- Интересный город, говорят.
- И какой! Нет, вам обязательно надо увидеть его своими глазами. Это что-то волшебное, неописуемое!
- А у вас было время толком его осмотреть?
- Сколько угодно. Вся поездка заняла семнадцать суток, и у меня освободились полные два дня. Коров мы выгрузили сразу же, а дальше я мог распоряжаться собой, как хотел. Экспортная компания обеспечила мне номер в первоклассном отеле - потрясающий номер, изысканнейшая кухня, - говорю же вам, это была сказка! Не даром существует присловье - жить, как султан.
- И вам еще за это платили?
- Естественно. Как будут платить и вам.
- Вы серьезно? Я правда могу поехать?
- Ну, конечно, Джим. - Джон улыбнулся. - В августе туда отправляют еще одну партию джерсеек, так я запишу вас.
Я потер руки.
- Чудесно! Но как же вы? Не хотите поехать еще раз?
- Хочу, конечно. Но так часто оставлять практику все-таки нельзя. Если вы откажетесь, мне придется просить кого-нибудь другого.
Так началось еще одно приключение, прервавшее привычное течение будней. Теперь, когда я ехал на вызов, зеленые вершины и заросшие папоротником склоны за ветровым стеклом вдруг смешивались в моем воображении с разными экзотическими видами. Меня всегда манили новые места, и, как я уже говорил, в моих жилах течет кровь мореходов. Я словно ощущал соленую свежесть открытого моря, которая пьянила меня, когда я плавал в Клайпеду, но только на этот раз мне было обещано яркое солнце и зеркальное море, а в заключение - один из самых романтичных городов мира.
Как и поклялся Джон, в начале августа мне позвонил мистер Костейн, представитель экспортной компании.
- Буду ждать вас в два часа в четверг, восьмого, у нас в конторе, - сказал он. - И отвезу вас в Гатуик.
- В Гатуик?
- Ну да. Самолет вылетает в восемь вечера.
- Самолет! Я думал, мы едем морем.
Мистер Костейн весело расхохотался.
- Нет, нет, нет! Почему вы так решили?
- Но ведь Джон Крукс плавал туда.
- Ах да! Действительно, Джону пришлось сопровождать груз морем, вот почему он и решил, что это всегда так. Но полет вам, конечно, доставит большое удовольствие, а к тому же вы все провернете гораздо быстрее. Меньше чем за четверо суток.
- Понимаю, - сказал я. Не хотел я ничего проворачивать быстрее! Я же так предвкушал семнадцать безмятежных, неторопливых дней! Ну, да ничего. И это тоже по-своему очень интересно.
- Хорошо, - сказал я вслух. - До четверга.
В среду вечером я упаковал тот же чемоданчик, который брал с собой в Клайпеду. Антибиотики, кальций, стероиды, бинты, шовный материал. Но я от души надеялся, что ничего этого мне не понадобится. А уж тем более - приютившийся в углу пистолет для безболезненного убоя животных.
8 августа 1963 года Поезд мчал меня в Лондон, и я начинал все больше радоваться предстоящей поездке. Конечно, жаль, что не морем, и из-за трех суток не стоит заводить, дневника. Запишу все потом. Однако летать мне нравится, и будет интересно понаблюдать, как переносят полет коровы. По дороге в Клайпеду я узнал очень много о том, как ведут себя животные во время морских перевозок, а теперь выясню, как чувствуют себя коровы на борту грузового самолета. Тут меня неприятно кольнуло: мне вспомнилась история о ветеринаре, который летел в Америку со скаковыми лошадьми, а одна вдруг обезумела и копытом пробила дыру в фюзеляже... Да что это я! Никакая джерсейская корова на такое не способна.
Утешала меня и мысль, что на этот раз я захватил с собой фотоаппарат. Ах, какие снимки привезу я домой!
Мистер Костейн был весьма мил и любезен. В Гатуик мы приехали поездом, и в нескольких сотнях шагов от себя я увидел на летном поле свой самолет. Сверкающий на солнце, красно-бело-серебристый, он выглядел великолепно.
- Черт! Какой же он огромный! - ахнул я.
Мистер Костейн кивнул.
- Да. Это ведь "глобмастер", и, насколько мне известно, в настоящее время он самый большой самолет в мире.
Не знаю, так ли это, но, во всяком случае, "глобмастер", по мере приближения к нему, становился все больше и все менее великолепным. При ближайшем рассмотрении краска отнюдь не сияла свежестью, и вообще от могучей машины, казалось, исходило ощущение какого-то одряхления. Возможно, потому, что гигантские шины были изношены до гладкости, а кое-где и протерты. Короче говоря, попробуй кто-нибудь прокатиться на автомобиле с такими протекторами, у него мигом отберут права, не говоря уж о штрафе.
Моторов с пропеллерами было четыре, а по фюзеляжу тянулись огромные красные буквы, слагаясь в название "Геракл".
Я забрался внутрь и ощущение дряхлости, долгой, трудно прожитой жизни стало еще сильней. Черная краска на приборной доске заметно облезла, и там, и на рычагах управления, поблескивал металл, словно в прорехах рубища. Из-под кожи сидений выпирали пружины, а за занавеской пряталась сантехника самого примитивного типа. Да, это был глубокий старик.
