— Сергей Сергеевич, если скорость цели четырнадцать, то тогда кто-то из шестого боевого отряда, у стариков из пятого парадный ход — двенадцать узлов. "Идзуми", "Сума", "Акицусима", "Чиода", выбирай командир. Хотя ой, Акицусима должна до тридцать первого марта караулить в Шанхае нашу канонерку "Маньжур". А остальные пока валентны.
— Отлично, Андрей Николаевич, какие у них ТТД? — Карпенко снял с голову фуражку, верный признак того, что идет мыслительный процесс.
Капитан третьего ранга открыл свой ноутбук, и после некоторой паузы выдал, — все три примерно по три тысячи тонн максимальная скорость около двадцати узлов, вооружение — орудия в сто двадцать и сто пятьдесят ме-ме с дальнобойностью обеих типов в пятьдесят кабельтовых, расположение артиллерии открытое… Чиода имеет бронепояс в сто пятнадцать ме-ме гарвеезированного железа, у всех троих стальная бронепалуба в двадцать пять ме-ме.
— Так, Александр Васильевич, — обратился Карпенко к командиру БЧ-1, будьте любезны, проложите курс так, что бы "Быстрый" мог работать по противнику обоими башнями и при этом что бы эллипс рассеивания ложился вдоль корпуса цели… Слушайте боевой приказ, артиллерийская атака противника, передайте на "Быстрый", снаряды полубронебойные и фугасные. Для "Трибуца" зенитные с радиовзрывателями. Рубеж открытия огня восемьдесят пять кабельтовых для "Трибуца" и девяносто для "Быстрого". Режим огня, одна очередь в минуту с промежуточными корректировками, очереди по десять снарядов на ствол, для "Трибуца" и по пять снарядов на ствол для "Быстрого". А теперь минуточку внимания, это касается и вас, Михаил Васильевич, сейчас мы будем отрабатывать на одиночной цели, методы потопления легких бронепалубных крейсеров противника артиллерийским огнем. С учетом того, что ракетно-торпедное вооружение невосполнимо, а вот фугасные снаряды в боекомплект местная промышленность сможет изготовить нам достаточно быстро. Слышите меня, Михаил Васильевич, идея понятна?
— Так точно, Сергей Сергеевич, — отозвался по радиосвязи командир "Быстрого", — все будет точно как в аптеке…
— Товарищ командир, — прозвучал доклад старшины с радарного поста: — Дистанция до цели Дистанция — сто восемьдесят шесть. Угловой — пятнадцать. Курс цели — девяносто восемь. Скорость — семнадцать узлов и все время растет.
— Слышишь, Михаил Васильевич? Как у тебя?
— Мои уже сопровождают цель, Сергей Сергеевич, — отозвался с "Быстрого" Иванов, — есть готовность открыть огонь на дистанции девяносто кабельтовых.
— Ну, удачи вам, Михаил Васильевич, и золотого попадания… — Карпенко повернулся к своему артиллеристу, — Как у тебя, Андрей Николаевич?
— Тоже сопровождаем, Сергей Сергеевич, — ответил командир БЧ-3, - механизмы наведения расстопорены, программа в БИУС введена. До рубежа открытия огня около десяти минут.
Стремительно истекали секунды, пожирая милю за милей и вздымая перед носом буруны белой пены, две закамуфлированные Немезиды рвались вперед. На японском крейсере еще никто не знал, что они обнаружены, исчислены, взвешены и приговорены. Там еще не заметили или не обратили внимания на скользящие над волнами смутные тени, кроме того, заметность снижало то, что атака проводилась почти строго на контркурсах, и размеры силуэтов атакующих кораблей были минимальны.
Это неведение командира крейсера "Сума", капитана первого ранга Цучия Тамоцу продолжалось ровно до того момента, как горизонт озарился вспышками выстрелов. Казалось, прямо из волн стреляют исполинские картечницы, отдельные выстрелы сливались в одну очередь. Причем огонь велся с запредельной дистанции больше восьмидесяти кабельтовых. Командир японского крейсера, стоя на открытом мостике, даже и не знал что ему думать. С истинно японской невозмутимостью он бросил через плечо, — Боевая тревога, артиллеристов наверх, — но было уже поздно, время вышло.
