Мужчина сделал над собой усилие и сел, вновь уставился на Анжину. И поморщился: невыносимо смотреть на клон, слышать — ненависть к ней одолевает, вьется, клубком змей лежит на сердце. Глаза видят жену, женщину которую безумно любишь, а разум напоминает — перед тобой клон, у которого нет чувств, нет привязанностей, вообще ничего нет человеческого кроме формы, до боли знакомой линии губ, черт лица, линий фигуры. И хочется убить куклу лишь за тот факт, что она смеет быть похожей пусть и только внешне на Анжину. И не можешь — обезумевшая от тоски в разлуке душа кричит — нет, подожди — еще минуту побудь рядом, хоть так, хоть с куклой, как с голографическим снимком. И страшно причинить вред и боль даже фантому любимой, даже понимая, что перед тобой мираж — не столько чужая, сколько твоя собственная фантазия.
— Говори, — процедил.
— Я предлагаю заключить мир и вести себя цивилизованным образом.
— То есть ты мне яд в бокал, а я тебе рубиновый гарнитур? — усмехнулся, недобро щурясь: что ты задумала, куколка? За кого меня принимаешь?
— Нет, я серьезно. Я помогаю тебе, а ты относишься ко мне как к человеку.
— Все проще — веди себя как человек.
— Это я и предлагаю.
— То есть ты переходишь на нашу сторону, играешь по моим правилам, а взамен?…
— Я перестаю быть пленницей.
— И только?
— Да. Я не могу сидеть взаперти. Общество стен и немых охранников меня не устраивает. Я хочу плавать в бассейне, обедать не в одиночестве, а с вами, красиво одеваться, видеть восхищенные взгляды. Жить, чувствовать себя живой…
— Блистающей…
— Женщиной, такой какая я есть — красивой, очаровательной. И убеждаться, что нравлюсь, что меня хотят… как я хочу тебя.
— Ничего не перепутала?
— Ричард, — качнула головой. — Я серьезна и честна, пожалуй, впервые, а ты злишься и насмехаешься. Я ведь могу передумать.
— Я не заплачу, поверь.
— Послушай, перестань упрямиться. Глупо. Посмотри на ситуацию реально — твою жену… да, да, горячо любимую женщину — помню, забрали в неизвестном направлении. Когда ты найдешь ее — вопрос, потому что я не знаю, где Зор, не знаю, куда он ее спрятал, понятия не имею о том, когда он со мной свяжется и что вообще планирует. Ожидание может продлиться вечность и что нам теперь? Мне сидеть как монашке? Тебе мучиться в одиночестве? Зачем? Можно с умом потратить время ожидания: я развею твою печать, ты утолишь мой голод. Я буду очень нежна с тобой, выполню любую прихоть. Живи сам и дай жить мне. Взаимная выгода. Неужели лучше воевать, чем мирно сосуществовать?
— Ты что-то читала сегодня? Или фильм смотрела? О военной тактике и стратегии?
— Я много думала эти дни, — легла на постель и принялась поглаживать ногу Ричарда, прикрытую атласной простыней. — И пришла к выводу, что нам лучше быть вместе, заодно. Жизнь так коротка, глупо тратить ее на ссоры, еще глупее помнить вчерашние недоразумения. Я была не права, ты тоже непростительно груб. Считай, ты сам провоцировал меня на ответное хамство. Но все можно исправить, начать сначала.
— Ты умеешь уговаривать, — кивнул, отодвигаясь. — Одно условие — ты больше не появляешься в моей спальне.
— Почему? — удивилась искренне.
— Нет смысла объяснять, ты все равно не поймешь.
— Ах, да! — рассмеялась. — Привязанность, любовь, верность? Забыла.
— Не удивлен. Иди.
— А может, все-таки передумаешь? Спать одному грустно…
— Переживу.
Анжина замялась и с хитрой улыбкой искоса посмотрела на Ричарда:
— А мне холодно одной. Не хочешь спасти меня от обморожения?
— Легко, — качнулся к ней с усмешкой. — Регулятор температуры воздуха на панели у двери в каждой зале.
— Суррогат, а я натуралка. Не боишься, что загуляю?
— Не поверишь: можешь роту в свою постель привести, слова не скажу.
Анжина рассмеялась и встала:
— Не пожалей потом… Так что, я свободна? Могу пройтись по парку, съездить в город?
— А тебя никто и не держал.
— Как же охрана?
— Издержки жизни великосветской персоны.
— Хочешь сказать, что твои мальчики будут сопровождать меня?
— Куда бы ты не пошла, — закончил за нее с милой улыбкой, от которой Анжина потеряла игривость взгляда и тона.
— Я думала, мы договорились.
— Думать буду я, а выполнять — ты.
— Не пожалеешь? — прищурилась зло. — Мы почти договорились.
— Я с роботами не договариваюсь. Твои передвижения никто не ограничивает и не станет ограничивать, но на этом твоя свобода и заканчивается. Мирные отношения меня устроят, но их нужно заслужить. Ведешь себя смирно, я иду на уступки, устраиваешь бунт, начинаешь показывать свой скверный характер — получаешь тоже самое. Поняла?
— Неужели я совсем тебе не нравлюсь? — пытливо уставилась в глаза мужчины. Она явно не могла поверить, что такое возможно.
— Совсем, — заверил Ланкранц.
— Но все может измениться?
— Да. Например, кто-то из нас умрет — ты. В этом случае, ты мне понравишься.
— Глупо, чисто по-человечески идти на поводу эмоций, — скривила губы женщина. — Но это твое дело. Я предложила — ты отказался. Мне все ясно, тебе… надеюсь, ты не пожалеешь, что оттолкнул меня.
— Прежде чем угрожать, подумай, что ты можешь.
— О, милый, я могу настолько много, что ты и представить не можешь, — заверила с лукавой улыбкой. — И обязательно тебе это докажу и покажу, — повела плечиками и, взмахнув подолом пеньюара, поплыла к выходу.