За большими окнами блестели огоньки дальнего берега. Слегка заметно подрагивали кроны деревьев от временами налетавшего морского бриза. На море было относительно спокойно. Лунную дорожку время от времени перекрывала тень проплывающего корабля.
Паут Воэ сидел в своём любимом кресле, которое он с неподкупной тщательностью подбирал сразу в нескольких магазинах долгое время десять лет тому назад, и которое здесь — в его доме — каждый раз подолгу дожидается и приветливо, даже как-то нежно, принимает своего хозяина. Нельзя сказать, что кресло автоматизировано и наделено интеллектом. Это кресло не умеет перемещаться самостоятельно, а тем более общаться со своим хозяином. Однако у него есть добротные гравиусилители, которые позволяют с лёгкостью передвигать кресло с места на место. И это вся его автоматизация. Всё остальное — это мягкая, шелковистая бахрома, обтянутая на всё кресло.
Хозяин кресла задумчиво смотрел в окна своего дома — смотрел на великолепный пейзаж сотканный природой и людьми, раскинутый на всю ширь огромных окон. Он смачно попивал свой любимый напиток — персиковый сок и негодовал, как люди не ценят этот напиток, дарующий такое райское наслаждение… Хотя — у каждого свой вкус. То, что он так любит проводить время — тоже на любителя.
Да. Паут Воэ был таким любителем. Он любил в свой выходной, который случается не так уж часто, как могло быть, особенно в последнее время, сидеть в большом зале своего дома, просто сидеть в мягком и удобном кресле, бесконечно думать о чём-то, время от времени отпивая оранжевый сок из кубического хрустального бокала. И наслаждаться тишиной и просторным уютом для мыслей.
К несчастью, он отметил, что в своём доме, который стал для него родным и самым любимым, он появляется крайне редко. Только в выходные дни и когда он 'прилетит' с официальным или не совсем официальным визитом на Монтевидео, он заходит в свой дом и проводит в нём какое-то время. 'Какое-то время' — это, как правило, 5–6 часов, может быть полдня, от силы день-другой и то по земному времени, а не по местному. Вот подходит к концу второй выходной. Через 12 часов нужно вернуться в штаб и снова служить Федерации, исполнять свой боевой долг. Теперь штаб — стал для него вторым родным домом. А этот дом — стал для него домом для отдыха.
Он купил себе этот дом, двухэтажный особняк с наклонной односкатной крышей на краю ущелья двух высоких холмов, более двадцати лет назад, когда ещё не был генералом западного сектора, даже когда ещё не был майором космической эскадрильи. А был всего лишь мелким сержантом десантных войск. Купил дорого. Такой дом с таким великолепным видом на море и в таком отдалении от жилых кварталов, от цивилизации — стоил больших денег. Но у Паута такие деньги в те времена были. Они были заслужены верностью службе и кровью в боях.
В нарушение традиций альверцев, которые не могут сидеть на одном месте более 5 лет, и постоянно переезжают из города в город, с планеты — на планету, Паут жил в пределах этого городе свыше 30 лет и переезжать куда-либо не собирался. Причиной тому то, что в этом городе он всё равно появлялся редко — так как служба требовала его постоянного присутствия в совершенно далёких местах. И он научился ценить родной дом и родной город, Акваут, в котором он провёл своё так называемое 'детство'. Поэтому никакого желания покидать город, переезжать на новое место обитания, у него не возникало, так как он ещё не успел привыкнуть к Аквауту, устать от него. А тем более, ему город никогда не надоедал, и никогда ему не мешал.
Он не любил приводить в свой дом гостей и не приводил их. Не приводил он сюда своих девушек. Кроме Леймы. И то было один раз, по молодости. Иногда кто-то из больших чиновников бывал у него в гостях и отмечал необычайную скупость хозяина на внутреннее убранство. При больших площадях дома, комнат и залов — мебели практически не было. Точнее, она была незаметной. В главном зале были какие-то жалкие: диван, шкаф, столик, и обязательно кресло — подвинутое к окнам. Что так сложно купить мебель?.. Нет, — скромно отвечал Паут. — А зачем она мне? И собеседники умолкали. Действительно, зачем она ему?
В настоящий момент Паут Воэ предавался воспоминаниям своей молодости. В родном доме он уже не был более месяца. А потому стены, мебель, просто обстановка в доме, да и в городе тоже, навевали воспоминания о прошлой жизни. Той далёкой жизни, которая, как ему казалась, более чем недоступна. И вспоминал он своё 'рождение', 'девство', 'юность' и непрерывный рост по карьерной лестнице, то с нежностью, радостью, грустью, тоскою, болью, обидой, то с одним, то с другим чувством, подменяющими друг друга, а то и со всеми сразу…
В отличие от многих альверцев, да и померян тем более, он очень хорошо помнил свой первый день. Когда он открыл глаза и увидел что-то синее, а может голубоватое, услышал странные звуки, голоса, которые ему долгое время мерещились, будто бы снились. Затем он увидел лица. Он испугался. Он не мог понять что это? Или кто это? Что они хотят? И почему они все смотрят на него?.. Он помнил свой первый испуг. Оттого и запомнил тот первый день — первый день когда его создали на планете Монтевидео.
