Он не ломался как девушка и начал рассказывать. Мне даже не пришлось задавать наводящие вопросы — видно, что человек весьма тщательно продумал свой рассказ, и четко, и без возможных толкований дозировано выдавал информацию. Нечто подобное и ожидал услышать.
ФСБ-шная спецура, набранная из ветеранов горячих точек, охраняла секретный проект. После начала ядерной войны засели в крупном секретном подземном городе в Сибири, куда до этого свезли много чего ценного и интересного. По сути дела это был один из легендарных научных городков, где в условиях строгой секретности занимались весьма интересными разработками. Одним из таких направлений был проект путешествия в параллельные миры. Судя по его рассказу, я умудрился воспользоваться их наработанным каналом и все это время, пока шатался между нашими мирами, создавал их ученым тяжелую головную боль.
Жизнь в городе была вполне сносной, особенно по сравнению с нашей: свой ядерный реактор и огромные запасы воды и продовольствия позволяли не бояться за ближайшее будущее. Руководил всем этим огромным комплексом объединенный совет, состоящий в основном из генералов ФСБ, и для приличия туда входили несколько ученых и администраторов из гражданских и пара представителей администрации президента, но они исполняли в основном надзорные функции. В отличии от Украины, в системе долговременных бункеров и убежищ Российской Федерации сохранилось некоторое подобие единой системы власти замыкающейся на администрацию президента, но и тут это была скорее формальность. Убежища, входящие в систему Министерства Обороны или систему госбезопасности, жили вполне автономно, и учитывая обстановку на поверхности и огромные расстояния, представляли собой некие обособленные анклавы общающиеся друг с другом благодаря системам проводной связи, проложенной именно на случай ядерной войны и нескольким спутникам связи, остаткам орбитальной группировки. Как оно и прогнозировалось, такая система управления убежищами через некоторое время переродилась в некое феодальное государство, где выстроилась четкая иерархия бункеров по принадлежности к той или иной группировке силовиков, со своими секретами, силами быстрого реагирования, системой конвоев для обмена продуктами, горючим и другими ценностями. Вот так и получалось, что капитан Ненашев, попав в руки военных в другом мире, испугался, что секрет перемещения во времени есть и у военных, с которыми они в последнее время не то что бы конфликтовали, но не дружили. А это, оказывается, был их один из важнейших козырей, которым переродившееся и выжившее после ядерного конфликта руководство ФСБ хотело изменить расстановку сил на Высшем Президентском Совете, где решались общие вопросы выживания. А по большому счету обычная возня за власть.
Слушая все это, я не сильно удивлялся — везде одно и то же. Просто у них там все побогаче, и количество выживших людей и особенно специалистов на несколько порядков больше. Главное есть еще что делить, и естественно имеются в наличии силы, чем это все защищать и по некоторым оговоркам Ненашева, в закрытых подземных ангарах ждало своего часа множество новенькой боевой техники как раз подготовленной для ведения боевых действий в условиях ядерной зимы. И это так, на первое время и для мелких стычек, а на случай серьезных разборок припасено и ядерное оружие, а у вояк по океанам до сих пор крейсируют несколько атомных подводных лодок, которые базируются на секретных базах.
Масштаб немаленький и мне почему-то становилось страшновато, что вся эта братия рано или поздно пронюхает и попрется в Крым, чтоб завладеть моими скромными установками.
После красочной картины российской действительности нарисованной капитаном спецназа ФСБ в холодном окопе 41-го года мне на ум пришла всего одна мысль, и я ее просто высказал, стараясь выявить реакцию собеседника:
— Капитан, ты пытаешься меня завербовать и стать, так сказать, сателлитом вашей группировки? И соответственно слить вашему руководству все наши наработанные контакты с высшим руководством СССР?
— Была такая мысль, но ты ж не из тех, майор? Я вижу, сам привык рулить всем.
— Так сложились обстоятельства. Я хотел спасти свою семью от медленной смерти. Потом все потихоньку одно за другим, и вокруг меня образовалась целая группа настоящих соратников, с которыми я в прямом смысле слова ходил в разведку.
— Вижу, что люди тебя уважают и ценят. Знаешь, я же не первый день воюю и именно сейчас чувствую, как кто-то из твоих людей держит меня на прицеле. Такое вот неприятное и гадливое чувство…
Тут я не выдержал и ухмыльнулся.
— Бывает… Ох любишь ты капитан мозги пудрить.
— Сам понимаешь, ставки очень велики. А на счет тебя, не кажешься ты тем, кто добровольно под кого-то ляжет, но и на мелкого царька и маленького фюрера не похож.
— Ненашев, хватит крутить, давай говори, чего там у тебя случилось, что ты тут соловьем заливаешься.
— Хорошо. Мое подразделение занимается силовым сопровождением проекта почти с самого начала. После первого удачного пробоя именно я со своими ребятами ходил на ту сторону.
Я молчал. Честно сказать начали раздражать эти немного театральные паузы, но тут решил выказать характер и промолчал. Ненашев, хитро блеснув в темноте глазами, продолжил.
— У нас тут в этом мире уже полгода как зависла крупная группа исследователей-переселенцев.
"О как!" — тут я встрепенулся. Такого уж точно не ожидал.
— Давно?
— С ними не было связи с июня по местному времени, как раз, когда вы начали активно пользоваться каналом и забили полностью всю работу нашим яйцеголовым.
— Тут что-то личное, капитан?
Он немного помялся.
— Там моя жена с сыном и дочкой. У нас выработалась практика на неделю отправлять на станцию семьи сотрудников, так сказать, как в санаторий.
— Н-да. История. И думаешь, что они могли попасть под раздачу или быть захваченными одной из местных спецслужб?
— Не думаю. Там сейчас мало кто шляется.
— Так они не тут, не на Украине были?
— Конечно. Мы сами охренели, когда канал открылся в лесу. До этого была единственная точка выхода прямо в море, в двадцати километрах от Антарктиды. Там на берегу в складках местности мы и организовали свою базу.
— А чего именно в Антарктиде?
— А где? Протащить через портал добротный корабль, чтоб добраться до Южной Америки нет никакой возможности, вот и гоняли на катерах, перетаскивая оборудование. Даже пришлось понтоны перетащить и на них буксировать технику.
— А меры секретности?
— Обижаешь. Все по высшему разряду. Ты ж сам понимаешь, что будет, если про нас узнают местные игроки.
— Дай, догадаюсь, вы там собирались построить что-то типа судостроительной верфи и втихаря собрать или малогабаритную подлодку, либо скоростной кораблик с радаром и устроить чартерные рейсы к материку, а там уже легализоваться и с вашими возможностями, технологиями выборов будущего, подмять под себя какую-нибудь небольшую страну, типа Парагвая или Боливии. Уже оттуда, как с некоего плацдарма выйти на финансовые рынки США и… ну дальше дело техники. Свой мир, где негласно все будет под вашим контролем.
Опять пауза. Капитан молчал, снова рассматривая меня.
— Могешь, майор. Даже я от тебя такого не ожидал. Нечто подобное наши генералы и задумали. Я сам до этого дошел через несколько месяцев, когда накопил кое-какую информацию…
— Ну и дураки. Они что думают, что тут детишки живут? Это же закон жанра — отсутствие технических возможностей компенсируется более тщательной и изощренной работой с людьми. Предки не глупее нас с вами, и рано или поздно все просекут. Вон Гейдрих с Канарисом по нескольким косвенным фактам уже давно пронюхали, что на стороне СССР выступили пришельцы из будущего. Тут не все так просто. Вычислят, обложат, захватят и заставят работать на себя.
— Поэтому вы и пошли на поклон к Сталину?