Я с некоторым удивлением оглядел огромное пустое брюхо машины, и тут в двери возникла голова мистера Костейна.
- Колоссально, а? Начинал он в войну как транспортный самолет.
Я молча кивнул. Давненько это было.
Мы вместе направились к зданию аэровокзала и в ожидании прибытия коров выпили по чашке чая с бутербродами. Я узнал, что везем мы сорок племенных коров и телок. Тем временем стрелки приблизились к половине седьмого. Каким образом их сумеют погрузить до восьми?
Наконец, на летное поле, громыхая, выехали два тяжелых скотовоза. Мы поспешили им навстречу, и я с большим облегчением увидел двух джерсийских фермеров, которые должны были сопровождать живой груз до места назначения. Меня познакомили с ними перед погрузкой. Оба темноволосые, с медлительной речью однако мало похожей на манеру говорить моих йоркширских клиентов Ноэль, улыбчивый человек тридцати с небольшим, располагал к себе с первого взгляда. Джо, лет на десять старше его, держался достаточно приветливо, но казался внутренне очень жестким человеком. Нет, он мне понравился, но я решил, что с дураками он не церемонится.
Скоро мне стало ясно, что они оба прекрасно знают свое дело.
Карл, щуплый датчанин, член экипажа, управлял электрическим подъемником с решеткой из труб. Джо и Ноэль вели коров по пандусу в подъемник, и, когда он наполнялся, рогатые пассажирки возносились в брюхо самолета. Там их ставили рядами по шесть, мордами вперед, а между шестерками опускали металлические перекладины.
Эти фермеры знали, как обращаться со скотом. Ни криков, ни ударов палками, а только ласковое подталкивание, похлопывание, мягкие ободряющие слова. Но правда, грузили-то они животных с идеальным характером. Сколько раз мне доводилось повторять, как жаль, чти не все коровы - джерсейки! Эта же мысль посетила меня и теперь.
Редко приходится видеть вместе столько красавиц. Почти все - телки, с небольишм вкраплением молодых коров, все тонкокостные, грациозные. Послушно занимая свои места в грузовом отсеке, они смотрели на нас с кротким интересом в больших томных глазах.
Был жаркий, душный лондонский вечер, у Джо и Ноэля по лицам струился пот. Но, как и моим йоркширским фермерам, тяжелый труд был им привычен: закатав рукава по самые загорелые плечи, они вели и вели коров, даже не помышляя о передышке.
Погружено было заметно больше половины коров, когда к самолету подошли остальные члены экипажа. Сухопарый капитан Берч, пожиная мне руку, смотрел на меня сверху вниз - таким он оказался высоким. Черная с сединой борода, хмурое сосредоточенное лицо - от этого человека исходило ощущение силы и увереннести в себе. Эд, второй пилот, он же штурман, и Дейв, механик, забросили свои сумки в рубку, весело улыбаясь. Обоим было лет по двадцать пять. Темная строгая форма сразу выдавала в капитане англичанина, но молодые люди оказались американцами, и их одежда меня поразила - белые свободного покроя пиджаки, брюки из тонкой материи вкупе со сдвинутыми на ухо фуражками придавали им весьма лихой вид.
Как я и предвидел, в восемь мы не вылетели. Подъемник в последний раз опустел, и фермеры закрепили последнюю перекладину почти в одиннадцать. Грузовой отсек теперь являл любопытное зрелище: сорок коров мирно стоят рядами почти по брюхо в соломе, перед каждой лежит охапка сена, светло-рыжие спины в электрическом свете сливаются в одну золотистую, словно подернутую рябью поверхность. Но жарко в узком замкнутом пространстве было до невыносимости, и мне оставалось только робко надеяться, что во время полета отсек как-то вентилируется.
Подошел попрощаться мистер Костейн. Он очень долго обсуждал с капитаном какие-то финансовые вопросы, связанные со стоимостью перевозки (если не сказать, отчаянно торговался), из чего я заключил, что либо "Геракл" - собственность капитана, либо капитан - глава фирмы, которой принадлежит самолет. Наконец, они обо всем договорились, и мистер Костейн крепко пожал мне руку.
- Доброго пути, мистер Хэрриот, - сказал он. - Заправитесь горючим в Риме, а в Стамбуле будете рано утром. Уверен, Стамбул вас очарует. Всего хорошего.
Представив себе, как тяжелогруженная громадина приземляется где-то на своих лысых шинах, я вздрогнул, но тут же отогнал от себя эту мысль и опустился рядом с Джо и Ноэлем на продавленное сиденье.
Мы ждали, ждали, ждали, а в рубке тянулась какая-то бесконечная дискуссия. Сразу стало ясно, что человеческий элемент внутри самолета распадается на две части - экипаж и фермеров с ветеринаром. На нас троих никто не обращал ни малейшего внимания, если не считать сопровождаемого суровым взглядом строгого предупреждения, которое нам сделал капитан: