Сходить в центр, посмотреть на достопримечательности — на кремль, на церкви — у меня не было времени и желания. Высока вероятность, что достопримечательностей как таковых уже нет — их разбомбили или растащили по кирпичикам. Поэтому я брёл по пустым улицам Новгорода в направлении юго-восточного поста и сочинял легенду… 'Так… Я такой контуженый, что нихрена не помню, как здесь оказался. Помню, что родился в Питере. Помню, что бежал оттуда… Ну, типа, со стариком бежал вместе. А вчера город бомбили. И меня пришибло чем-то. Только это и помню. Потом я очнулся… Чёрт… Фигня какая-то получается…'
Как дойти до поста мне подробно 'разжевал' Николай. На прощание, мы обнялись, и он, всё-таки, мне в дорогу вручил пару консервов прошлогодней тушенки. Сказал — пригодятся. Я не мог это оставить просто так и порылся в карманах своих штанов в поисках каких-либо вещей. К моему удивлению — а я уже забыл — там обнаружил свой кошелёк, два сувенира из супермаркета Биалезона, подарок Сифиль — энциклопедию Бактуриана в виде маленькой флешки и ключи от квартиры. Я обрадовался, что это всё сохранилось, не растряслось, не растерялось…
Камтик мне подсказал, что есть что из сувениров и для чего оно, собственно, нужно. Оказалось, что, сам того не зная, в магазине я взял очень полезный предмет — фонарь. Правда, похож он на фонарь уж очень отдалённо. Размерами не больше спичечной коробки, такой шарообразный приплюснутый предмет. Я испытал его в действии. Работает! Очень хорошо светит — весь подвал освещает. Я показал Николаю этот предмет и вручил ему. Объяснил, как включать и выключать, также как менять яркость. Если верить камтику, а у меня нет оснований ему не верить, то этот маленький фонарь без подзарядки может работать до 10 тысяч часов, что примерно тысяча дней (оказывается, сам камтик может выдержать такой период непрерывной работы — установленный федеративный минимум). В это мне верилось с трудом, тем более Николаю. Но он меня поблагодарил — хороший, необычный подарок, поинтересовался: где интересно такие делают… Я развёл руками.
Положив консервы в чёрную, немного замусоленную, сумку, и туда же перочинный ножик (всё это добро мне дал в дорогу Николай), крикнув напоследок ему, что может быть увидимся ещё — я двинулся в направлении юго-востока.
Почему-то, чтобы попасть на север, нужно было идти через юго-восточной пост. Это осложняло задачу. Но не верить Николаю, что так получится быстрее и без проблем, у меня не было оснований.
Я шёл по малой улице Народной, параллельно Большой Московской. Меня предупредил Николай, чтобы я держался дальше больших улиц, так как по ним ездят патрули и людей без документов не очень-то жалуют. Чтобы избежать таких неприятностей, я практически шёл дворами, сторонясь открытых и людных пространств. На моём пути всё же попадались люди — как правило, старики, старухи, какие-то грязные бомжи, или просто пьяные, чёрт разберёшь. Как-то прошёл мимо двух солдат. Они лениво на меня покосились и продолжили свою беседу. Попадались также мёртвые. Закутанные в кровавую простыню, они валялись почти посреди улицы. Видел пару трупов — а точнее их обгоревшие останки — лиц не было видно на них. От этого мне стало дурно и я решил игнорировать мёртвых, не рассматривать их так тщательно. Но я не смог не заметить повешенного человека на столбе. Ветер его тихонько раскачивал из стороны в сторону. Казалось, он уже здесь долго висит — несколько дней. Глаза впали, кожа лоскутками слезала. На груди висела табличка. Я так не смог разобрать, что на ней написано — надпись была сделана небрежно и уже выцвела на картонке, которая, вдобавок, потемнела от влажности. Я не мог понять, зачем его здесь подвесили. Для устрашения? Кто он? Мародёр? Предатель? Вроде, не площадь, не такое уж людное место для публичной казни… Может сам повесился? И табличку написал — мол, пошли вы все на… Да-а… Сдуреешь тут под бомбёшками…
Дальние высотки всё ещё горели, как свечки. Не угасали. Я не понимал, чему там ещё гореть? Но видимо, что-то там такое было, что горело уже вторые сутки. А может и не вторые… Распространению огня препятствовало лишь выдержанное противопожарное расстояние между зданиями. Поэтому одни дома горели, другие коптились, третьи — просто угрюмо стояли напротив.
По улицам, которым я брёл, стены пятиэтажек были черны как ночь — от копоти и огня. Попадались дома, которые уцелели. Даже стёкла целы. Попадались дома, от которых мало что осталось — груда камней, углей и пепла.
Вскоре я дошёл до улицы Федоровский Ручей — это широкая, просторная улица. По словам Николая, там должен быть юго-восточный КПП. Не ошибся — он там был. Два броневика стояли поперёк улицы. И как только подъезжала какая-нибудь машина, с броневика слезал солдат, подходил к водителю, смотрел документы. Потом один броневик отъезжал назад и пропускал машину… Хороший шлагбаум. Непробиваемый!
Редкой очередью через юго-восточный пост шли люди. Для них проход был за другим неподвижным броневиком. Подходя ближе, я понял, что у каждого прохожего подробно изучают документы. Это меня тревожило. Скрепя сердце я присоединился к очереди.
— Тэ-эк… А ваши документы? — спросил меня военный, когда я подошёл к самому посту.
— Э… Ну, вы знаете… — мямлил я, — Я… Это… У меня их нет.
— Чё-ё?!
— Я их потерял… — начал оправдываться я. — Вчера… бомбёжка была, я кое-как уцелел — успел выбежать из здания школы, но сумку с документами там оставил. А школу как раз разбомбили… И всё сгорело… Вот… Мне надо уехать из города…
Военный презрительно на меня посмотрел:
— И что же ты делал в школе?
— Ну…
Военный был недоволен. Два солдата глядели на меня с ухмылкой и направили на меня автоматы… Но не то, чтобы именно на меня, а вообще в мою сторону.
— Так. Отойдёмте в сторонку… — предложил мне военный. — Вася, займись другими. Я пока этого обработаю…
Что он подразумевал под 'обработаю', я не знал. Но догадывался, что это может оказаться неприятной для меня процедурой. У меня он отобрал сумку и начал копошиться в ней. Вытащил на свет божий ржавые банки тушёнки, брезгливо на них посмотрел. Нащупал ещё перочинный нож. Но не стал его доставать. Лишь убедился — это всё, что у меня есть. Потом шустро ощупал меня, достал из кармана мои вещи, с некоторым удивлением посмотрел на мои ключи и сувениры, и вернул мне.
Мы подошли к стене ближайшего дома. Там был поставлен разборный стол, за которым сидел военный в очках, очень худощавый и что-то быстро печатал на устройстве, отдалённо напоминающий ноутбук. Когда мы подошли, он грустно посмотрел на меня.
— Ну… Ещё один? Эх… Только с другим успел закончить… Что у него? — он обратился к военному.
— Документов нет, товарищ младший лейтенант, — он легонько толкнул меня к военному в очках.
— Садитесь, — лейтенант предложил мне сесть на табурет. Я покорно сел. — Я не хочу с тобой долго церемониться… Меня зовут младший лейтенант Туров. Сейчас будем устанавливать твою личность — кто ты есть на самом деле? Что за диверсант такой без документов. Хе-хе… — он усмехнулся. Последнее он сказал в шутку. Но я это не сразу понял, поэтому побледнел.
— Да не дрейфь. Расстреливать тебя пока не будем… Давай по порядочку: кто ты? Фамилия, имя, отчество? Откуда? Куда направляешься? С какой целью?..
Я засуетился. Я не понимал, как буду объяснять то, что кое-что помню, а кое-что нет… Фамилию и имя помню. Куда иду — знаю. А вот остальное ничего не помню, хоть убейте… Как-то нескладно получается… Уж тогда я ничего не помню, кроме того, что родился в Питере и сейчас туда направляюсь.
— Господин Туров, видите ли, я… не помню, — признался я.
— Это как?! Что, совсем не помнишь?
— Ну… что-то помню… Бомбёжку помню… Амнезия у меня, похоже. Что-то помню, а что-то нет.