— Ну не просто так, с некоторыми заходами, чтоб, так сказать, вызвать некоторое уважение. Мы, как независимая сторона, абсолютно лояльная к СССР, но со своими интересами.
— Хорошо, что вы тут не строите наполеоновских планов, вот это и хотел услышать, а то наши генералы несколько заигрались.
— Капитан, ты хочешь, чтоб я уговорил Сталина с компанией отправить в Антарктиду секретную экспедицию и спасти, точнее вывезти ваших людей?
— В общем — да. У них там запасов осталось на пару месяцев, поэтому мы и форсировали работу установки и бросили на ее подпитку почти сорок процентов мощностей энергосистемы нашей базы.
— А ты неплохо разбираешься…
— Пришлось освоить, раз должен обеспечивать безопасность проекта. Тем более еще до службы физтех закончил…
— О, коллега. Я физфак Симферопольского госунивера.
Мы немного помолчали, переваривая сказанное.
— Ну что, Сергей Иванович, делать будем?
— А что делать? Придется на поклон к Сталину идти, да сливать тебя и твоих генералов с потрохами. Как думаешь, ваши установку смогут быстро восстановить?
Ненашев скривился, как будто съел большой кусок лимона.
— Скорее всего, некому восстанавливать. Судя по силе взрыва тут, там такая отдача пыхнула, что должна была выжечь практически весь научный сектор. Мы эту установку собирали несколько месяцев…
— Знаешь, может это и хорошо.
— Это почему же?
— Тут чисто шкурный интерес. Система перемещений во времени остается под нашим контролем, а товарищи предки недавно попытались, так сказать, пощупать нашу систему безопасности и отгребли. А руководству СССР очень интересно с нами дружить.
— Я смотрю ты все продумал. Теперь понимаю, почему тут тебя так народ уважает. Этот, который Вяткин, ведь местный?
— Да, старшина со мной еще с Могилева.
— О как. Насколько я помню, там жарко было в 41-м?
— Да. Я там умудрился поучаствовать и с бойцами 172-й стрелковой дивизии в обороне города и когда остатки войск пошли на прорыв еще несколько дней с бойцами дрался в развалинах, пока не собрал небольшой компактный отряд и ночью не прорвался из города. Вот Вяткин и еще несколько бойцов с тех времен со мной. И в нашем времени отметились, когда местных бандюков зачищали…
Дальше объяснять смысла не было — капитан сам был воином и прекрасно понял, с кем он имеет дело.
— Хорошо, Сергей Иванович, я с тобой.
— А твои люди?
— Это мои проблемы.
— Нет. Они пока будут под контролем. Плюс перечень стандартных процедур проверки, сам понимаешь, мы не колбасой торгуем и какие ставки…
До Ненашева наконец-то дошло. Он снова с интересом посмотрел на меня и с какой-то надеждой спросил.
— У вас есть еще канал?
— У нас много чего есть…
Немного неприятный ход разговора был прерван вспыхнувшей перестрелкой. Сначала захлопали винтовки, истерично длинными очередями застучали несколько автоматов, потом к ним присоединился наш ПКМ и ему вторила парочка немецких скорострельных MG-34. Прошла минута, а бой не утихал и даже стал разрастаться: количество участников явно увеличилось и как последний аргумент с немецкой стороны забухали минометы. Я связался с Кафтайкиным.
— Коля, что там у вас?
— Все нормально командир. По-тихому завалили мародеров, парочку прихватили с собой. Уже почти вытянули весь груз к себе, когда фрицы двинули большую группу пехоты. Мы половину положили, так они успели шум поднять.
— Так чего тогда такой грохот?
— Да обижаются, что мы их сделали.
— Потери?
— У нас все нормально, без потерь, чисто ушли. "Портяночники" одного потеряли — шальным осколком прямо в голову. Четверо засели на "нейтралке" с последними мешками со жрачкой, ждут окончания обстрела.
— Противник?