Как иногда любят говорить альверцы: 'альверцы не рождаются, альверцев создают'. Их создают на специальных фабриках, где появляются на свет новые граждане Федерации. Возле столицы крупнейшего государства планеты Монтевидео — Аблестон есть одна из таких замечательных фабрик. Паут не запомнил её. Лишь блеклые отрывки. Он был там не больше года. А когда по значительному проишествию жизни посетил эту фабрику — то вообще её не признал. Настолько она изменилась за всё время, или настолько она ему не запомнилась…
Все знают, что до нужной массы и физического роста альверцев выращивают в специальных инкубаторах. Рост начинается с мельчайших эмбрионов. И за счёт гиперусиления системы подпитки эти эмбрионы за год-два вырастают в полноценных альверцев в физическом смысле. А вот в умственном смысле — тут ещё надо поработать, требуется курс так называемой 'практики' и умственного развития, так как альверцы впервые видят этот мир после инкубационного периода и им ещё предстоит формировать своё сознание и своё самоопределение в этом мире. Конечно, после инкубационного периода, альверцы наделены некоторыми знаниями и даже возможностями. К примеру, в них уже заложены географические данные, познания геометрии, логики, минимальные знания от разных сфер науки, а также знание актуального языка, то есть — альверского. Но сами альверцы и сделать шаг не смогут в этот мир без специальной помощи, в прямом смысле этого слова. Так как их мышцы за время роста не двигались, или, говоря по научному, 'не практиковались', то альверцы в первые свои дни — как куклы, безжизненны, от части глупы, только глазами испугано водят вокруг и слюну пускают как младенцы. По крайне мере, так представлялись Пауту Воэ первые свои дни в Аблестоне.
Казалось бы, зачем Федерации понадобился такой относительно долгий инкубационный гиперрост альверцев, когда можно дорастить до, скажем, младенцев — а потом воспитывать как полноценного померянина, приняв дату выхода из инкубационного периода — за день рождения? Или на худой конец, дорастить до семилетнего ребёнка и сразу отправить в школу с ранцем на плечах? Зачем растить до совершеннолетнего взрослого мужчины или женщины, а потом ещё несколько лет проводить практику, обучать, преподавать, формировать какое-то сознание? Ответ достаточно прост — за счёт генетических модификаций альверцы лишены гена роста, равно как и гена старения, потому что это один и тот же ген. То есть альвецам подарили бессмертие. Но из-за этого пришлось пожертвовать возможностью самостоятельного роста. Жертва не такая уж обидная, признайтесь. Поэтому альверцев вынуждены в инкубаторе как бы 'насильно' выращивать до соответствующих пропорций и телосложения, чтобы, как говориться, им хватило на всю жизнь. Понятно, что останавливать рост на младенческом периоде или на периоде первоклассника — никому не выгодно. Будет такой 'вечный' ребёнок. Кому это надо? Вот и выращивать до 20–25 летних юнцов — когда у человека максимальная физическая форма, максимальная выносливость, отличное здоровье и относительный пик умственных возможностей.
Однако, не смотря на своё 'бессмертие', альверцы вовсе не бессмертны. Их можно убить, прибить, задушить, утопить, заколоть, зарезать, раздавить и прочие внешние форс-мажорные факторы, воздействия и радости этого мира, способные остановить их сердечную деятельность. Они только не смогут умереть от старости. То есть это относительное бессмертие — если их никто и ничто не будет трогать, они смогут жить вечно. Однако вечно они сами почему-то не хотят жить. После незримого порога в 200–300 лет у альверцев наблюдается непреодолимое желание закончить жизнь различными суицидальными методами: начиная от банального 'повешаться' до таких экзотических как возможность самоостановки сердца, или добровольный отказ от потребности воздуха на значительный период. Почему так происходит? — над этим бьются многие философы и учёные Федерации. Почему пропадает желание жить? Некоторые говорят, что альверцы в своём сознании за сотни лет накапливают слишком много информации, знаний — что не умещается в их черепной коробке и у них начинается 'хронологический маразм', который перерастает до паранойи и желании остановить это любим метом, хотя бы смертью. Однако локальные очистки мозга альверцев — это убеждение опровергли. И на свет пришла другая теория, с которой Паут Воэ полностью согласен — альверцы накапливают в себе слишком много разочарований, которые не зависят от числа знаний, а зависят от объёма личного опыта, и преодолев какой-то порог, 'точку кипения' этих накоплений, альверец уже не в силах держать себя в этом мире, а интуиция самосохранения не способна справиться с этим бурным потоком отчуждения от мира сего. Ему уже становиться не интересно жить и продолжать свою жизненную деятельность, он хочет только одного — 'вечного' покоя. По научному это назвали 'изношенностью сознания'. Каждый механизм, даже если его регулярно чинить и приводить в полную исправность, рано или поздно изнашивается, хоть через сотни лет, хоть через тысячелетия, и не остаётся ничего кроме как списать механизм — выбросить в утиль. То же самое происходит с альверцами — они, как и все механизмы, а в данном случае это — генетический продукт, тоже подвержены изнашиванию, только не физическому, а как бы 'душевному'.