Десять секунд орудия "Трибуца" и "Быстрого" выбрасывали к цели снаряд за снарядом в максимальном темпе, еще тридцать секунд подлетное время. Тридцать ударов сердца пока первые снаряды в очереди еще летят по своим траекториям, рассчитанным для них системами управления огнем. Начинка сто тридцати миллиметрового фугасного снаряда с "Быстрого" составляет три с половиной килограмма морской смеси. На тысяча девятьсот четвертый год столько же взрывчатки, но только куда более слабого влажного пироксилина, нес русский двенадцатидюймовый бронебойный снаряд. Морскую смесь к пироксилину можно считать как один к семи. На крейсер "Сума" обрушилась смертоносная лавина. Также как в сплошную очередь сливались выстрелы, так же сплошной стеной встали разрывы снарядов, накрыв несчастное детище японских корабелов в полном соответствии с законами баллистики. Среди высоких водяных столбов и ватных клубков разрывов зенитных снарядов, ярко выделилось пять или шесть ярчайших вспышек, отметивших прямые попадания. Еще пять томительных секунд и океан вздрогнул. Карпенко напророчил, золотое попадание все-таки случилось. Один из снарядов попавших в палубу Сумы "завел" арт-погреб носового шестидюймового орудия. Огромный столб траурно-черного дыма подсказал всем, что с крейсером "Сума" покончено. Но в принципе это уже ничего не решало, потому что в результате остальных пяти прямых попаданий и града раскаленных осколков, крейсер потерял почти все палубную команду и получил тяжелейшие повреждения, которые практически означали полную утрату боеспособности. В любом случае через минуту процедура должна была повториться и тогда гибель была их точно неизбежна. Но что случилось, то случилось и "Сума" стремительно уходила носом под воду, заваливаясь на левый борт.
Увидев это, Карпенко почти выкрикнул, — Стрельбе дробь! "Быстрый"! Слышите? Стрельбе дробь! Товарищи! Поздравляю с победой! — он повернулся к Новикову, — как подойдем, дайте команду спустить на воду катера и поискать выживших. Хотя… двадцать минут в холодной воде, но пусть все равно поищут, вдруг найдут?!
Минут через двадцать пять "Трибуц" был уже на месте гибели японского крейсера. На воде плавали две перевернутые шлюпки, деревянные палки, щепки и прочий мусор. Несколько черных голов болтались возле одной из шлюпок. Чуть в стороне от них… Карпенко потер глаза и передал бинокль Новикову.
— Глянь, Александр Владимирович, или мне мерещится, или я вижу рыжего японца.
— Точно рыжий, Сергей Сергеевич, в рот ему пароход, а не плавает ли там у нас фигура повкуснее простого матроса?
— Сейчас узнаем… — майор перегнулся через ограждение крыла мостика. Внизу морские пехотинцы спускали на воду катер, — Сержант, слушай меня!
— Да?! Тащ майор? — отозвался сержант. — Слушаю?
— Бегом в кубрик, возьми веревки и мешки. Да не смотри ты на меня так, исполняй!
— Веревки понятно, а мешки зачем, тащ майор?
— На голову, вот чего! Как японца из воды вытащил, так мешок ему на голову и руки за спиной связать. А то нечего им у нас тут глазеть по сторонам.
— Так точно, понял, мешок на голову чтоб не глазели, — сержант всем своим видом изобразил служебное рвение, — Айн момент, герр майор! — сержант хлопнул по плечу стоящего рядом рядового, — Лекс, пулей туда-обратно за мешками и веревками.
— Сержант, — Новиков указал рукой в море, — особое внимание обрати на рыжего, плавает там один такой, кажется никакой он не японец, он мне нужен целый и даже не поцарапанный. — тем временем катера спустили на воду, а из кубрика принесли свернутые полотняные мешки и бухту веревки.
— Что-то мне говорит, Александр Владимирович, что тебе тоже кажется, что этот рыжий тип есть британский военно-морской инструктор на японском корабле.