— Больше двух десятков. Когда шум поднялся, наши снайпера по их окопам отработали и два расчета "станкачей" успели утихомирить, в общем — сделали немцев.
— Хорошо. Выводите людей и заканчивайте эту канитель — немцы все равно завтра отыграются во время артобстрела.
— Вас понял, Феникс.
Ненашев с интересом слушал наш разговор и когда я спрятал радиостанцию в карман разгрузки, просто прокомментировал:
— Весело тут у вас.
— Война, однако…
Отправив Ненашева обратно в его блиндаж, я отправился в штаб группировки, чтоб хоть как-то попытаться организовать связь с Москвой.
Таких дальнобойных радиостанций у нас было несколько — когда заработал проход из Севастополя, советское командование сразу озаботилось связью с оставшейся группировкой, тем более после того, как сюда направили несколько свежих частей, Бориспольскую группировку стали рассматривать как весьма серьезный фактор, влияющий на обстановку на Юго-Западном фронте, который трещал буквально по швам. А тут, практически списанная со счетов разрозненная, деморализованная, разношерстная толпа превратилась в боеспособную часть, которая сумела оттянуть на себя весьма крупные силы противника, что дало передышку избиваемым советским частям и позволило хоть в некотором приближении не то что бы стабилизировать фронт, но однозначно замедлить продвижение немцев.
Приняв наконец-то решение, я озадачил специально приданного шифровальщика, и на секретную базу под Москвой, где дежурила Кристина, ушла шифровка.
"Странник — Улью. Работа системы нарушена. Последствия непредсказуемы. Появилась новая информация. Требуется экстренная встреча с высшим руководством. Странник".
Пока Москва переваривала и думала, что все это значит, особенно после многочисленных докладов о странном взрыве под Киевом, я отправил вторую шифровку в Севастополь, который был несравнимо ближе, чем Москва и там мог еще работать канал в будущее.
"Странник — Галсу. Нужна срочная информации о состоянии канала. Странник".
Шифровка с запросом о работе канала ушла в Севастополь и, получив, к своему удовлетворению, после третей попытки связаться подтверждение о приеме, наконец-то успокоился и позволил себе нормально сесть в штабе и перекусить трофейной тушенки из только что захваченных продуктов. Странная ночь — столько всего произошло. И новая головная боль с этими коллегами-пришельцами, и нарушенная работа портала, хотя я как-то не верил, что вся наша система неотвратимо вышла из строя. В качестве примера был недавний прецедент с нашим порталом, его аварийным схлопыванием, и как мне казалось, в момент взрыва, Севастопольский канал не работал, что вселяло определенные надежды.
Когда уже начало светать, почти одновременно разродилась и Москва, и Севастополь. Шифровальщик несколько раз прибегал, принося шифрограммы и относя к связистам ответы на них.
"Улей — Страннику. Информация о нестандартной ситуации подтверждается по другим каналам. Руководство со своей стороны настаивает на экстренной встрече. Переправка по варианту "Два". Дополнительно сообщите время для организации встречи. Улей".
Вариант "Два", это уже знакомый и привычный деревянный легкий самолет Р-5, который со снятыми крыльями уже пару недель хранится для особого случая в специально вырытом убежище. Там же обитает и пилот, в задачу которого входит доставить указанного человека на Большую землю. Вот именно сейчас это время и настало.
Чуть позже принесли шифрограмму из Севастополя.
"Галс — Страннику. Канал включался на непродолжительное время шесть раз за последние восемь часов. Самая большая длительность работы шесть секунд. С той стороны получена записка, содержащая информацию о сильных помехах в работе оборудования. Любые попытки перехода людей и техники приостановлены до особого распоряжения. Галс".
Фух! Получив это сообщение, я невольно выругался, и чуть ли не начал танцевать по блиндажу от радости. Канал работает, с перебоями, но работает и это дает хоть какую-то надежду. Теперь можно подготовиться к перелету в Москву.