— М-да… — помотал головой лейтенант, — давай тогда будем по базе тебя пробивать… Может она тебя ещё 'помнит'.
Он что-то быстро набрал на клавиатуре. На экране промельтишили окна, диалоги, и прочая лабуда, которая не похожа ни на одну знакомую для меня программу. Он попросил меня приложить руку к специальному сканеру для снятия отпечатков пальцев. На экране моментально появились мои отпечатки пальцев. Потом он ещё что-то быстро набрал — появился диалог поиска.
Я не понимал, есть ли я вообще в базе. И что это за база? Со всего народа честного отпечатки брали, что ли? Но в моём веку такого не было. Мне никогда не приходилось нарушать закон и бывать в ментовке, а тем более сдавать свои отпечатки пальцев. А значит меня в базе не должно быть по определению… И даже не понятно, хорошо это или плохо. Если бы я вдруг оказался в базе — то лейтенант не поверил бы своим глазам: родился в 1979 году, 27 лет назад куда-то пропал… Вообще-то, я должен выглядеть гораздо старше… Но на этот вариант у меня была припасена бредовая идея — о похищении инопланетянами. Которая, теоретически, может прокатить, а может и не прокатить. 50 на 50… А вот что будет, если меня нет в базе? — последствия пока сложно представить.
Меня не оказалось в базе, что и следовало доказать — в конце поиска появился диалог сообщающий об этом. Лейтенант нахмурился. Выругался. А потом сказал тому военному, который держал в руках мою сумку:
— Хреново получается, Егор… Нет его в базе… Помнишь тот вирус — в среду нас атаковал: Государственную базу данных повредил, стёр процентов 10 информации. Чёрт, не успели же тогда восстановить базу. Вчера обещали сделать… Козлы, так и не сделали!.. М-да… Видимо, он как раз и попал в этот процент… Усложняет работу.
— А попробуй сетчатку глаза просканировать, — предложил военный.
— Какая хрен разница! Биопараметрические данные все в единой базе… — лейтенант задумался, но потом вспомнил. — А! Нам же в таком случае рекомендовали воспользоваться спектральным анализом ДНК. Точно! Чё-ж я торможу… Ну-ка, давай-ка, Непомнящий Себя, возьмём у тебя ДНК.
— А у тебя разве есть выход в базу ДНК? — удивился его собеседник.
— Так, такой случай — дадут непременно… Я сейчас свяжусь с майором — он быстро устроит… Ну-ка, Егор сгоняй за секвенатором.
Егор недовольно фыркнул, но исполнил приказ лейтенанта. Через минуту он принёс какой-то прибор, похожий на лазерный принтер, только без подачи бумаги. В это время лейтенант по рации связался с майором, кратко объяснил ситуацию, и просил его предоставить на один раз сеанс связи с базой данных ДНК.
Затем, он мне к носу поднёс какую-то коробочку и сказал: 'плюнь сюда'.
Изначально я предполагал, что у меня возьмут кровь на анализ. И не сразу понял, что достаточно слюны для определения моей ДНК. Лейтенант спокойно пояснил мне, как Фоме не верящему — что надо лишь плюнуть. Я плюнул. Потом лейтенант обругал меня, что не надо было так много плевать… Но вскоре отвернулся к своему ноутбуку.
Я терпеливо ждал результата. В том, что мою личность определят так быстро, я сильно сомневался. На это были причины. К моему глубочайшему удивлению — результаты появились через несколько секунд.
— Что ж Вы, старший сержант Владислав Алексеевич Губанов, вдруг забыли кто вы такой? — растягивая слова от удовольствия получения быстрого успеха, сказал младший лейтенант Туров, расплываясь в улыбке. — В первый раз такое вижу…
Услышав свою фамилию, я был потрясён. И никак не ожидал, что… Погодите. Он назвал Владислав Алексеевич, а не Алексей Владимирович? Меня же так зовут. Что это? Ошибка?
— Ну, вот и установили личность, — между тем продолжал лейтенант. — Я уж начинал за тебя беспокоиться. У-ух как по ДНК быстро наши тебя… Ага?
— А… Это не ошибка? — спросил я.
— Чего? Какая ошибка?… Не-ет. 92 процента сходства. Высокий показатель! Только твой отец и сын, если он у тебя есть, конечно, могут иметь такой высокий процент сходства… Во-от, Владислав Алексеевич Губанов — родился в Питере, 25 апреля 2011 года, стало быть, тебе 23 года… Хмм… Странно. Что-то верится с трудом, как-то ты постарше выглядишь… Хотя война всех стариками делает, так что ладно. Да и фотка есть твоя. Вот смотри — узнаёшь? — я взглянул на фотографию, на ней был человек очень похожий на меня, но это был не я. Лейтенант продолжил. — На отца ты не похож. По возрасту не катит… Так, а кто у тебя отец? Ага… Алексей Владимирович Губанов, 79 года рождения… А-а. Ещё и погиб в Питере в прошлом году от ядерного удара… Мои соболезнования, брат… Так, в настоящий момент ты являешься старшим сержантом 63 артиллерийской дивизии… И… ё-к-л-м-н! Ты в курсе, что у тебя отгул ещё вчера истёк? В дивизию надо срочно возвращаться… Ну, что, солдат, вспомнил?.. Эй, что с тобой?..
Мне было дурно. Кружилась голова и хотелось уединиться: 'Прочь от этого поста, от этих людей с автоматами, от броневиков. Вернуться обратно в город и присесть, прилечь куда-нибудь… Что значит погиб в прошлом году? Я погиб? Меня нет?.. Так значит, я был! И никуда не исчезал… И у меня есть сын?..'
— Сын? — спросил я вслух.
— Да, не-е… Это я так, пошутил. Владислав, ты что-то хреново выглядишь… А-а! — догадался лейтенант. — Так ты вспомнил!.. Да, братец, отгул — дело серьёзное… Надеюсь, ты предупредил своё руководство, что опаздываешь… А если нет — то я тебе могу одолжить телефон. Звони! А то ведь, будут у тебя проблемы — запишут ещё в дезертиры. И потом тяжело будет отмазаться. Я как-то помню, брал недельный отгул. Ездил к родственникам на Урал. Потом по возвращению назад, какие-то тормоза случились, транспорт не ходил из-за погодных условий. Так я тогда чуть не влетел. На два дня опоздал. Меня по-всякому там в штабе отмазывали. Мол, захворал, приболел… Спас меня командир. Выручил… А ты сюда к родственникам, что ли, приезжал? Или к девушке?.. — он заговорщицки улыбнулся. — Хотя, какие тут девушки, все эвакуировались давно… Ладно, твои дела… Ну что, возвращаешься в Сосновый Бор? Там же сейчас, вроде, ваша дивизия. Ух, молодцы! Слышал, хорошо защищаете Мёртвый город. Не даёте врагу хода. Прямо как насмерть бьетесь! Не даёте этим хренам паршивым продыху! Не то, что наши — продули под Лугой и сейчас катятся назад. Отступают. Такими темпами враг уж скоро в городе будет. Может даже в конце августа… Да! Всё сходится — как раз многих фамилий на букву 'Гэ' нет в базе… Не волнуйся, солдат. Сейчас мы тебе временный пропуск организуем… Покури пару минут в сторонке.
Он начал быстро печатать на своей машинке. Я встал с табурета. Прошёлся вдоль стены дома. Размышлял:
'Что же получается? В этом мире я умер в ядерной вспышке. Да, погодите, я жив! Чёрт, да жив я! Это мой второй Я погиб, который в этом мире никуда не пропадал и жил 27 лет как положено… Мда. Всё же, этот мир развивается по другому сценарию… Точнее, по нормальному сценарию. Всё как и должно быть — я вышел во двор и уехал домой, а не попал в тридевятое царство на другой планете… И у меня теперь есть сын. Владислав. Это что же? Я ему такое имя дал? Во даю! Ладно хоть Глебом или Захаром не назвал… Так, а раз есть сын, значит у меня есть жена? Ну, так у сына должна же быть мать — значит, есть жена… Мария? Может, в этом мире Мария не ушла от меня, осталась? Мы поженились. Она родила мне сына… Хотя… Владиславу двадцать три. Значит через 4 года родится… нет, родился. Чёрт! Запутаться можно! Не факт что Мария его мать. За такое время можно пару раз жениться и развестись… Интересно кто же моя жена? В это мире?.. Ага, значит, у меня есть родственники, по крайне мере, сын есть, о существовании которого я даже не подозревал. Ещё должна быть жена… Но, может быть, погибла вместе со мной… Но что это мне даёт? В жизнь никто не поверит, что я — Алексей Владимирович, погибший в Питере годом раньше в возрасте 54 лет. И теперь, будто бы я воскрес из мёртвых и омолодился аж на 20 с лишним лет… Да и объяснить сложно будет, что я прибыл из прошлого, предварительно попав в далёкое будущее… Какой-то я необычный странник во времени получился, словно автостопом добирался по векам до сюда. То жил в прошлом, потом попал в будущее, а теперь переместился в прошлое, но относительно своего предыдущего времени в будущее… Да я сам с трудом верю, что это всё правда и не бредовое сверхфантастическое сновидение!.. Получается, я здесь не встречусь с самим собой… Хорошо это или плохо? Ну, вообще-то, ничего хорошего. Сам себе я бы, наверное, смог объяснить. Даже если бы я рассказал про Марию, про друзей, про Димона, к примеру, в детальных подробностях рассказал бы свои тайны, что знаю я один… Себе бы я обязательно поверил. А вот что Влад обо мне знает — это ещё не известно… Встретиться с ним я не готов. Не планировал и не планирую… Фотку я его видел — похож на меня. Очень похож! Лейтенант, видимо, не заметил разницы. Да порезы у меня ещё на щеках, шишки, синяки, ссадины — всё это не даёт сказать определённо, я это или не я…'
Со мной пытался заговорить первый военный, Егор. Хотел узнать, как там, в 63 дивизии, что происходит. Но я отмахивался, мол, не помню. Вроде как, отрывки вспоминаю, а всё целиком вспомнить не могу. Вот приеду туда и, возможно, всё вспомню… Он вернул мне сумку. Предлагал закурить. Но я не курил, и вежливо отказался. Вскоре его окрикнули на посту — 'Егор, твою мать! Я долго ещё буду здесь торчать вместо тебя?!'. Егор кивнул Лейтенанту и ушёл к посту. Лейтенант тем временем распечатывал мне временный пропуск. Я отметил, что принтер у лейтенанта необычный. Не такой, каким я привык его видеть. А мобильный, лёгкий, компактный и удобный. Принтер, можно сказать, не сам брал бумагу и распечатывал его, а офицер брал принтер в руку и проводил над бумагой, прижатой к столу. Принтер печатал по мере движения по толстой бумаге. Причём сразу в цвете. Вот появилась моя, точнее, Владислава фотография. Большими буквами 'Владислав Алексеевич Губанов', далее мелкими буквами 'старший сержант полка такого-то дивизии такой-то'. После распечатки, лейтенант, что-то ещё подклеил, подрезал, поставил штамп и готово.
— Готово! — повернулся он ко мне и передал бумагу сложенную пополам, размером с паспорт. — Вот, сержант. Постарайся больше не терять. Держи всегда при себе…
Я взял документ. Временный пропуск. По всей видимости, он мне позволял беспрепятственно попасть в свою часть. Поблагодарил младшего лейтенанта Турова.
— Да что ты! Это моя работа. Не просто же так сижу на КПП… Эх, ладно, солдатик! Бывай! Передавай привет там от нашей 14 дивизии.
Он крепко пожал мне руку и занялся своими делами.
Я пошёл к пропускному пункту, где стоял и лениво проверял документы солдат Егор. Он взглянул на мой пропуск чисто формально. Улыбнулся:
— Ну, давай, вспоминай всё там по приезду… А то ведь смешно получилось, я уж подумал, что мародёра без документов словил. Рад, что оказалось не так. Не хотел бы я тебя к стенке ставить… — он тоже пожал мне руку, крепче, чем офицер. Я подумал, как хорошо, что здесь этот жест приветствия и прощания не забылся. Егор заметил. — Слушай, где ты так подзагорел? На севере что ль жарко стало? Или от вспышки взрыва в школе покраснел?.. Хе-хе!
Он дружески рассмеялся. Я компанейски улыбнулся. И перейдя через рубеж, вспомнил, что мне нужно было ещё узнать:
— Егор, — обратился я к солдату.
— Да, сержант!
— Ты не знаешь, как я смогу отсюда добраться до… своей части?
— Так это… вот, автобусы стоят в конце улицы на той поляне. Иди к ним. Там автовокзал, в каком-то роде. Во многие города идут рейсами… Я Колпино там как-то видел. Не знаю, как часто ходят… Сходи, да проведай. Только с дороги не сходи, а то подорвешься. Здесь мины-ловушки. Будь осторожен… Ну, знаки и ограждение увидишь, сообразишь… Наши всё равно только завтра поедут на север… Не будешь же ты их ждать… Ну, бывай! Удачи! Живи, брат… А-а! Ещё, — окликнул меня Егор, — не разгуливай в гражданке. А то ведь не признаем потом…
Я попрощался с ним. И пошёл, слегка прихрамывая, по улице через минные поля — на далёкую поляну. По сторонам дороги была натянута колючая проволока с табличками 'Осторожно, мины!' И так метров сто…
День выдался на удачу отличным. На небе практически ни облачка. Солнце светит ярко, даже обжигающе. На улице тепло. Стрекочут кузнечики и в глаза непривычно лезут мухи с мошкарой.
***
'Автобусов' было немного. Только на автобусы многие и них не были похожи, хоть убей. Это были, в большинстве своём, обычные фуры с открытым кузовом. Встречались, конечно, и микроавтобусы необычной и незнакомой для меня конфигурации. Ходили люди, рассаживались по 'автобусам'. На грузовиках и микроавтобусах повешены таблички. Валдай, Пестово, Чудово, Тверь, Малая Вишера — было на них выведено чёрной краской. Санкт-Петербурга не было. Я увидел грузовик с табличкой 'Колпино'. Колпино — это пригород Питера, в десятке километров от самого города. Я подошёл к пожилому водителю грузовика. Он лениво курил на солнышке возле открытой двери своей фуры. Я спросил, есть ли здесь, на поляне, автобус или грузовик, который идёт до Петербурга. Он поинтересовался, не с дуба ли я рухнул, и сказал, что до Мёртвого Города уже давно ничего не ходит. А если надо в Мёртвый Город, то мне следует ехать до Колпино, а там на попутке, может, повезёт. Я уточнил, когда этот, как бы 'автобус', отправляется. На что водитель ответил, как народ наберётся — так сразу. Народ в грузовике уже набрался прилично, и свободных мест оставалось немного. Тогда я спросил, сколько стоит проезд до Колпино.
— Сто, — кратко ответил водитель.
— Чего 'сто'? Рублей?
— Не баксов же! — саркастически ответил он.
Я не понял юмора. Вытащил из кармана кошелёк. Вспомнил, что у меня до посещения Битурта в нём оставались две с лишним тысячи рублей. Ещё тысяча одной купюрой, запасная, оставалась в куртке, которая теперь у Сифиль… Но это было уже не важно. Я не понимал, почему сто? — ведь, вроде бы билет до Новгорода не дешевле 200 рублей мне обходился раньше. Открыл кошелёк. Порылся. Нашёл несколько купюр сотками. Достал одну и протянул водителю. Тот принял её, посмотрел и удивлённо спросил:
— Ты что? У деда, что ли, стащил из сундука?
— Почему у деда? — удивился я.
— 97 год… Не хило. Такие деньги давно уже из обихода вышли. Давненько я их не видел. Где ты раздобыл?.. После деноминации все же старые купюры банки забрали…
— Какая деноминация? Ещё одна?!
Водитель выбросил окурок и полез в карман за пачкой купюр:
— Ну, ты, парень, даёшь! Словно лет двадцать пролежал в коме… Вот же доминированные рубли. И не говори, что в первый раз их видишь.
Я не стал говорить, что в первый раз их вижу. Деньги были как деньги, только другие. Другие цвета, другой формат, даже другой стиль — проще как-то выглядят, без прежних выкрутасов. Только где мне достать такое деньги?
Похоже, я так обречённо смотрел на свой кошелёк, что водитель решил меня успокоить:
— Что, парень? Денег нет? Так и скажи!.. Ты, надеюсь, военный?
Я кивнул. Вытащил из кармана временное удостоверение. Водитель покосился, укоризненно покачал головой:
— Так и думал! Что ж ты молчал? Или приказы не читаешь? Военные, рядовые, солдаты и офицеры на гражданском транспорте провозятся бесплатно. Так что и ста рублей не надо с тебя. Садись так. Наверное в часть возвращаешься? — я кивнул. — Разумеется, не на курорт отдыхать едешь. Возле Мёртвого Города уже не осталось курортов…
Я по приставной лестнице залез в кузов грузовика. К полу были привинчены серые пластмассовые сиденья, точно такие же, какие я видел в городских автобусах. Значит, комфорт какой-то был. Значит не всё так плохо…
Я не мог догадаться сразу, что современные автобусы не могли ездить по разбитым и разбомбленным дорогам. Особенно в том районе, куда я собирался. И чтобы не ломать подвески, парк автобусов просто заменили на фуры.
В кузове сидели только старики, женщины и дети. Взрослых парней не было. Я понимал, что в военной форме я бы выглядел нормально, логичнее. Но то, что я в гражданке разгуливаю — это сразу чувствовалось в удивлённых взглядах. Вопросов мне никто не задавал. Или не решался. Раз я прошёл через КПП, значит, имею на это право — наверное, так все думают. Я уселся на свободное место возле женщины с пятилетней девочкой.
Через пять минут мы тронулись. Выехали на шоссе, соединяющее Питер с Москвой и поехали на север. Почти сразу же я понял насколько всё плохо с покрытием — дорога была сильно разбомблена, посреди шоссе торчали большие воронки, по краям автотрассы валялись чёрные останки попавших под плотный огонь автомобилей. Воронки мы объезжали по обочинам. Но страшная картина сожженных чьих-то жизней была видна всюду. Очень часто попадались брошенные машины, без колёс и начисто разворованные. Но, проехав так с десяток километров, дорога стала чище и спокойней.
Девочка, сидевшая с матерью рядом, вдруг спросила:
— А зачем люди убивают друг друга?
Я подумал, что она спрашивает меня. Но она задавала вопрос скорее своей маме, чем мне.
'Вот, человечество! Объясни! Объясни маленькой девочке, зачем ты убиваешь себя? Зачем всё это? Ради чего?! Война ради ресурсов? Война ради наживы? Или война ради войны?'
Мамаша, к моему удивлению, просто объяснила девочке:
— Потому что глупые люди. Занимаются глупостями.
— А когда же они поумнеют? — резонно спросила девочка.
— Когда-нибудь… Когда научатся ценить свою жизнь…
Мне эти слова показались безумно правильными. Я был поражён глубиной мыслей двух простых людей, совершенно незнакомых мне, сидящих рядом со мной. И вроде бы простой разговор, но очень важный. Именно в этот момент. Когда отчаяние и горе захватили этот мир и всех сидящих в грузовике. Несмотря на шум двигателей, все услышали разговор. Потому что до сего момента была тишина. Жуткая тишина. Все молчали. Я тоже молчал и думал, что еду с трупами, и сам я полутруп сижу здесь и жду своей участи.
— А папа вернётся к нам? — продолжила девочка.
— Обязательно вернётся…
Мать прижала покрепче девочку к себе и в её влажных избитых глазах я прочитал… что он уже не вернётся… Не в этот раз…
***
Через час езды кто-то увидел указатель на дороге. Я сам его не заметил, он быстро промелькнул перед глазами. Но человек, который его первым увидел, отчаянно крикнул всем — 'Буферная зона! Ложись!' Все живо нагнулись, прикрывая руками голову. И я нагнулся, ожидая удара или чего похуже. Краем глаза я видел выгоревший лес, перевёрнутые, ржавые автомобили, грузовики, валяющиеся в кювете и мёртвые столбы по сторонам дороги. Водитель заметно укорил движение по трассе, стараясь как можно скорее проскочить опасную зону. Эту зону отчуждения. Там в лесу, как мне рассказали позднее, натовцы сбросили ядерную бомбу на секретный объект. Объект не уничтожили, только выжгли лес, поубивали живность и людей, попавших в зону… И теперь она стала буферной — жить в ней нельзя из-за радиации, а проезжать её — только так…