- Вот и я голову ломаю. Как вы уехали, я эту корову обрызгал раствором от мух. Он в ранку от иглы попасть не мог?
- Не-ет... Думаю, что нет. Я ни о чем подобном не слышал. Надо на нее посмотреть.
Отправился я к Роберту Максвеллу прямо с утра. Он ничего не преувеличил. Однако заметная припухлость на шее не ограничивалась местом инъекции. Она тянулась над яремной веной, которая была напряжена и на ощупь казалась совсем твердой. Вокруг припухлости нарастал отек.
- У нее флебит, - сказал я. - Моя инъекция каким-то образом занесла в вену инфекцию.
- Как это?
- Сам не знаю. Что раствор под кожу не попал, я уверен, а игла была стерильной.
Фермер внимательно оглядел шею.
- Но на абсцесс ведь не похоже?
- Нет, - ответил я. - Это не абсцесс.
- А твердый валик, который к челюсти идет, это что?
- Тромб.
- Что-о?
- Тромб. Большой сгусток в вене. - Мне эта маленькая лекция ни малейшего удовольствия не доставляла: ведь причиной всему был я!
Роберт Максвелл посмотрел на меня вопросительно.
- Ну и что будет? Что надо делать?
- Обычно через неделю-другую создается дополнительный кровоток. То есть другие вены берут эту работу на себя. А пока я проведу курс смешанных сульфаниламидных порошков.
- Ну, что же, - сказал фермер. Она вроде бы и не замечает ничего.
Это был единственный проблеск надежды. Корова, пока мы переговаривались, спокойно на нас поглядывала, а теперь вытянула из кормушки клок сена.
- Пожалуй, это ее действительно не беспокоит. Мне очень жаль, что так получилось, но дайте ей время и все пройдет.
Он почесал корову у основания хвоста.
- А если горячей водой обмывать, не поможет?
Я замотал головой.
- Ради бога, не касайтесь ее шеи! Если тромб разбить, это может плохо обернуться.
Я оставил порошки и уехал, но меня угнетало знакомое чувство, появлявшееся всегда, стоило мне свалять дурака. Я крепче сжал баранку и выругался себе под нос. Что я мог натворить? Шприцы одноразового пользования тогда еще не появились, но мы с Зигфридом всегда тщательно кипятили свои шприцы с иглами, хранили их в медицинском спирте и с собой брали тоже в коробочках со спиртом. Остальное от нас не зависело. Может быть, все-таки раствор от мух? Вряд ли, вряд ли...
Я попробовал утешиться мыслью, что корова выглядит совершенно здоровой. Со временем все пройдет бесследно. Но факт-то оставался фактом: у коровы была самая обычная копытная гниль, пока не вмешался Джеймс Хэрриот, дипломированный ветеринар. И теперь у нее флебит яремной вены.
Утром Хелен только-только посадила меня завтракать, как затрезвонил телефон. Звонил Роберт Максвелл.
- Корова-то сдохла, - сказал он.
Я тупо уставился в стену перед собой и только через несколько секунд сумел выдавить хриплое:
- Сдохла?
- Угу. Утром вхожу в стойло, а она лежит. Словно ее громом пришибло.
- Мистер Максвелл... я... э... - Мне пришлось откашляться. - Я очень сожалею. Ничего подобного я не ожидал.
- Ну, а причина в чем? - Голос фермера был спокойноделовитым.
- Объяснение есть только одно, - ответил я. - Эмболия.
- А это что?
- Значит, от тромба отделился кусок, и кровь его унесла. Когда такой комочек попадает в сердце, обычно наступает смерть.
- А-а! Вроде бы похоже.
Я сглотнул.
- Мистер Максвелл, мне хотелось бы еще раз сказать, что я очень сожалею...
- Да что там... - Небольшая пауза. - В хозяйстве и не такое случается. Я же просто хотел вас предупредить. Доброго вам утра.
Я повесил трубку. В горле у меня поднялся комок, и, вернувшись к столу, я молча уставился в тарелку.
- Джим, что же ты не ешь? - спросила Хелен.
Я грустно поглядел на ломоть домашней ветчины.
- Прости Хелен. Не могу. У меня кусок в горло нейдет.
- Это что-то новое! - Моя жена улыбнулась и придвинула тарелку поближе ко мне. - Я знаю, как близко к сердцу ты принимаешь свою работу. Но прежде аппетита она тебе не портила.
Я тоскливо пожал плечами.
- Но я же никогда раньше коровы не убивал.
Правда, полной уверенности у меня не было - и сейчас нет, но мысль эта терзала меня еще очень долго. В принципе я стараюсь следовать наполеоновской рекомендации - "сбрасывайте с себя тревоги вместе с одеждой", и с бессонницей не знаком, однако еще много ночей меня преследовали набухшие яремные вены с плывущими в крови тромбами, и я просыпался в холодном поту.
И еще меня продолжал ставить в тупик мой последний телефонный разговор с Робертом Максвеллом. Почти любого человека такая потеря привела бы в ярость, и Роберт Максвелл имел вполне законное право отделать меня на все корки. Но он не только не был со мной груб, но даже ни в чем меня не упрекнул.
Разумеется, оставалась возможность, что он намерен предъявить мне иск. Он был приятным человеком, но все-таки понес большие убытки, и даже заурядный адвокат сумел бы убедительно доказать, что я обязан нести финансовую ответственность.