День тянулся долго и томительно. Немцы, обидевшись на нас за вчерашний рейд, опять пытались долбить артиллерией по нашим позициям, снова и снова перемешивая тонны земли вместе с забравшимися глубоко в грунт советскими бойцами. Получив информацию о возможных перебоях с поставками боеприпасов, наши артиллеристы редко огрызались, но лупили со смыслом, а не по площадям, и уже ближе к обеду огонь противника немного подзатих. К вечеру, когда усталые и злые бойцы готовили взлетную полосу для уже собранного Р-5, немцы вообще затихли, еще раз убедившись, что даже ночью артиллерийские дуэли заканчиваются для них плачевно.
Мы с Ненашевым, уже переодетым в форму советского капитана-танкиста, стояли возле самолета и ждали, пока пилот копался в движке и что-то там перенастраивал. Я тоже, на всякий случай переоделся в форму пехотного капитана, к которой у меня имелись натуральные документы, сделанные специально для такого вот случая еще в Москве. Вероятность не долететь и попасть в руки противника была не маленькой, и привлекать внимание своими НКВД-шными шевронами как-то не хотелось. Поэтому пилот самолета, перевозил на Большую землю по документам всего лишь двух простых командиров-капитанов, которым почему-то понадобилось срочно улететь с этого залитого кровью пяточка под Борисполем…
Самолет под завязку нагруженный горючим тяжело взлетел, гремя на плохо разровненном поле и натужно ревя двигателем, набрал высоту и двинулся на восток в сторону фронта.
Снова так знакомо тарахтит движок самолета и я, дико замерзая от пронизывающего холодного воздуха, в душе ругаюсь и вспоминаю авиалайнеры нашего времени, теплые салоны, милых и очаровательных стюардесс. Ненашеву, лежащему в специальном сигарообразном контейнере, закрепленном под крылом, было намного комфортнее — там хоть не дует.
Несмотря на холод, неудобное сиденье и вообще полное отсутствие комфорта, неожиданно для себя задремал — сказывалась нервотрепка последних дней, и резко проснулся только тогда, когда изменился звук работающего двигателя самолета. Встрепенувшись и подавив панику, почему-то показалось, что мы падаем, стал оглядываться и с некоторым облегчением увидел, что самолет вполне спокойно заходит на посадку и при этом взлетное поле подсвечено цепочкой огней.
Касание, удар, снова удар, но деревянный летательный аппарат выдержал и, подскакивая на кочках, стал сбрасывать скорость и через некоторое время уже остановился, все еще ревя мотором. К нам уже неслись несколько человек, а я на всякий случай положил на колени ПП-2000 с глушителем, который частенько брал на выходы и передернул затвор, на случай непредвиденных сюрпризов. Но тут же подкатил автомобиль, осветив наш самолет фарами, и через несколько секунд на крыло ловко взобрался человек в характерной форме и фуражке василькового цвета и стараясь перекричать рев двигателя почти в ухо мне прокричал:
— Вы капитан Кречетов?
Я кивнул головой. Он повернулся к своим сопровождающим и махнул рукой. Фары погасли, а он еще больше наклонился ко мне и снова прокричал, стараясь четко выговаривать слова:
— Вам привет от Моники Левински.
Я расслабился. Такой тупой пароль могла придумать только Кристина, исходя из ее немного извращенного чувства юмора. Нагнувшись к переговорной трубке, я прокричал пилоту:
— Глуши…
Тот напряженно ожидая команды на экстренный взлет, расслабился и осторожно положил возле себя две гранаты, которые незаметно достал из-за пазухи, ожидая развития ситуации — у него тоже были свои инструкции относительно пассажиров.
Так достававшее меня тарахтенье двигателя разом прекратилось и по ушам, если можно так сказать, ударила тишина. Выбравшись на плоскость, и с нее спрыгнув на землю, я стал расхаживать замерзшие в полете ноги, с интересом оглядывая окружающую обстановку. Для обычного фронтового аэродрома было как-то тихо и безлюдно, хотя где-то на другом конце поля горели огни, и была слышна какая-то возня.