В данном случае иногда помогает полное форматирование создания, со всей памятью. Но и тогда приходиться начинать жизнь заново, с 'нуля'. И это становиться совершенно другой человек с другим сознанием, другая Личность, чужая Личность. А это, по словам многих людей, гораздо хуже смерти. Поэтому такой метод — применяют довольно редко, только на самых закоренелых преступниках, в качестве высшей меры наказания.
На данный момент среди живущих альверцев в Федерации есть несколько представителей, которые живут более четырёхсот лет. Самому старшему из них где-то, по слухам, 480 лет. То есть почти с самого начала появления альверцев в Федерации. Но не факт, что это их истинный биологический возраст. Вполне может быть такой альверец который постоянно путешествует со звезды на звезду. Что ж, Паут встречал таких альверцев. А как известно — в пути время летит о-очень медленно. И биологически его возраст может не превышать и ста лет. Это значит, никакой он не долгожитель, а просто родился давно. Вот и всё.
Всё равно, рано или поздно — мы все умрём, — так думает Паут Воэ. — Каждому отведено своё время и своё место в истории. И у каждого должен быть финал, красочный или блеклый, всё зависит от настроения и возможностей человека. А если хочешь жить вечно — тогда вечно путешествуй, вечно двигайся в пространстве Вселенной… Но ты просто оттягиваешь тем самым свою неизбежную смерть, свой финал.
Кроме первого дня Паут больше ничего не помнил. Он не помнил как он провёл следующие 8 месяцев, а по местным меркам это 50 с лишним дней в Аблестоне. А потом помнил дорогу, дорогу к Дому. То лишь был 'родильный дом', где его учили ходить, держать осанку, правильно издавать звуки, повышали логику и способности мышления. А здесь был его Дом. Он приехал в свой дом, на остров Тлир, в акватории небольшого города Акваута, на побережье величественного Древнего океана. И он влюбился в свой Дом и покидать его не хотел, даже когда это было нужно сделать, как любому военному…
Остров Тлир среди местных жителей славился тем, что он, во-первых, засекречен. И всем стало понятно, что там как минимум большая секретная военная база Федерации, так как остров относился к собственности PAF. Сам остров был небольшим — 5 на 6 километров, отдаленно напоминающее яйцо, но имеет выпуклую форму в сторону города, и скалистую гору в центре острова высотой в 820 метров, с которой иногда запускали военные модули на орбиту. Во-вторых, его обитатели очень часто посещали город Акваут, и за счёт этого город жил и процветал, так как вся инфраструктура города была сосредоточена на обслуживание персонала острова, выдачи курортных зон, а в акватории Акваута были отличные курортные зоны, санатории, прибрежные парки, золотистые пляжи, этому способствует относительно благоприятный климат, в целом суровый для всей планеты, и многие жители Акваута так или иначе служили на Тлире.
Город Акваут расположился по берегам вытянутого вглубь Древнего океана холмистого полуострова. С севера город омывал залив, а с юга шли потоки холодного течения океана. С востока город отлично защищал высокий хребет скалистых гор от пылевых бурь и наступающей пустыни Амбросио. А на северо-западе в четырёх километрах от города располагался остров Тлир. Поэтому в окрестностях Акваута и сформировался такой уникальный климат. Днём воздух прогревался до 50 градусов, а ночью не опускался ниже 5 градусов по Цельсию. Такая амплитуда колебания температуры объясняется тем, что Монтевидео — не совсем планета. Это спутник планеты-гиганта Стерлитамáк, как Луна по отношению к Гео. И как большинство спутников, Монтевидео всегда повёрнут одной стороной к планете-гиганту, который почти в 2 раза превышает диаметральные размеры Юпитера. И спутник, а также все его обитатели, вынуждены жить по законам планеты-гиганта. А так как вращение вокруг планеты длится больше 4 дней, то и сутки на Монтевидео длятся больше 4 дней. А значит ночь и день длятся больше 48 часов. Поэтому на Монтевидео в разгар дня бывает очень жарко. А ночью — очень холодно.
