Его везли. Ему не сказали куда отвозят, но отвозили далеко. Завязали глаза — сказали, для его же блага. Но ему не нужны были глаза. Он хорошо ориентировался в пространстве с завязанными глазами, угадывал где сервер, где юг, по инерции тела определял с какой скоростью они едут и в какую сторону. Если ему развяжут глаза, он без проблем найдёт дорогу обратно. Он — альверец-спец. Он — Паут Воэ.
Машина тряслась — ехала по разбитой дороге. Он знал, что рядом с ним сидит полковник Малинин, а с другой стороны его коллега с невыговариваемой фамилией Красильников. Они из ФСБ. Федеральной службы безопасности Российской Федерации, а не Руси, как он думал изначально. Ехали молча. Можно предположить, что этот полковник всерьез его принимает за разведчика. Тех действий и усилий, которые он продемонстрировал в общежитии Вики, почему-то оказалось достаточно, чтобы он сделал такие нелепые выводы. Какой из него разведчик? Тем более шпион? Он основ-то шпионажа не знает. Это был обычный приём комплексной самообороны — когда задействованы все доступные ресурсы. Померяне крайне медлительны, а значит даже вооружённые они представляют меньшую опасность, чем невооружённые альверцы-спецы. Вот этим и воспользовался Паут. Не нравилось ему, как к щеке приставили грязный ботинок. Да разве такое стерпишь? Вот был бы он разведчиком — он бы стерпел. А тут не смог. Не совладал с собой. Он понимал, что сопротивляться местной полиции нельзя — себе причинишь больший вред, потому что будут придираться ещё пуще, и тогда его, Паута, сил и энергии уж точно не хватит. А ведь надо возвращаться. Во чтобы-то ни стало надо возвращаться…
Он спокойно ждал, когда Вика перестанет кричать. Она кричала громко, похоже, звала на помощь. Металась взглядом по комнате и всё продолжала кричать, надрывая глотку. Но Пауту, привыкшему к рёву ионных двигателей, крик не казался таким оглушительным и тем более его не пугал. Что бы ни было, надо оставаться спокойным, улыбаться и быть вежливым, тогда девушка начнётся сомневаться, что поступает правильно, что это ей поможет и поскорее перестанет кричать. Вот она уже смотрит на него внимательно и кричит тише. Она удивляется, изумляется его поведению — да почему же ты не убегаешь?! — и кричит всё тише и тише, пока не умолкает.
Дверь распахнулась и в комнату влетели молодые ребята. Осмотрели комнату, увидели дрожащую девушку на кровати, заметили Паута, сидящего возле неё, внимательно пригляделись. Выпучив глаза, они переглянулись и осторожно попятились назад, прикрывая за собой дверь. Мол, простите, мы ошиблись номером.
Не нужно быть провидцем, чтобы понять, почему Вика вчера поздним вечером ластилась к нему, а сегодня визжит в страшном испуге, только завидев его. Не успел оценить Паут скорость распространения информации по району. Ох, как не успел. Тут уже, похоже, все знают его. Знают, что он как-то причастен к смерти паренька — в полицейском участке его фотографировали, а фотографии, видимо, распространили по округе оперативными средствами связи. А раз он причастен к чужой смерти — значит, он теоретически опасен. Не случайно же по улицам разъезжает много машин с мигалками. Всё по его душу рыщут.
Не учёл он этот момент. Нет, тут какое-то неправильное средневековье. И люди здесь не такие отсталые, какими он себе представлял, и правоохранительные органы оказались куда более подвижными, проворными и рьяными в поисках сбежавших подследственных.
Всё верно. Он не доказал своей невиновности в полицейском участке. А надо было именно с этого начинать: объяснить, рассказать, как всё было. Разве не велась видеосъёмка на этой улице? Везде же должны быть… хотя, не везде. С чего это Паут подумал, что везде будут камеры видеонаблюдения? Но были же свидетели! Другие парнишки. Разве они не объяснили, как было?.. Или же они не были заинтересованы в его защите? — неожиданно подумал Паут. А ведь, действительно, зачем им его защищать? Скорее напротив, они будут давать показания против него. Они готовы пойти на второе преступление: дать ложные показания и обвинить невиновного.
Где же презумпция невиновности? Почему он должен доказывать свою невиновность? Свою непричастность к смерти? Почему так дико устроено это общество, где правосудия надо добиться своими силами? А ежели ты ничего не делаешь в свою защиту — то ты, стало быть, виновен. Своим молчанием признаёшь свой тяжкий грех. Так получается?!
Но что же ему делать теперь? Не трудно догадаться, что полиция уже оповещена — он здесь, средства связи здесь определённо не такие уж отсталые; что полиция собирает своих людей, чтобы его словить, арестовать. Да что там, собирать людей? Вон они, разъезжают по улицам. Им только подъехать, да забраться на четвёртый этаж тут, без лифта… Не хорошо получилось. Он собирался перекантовать у Вики остаток дня — до вечера. Надеялся на её благоразумие и гостеприимство. Но не вышло этого. Ей всё известно. Он не доказал свою невиновность, а значит он, хоть и временно, носит бремя преступника, но и никто ещё не доказал его виновность… Однако, похоже, это не в счёт.
На самом деле у него выбор небольшой. Всего два варианта на выбор: бежать… или не бежать. 'Не бежать' — кажется идеей безумной. Но лишь на первый взгляд. Если выбрать вариант 'бежать'… Да, он сбежит, он сможет ускользнуть от полиции. Можно просто через окно выпрыгнуть, включить режим маскировки и, используя антигравитационное поле комбинезона, спокойно приземлиться на улицу. Конечно, не третий этаж, но и не шестидесятый. Энергии ему хватит. Хватит даже ещё на режим маскировки минут на десять. Он рванёт со всей дури подальше и где-нибудь затаится. Но как же потом вечером пробираться в Квадрант? Во-первых, здание находится в нескольких кварталах отсюда. Во-вторых, кто его увидит на улице — может узнать и объявить тревогу. А в-третьих, даже если он проберётся к зданию незаметно, то его узнает охранник или сотрудники Квадранта, прохаживающие по коридорам компании. Успеет ли он в таком случае вбежать в дверь?.. А если не успеет? Если его задержат раньше — и он опоздает? Даже если ему удастся вырваться из лап полиции, то полиция будет денно и нощно дежурить у здания — и тогда ему не будет никакой возможности пробраться незамеченным в здание.
Всего-то надо зайти в дверь со стороны коридора в конкретное время. Но какое же получается рискованное дело! Это раньше ему казалось так просто — взять и зайти. Сейчас это выглядит куда сложнее. Вляпался он по своей неосторожности в криминальное дело и очиститься, быстренько отряхнуться у него не получается… По любому ему нужно пробираться в здание Квадранта в маскировочном режиме. Хотя бы из-за охранника, необходимости иметь при себе пропуск. Для этого потребуется энергии хотя бы минут на десять маскировочного режима. Ух, какой энергопотребный этот маскировочный режим, режим невидимки. Вон он и оставил для себя режим маскировки минут на двадцать. Но он не учитывал, что ему потребуется ещё раз бежать.