На некотором удалении просматривались обгоревшие останки самолетов, да и в воздухе, не смотря на ветер и легкий морозец, до сих пор витал запах гари. Какая-то чуйка будущих неприятностей неприятно кольнула сердце. Стоящий рядом чуть ли не по стойке смирно встречающий, представившийся лейтенантом госбезопасности Зееловичем, являющийся начальником особого отдела 244-го истребительно-авиационного полка, сбивчиво рассказывал, что полк, в связи с прорывом немцев, в срочном порядке вечером перебазировался на другой аэродром. А тут остались только технические службы, которые на данный момент пакуют последние вещи и взвод охраны. Судя по его заискивающему тону, накачку из Москвы он получил основательную и мои пехотные петлицы его нисколько не вводили в заблуждение — ради простых капитанов, тем более из окруженной группировки высшее руководство не стало бы так накручивать летунов. Ну и ладно, воспользуемся ситуацией и проясню для себя пару моментов:
— Что с самолетом до Москвы?
Лейтенант как-то сдулся, вжал голову в плечи и промямлил:
— Под вечер фрицы отбомбились по аэродрому. Дежурную пару даже поднять не успели…
— И?
— Вон там обломки в конце поля, оттащили, чтоб оставшимся взлетать не мешал.
И неопределенно махнул рукой куда-то в темноту.
— Бомбили взлетную полосу, чтоб полк не смог в воздух подняться.
— Весело тут у вас. Противник далеко?
— По последним данным в двадцати километрах их остановили, но утром снова полезут и шансов задержать на этих рубежах нет. Я здесь и остался, чтоб вас дождаться…
К нам как раз подходил Ненашев, разминая ноги и руки, и как раз услышал окончание фразы и остановился чуть в сторонке, с интересом поглядывая на моего собеседника и прислушиваясь к разговору. Увидев моего спутника, лейтенант замолчал на полуслове, чуть кивнув головой в сторону Ненашева.
— Все в порядке, он свой, — пришлось успокоить сверхбдительного авиационного особиста. И тут же перешел к делу.
— Хорошо. Что делаем дальше? Дозаправляемся и перелетаем на новый аэродром, где базируется ваш полк?
Увидев в свете фонаря, как побледнело его лицо, мне как-то сразу стало понятно, что чуйка не зря беспокоила все последнее время. В Севастополе творится хрен знает что, в котле под Борисполем гибнут люди, в Антарктиде тоже люди загинаются и неизвестно что они выкинут от отчаянья. Пришлось надавить:
— Лейтенант, в чем проблемы?
Он снял фуражку, и сразу было видно, что жест какой-то нервный и обреченно стал рассказывать:
— Большая часть горючего уничтожена при налете немецкой авиации. Последние крохи собрали, чтоб перегнать оставшиеся самолеты.
— Н-да, все интереснее и интереснее. Лейтенант, что вы предлагаете?
— Через час уходит колонна. Я вас доставлю на наш новый аэродром и оттуда уже в Москву.
— В Москву сообщили об изменении обстановки?
— Не успели. Шифрогруппа была эвакуирована в первую очередь.
Ну и что тут говорить? Куда не плюнь, везде клин. И злиться можно только на себя. Я еще раз осмотрел с ног до головы бледного особиста. Парень вроде как и не виноват, вон как пытается все возможное сделать, но идея кататься в составе колонны в прифронтовой полосе с перспективой попасть под налет, как-то не радовала.
— Хорошо. У нас нет другого выхода.
И встретившись взглядом с Ненашевым, сам невесело ухмыльнулся, а ФСБ-шник, как бы издеваясь, пропел:
"Эх, дороги, пыль да туман… Холода, тревоги да степной бурьян…".
И уже по-деловому добавил:
— Что, Сергей Иванович, дальше пехом?
— Ага, самому весело.