— Сергей Сергеевич, ты вообще понял что сказал? А если сказать просто, то да, это, скорее всего это бритт с ксивой журналиста в кармане и патентом коммандера Флота его величества. А может даже и инструктор, в наглую, без прикрытия.
— Может быть и так, — Карпенко задумался, — а что мы с ним дальше делать будем. Ну, отдам я его Михалычу. Ну, выжмет он его досуха, а может и больше. Но ведь рано или поздно отпускать гада придется.
— Ну, во-первых, Сергей Сергеевич, для этого мешки на голову. Видел он наш "Трибуц" со стороны и издалека, а потом из камеры ничего больше не увидит. Оформлять мы его не будем, в крайнем случае, сгинет бесследно, а еще лучше внедрим какую-нибудь нужную нам отвлекающую легенду и устроим побег. Тоже может получится красивая комбинация, ну ты на эту тему лучше с Одинцовым и Михалычем поговори. Они в этом больше меня понимают. Мое дело языка притащить, а дальше с ним другие спецы разговаривают… во, выловили! Мешок на голову, руки-ноги связали, все — никуда не денется.
Из двухсот девяносто шести матросов и офицеров в живых остались пятеро матросов и британский военно-морской наблюдатель Джон Ирвин Эвертон. Для японского военно-морского командования крейсер "Сума" исчез бесследно, так же как до этого вспомогательный крейсер "Ниппон-Мару" и канонерка "Осима".
11 марта 1904 года 15–35 по местному времени.
Желтое море, 34 гр. СШ, 124 гр. ВД.
Борт БПК "Адмирал Трибуц"
Павел Павлович Одинцов.
Ну, знаете ли, сложилось. Пригласил меня Карпенко на Трибуц кое-что обсудить, и тут этот японский крейсер. Ой, не зря я здесь оказался — такой подарок, британский журналист. Хотя, бог его знает, какой он журналист, под такой крышей обыкновенно или военный советник, или шпион.
— Михалыч, — толкаю в бок стоящего рядом особиста, — забирай бритта к себе в "гестапо", поговори, но пока без грубостей, укольчик сделай, если надо, но калечить не рекомендую, на психику дави…. — Ага, этого кадра только что подняли на палубу. Он крутит головой во все стороны, а толку что — мешок на голову намотан. Сам бритт типичный, высокий, говорят что рыжий, в костюме в крупную шотладскую клетку, обвязанный пробковым поясом. Хоть карикатуры с него рисуй. А вот, предусмотрительный гад, пошел в море, запасся пояском. Сдается мне, что это такой же журналист, как мы — мирные туристы. Михалыч молча, кивает и нахохлившегося как мокрая мышь, нагла, уводит суровый конвой из пары здоровенных морпехов. Туда ему и дорога, у Михалыча не забалуешь. Интересно, сколько вонючих тайн скрывает эта круглая рыжая башка? И что он делал на японском крейсере, писал очерки из жизни моряков, или военный советник при командире корабля, я прикинул возраст, в чине не меньше коммандера.
— Пал Палыч, — Михалыч поворачивается ко мне, — есть разговор, пойдем, пройдемся до моих апартаментов.
Спускаемся к нему, да не в каюту, а в рабочий "кабинет". Михалыч молча, достает из пачки сигарету.
— Тоже значит, почуял, что-то в этом "журналисте"? — Я щелкаю зажигалкой, давая ему прикурить.
— Угу! — он выпускает в воздух первый клуб дыма, — навеяло, воспоминания юности…. Двенадцать лет назад, в самом начале Второй Чеченской, я был ТАМ в командировке, вместе со сводным батальоном нашей тихоокеанской морской пехоты. Бывало у нас всякое, но один случай запомнился. Разгромили как-то мы, в самом начале 2000-го, мелкую банду, как бы не один из Басаевских отрядов. Они тогда, после облома в Грозном, пытались все в горы уйти, в живых остался только один, репортер без границ. Вышел к нашим с поднятыми руками: — Я есть британский журналист, — сразу его морда мне не понравилась. В общем, расколол я его, до самого донышка, оказался связник между Басаевым и Ми-6. Правда, после того допроса, его никому и показать было нельзя — кусок мяса. Пришлось оттащить на место боя, и минометную мину на грудь, тротиловая шашка, бикфордов шнур, ба-бах — и нет никакого репортера….