Вариант 'не бежать' выглядел не лучше. Однако казался менее рискованный, чем первый вариант. Если он не побежит — его схватят. Не станет же он сопротивляться полиции. А раз его арестуют, то снова начнут допрашивать с пристрастием и про ночное событие, и про то, почему сбежал из полицейского участка. Правда, участок почему-то называются не 'полицейским', а 'милицейским'. Что это такое 'милиция'? Это тоже самое, что полиция? Или в городе есть ещё полиция, а эта милиция занимается похожими, но немного другими делами? Чёрт разберёт их правоохранительную систему. Ну да не важно… Полиция это или милиция — он расскажет всё как было и как защищался от неудавшихся грабителей, и как сумел сбежать. Впрочем, словам они не поверят, как не поверили в первый раз, и надо чем-то доказывать. Но доказать будет можно. Надо раскрываться. При этом — летит к дьяволу легенда об Уругвае. Хотя пускай летит, они всё равно не верили, что он уругваец. Может быть, в консульство звонили или по базе данных поискали и не нашли такого уругвайца, Паута Воэ?.. Надо ему будет признаться, что он — человек необычный, не этого времени и не этого мира, что он заездом здесь… из будущего. Ну и показать, как всё было — у него сохранено в памяти это событие, всё запечатлено глазами; а с помощью специального устройства, спрятанного в армейском поясе — миниатюрного визора, он покажет им как было: как его окружили молодые люди, как набросились сзади и как он начал защищаться, как потом паренёк выхватил нож и хотел его ударить по спине, но Паут это прочувствовал и легко уклонился от удара… Всё покажет, в мельчайших подробностях. Неужто после этого ему не поверят? И не убедятся, что он прибыл из будущего. Это надо быть страшным скептиком, чтобы не верить. Конечно, они могут быть удивлены и напуганы — у них же нет никакого опыта в контакте с пришельцами из других миров, как не было и у нас, когда появился Алексей Губанов. Поэтому позовут своё начальство, а то позовёт своё начальство и, наконец, об этом известят руководства страны или мира — и попробуют наладить первый контакт с человеком извне. Трудно себе представить, что они будут сразу портить отношения с представителем другого мира, читай, другой цивилизации — такой же, как их, но только развитой на тысячу лет вперёд. Поэтому они проявят гостеприимство и не станут его стеснять в движениях — не будут садить в ужасную, грязную комнату с решётчатыми проёмами, а предоставят более комфортные условия. Разве не так?
Вполне возможно на это уйдёт не один день. Наверное, потребуется два или даже три дня. Алексей Губанов провёл на Битурте почти 3 земных дня до возвращения назад. Но это с учётом технического сбоя. Его бы могли отправить домой раньше — если бы восстановили соединение, а потом и сам не захотел там быстро возвращаться…
В любом случае, ему этим вечером уже не попасть в Квадрант, уж слишком активно его разыскивают. Следует добровольно сдаться и рассказать всё как есть. Недоверчивые эти померяне, конечно, но ничего не поделать. Если есть возможность не нажить себе врагов — лучше этой возможностью сразу пользоваться. Старая, проверенная военная поговорка.
Девушка Вика поджала к себе коленки и дрожащим голосом что-то спросила по-русски.
— Прошу прощения за вероломное вторжение, — стараясь успокоить девушку, сказал Паут.
Она опасливо поглядела на него с кровати. Ничего не поняла. Он повторил фразу. Она поняла, но, похоже, не полностью.
— Извини меня, я не хотел тебя напугать, — добродушно сказал Паут.
— Ты меня… убивать? — тревожно спросила она. Всё тот же робкий взгляд. Карие глаза испуганно обшаривали его руки, комбинезон в поисках ножа или другого предмета, с которым он пришёл убить её.
— Нет, что ты! Я не думал даже! — стараясь вложить максимум доброты и теплоты в слова, сказал он. — Я не хочу тебя убивать. Я не стану тебя убивать. Ты мне нравишься!.. Я пришёл к тебе в гости!
Девушка недоверчиво взглянула на него. Стала причёсывать волосы — хороший признак. Значит успокаивается, вспомнила о своём внешнем виде.
— Как ты сюда попал? — тихонько спросила она.
Мда… Как же ей это объяснить? Это же чужой дом, хоть и маленький — всего в одну комнату. Но чужая собственность. А он вторгся сюда без спроса. Непростая ситуация… Однако ведь надо же как-то объяснить, успокоить девушку.
— Я пришёл десять минут назад, — начал он. — Я запомнил твой адрес и номер твоей квартиры. Четыре-один-один, помнишь? Фо-ван-ван… Не знал, как тебя вызвать из квартиры. Поэтому постучался в дверь… Никто не открывал. Я ещё постучался. Никто не открывал…
Она слушала внимательно. Некоторые слова по-английски она, видимо, не понимала. И Паут ей демонстрировал на комнатной двери — как он постучал; и разводил руки — мол, ничего не происходило после этого.
— Вот, я и подумал, что ты куда-нибудь ушла… Решил зайти, подождать твоего возвращения. Сюрприз устроить… — конечно, он бы не стал заходить в чужое жилище, к тому же закрытое на замки и не стал бы устраивать сюрпризы. Он не любит делать сюрпризы. Особенно такие, внезапные. Он зашёл к ней, потому что катастрофически заканчивалась энергия от режима маскировки. Больше он использовать энергию не мог, иначе бы резерва не хватило на возвращение в Квадрант. Поэтому он при помощи прочностного поля открыл замки и зашёл в комнату. А двери закрыл за собой из-за беспокойства, что, заподозрив неладное, девушка не станет заходить в свою комнату и убежит прочь, за помощью, поднимется шум — и ему несдобровать. Он был вынужден зайти внутрь ещё потому, что торчать в коридоре, хоть и мрачном с тусклыми светильниками, у всех на виду и привлекать к себе чужие взгляды — ему не хотелось.
— Ключи? — спросила девушка. — Откуда? Где взял?
Объяснять непростую технологию прочностного поля Пауту не хочется. Да она не поймёт, не все термины знает, да и представить не сможет, если он не покажет… Объяснять ему не пришлось… За дверью нарастал шум. Там собирались люди. Шёл гомон. В полголоса, в полный голос переговаривались. Паут не понимал их речи, но по доносящимся выкрикам, по беспокойному взгляду Вики, понимал, что говорили о нём и о девушке. Вика встревожилась.
— Ты… — испуганно озираясь на дверь, шептала она. — Ты… убийца?
— Нет! Я никого не убивал! — уверенно сказал Паут, а про себя добавил 'по крайне мере, в этом мире'. — Чтобы тебе не говорили — я никого не убивал. Это ложь! Вздорное обвинение… На меня ночью напали. Я оборонялся. Наподдающий сам себя ранил. Я его хотел спасти… но не смог.
— Зачем ты здесь? — поинтересовалась Вика.
— В гости зашёл. Хотел у тебя остановиться до вечера. Укрыться от людей, — не сразу ответил он. — Но, видимо, это уже не получиться… Тебе всё известно, всё рассказали. Увидев меня, ты запаниковала, испугалась, подняла шум, всполошила общежитие.
— Я всё испортила? — удивилась девушка.
— Я тебя не виню в этом. Сам виноват.
'Мда, — подумал Паут. — Мог бы дождаться вечера где-нибудь в укромном уголке. Ведь была такая мысль. Мог бы открыть чью-нибудь пустую квартиру и там остановиться на время. Только людей в этом городе слишком много — везде чьи-то взгляды мечутся, везде люди встречаются, даже, казалось бы, в таких местах, где их по определению не должно быть: в подвалах и на чердаках домов, во дворах, между мусорными свалками, даже между узкими проходами железных будок натыкаешься на людей, — Паут всё излазил, но такого укромного места, где бы не было посторонних взглядов он не обнаружил. Людей пруд пруди. — С квартирами тоже не понятно. Как узнать, что квартира пуста, что там никого нет? Его сверхчувствительность не такое мощное, чтобы просканировать всю площадь квартир. И как предугадать наперёд, что хозяин не придёт, не зайдёт в свою квартиру в неожиданную минуту?..'
Он подошёл к окну. Скоро должна нагрянуть полиция. Странно, что она так задерживается. Уже больше пяти минут прошло. Патрули должны были прибыть мгновенно — он их на перекрёстке видел. Вот две машины с мигалками стоят под окнами. Возле них крутятся люди с фуражками. Вот ещё две большие машины подъезжают. На боку каждой белой краской большими буквами выведено слово 'ОМОХ'. Чтобы это значило? Должно быть специальное подразделение полиции, или как её там, милиции, для проведения оперативного ареста подозреваемого. Вот, выпрыгивают из машин два десятка людей с оружием; подбегают ко входу; скрываются за козырьком. Почему их так много? Ах, да. При дознании у него же изъяли два пистолета. И теперь этих пистолетов у них нет. Стало быть, предполагают, что оружие у него и верно предполагают. А значит, он стал очень опасен и может дать вооружённое сопротивление, может стрелять по людям. Кто его, Паута, знает, как он решил сопротивляться? Насмерть или до первого предупреждения?.. Не знают они ещё, что он не собирается сопротивляться. Так что же делать? Надо выйти и сдаться.
Он направился к двери, потянул ручку. Но Вика его резко отдёрнула:
— Не выходи! — запротестовала она. — Тебя могут убить…
'Эх, Вика, Вика. Мне б твои заботы' — подумал Паут, остановившись. Может Вика права, и не стоит выходить? Судя по звукам, там за двумя дверями скопилось много народу. Топчутся по старому скрепящему полу, полушепотом ведут диалоги, может, решаются: зайти или не зайти. Ладно, пусть сами зайдут. Он опустился на кровать и поглядел на девушку с заплаканным личиком, добрую, красивую Вику. Улыбнулся ей.
И действительно, через три минуты зашли…
До момента, когда в комнату ворвались бравые бойцы с надписью на теле 'ОМОХ' (кстати, может не латиница вовсе, а кириллица?), Паут успел вспомнить свой мир и свою прекрасную Лейму, девушку, которую он любил.
Они встретились на планете Граа, семь лет назад, если считать относительно своего мира.
Тогда майор эксадрилии Паут Воэ отлёживался после ранения в военном госпитале в небольшом горном городке государства Нрави Край. Ему успешно проделали операции. Вернули потерянную ногу — ту самую, которую оторвало взрывом. Зашили глубокие раны, порезы. В общем, достали из того света. Врачи были чрезвычайно опытные — сумели провести многочасовые операции, поочерёдно подменяя друг друга. Тогда спасти майора Паута считалось долгом и держалось под строгим контролем военного руководства миротворческих сил Федерации. Вот если бы Паут тогда не проявил себя в городе Сурия, спасая тысячи людей, но при этом бы пострадал также как сейчас — то вряд ли бы его так рьяно пытались спасти. Портал неожиданно бы оказался занят — в очередь, раненых полно, чем ты лучше других. Врачи бы сейчас спасали бы чью-то другую душу, не его. И загнулся бы майор там. С другой стороны, раз его пустили без очереди — в лучший госпиталь на Граа, то, логично предположить, что кто-то другой не получил своевременной помощи и умер. Может быть, это был кто-нибудь из его бойцов. Ведь бесконечно жаль того человека, померянина или альверца, а может спеца, который ценой своей жизни спасал мирных граждан, отражая жёсткий натиск противника. Может, он стал героем посмертно, а может — нет, не стали награждать его. Трудно осознавать, что вытесняешь собой чужую жизнь… Такова судьба! И кого-то нужно давать в жертву, чтобы спасти свою жизнь. Она ещё пригодиться — для будущих великих свершений.
Осознавая это в госпитале, он дал себе клятву, раз судьба ему дала жизнь, новый шанс — то он использует этот шанс по максимуму, чтобы оправдать смерти своих бойцов, товарищей и друзей, которых он недавно потерял в жестоком и неравном бою. Он не предполагал ещё, что в ближайшие годы — его ждёт невероятный взлёт в карьере; что ему досрочно присудят звание полковника, минуя звание подполковника. А потом офицерские чины будут менять друг друга через каждый год. На него обратят зоркое внимание свыше, с президентского уровня, и начнут тянуть наверх, к себе. Он станет всё ближе и ближе к президенту и правительству Федерации и это устроит всех и правительство и самого Паута Воэ и, что не маловажно, народ.
Но сейчас он вылечивался. Уже прошло больше двух недель с тех самых событий на Альфа-Арвусе. Он уже мог ходить. Если неделю назад не мог даже встать, то в последние дни ему удавалось делать всё, как полноценному человеку. Правда, без спецкостюма с прочностным усилителем это сделать поначалу не удавалось. Нога всё ещё была слаба. Но сегодня он решил, во что бы то ни стало, без помощи спецкостюма пройтись по горным тропкам заповедника Адерон. Как же это побывать в Нрави Край, быть рядом с величавым хребтом Адерон и не походить по его тропкам?
Местный воздух прекрасен, чист как никогда. Особенный горный воздух на высоте двух километров над уровнем моря — с запахом малых и больших душистых деревцов — раскидистых сосен, дуба, клёна и кедра, высаженных здесь ещё в далёкие столетия, сразу после освоения планеты. Замечательные тропки! Узкие, вытоптанные людьми, присыпанные мелкой мраморной крошкой. Извилистые, удобные тропинки начинаются от самой территории военного госпиталя — поднимают наверх ближайшей высокой горы, с обзорной площадки которой отлично видна вся территория госпиталя — десятки зеркальных корпусов, за ними начинается серебряный город, стиснутый с двух сторон крутыми хребтами гор и подпёртый с другого конца отвесной скалой. Серебряный — потому что именно с той высоты в лучах местной звезды Грааль город светиться истинным серебром. Так по крайне мере говорят его коллеги по палатам, кому удалось подняться на ближайшую гору. Паут решил это проверить.
Врачи ему не советовали выходить сегодня, так как короткий год заканчивался и стремительно наступала зима — к вечеру возможно выпадет снег. Но сейчас ярко горит звезда. Немножко прохладно, конечно, но в высоких горах — это стандартная погода. Он оделся попроще, не рассчитывая на продолжительную прогулку, надел прочностные опоры на руки, чтобы случайно не свалиться где-нибудь, нога ещё не известно, выдержит ли такой подъём; и двинулся к тропинкам.
Вот идёт он по тропе. Всё время убегающий ввысь серпантин, пропадающий то за одни холмиком, то неожиданно выскакивающий из-под массива деревьев, — перед его глазами. Он поднимается медленно… Да. Нелегко это, подниматься в гору, особенно с больной ногой. Но он не останавливается на перевал. Вот ещё не хватало, перевал тут устраивать — когда до цели остаётся немножко.
Его беспокоило новое обстоятельство — он стал популярен и его стали все узнавать. События детально обсуждали по местному телевидению, и неожиданно для всех и для себя, он стал знаменит. Намедни несколько раз он выходил, как обычно, на прогулку в город — посмотреть на местные достопримечательности, как уже через минуту-другую кто-то окликивал его, как знакомого, подбегал радостный и улыбчивый: 'Это вы! Я вас сразу узнал! Вы — наш герой!' И начиналось: 'Позвольте ваш автограф', 'Расскажите, как было? Страшно ли было?', 'Говорят вы были серьёзно ранены?', 'А вы здесь у нас лечитесь?.. Что? Правда?! Вот здорово!' Если один из толпы заметил и узнал его — то через мгновение уже напирала толпа, окружая его отовсюду. Если в первые два раза было приятно ощущать себя таким знаменитым, то в следующие разы это начинало надоедать, доставало и хотелось одеть маску и ходить только в маске. Вот та́к! За славу надо тоже платить.
Поэтому тихие, практически безлюдные тропки Адерона ему казались куда приятней городской суеты.
Наконец, он поднялся на самый верх — взгляду предстала широкая обзорная площадка. На ней было всего три человека, которые даже не заметили его присутствия. Он обессилел. Нога подрагивала от напряжения. Надо же, устал, протопал два километра и так устал, словно бежал в гору все 20. Он преодолевал подобные горки и не помнил, чтобы так сильно уставал. Да, ранение — это страшное дело. Врачи лишь обещают, что при нормальном режиме только через полгода нога станет полностью функциональной как и прежде. А хотелось бы раньше…
Он подошёл к ограждению. И в правду, город серебрился в лучах уходящей звезды, был необычайно красив, прекрасен. Панорама чудесна! Перед ним раскинулся зеленый массив деревьев. Еле как узнаваем серпантин тропки, по которому он только что поднимался. Ниже утопали в густой зелени корпуса военного госпиталя. Вот и его корпус, который поближе к левому краю, виден. Но этажи разглядеть сложно. За госпиталем возвышаются зеркальные небоскрёбы города, тянутся ввысь, но хребты гор, которые его окружают всё же значительно выше. Так что, вам, товарищи-небоскрёбы, расти и расти!
Присев на подвижный диванчик, он зачарованно смотрел на далёкую серовато-зелённую даль. Он не знал, что находится в той дали — может высокие горы, которые выше этих, может другие города, а может там море? Неизвестность всегда манит и пытаешься рассмотреть, что же там скрывают своими туманными вершинами далёкие горы.
Вдруг перед ним промелькнула пташка. Суетливая, быстрая как грэхти и очень маленькая синия птичка. Он дважды облетела диванчик, на котором сидел Паут, облетела соседние, перепорхнула за ограду, через миг выпрыгнула оттуда и уселась на стеклянные ограждения. Паут теперь мог её хорошо рассмотреть. Но он не мог понять, что это за вид птиц такой. Колибри? Нет, не колибри! Колибри летают по-другому. А каких ещё он помнит маленьких птичек?
— Это валентирина, — подсказал девичий голос.
Паут чувствовал её присутствие, поэтому её желание присесть рядом Пауту не казалось внезапным. Он понимал, что вот ещё одна — узнала его и сейчас начнёт задавать вопросы, на которые ему, если честно, до смертельной тоски надоело отвечать. Пожалуй, нет хуже пытки, чем повторять одно и тоже сотни раз.
Он даже не глядел на неё. Он чувствовал, что ей семнадцать лет, что она — померянка, причём чистокровная, без примесей генных вмешательств. Боковым взглядом он знал: у неё длинные русые волосы, тонкая фигурка, узкая талия, лёгкая одежда, так же как у него не готовая к холодам. И странно… у неё не было камтика. Вот чудачка! Удивительно, как она ещё справляется с управлением техники… Хотя, как здесь нафиг техника! Это там, в городе, в электронной глуши, без камтика тяжко. А здесь, даже дышится спокойней.
— Спасибо. Я не знал, — вскоре ответил он милой незнакомке.
Она легко опустилась на диванчик в небольшом отдалении от него. '46 килограм! — быстро отмерил Паут. — Метр 63 ростом. Подчёркнуто стройная. Поддерживает фигуру. Занимается фитнесом, настоящим спортом, а не выпивает добавки, как некоторые, кому лень помучить своё тело… Что ж, она даже может оказаться интересной и с ней будет приятно пообщаться'. Он аккуратно огляделся по сторонам, чтобы незнакомка не заметила его разведывательного манёвра — двое людей стояли в приличном отдалении. Похоже муж и жена, тоже померяне. Они на них не смотрят — сдались они им, у них свой, не менее завораживающий вид на город. Значит, толпы не будет. Славно! На это он согласен.
Он ожидал, что сейчас девушка скромно или наоборот не скромно начнёт: 'Ой! А я вас узнала. Это же вы, Паут Воэ!' И тогда он ответил: 'Разумеется, это я!' А она скажет: 'Я слышала, вы были сильно ранены в бою. Вы здесь лечитесь, в этом госпитале?' А он: 'Да, всё верно'. Она: 'Вам, наверное, больно?', 'Нет, что ты! Сейчас совсем не больно… Это две недели назад было больно…' и так постепенно завяжется у них беседа на полчаса, на час или даже два, пока не стемнеет. А потом он её проводит вниз, а сам пойдёт в свой корпус. Можно, конечно, захмурить девушку и пригласить в гости на вечерок, а может и на всю ночь… Но не хотел злоупотреблять своим положением, своей знаменитостью паут, ещё успеет всласть насладиться… Он улыбнулся своей мысли и ей… Приятный собеседник в виде симпотичной молоденькой девушки-померянки или наивной альверки — это всегда его радовало.
Но она не начинала беседу. Сидела в сторонке, изредка посматривала на него, скромно улыбалась, задумчиво смотрела вперёд. Шла долгая, мучительная минута.
Птичка-валентирина шустро почистила пёрышки во всех доступных местах, осмотрела сидящих внимательно, тихонечко чирикнула и, резко упорхнув в сторонку, скрылась за широким развесистым дубом.
— А вы биолог? Генный биолог?.. — не выдержав затянувшегося молчания, начал он. — Или, может, эволюционер?
Девушка удивлённо посмотрела на него:
— Почему вы так решили?
— Откуда вы знаете, что это валентирина? Я вот, например, не имел даже представления, к какому семейству птиц относиться эта особь.
Он улыбнулся, как умел, стараясь поймать в лицо лучи света, размешиваемые кронами ближайших деревьев. 'Может, она не успела узнать меня? — закралась мысль. — Или она очень умна. И не хочет начинать беседу с очевидного?'
— Нет, — тихо, заметно скромно, проговорила она и рукой смахнула прядь волос, скрывавших голубоглазый чарующий взгляд от налетевшего ветерка, — я не биолог и, тем более, не эволюционер. Я просто люблю животных и знаю названия многих видов… Увлекаюсь. Это моё хобби. Валентиринка — это как раз продукт генной эволюции птиц семейства воробьиных, взращенный эволюционерами чуть ли не столетие назад.
— Воробей?! — восхитился Паут. — Такой маленький!.. А я, по глупости своей, начал думать, что колибри.
— Нет. Колибри же по-другому летают. Напоминает полёт чешуекрылых бабочек и при этом слышно жужжат.
'Она играется, — думал он. — Она меня давно узнала и начала свою игру… Но нет, девочка, я тебе не какой-то там деревенский необузданный паренёк! Я эти уловки девчачьи знаю. Ты меня не подцепишь на крючок своей наигранной наивностью'…
— Вы меня не узнаёте? — напрямую спросил он, чуть наклонив голову.
Девушка вгляделась в него, помолчала мгновение, сказала:
— Нет… Не узнаю. А разве должна?
— Ну, вообще-то… не знаю. Обычно меня узнают, — смутился он, не ожидая такого ответа.
— Вы местный? Вы, наверное, почётный житель города? — предположила она.
— Нет, нет. Я — не местный. Я здесь в госпитале лечусь. Вот в том, военном госпитале… видите, корпуса торчат из зелени, — он указал рукой к прозрачному ограждению, в сторону зелённых массивов.
— Ага. Вижу, — воскликнула она радостно. — Вы, значит, военный?
Он кивнул. И задал давно терзавший вопрос:
— Вы не смотрите новости? Не интересуетесь новостями?
— Да, — изумилась она, заглянула в глаза Пауту: — Откуда вы знаете?
— Ну, так… Вдруг подумал, — Паут не смог сдержать её взгляда и посмотрел на город.
'А это становиться интересным!' — думал он. Она не знает кто он, откуда он, чем так знаменит, и почему его должны все узнавать… Вот ведь как получается! А ведь оплошал вояка с супер чуткой интуицией — не знает она ничего. Конечно, может лгать, обманывать, что не знает, а на самом деле знает что-то. Померянки способы врать. Но не в таком же молодом и наивном возрасте!
— Как вас зовут, милая незнакомка? — настойчиво спросил он.
— О! Чувствую офицерский нрав! — улыбнулась она.
— Да, вы бесконечно правы, я — офицер. Майор. Майор эскадрильи… Меня ранили в недавнем бою. Я здесь лечусь. Меня зовут Паут Воэ. Вас как?
Он ожидал ещё, что она скажет: 'Паут Воэ? Так это вы?!' Если даже она не смотрит новости, то, по крайне мере, могла от друзей, от знакомых, от родных или вообще случайно услышать это имя. Его имя.
— А меня зовут Лейма, — скромно представилась девушка.
Да. Он реально зазнался. Из толпы его может и узнает два или три человека. Но ведь не все люди на планете должны знать его и носить имя его на устах.
Всё оказалось куда любопытней…
Они общались долго. Не заметили, как Грааль зашёл за хребты зелённых гор — быстро окатив узкую долину розовым закатом. Это произошло так незаметно, что Паут очнулся лишь, когда понял, что не различает черт своей спутницы, а в небе уже давно зашёл малый спутник планеты и засверкали звёзды. Они прогуливались по заповеднику — бредя по вытоптанным тропкам, пробуя зайти в чащу леса, посмотреть на лесных зверюшек. Но зверюшек не увидели. Видимо, шумели они сильно: девушка смеялась звонко, а Паут нерасторопно ходил с больной ногой, боязливо ступая на мягкие кочки. Разочаровавшись, что зверьё их пугается и не выходит (кое-как отличили беличий хвостик на верхушках деревьев), они вышли из чащи и вернулись на склон горы, где была смотровая площадка. Людей там, конечно, не было. Но они сразу же заметили небольшое кафе под навесом. Кафе безлюдно, полностью автоматизировано — заказывай и кушай. Уселись. Продолжили своё нехитрое общение.
Лейма рассказывала о себе. Оказывается, она тоже неместная и приехала на отдых. Здесь славный горный воздух. Адерон! Поэтому она долгое время стремилась сюда. Не на Гео, куда стремиться каждый померянин, волею судьбы заброшенный далеко от родной планеты, а именно на Граа, в Нрави Край, на горы Адерон.
Она живёт безумно далеко — на границе освоенной федерации, в 412 световых годах от Гео или 423 годах отсюда. Пауту ещё не приходилось бывать в такой дали.
— Что это? Дальний космос? — интересовался он.
— Именно, это Дальний космос. Мы — колонисты, осваиваем новые планеты, строим энергодобывающие и сырьевые фабрики на самых далёких недавно открытых звёздах. Наша звезда, где я живу, называется Нерко-18, - отвечала она, — а планета, где располагается наша база — Аремир, по фамилии отца. Это в созвездии Тельца.
Она взглянула на ночное небо. Усыпанный бриллиантами звёзд Млечный путь смотрел на них.
— Я не ориентируюсь на этом небосводе и не знаю где находиться созвездие Тельца. Может, ты знаешь?
Паут быстро загрузил космологические данные из сети в свою память, сопоставил расположение звёзд на небе, сориентировался и проговорил:
— Созвездия Тельца, не видно сейчас. Оно находиться ниже горизонта…
— Жаль. А то бы показала. Там должны быть две большие звезды. Отсюда они должны быть видны. И между ними располагается наша Нерко-18.
— Зато, я могу показать свою звезду, где вращается моя родная планета Монтевидео.
— Монтевидео? — удивилась девушка. — Ты из Монтевидео?.. Я хочу побывать на Монтевидео. Там растут кристаллионы.
Кристаллионы — это местные голубоватые растения, которые можно встретить в пустыни или в степи. Они ростом с человека. Но ветки этих растений похожи на вытянутые кристаллы, которые заманчиво переливаются в лучах света. Они хрупкие и в то же время острые, как ножи. Если их начать ломать — то они могут порезать до крови. Растут они, как всякие кристаллы, очень медленно и долго. Одному кусту с человеческий рост может быть уже десятки тысяч лет. Поэтому растения эти охраняются биологами. Однако в магазинах Монтевидео можно найти сувениры — красивые алмазные ветки из старых, погибших кристаллионов.
Да. Он бы мог подарить этой девушке ветку кристаллиона. Ветка не дорого стоит. Но где же её сейчас достать на этой планете?
Он указал на звёздочку, которую еле видно на небосводе — там Монтевидео. Её сильно подавляют яркие соседние звёзды, но если приглядеться, то можно рассмотреть…
— А вот и Солнце! — он показал в другую сторону.
— Славно ты разбираешься на чужом небосводе! — заметила она. — Ты же здесь две недели всего, так?
Он покачал головой:
— Я вижу звёздный небосвод впервые, — он не хотел скрывать от неё свою особенность, ведь она наверное думала, что он — померянин. — Я — альверец-специалист по военному делу. Мне ничего не стоило загрузить в память данные о положении звёзд и сопоставить с тем, что я вижу.
Девушка удивилась, но не разочаровалась, как он предполагал:
— А-а… Ты не похож на альверца. Больше похож на померянина.
— Да. Это новый класс Джей-5. Нас делают очень похожими на померян. Не отличить, — сказал он.
— Удивительно. Когда мой отец отправился на звезду Нерко-18 почти 450 лет назад, всё было по-другому.
— Твой отец — первооткрыватель?
— Да. Он капитан звёздной экспедиции. Открыл систему Нерко-18 и ближайшие две звёздные системы.
На пути в город она рассказала ему о жизни на планете Аремир; что население Аремира составляет не более 10 человек — четверо из семьи Аремир, включая Лейму, родителей и младшего брата, а также пятеро служащих, двое из которых родственники семьи Аремир. На планете построили несколько автоматизированных энергодобывающих заводов — и полученную энергию прямым порталом переправляют сюда в Нрави Край и соседнее государство, Алесию. Энергии они пока добывают не так много, но планируют расширять производство — строить новые тепловые скважины. У них все заводы — теплоперерабатывающие станции: преобразуют тепло планеты в энергию. Планета постоянно отдаёт теплом и если глубоко капнуть, то грунтовой температуры достаточно, чтобы преобразовать её в мегаватты электроэнергии. Отец Леймы управляет всей колонией на Нерко-18; вроде директора своей миниатюрной фирмы. Дочку он назначил главным инженером по развитию производства. Правда, у Леймы нет соответствующего образования. Но это ничего. В своём маленьком мире — ты может быть хоть начальником планеты, тебя за этого попрекать не станут.
Соответственно, на всей звёздной системе Нерко-18 проживает 9 человек. Девушка рассказала, её отец мечтает образовать своё королевство в системе; назвать его Аремир — по своей фамилии, как и планету. И на планете Аремир построить много городов, поставить большие аэрозаводы — преобразующие углекислый газ атмосферы в кислород. А после того как вырастут леса и сады, пускать на планету туристов. На ней много горячих гейзеров, живых вулканов, красивых и живописных панорам. На туризме можно будет много зарабатывать… Но это всё мечты, грёзы о будущем. Чтобы официально зарегистрировать королевство, нужны большие деньги и население не менее десяти тысяч постоянных жителей. А где их взять?.. Так что эти мечты и грёзы исполняться ещё нескоро. Ой, как нескоро.
Отец Леймы не интересуется мировыми событиями. Да и за полтысячеления экспедиции всё равно сложно нагнать упущенное. Поэтому отец на это давно махнул рукой. Отбросил в сторонку историю, сводки и начал свой лёгко подъёмный бизнес. Есть Федерация и слава Богу. Остальное всегда приложится. Главное, чтобы в их маленьком мире было хорошо и комфортно. А что там твориться, в далёкой большом мире, его не интересовало. Лейма следовала примеру отца. Зачем ей знать какие события происходят в мире, какие конфликты начались или закончились, какие новые планеты открыли, а какие освоили, насколько выросла экономика Федерации и население мира? Зачем ей всё это знать? Она понимала, что жить в большом мире не станет. Её мир, хоть и ограничен маломощным аэрокуполом базы и окружена пустынями теплой планеты, но это её мир. Она там родилась, выросла. Она хочет полностью посвятить себя новому миру — затерянному в Далёком Космосе.
Они вышли в город заполночь. Хорошо, что у Паута с собой оказался фонарик. Однако они жутко промёрзли, так как становилось ощутимо прохладно. По конец пути пошёл обильный снегопад. Бегом они добрались до ближайшего альфа-такси. Паут усадил замёрзшую Лейму в кабину и попрощался с ней до завтра. Завтра на том же месте они договорились встретиться. Смахивая налипший снег с плеч, Паут проводил отлетающее такси весёлым взглядом.
