, чтоб порядок навели. Не сладко у нас в последнее время. Вы если с добром, скажите куда идёте и зачем, мы вас пропустим, даже заветные слова скажем, вас с ними трогать не станут, ни в Приречье, ни в Лесовике. Так вам куда?
— А лошади не наши, нам их в Большом Лазе дала Софла, владелица харчевни, у неё ещё дочь замуж выдали сразу после дня Благоденствия. — Беззаботно проговорил Мэроу, преданно смотря на дозорных, слишком подозрительных как для долины. — Тогда ещё корова околела, ну помните, её чем-то таким Тюрск накормил, когда ему принесли пиво из Приречья. Ну, так он спьяну решил подружиться, ему ещё Фруск говорил, а он как всегда своё…
— А чего вы их отпустили?
— Ну, так они умные, сами придут домой, а мы обратно уже как-нибудь пешком. — Вставил Лант.
— Софлу я знаю, — задумчиво проговорил Олмах. — И про дочь её верно, насчёт коровы и как там? — Тюрска не знаю, не слыхивал. Но вроде всё верно. Ишь, какие! — Уже громко окликнул путников портной. — Молодые какие, молоко на губах ещё не обсохло, а им уже лень своими ходить. Так чего ж вы кляч-то сейчас отпустили?
— Уже ж недалеко, — добродушно заявил Лант.
— Ну, не так и далеко, так доехали бы быстрее.
— И куда едете?
— В Лесовик.
— Зачем?
— У нас там дела. — Вмешался Мэроу.
— Что за дела такие?
— Нельзя говорить, — вновь быстро проговорил Мэроу, не давая Ланту и рта раскрыть.
— Это отчего?
Мэроу опустил голову, высматривая что-то на дороге.
— Ты извини, я скажу, не пропустят, — достаточно громко пробормотал он и вздохнул. — Есть там одна, ему нравится. — И красноречиво взглянул на Ланта, словно сейчас выдал его самый большой секрет. — У неё мать строгая. Как кабаниха злая. Если узнает — ему голову оторвёт и мне за компанию. А девчонка, знаете такая…
— Как не знать, знаем о ком ты. Как не знать. — Эгман не менее красноречиво усмехнулся и довольно погладил короткую коричневую бороду. Широкая улыбка растянулась на его лице и даже глаза как-то по-особенному заблестели. — Кто ж в чужие деревни-то не лазил по молодости лет? — И он добродушно обернулся к Олмаху:
Знает каждый камышок:
Только вырастет с вершок —
И давай себе мечтать,
О камышечке страдать.
— Как не знать, — недовольно пробормотал портной, потеряв всякий интерес к двум незнакомцам.
— Теперь ясно чего лошадей отпустили. Думаете, выдадим? По коням отследим. Вы давайте топайте отсюда побыстрее. И что б ни слуху, ни духу от вас больше, ясно. Идите куда хотите, только если сами знаете кто узнает, что вы к её дочери пробрались, мы вас не видели? Молчок, ага?
— Да, — тут же отозвался Лант и быстро, кивнув дозорному, поспешил вперёд по дороге. Следом за ним шёл, не отставая Мэроу. Скачущие и не смыкающие всю ночь глаз, оба переставляли ноги не так быстро, как ожидали. Но Лесовик был и впрямь, довольно близко. Солнце уже припекало, так что оба перестали зябко ёжиться.
— Мэроу, у тебя есть с собой оружие? — спросил Лант, ускоряя шаги.
— Кинжал Фрара.
— Если кто-то его увидит, скажешь это из-за разбойников.
— Считаешь понадобиться его доставать?
— Не знаю, — сказал Лант, ступая всё быстрее и быстрее. — Слышал, в долине появилась северная стража, кто его знает из каких именно земель. А может разбойники попадутся или что-нибудь произойдёт в деревне.
Отсюда дорога была посыпана мягким белым песком, где лишь изредка встречались упавшие сосновые иголки. Через сорок шагов уже красовались как большие старые дубы, так и молодые, совсем тонкие. А ещё через пятьдесят справа показались деревянные крыши Приречья, через которое протекала небольшая река — Дубовка.
Когда же дубов стало становиться меньше, а на смену им вновь пришли сосны, большой воткнутый в землю столб, с прибитой доской-стрелкой, указал налево. Они подошли к Лесовику.
Разброс крепких изб и тихий людской гомон встретил двух путников. Тут и там глазам попадались уложенные брёвна, из которых и были сложены сами избы, ровные и крепкие, иногда украшенные грубой резьбой. Под широкими окнами стояли лавки, попадались старые и новые телеги, несколько колодцев, амбары, примостилась у другого края деревни и кузница.
Тут же, не отходя далеко от столба, возвышалась двухэтажная небольшая харчевня, где многие собирались по вечерам, после трудного рабочего дня. Где курили трубки и поглощали пиво, делились новостями и обсуждали всё значимое. Харчевня была украшена резьбой больше остальных домов, вырезанные травы и листья обвивали подоконник, дверь и крышу. Главный вход выходил на квадратную деревянную площадку, другой во внутренний двор — окружённый такими же небольшими хозяйственными пристройками. Из трубы валил густой дым.
Где-то залаяли собаки, и тут же одна маленькая чёрная с белым меховым воротником перебежала дорогу, скрываясь за избой.
Кое-кто из местных бросил любопытный взгляд на пришедших, но так ничего и не сказав, продолжил заниматься своими делами.
В целом, жители Лесовика ничем не отличались от жителей всей долины, спрятавшейся как улитка в раковине среди кольца гор и леса. Разве что Лесовик был последней деревней или первой, смотря, откуда считать. Первой от прохода — ущелья, где из долины можно было выбраться во внешний мир. Этим единственным путём наёмники и проникали сюда, ища лёгкой наживы среди непривыкших воевать жителей. Оттого в Лесовике — где чаще попадались разбойники — каждый носил при себе топор, даже дети получали по маленькому топорику, с которым привыкли обращаться чуть ли не с первых шагов. Все носили овчинные куртки, которые обменивали на разные инструменты и дичь у приречных. Штаны из грубой материи и сапоги, не такие высокие, как привык Лант, но и не низкие, как в Приречье, где больше было пастухов на лужайках, и мало кто совался в лес. В лесу иногда можно подцепить кучу клещей, а потом и борись с ними до посинения. Жуки-древесники могли прогрызть обувь и забраться в сапог, могли попадать за шиворот. Змея какая попадётся. Хорошо если уж, их тут много, а там и гадюка подвернётся.