— Одобряю! — ответил я на невысказанный вопрос, — С этим работай так же. Наглы думают, что они самые хитрые, назвали шпиона журналистом и все можно? Н-нет, с нами такие игры не пройдут. Мотай его по полной, сначала, конечно, попробуй мозгобойку, а потом можешь переходить к классике. Меня и Карпенко, интересуют любые данные о связях Японии со Штатами и Британией и о текущем состоянии японского флота. Меня конечно больше интересует первое, а Карпенко второе. И не стесняйся в методах, не до сантиментов, в крайнем случае, отправим его кормить рыб.
— А не жалко его, человек ведь?
— Ну, ты, Михалыч, будто и не наш? А эти человеки жалели наш народ и нашу страну, когда делали ей гадости? Причем им не мешало даже то, что в этот момент мы были союзниками, что в Первую Мировую, что во Вторую. Все последние полторы сотни лет они гадили нам ежедневно и неустанно, пытаясь разрушить нашу страну и сжить со света наш народ. Ты еще про общечеловеческие ценности вспомни! Для меня этот гад, ядовитый паук, на вроде каракурта, растоптать которого мой долг.
— Да пошутил я, Паша, — Михалыч раздавил бычок в пепельнице, — за нагла, не беспокойся, сделаем в лучшем виде. Ты мне лучше скажи, чего ты задумал?
— Пока все в стиле нашей конторы, маленькими шагами к великой цели. Вступим в монастырь, дослужимся до настоятелей и сменим устав. Все как всегда. Ничего конкретного, пока все в общих чертах…. Николашка и его приемник, земельный вопрос, ликвидация безграмотности, индустриализация, перевооружение армии и флота. Вопросов больше чем ответов. Но, сначала надо выиграть эту дурацкую войну, быстро и с разгромным счетом. Желательно, чтобы по итогам войны авторитет России вырос до небес, и она укрепилась бы на Дальнем Востоке. Неплохо было бы сделать Корею вассалом России, с корейцами мы уживаемся лучше, чем с китайцами. В Маньчжурии, можно создать подконтрольное буферное государство или как то так, да и Ляодунь туда-же, отгородимся от Китая, получим союзника на Дальневосточном ТВД. Япония должна обанкротиться и рухнуть обратно в средневековье, после чего, крах облигаций японских займов немедленно разорит тех, кто финансировал эту войну. Германия должна почувствовать, что хватка Британии ослабла, а Россия сильна как никогда, и броситься в колониальную экспансию, оспаривая британские и французские колонии. Уделом англосаксов должно стать сбережение своего курятника от германского хищника, благо их колонии разбросаны по всему шарику, а попытка защитить все сразу приведет к распылению средств. Такие внешнеполитические последствия русско-японской войны способны дать нам союз с Германией и десять-пятнадцать лет мирной передышки. Но, до этого надо еще дожить!
— Ну ты и Монстр! — Михалыч стукнул кулаком в стену каюты, — это же, если получится, то всю историю двадцатого века на сто восемьдесят градусов развернуть можно? Чтоб к 2000-му году миллиард русских на одной четвертой части суши, обещал же Менделеев полмиллиарда к пятидесятому году!
— Не монстр, а политик. Все что я тебе рассказал это так — на глаз, а, в принципе, эти вещи считать надо. А надо программистов из группы Тимохина привлечь. Все программы для Изделия они сами писали. Дам им формулы и исходные данные, пусть копят базу….
— Ладно, иди, вводи своего гения в курс дела, готовьтесь — через трое суток Артур. — Он открыл дверь кабинета, — а я пойду, побеседую с "журналистом", он наверное уже созрел.
11 марта 1904 года 16–00 по местному времени.
Желтое море, 34 гр. СШ, 124 гр. ВД.