Ему не было так весело и хорошо на душе, пожалуй, никогда…
После Кайт Шестнадцатой у него было много девушек. Он со многими знакомился, прогуливался по городам, проводил совместные нескромные вечера, вместе отдыхал на курортах, многих из них он любил. Они были интересны и уникальны по-своему. Девушки были умны, образованы, воспитаны. Были смелые, скромные, наивные. Но радости с ними было немного. Альверки были легкомысленны и пропадали быстро — они не могли его ждать из продолжительных командировок, из дальних периферийных боёв, из конфликтных зон, где он пропадал месяцами; они просто шли дальше, не задерживаясь на нём; исчезали незаметно. Померянки же сразу понимали, что с ним не будет будущего. Он — альверец, да ещё военный. Какое с ним будущее? И тоже исчезали, покуда представлялась такая возможность. Не было у него девушки, которую он мог любить продолжительное время. Чувства вспыхивали мгновенно и мгновенно гасли. Всё! Ему уже самому не интересно с ними… Но, встречавшись на протяжении недели с Леймой Аремир, Паут стал замечать, что он не равнодушен к этой померянке. Очень. Ну, что в ней такого, чего не было в других? Вроде бы — ничего, и в то же время, всё в ней другое, необычное, удивительно загадочное. Он не приглашал её в свою палату в госпитале. А у него была шикарная палата, для 'особенных' людей, которой глупо не хвастаться. Да и она не просилась в гости. Они встречались каждый раз на нейтральной территории — на обзорной площадке ближайшей горы. Паут на второй день кое-как дополз до площадки. Ноги после вчерашнего измучились, сильно болели. Однако, пересилив дикую усталость, дошёл. Он не смел не прийти. И она пришла вовремя, даже чуть раньше его. Они болтали всё время о пустяках: она рассказывала смешные истории, об экспедициях на далёкие звёзды, о своей работе на энергодобывающих заводах, а он рассказывал немного о себе, о прошлом; не упоминал войну, не говорил про воздушные и космические битвы — он понимал, что не об этом нужно говорить сейчас с девушкой; поэтому находил не менее смешные истории из, казалось бы, своей нелёгкой жизни. Потом начались душевные разговоры, открывшие друг другу сокровенные мечты и фантазии. Паут сразу же вспомнил Восьмого Воэ, их встречи с братьями на побережье Тлира — их 'детскую' беседу, попытку предвидеть грядущее. Эти воспоминания его так захлестнули, что он начал общаться с Леймой, как с братом. Девушке это казалось забавным. Ей нравилось.
Паут не без удивления замечал, что во время их весёлого общения, разъедающая внутренности пустота в нём начинала заполняться теплом. Удивительно. На улице было прохладно, холодно, снег падал, но внутри было тепло… и до пьянящего аромата становилось хорошо. Что это?! Проснувшиеся из забвения чувства? Вспыхнувшая надежда на счастливое будущее, корректирующуюся судьбу? Доброта в нём расцвела?.. Он не знал. Он мог предполагать, но не был уверен в своих догадках. Он хотел погасить в себе чувства разом, уйти и не встречаться с ней больше. Никогда. Паут чувствовал в себе перемены, они в нём бродили и коверкали его до неузнаваемости. Он становился другим. Раз за разом — от каждой встречи к другой. Не понятно, то ли это правильно, так должно быть, то ли это неправильно и нужно предпринять срочные меры, чтобы погасить в себе начавшиеся перемены.
Зачем ему перемены? Ему нравился его стиль жизни — постоянно быть на грани, требовать от жизни смертельной опасности, а от смерти — подчинения. Это адреналин! Это его будоражило. Это ему нравилось. Он получал несравненный кайф от своей профессии… А сейчас ему кажется, что всё это глупо и бессмысленно. Напрасно. Зачем ему нужны эти бои, разрушения, взрывы, смерти, ежесекундные опасности? Когда есть вещи более интересные, более увлекательные и мирные, чем оружие и всё производное от него…
Что с ним?..
Он покинул Граа, планету на которой из-за сильного наклона оси быстро менялись сезоны: лето, весна, зима, осень — в течении двух неполных недель, на которой он встречался с молоденькой померянкой на протяжении восьми дней. Но не смог забыть Лейму. Первое время он думал, что позволил себе расслабиться. Пустяк! Такое случается. Сейчас он придёт в норму, забудет всё и опять ринется в бой, гоняясь за собственной смертью. Но в бой его не вели. Не разрешали прыгать. Он — национальный герой. Его нужно беречь. Его берегли… для более важных дел — командовать из штаба. В нём были способности стратега и эти способности ему дали проявить в полой мере. Паут был расстроен, что не посмотреть теперь смерти в лицо; не улыбнётся он ей своей равнодушной улыбкой. В то же время он был рад этому, так как начинал электронную переписку, общение с Леймой, которая тоже вернулась к себе, на Аремир, приступила к своим обязанностям. Он не хотел ей писать, но она писала ему, отправляла сообщение за сообщением, на которые он не мог не ответить. Они созванивались, общались по вечерам, которые у них к счастью, частенько совпадали. Его радовало, что он больше не рискует жизнью. Он не хотел её огорчать. Ведь, если он ринется в бой, в самое пекло — то он же может погибнуть! — только сейчас дошла эта мысль до сознания; и он не сможет ей отправить ответное сообщение. А она станет волноваться, писать беспокойные сообщения, наполненные тревогой: 'Где ты? Что с тобой?', пока не получит ответ-автомат: 'Адресата больше не существует'. Это же неправильно. Не благородно с его стороны, так вот глупо погибать…
Он понимал, что любит её. И чем больше сообщений, часов беседы проведённых с ней, тем больше было привязанности к ней, тем ценней она была для него. Эта привязанность его тревожила — он беспокоился, что кто-то этой зависимостью воспользуется в злой корысти. Но таких людей не было. Мало кто знал, что у него вообще есть девушка, что он кого-то любит. Этот секрет он умел хранить в тайне. Даже те, кто следил за ним (а за ним следили, он знал, как не следить за офицером, который бойко пробирается к власти) не догадывались и сообщали командованию — чисто.
Прошёл год. У Леймы выдался отпуск и тогда он отважился её пригласить к себе домой — в Акваут, на Монтевидео. Лейма не сразу согласилась. Возможно, её смутило что-то в его предложении. Он сам удивился, зачем предложил? Он никого не приглашал в гости. А тут на тебе! Приезжай! Будет весело…
Он не пытался её заполучить, не пробовал её соблазнить на любовное ложе. Они даже не целовались в те дни. Гуляли как друзья по городу, любовались красотами Древнего океана, ходили в степи, искать кристаллионы; находили их, воровато срывали хрупкие ветки… Он ждал. Он умел долго терпеть, мучительно ждать… Это ей понравилось. И она однажды призналась, что любит его.
Как она может любить альверца? — неожиданно вспомнил Паут. Может, она забылась? Не помнит, что он альверец? Этот факт мог выпасть из памяти случайно… Он ведь так похож на померянина; и видом, и чувствами, и действиями выдаёт в себе померянина…
— Нет, я помню, — сказала она. И Паут больше ей не напоминал, кто он есть.
Прошли года. Они встречались изредка. Чаще это удавалось на родной планете Леймы — на Аремире. Паут брал отпуск и исчезал на несколько дней из штаба. Никто не мог понять, где он отдыхает. Он друзьям и коллегам отшучивался — в далёкой тёплой стране. Пойди и пойми, где это…
Отдых в гостях у Леймы был прекрасен. Планета тёплая, раскаленная. Две одинаковые звезды разом освещают небосвод: Нерко-18А и её сестра-близнец Нерко-18Б. Местные называют их проще: Нерко Младшая и Нерко Старшая. Всё таки у них есть небольшая разница в возрасте формирования. Одна старше другой на двести миллионов лет. Вон за горизонт садиться Младшая, а Старшая поднимается выше. Как они различают их? Паут недоумевал. Но по маленьким характерным нюансам вскоре сам с высокой точностью стал определять близнецов.