Историю освоения звёздной системы Паут особо не изучал. Знал только, что планету-гигант Стерлитамак так назвал башкир-путешественник в честь своего родного города. Стало быть Монтевидео назвал какой-нибудь уругваец из той же команды первооткрывателей. Очень часто планеты и их спутники носили имена земных городов. И в этой звёздной системе таких примеров было предостаточно. К примеру, соседние спутники Стерлитамака — Ванкувер и Орландо.
Подплыть к острову Тлир незамеченным невозможно — периметр строго охранялся и непрошенных гостей просто расстреливали из свето-лазерных орудий, если они, конечно, не останавливались. Пролетать над островом или приближаться к нему тоже строго запрещено. И на остров фактически вела только одна дорога — подводный туннель проведённый под проливом, разделяющий остров от материка, от города.
На этом острове проходили практику тысячи 'новорожденных' альверцев. Непрерывно. Потоком. В их число, разумеется, попал Паут Воэ. Каждый наставник набирал себе группу по 8-10 человек и курировал их умственное развитие и развивал способности, а также, как отец, способствовал формированию личности, воспитывал, учил, наставлял. Каждый наставник нёс ответственность за проступки учеников — своих 'детей'. Потому как они несмышлёны, и осознают мир только по вложенным знаниям. И по сути наставнику следовало показать истинный мир, со всеми его сложностями, проблемами, бедами и несчастиямии за столь короткий период — четыре с небольшим года.
Пауту Воэ повезло, его создали по технологии нового поколения — класс Джей-5. Это улучшенное поколение альверцев-специалистов по военным делам. Это поколение появилось как раз в тот год, когда начали создавать первые эмбрионы этого класса. За счёт искусственного генома его вырастили с рядом особенностей, которые разительно отличаются от предыдущего поколения. На первый взгляд бросается невероятная похожесть на померян. Даже специалисту отличить от померян очень тяжело. Их не стали выращивать накаченными и белобрысыми как многие предыдущие поколения. Внешние признаки мускулатуры — предательски выдавали среди людей-померян альверцев. Также их сделали разнообразными по цвету глаз, а то у альверцев часто преобладал голубой или синеватый оттенок в глазах. И сделали разнообразными по росту. Пауту — достались карие глаза, однако он — блондин (хотя и среди померян блондины — не редкость), но с ростом в 170 сантиметров. С виду щуплый. И признаков альверца в нём очень мало. Поэтому непросвещенный померянин сразу признает его, как своего друга 'по крови'.
Однако недооценивать физические возможности альверца класс Джей-5 только по щуплому виду — рано. У таких альверцев очень мощный скрытый потенциал по физическим возможностям. Они способны поднимать до 500 килограммов одной рукой. Подпрыгивать до 3 метров при земном притяжении. Бегать без отдышки на многие десятки километров. Могут обойтись без кислорода достаточно долго. Без еды — значительно больше, чем померяне. И самое главное — они могут убивать голыми руками. Для Паута нет ничего проще, как свернуть человеку шею. Они — прирождённые убийцы, их специально делали такими. Их создали такими! И для Паута это не оказалось неожиданным сюрпризом. Он знал это подсознательно всегда и он готов вступить в бой в любой момент. На генном уровне ему дали способности спеца, точнее полуспеца, так как настоящие спецы, в текущее время, куда сильней и выносливей. Получился этакий альверец-спец, двойной вариант. Как раз на его классе была опробована комбинированная генетика. Паут, всерьёз опасался, что он станет таким же безмозглым и чопорным как спецы. Однако этого не произошло. Он такой же альверец как и все. А среди померян — он такой же померянин как и все. А может быть даже лучше… Похоже, что эти способности и дали ему тот небольшой шанс выжить в труднейших условиях, в которых не выжил бы ни один простой альверец, тем более померянин, и которые выпали на долю Паута тяжким грузом.
При рождении у Паута Воэ не было имени. Его называли просто и незамысловато — Одиннадцатый Воэ класса Джей-5. В тот год в Аблестионе создали 12 альверцев с фамилией Воэ, и каждому дали свой порядковый номер. Все мужского пола и все стали друг для друга братьями, хотя такими не являлись в реальности — так как их сближала только фамилия и единый класс технологии. То, что Пауту не достался номер хотя бы из тройки первых — его нисколько не расстраивало. Он судил так: ничего бы не изменилось, если бы ему дали, например, Третий Воэ класса Джей-5. Так или иначе он бы стал Паутом Воэ. И предпоследний номер — это ещё не значит, что он и по жизни будет предпоследним, он просто 'родился' позже остальных.
Ему даже нравилась цифра '11'. Получалось, что он дважды первый. Это обстоятельство его не раз радовало.
На Тлире прошли его быстрое 'детство' и не менее быстрая 'юность'. На острове его научили всему, чему учат новобранцев — ремеслу убивать и не быть убитым. Нельзя сказать, что его профессия должна была в итоге стать — изысканным убийцей. Вовсе нет. Из них не делали убийц. Но убивать и 'не краснеть' при этом, они должны были уметь. Они должны были научиться исполнять приказы, насколько бы они не были отвратительными с точки зрения гуманности. Это их долг — защищать и, по мере необходимости, убивать, потому что когда защищаешь, атакующий враг должен получить отпор, и очень суровый — чтобы желание к войне отбить надолго. Паут Воэ знал кем он будет — он будет защитником Федерации, он войдёт в ряды миротворческих сил и сделает всё, чтобы войны на территории Федерации, на всём пространстве обжитой Галактики — не было; чтобы не допустить возникновения конфликта, или кровопролития. Его учили так: чтобы не было войны — надо хорошо уметь воевать. Потому что огонь гасится огнём. Или хотя бы так: воевать ради мира во всём мире. Он эту истину усвоил и понимал значимость своей профессии. И на протяжении четырёх с лишним лет, когда шли учения, он уже мечтал попасть в ряды PAF, хотя прекрасно понимал, что он обязательно там будет. Ведь ради этого его создали…
По острову Тлир дозволялось гулять всем обитателям. Остров был хорошо оборудован прогулочными тропами, пляжами, лесопарками и маленькими сквериками — особенно возле скалистых берегов, на которых можно с упоением наблюдать на завораживающую панораму города. Одиннадцатый со своими братьями по генному классу очень любил гулять по острову после тренировок, учебных боев, занятий. И кучкой в двенадцать человек, парней, они шлялись по острову и бесконечно друг с другом общались на разные темы. В основном рассказывали о мире на том далёком берегу и открывали свои мечты и желания. Вместе мечтали о будущем. Явным лидером был Восьмой. У него был странный, довольно резкий характер, но все его обожали. Он был самым умным в группе. И у него было очень много разных идей. Особенно его сильно уважал Одиннадцатый.
Как-то раз, когда Одиннадцатому было всего два года (или 160 местных дней) с момента выхода из инкубационной камеры, но когда у него было сформировано самосознание и присутствовала внутри какая-то Личность, они в полном коллективе, по привычке, вышли к южному побережью острова и, рассевшись на скамейки, наблюдали за ночным Акваутом. Город в полной темноте, освещаемый только огромным серпом планеты-гиганта, уходящего на половину под горизонт, казался сказочно красивым: яркие разноцветные огоньки раскиданные почти на весь горизонт как неподвижных, так и подвижных точек, тёмные безмолвные холмы, далёкие серые хребты высоких гор. Они ни разу не были ещё в городе и не знали, что это такое 'Город'. Точнее, они знали к тому моменту многое. Знали определение города. Наблюдали по визорам, читали книги, смотрели новости. Но в самом городе ни разу не были. Им, как 'маленьким', ещё не разрешалось покидать пределы острова. А наставник группы их ещё считал недостаточно зрелыми, чтобы с ними прогуливаться по городу. Вот и они мечтательно собирались на побережье и глядели в неизведанную даль… Как там? Так же, как здесь? Кто-то говорит, что не так. Что там живут люди, которые не знают, что такое пневмо-оружие… Неужели?! Правда, не знают, что такое пневмо-оружие? Как же так?… А ещё у них есть свои дома, и они не живут под землёй, как мы. А живут на земле… А мне вот рассказывали, что есть такие люди, которые почти как мы, но только маленькие… очень маленькие. Они тоже учатся, ходят в надземную 'школу', где их учат. Они играются. И у них есть другие люди… как это?… Мама и папа, вот! Родители. Это, наверное, как для нас — наставники… Ну, наверное…
Одиннадцатый очень любил общаться со своими братьями, иногда даже больше чем с наставниками или ребятами из других фамилий. Потому что, как ему казалось, братья Воэ всегда были готовы доверять ему. А это очень важно, особенно когда делишься своими мыслями, идеями:
— Восьмой!
— Чего тебе, Одиннадцатый? — обернулся Восьмой, сидевший рядом.
— Я хочу спросить тебя… А что ты будешь делать когда станешь Кюутаном?
Восьмой загадочно улыбнулся. Хмыкнул. Все замолкли. Всем стало интересно. Все внимательно слушали. До первого титула Куютана ещё далеко, не меньше трёх лет, но было очень любопытно когда кто-то уже определился со своей специализацией.
— Знаешь, брат, — ответил Восьмой, — наверное, я буду служить в космических войсках. Не знаю почему, но космос мне нравиться. Посмотри на небо: звёзды, планеты, спутники, астероиды и кометы — это должно быть прекрасно. Это не может быть не прекрасно. И когда ты находишься рядом с прекрасным — ты сам становишься… прекрасным. Я хочу стать хорошим военным. Самым умным и самым сильным. Я хочу быть как та яркая звезда на небе…
— А я хочу быть как та планета, огромным!…
— Третий заткнись, не перебивай меня! — прикрикнул Восьмой. Третий резко умолк.
— В общем, — продолжил Восьмой. — Я хочу быть сильным как гравитация планет, ярким для всех как звезда, и бесконечно умным как Вселенная… Таким я обязательно буду, когда стану Кюутаном или добьюсь этого в последующие годы.
— Здорово! — воскликнул Одиннадцатый и ошарашено глядел на Восьмого, своего брата по классу.
— А ты ещё мал, Одиннадцатый, — сказал Восьмой. — Но ты тоже будешь большим и великим как я. Ты станешь таким. Потому что мы — братья, и мы должны быть похожи. И мы должны помогать друг другу.
Он навалился на Одиннадцатого и всех кто сидел рядом и обнял, крепко, сильно, но в то же время очень нежно… Как это умеют делать альверцы по-братски.
В эту ночь он рассказал, что девочки, которые живут в соседних подземных зданиях умеют играть в одну странную игру. И они научили его этой игре. Название он не запомнил. Но то, что от этой игры получаешь огромное удовольствие Восьмой запомнил. Поэтому предложил всем сходить к девочкам и сыграть, пока ещё не поздно. Пока наставники легли спать, а девочки ещё не заснули. Только он всех предупредил, что для этого надо будет обязательно полностью раздеваться, как перед душем.
— И девочки разденутся?! — восхитился Одиннадцатый.
— А куда они денутся… — опять же загадочно ухмыльнулся Восьмой. — Это игра всем понравится. Говорят, в эту игру все люди играют. Она очень популярная.
Братья пошли к зданиям, где они спали и жили на острове. Спустились на пятый уровень. Восьмой вкратце, но вроде бы доходчиво, рассказал всем правила игры. Казалось, не сложно. Просто подходишь к любой комнате, где девочки спят. Стучишься. Предлагаешь сыграть в игру, в которой надо раздеться и обнимать друг друга в пастели — она одна такая, не спутаешь. И всё. А девушка дальше сама подскажет что нужно делать…
Все лихо разбежались по коридору в поисках девочек, которых лучше всего знают. Одиннадцатый тоже весело направился к Кайт Шестандцатой. Он прекрасно знал эту девушку — в паре выполняли логические задачи, отличный партнёр в спортивном бою, да и был в гостях, у неё в комнате, несколько раз. Она угощала его котлетками, своего изготовления. Получались не вкуснее чем в столовой, но он никогда не говорил этого, а напротив, говорил, что готовит она хорошо. Она была почти ровесницей ему, лишь на несколько местных дней младше. Но была чертовски умной как Восьмой, с высоким интеллектом по шкале Рейхрета и поэтому Одиннадцатый внутренне ей завидовал.
— Тук, тук.
Одиннадцатый включил режим фона возле двери. Услышал знакомый голос Шестнадцатой.
— Кто так поздно? Я уже спать легла!
— Это я, Одиннадцатый Воэ.
— Одиннадцатый?.. Чего забыл?
— Сыграть хочу.
— А не поздно ли? Смотрел который час?
— Говорят, самое время, — растерялся Одиннадцатый.
— Время чему?
— Ты можешь не одеваться, в эту игру надо раздетыми играть, — предупредил Одиннадцатый, слыша как встаёт Шестнадцатая с кровати.
— В какую игру, Одиннадцатый?! Ты что?
— А ты не знаешь? — уж совсем растерялся Одиннадцатый, — А Воэ Восьмой мне сказал, что вы все должны знать эту игру.
— Ах, Восьмой сказал, — открыла дверь Шестнадцатая. — Стало быть Воэ Восьмой… Вчера он был у нас. Был с Тетторими Четвёртой. Но Тетторими Четвёртая мне ничего не говорила. Так слышала, что они играли во что-то взрослое. Краем уха. В общем, ничего не поняла. Занята была. Надо было задание по баллистике решить…
— А ты красива! — восхитился Одиннадцатый, увидел обнажённую Шестнадцатую за дверью.
— Спасибо, — улыбнулась Шестнадцатая. — Что ж стоишь, заходи… раз пришёл.
Одиннадцатый зашёл. Дверь закрылась — автоматически включилось прочностное поле и появилась фактура двери.
Комната у Кайт Шестнадцатой была небольшой, впрочем как и у всех 'новорожденных' на Тлире. Не исключение и Воэ Одиннадцатый. У него была точно такая же комната. Стандартно, 16 метров квадратных. И две внутренних двери — в душ и в туалет. Но за счёт эскетичного убранства комнаты Одиннадцатого, его комната казалось более просторной. У Шестнадцатой было почему-то много мебели и разных вещей. Откуда они их берут? Зачем такой большой шкаф? Зачем такой шикарный сервис на столе? Зачем разные картины развесила на стены? Зачем кухню встроила себе в стену? Когда можно попрактиковаться кулинарии в специально отведённой комнате? В общем, странные они, девушки. Какая-то логика у них иная. Иногда это подтверждали логические задачи. И тело у них почему-то другое?
— Что так смотришь на меня? — спросила Шестнадцатая, увидел неподвижный взгляд Одиннадцатого на ней. — Никогда не видел голых девушек?
— Видел, — очнулся Одиннадцатый. — В душе постоянно видел и на картинках визора… А твоё тело очень красивое. Даже не знаю почему, но мне оно очень нравиться.
— Спасибо Одиннадцатый за твою нескрываемую лесть. Очень приятно слышать. Значит, я тебе понравилась?
— Значит, понравилась, — согласился Одиннадцатый и добавил. — Я вот всё думаю, почему у нас, я имею ввиду парней, и у вас, девушек, разные формы тел?
— Не знаю, — честно ответила Шестнадцатая. — По визору это недоступно, так как не достигли ещё 200 дней возраста. Антропология ещё не началась… Говорят, это природой заложено.
— Хэ, — усмехнулся Одиннадцатый. — Какая природа? Если нас создали?
— Нас создали по образу и подобию людей, не забывай. А люди двуполые. То есть два пола — мужчины и женщины. Вот поэтому мы и разные. И тела у нас, разумеется, разные…
— Всё равно не понимаю. Зачем природе создавать два разных пола, да ещё с разными формами тел?
— Не всё ли равно?.. Может, люди на самом деле — две разные цивилизации, мужчин и женщин, ну вот как мы — живём в разных корпусах здания, группами. А они просто ужились вместе, не враждуют, нравятся друг другу. И стали себя называть обобщёно — 'людьми'.
— Может быть… — согласился Одиннадцатый, поражаясь её неоспоримой логике.
Шестнадцатая присела на кровать. Начала расчёсывать волосы.
— Красивые у тебя волосы, — заметил Одиннадцатый.
Шестнадцатая улыбнулась. У неё действительно были красивые волосы. Длинные, русые, с жёлтым оттенком, кудрявые локоны свешавшие ниже плеч, падали на грудь.
Шестнадцатая перестала расчёсываться. Удивлённо посмотрела на Одиннадцатого:
— Так и будешь стоять?..
— …Что?
— Ну, начинай свою игру! Что для этого надо? — спросила Шестнадцатая.
— Ах… Да… Не знаю… — искренне ответил Одиннадцатый.
— Что значит, 'не знаешь'?
— Я думал, ты знаешь. Восьмой говорил, что надо раздеться лечь на пастель и обнимать друг друга, как братья. И при этом мы должны получить огромное удовольствие… И нам это должно обязательно понравиться.
— Да? Тогда следует это проверить… Давай, ложись скорей.
Одиннадцатый быстро разделся и прилёг рядом с Шестнадцатой. Накрылся одеялом. Прижался к Шестнадцатой, обнял. Погладил по спине. В ответ она тоже обняла его и прижалась покрепче. Потом спросила:
— А это при свете надо делать или нет?
— Не знаю. Восьмой про свет ничего не говорил.
— Тогда я выключу свет.
Свет в комнате плавно померк. Одиннадцатый с Шестнадцатой ещё несколько минут прижимались друг другу.
— Знаешь, Одиннадцатый, я не получаю огромного удовольствия, как ты говорил. Хотя это приятно… Приятно обниматься с тобой.
— Может ещё надо что-то сделать? Например что-нибудь говорить вслух? Или двигаться надо по-другому? Или руками надо что-нибудь делать? — недоумевал Одиннадцатый. — Эх, Восьмой сказал, что вы это знаете…
— Ладно, Одиннадцатый. Мне и так хорошо с тобой. Может чем дольше будем лежать вместе обнимаясь всем телом — тем больше удовольствия получим. Давай вместе поспим.
— Давай… — Согласился Одиннадцатый.
Так и уснули. Не сразу, конечно. По первости, ворочались. Не могли заснуть. Общались. Потом ещё раз ворочались и наконец уснули в один миг.
Одиннадцатый был уверен, что Восьмой приукрасил такой момент. Одиннадцатый был доволен игрой. Эта игра удивительным образом повышало настроение. И мир странным образом казался более красочным. Это же нравилось Шестнадцатой. Поэтому, каждую ночь Одиннадцатый приходил к Шестнадцатой, чтобы ещё раз заняться этой игрой. Или она приходила к нему в гости, не дождавшись когда он придёт. А иногда, тайком, занимались этой игрой днём, в перерывах между тренировками и решением задач, так как Восьмой предупредил, что наставники не должны об этом знать.
После того как Одиннадцатому исполнилось 200 местных дней, ему был разрешён доступ ко всем данным визора. Также начался курс Антропологии. И Одиннадцатый понял, что из себя представляет эта игра. Он понял, что нужно было ещё сделать. И он понял, зачем люди раньше это делали. Вечером он пришёл к Кайт Шестнадцатой, но её в комнате не оказалось. А на следующий день он узнал, что другой парень пригласил её к себе в гости и научил её как раз этой игре. Она с улыбкой это рассказала и рассмеялась, что они как два идиота не получали полного удовольствия, потому что не догадались как это можно сделать. А теперь она знает и, действительно, получила большое удовольствие от этой игры. И предложила заняться сексом — так называлась эта игра. Одиннадцатый отказался. Чем непомерно удивил Кайт Шестнадцатую. Одиннадцатый толком не понимал, почему он отказался. Наверное, потому что удовольствие уже не могло быть полноценным, после всего пережитого с Шестнадцатой и сказанного ей только что. А почему так — он не знал?
Альверцы класса Джей-5 стали не просто похожи на померян, они стали чувствовать также как померяне. И с этим им приходилось лишь мириться.
Одиннадцатый позднее понимал, что такая игра — для тех людей, которые полностью доверяют друг другу. А альверцы предыдущих классов, Джей-4, например, которой была Кайт Шестнадцатая — им не обязательно доверие. Они могут и без доверия обходиться, чтобы получить удовольствие. Да и не каждому альверцу класса Джей-5 дано это понять. Паут Воэ искренне верил, что он не простой альверец. Он альверец, который умеет 'Любить'. А для Федерации — это нонсенс.
Наставники знали все происки своих учеников. В их обязанности было следить за развитием своих 'детей'. Они знали, что те вечерками бегают из одного крыла здания в другое. Но не считали, это аморальным или вредным для развития. Поэтому ничего не предпринимали. Наставник Воэ Одиннадцатого, старый померянин, бывший военный консультант, был поражён своим учеником. И теперь относился к нему не так как раньше и уделял больше внимания, на удивление другим одиннадцати братьям. Поэтому очень скоро Одиннадцатого прозвали 'любимчиком' в группе, с нескрываемой завистью и в то же в время с верным желанием подражать ему.
Недолго после этих событий, наставник свозил братьев Воэ в город Акваут. Одиннадцатый со своими братьями впервые увидел город и его обитателей. Его поразило огромное число людей, которые в тот день собрались в центре отпраздновать День Федерации. Он никогда не видел столько людей сразу. Его удивило, что померяне очень похожи на альверцев, на них самих. Хотя по визору он видел, что они ничем внешне не отличаются от него, но искренне считал, что они всё равно должны быть другими, не такими как он… Но они оказались такими же как он — со своими мечтаниями, фантазиями, делами и проблемами.
Ему нравились небоскрёбы города, наземные здания, которые поднимались высоко в небо и снизу казалось, что они задевают облака своими зеркальными стенами. Ещё он увидело множество разнообразных мобилей и убедился в том, что не все померяне знают, что такое пневмо-оружие, а тем более никто не ходит с оружием по городу, что ему казалось невероятным и выходящим за рамки возможного.
Проезжая по городу он видел красивые дома на высоких холмах. Наставник объяснил ему, что там живут уважаемые жители города. Одиннадцатый спросил, а может ли он туда поселиться когда-нибудь? Наставник ответил: 'Возможно. Для этого надо хотя бы стать героем'… Одиннадцатый задумался, что когда-нибудь он обязательно станет героем и поселится на этих зелённых холмах с красивым, чарующим видом на море…
В пять лет, когда посвящали в кюутаны — первый титул, Воэ Одиннадцатый должен придумать себе имя. Ограничений в выборе не было. Хоть 'Мушарадж' выбери себе. Главное, чтобы имя тебе нравилось и было хотя бы созвучно с фамилией. А так как Одиннадцатый был ярым поклонником Паута Вольстона — удачливого полководца 22 века, и изучил его полководческий дар вдоль и поперёк, то не тратя время на раздумья, Воэ Одинадцатый выбрал себе имя — 'Паут'. Так и зарегистрировали — Кюутан Паут Аблестион Воэ.
Восьмой Воэ выбрал себе имя Тейрон. А Кайт Шестнадцатая, выбрала себе имя Руффи. Хотя Паут с ней уже давно не встречался и не ходил к ней в гости. И виделись они мельком, очень редко.