База, действительно, была мала. А много ли надо места для девяти жителей? Трёхэтажный металлобетонный дом с малюсенькими окнами, прилипший к скале. Воздушный купол лишь одним километром в диаметре. Сад небольшой разбит возле базы. Растут пальмы. В такой жаре хорошо себя чувствуют только пальмы. Зреют бананы. Озерко искусственное отражает зелень сада. Тропинки неаккуратно проведены по территории купола. Много ли надо для маленького рая на краю вселенной?
Конечно, это был не край вселенной и даже не край Галлактики. Но это был без сомнений край мира человеческого, этакий край света, куда мало кому удавалось заглядывать. А Паут заглянул и поразился, насколько человек готов отстраниться от мира людей, лишь бы найти укромное, уютное, тёплое местечко. Им это удалось.
Фантастический мирок.
Паут помогал Лейме в её работе. Работа была на первый взгляд лёгкой: найти подходящие места для бурения новых скважин и установки теплового генератора; но при обзоре особенностей процессов, понимал, что задача крайне сложна и ответственна. Необходима предварительная топографическая и геологическая разведка — найти оптимальную точку для бура, где жар от планеты максимален. Направить туда бур, настроить программу для бурения и последующей установки, и следить за всем этим… Все процессы автоматизированы. Робототехника хоть не из самых современных и качественных, но отлично справляется со своими задачами. Иногда сбоит, но это мелочи.
Выходных у Леймы практически не было. Расширяться нужно постоянно. Фирма отца на выручку закупала установки, и расширяла мощности производства — для последующего увеличения прибыли. Закупленные партии новых установок простаивали на складах. А это упущенная прибыль. Надо уменьшать потери — и быстро запускать установки в работу — зарывать в землю. Как же быть, когда установок сотни, а буров всего два? Вот и надо за всем следить, чтобы буры не поломались, не вышли из строя, не застряли в твёрдом грунте, чтобы кромки не обтачивались (в таком режиме эксплуатации они не могли не обтачиваться быстро), постоянно надо запускать точильные устройства и ждать, когда бур будет готов к работе. Следить за всем нужно. Глаз да глаз.
Теплогенерирующие установки огромные: 50 метров в диаметре и в 600 метров длиной. На место их перевозит гигантский транпортёр. Такая махина! Он же тянет на себе буры, точильные устройства, ремонтных и наводящих роботов, гравитационные подъёмники. И этим всем управляет Лейма? Одна?.. Да. Всей этой, казалось бы, не женской работой занимается Лейма. Изредка ей помогает младший брат. Но и у него свой фронт работ — в другой части планеты. Так что, Лейма здесь в пустыне одна. База в 200 километрах отсюда. До базы десять минут лёту.
— И не страшно тебе здесь одной? — спросил как-то Паут, сидя в рубке гигантского воздушного транспортёра рядышком с Леймой. Лейма управляла машиной.
— А чего бояться? Здесь пустыня. Здесь никого нет. На планете спокойно, — сказала она.
— Если землетрясение случится?.. или вулкан взорвётся, а может гейзер пробьется из каменистого песка прямо над тобой? Что тогда?
— Такого ещё не было, — уверенно ответила Лейма. Ей нравилось, что Паут беспокоиться о ней.
Вечер они проводили вместе на базе. Отец Леймы со своего молчаливого согласия разрешал Пауту находиться на базе, присутствовать на их праздниках в кругу семьи. Его вполне устраивал он, как собеседник, как потенциальный жених дочери: умён, весел, остроумен, харизматичен, пунктуален, аккуратен, вежлив, обходителен и трудолюбив — это очень ценил Кирд, отец Леймы. Лейма предупредила заранее Паута, чтобы он не говорил отцу о своём альверском происхождении. 'Всё что угодно говори, но об этом молчи'. Это Пауту казалось неправильным. Не хотел он врать её отцу, обманывать его, вводить в заблуждение. Но её отец не интересовался кто он, откуда и кто родители. Возможно, он думал, что Лейма обязательно должна с кем-то гулять, с кем-то общаться, встречаться с молодыми людьми. Возраст соответствующий. Её право — выбирать себе жениха. А он лишь следил, чтобы это были нормальные парни, а не попадалась всякая шваль. Поэтому не предъявлял никаких требований и не устраивал допросы.
Раз в полгода Паут навещал Лейму на Аремире. Они редко встречались в Большом мире. Ей, почему-то, не нравился этот мир: спешный, суетливый, шумный, многолюдный, где гигантские здания нависают громадами над головой, подавляя своей мощью. Кажешься маленьким муравьишкой, затерявшимся в покоях человека-великана. От этого радости немного. Вот, горы и природная тишина — это прекрасно. Но заповедники либо закрыты, либо там снуются толпы туристов. Поэтому свой мир предпочтительней, гораздо проще. Да и прогуливаться с ней по улицам городов Пауту было как-то неловко. Он не говорил ей о своей знаменитости, о своей безумной популярности. Ранее он не упомянул об этом и не стал говорить позднее. Но Лейма догадывалась, что человек он — непростой, раз избегает людных мест и обходит стороной скопления групп. Прячется от толпы. Значит, чем-то знаменит, а чем именно — не спрашивала. Ей он нравился таким, какой есть. Этого хватало. А ещё она думала, что он богат, раз может себе позволить навещать их так часто (порталы, напомню — дорогое удовольствие). Но богатство своё не показывал. Не хвастался он своим богатством. Это тоже было ему плюсом зачтено.
Похоже, положение вещей устраивало всех. Устраивало Лейму — она нашла человека, с которым хорошо, не скучно, можно общаться долгими часами, прижимаясь всем телом; который понимает её и готов слушать; которого любила всей душой. Устраивало родителей Леймы — их дочь была счастлива, светилась радостью, они считали Паута достойным руки и сердца своей дочери, не торопили события и не требовали немедленной свадьбы. Что этот брак изменит в их маленьком мирке?.. Устраивало самого Паута — его тайная любовь не мешала карьере, его каждый год стальной хваткой тянули наверх, его слава и власть росла на глазах и удваивалась из года в год, где-то он сам проявлял себя: свой талант, свои умения — за это его ценили, народ обожал, коллеги завидовали, где-то ему помогали, были у него покровители. У него была девушка — это тоже повышает самооценку, самолюбие и уверенность в завтрашнем дне. С Леймой ему было тепло и уютно. Душа радовалась. Хорошо на душе. Спокойно. Мир оживал, светлел, расцветал и тёмное будничное уныние уже не казалось таким тёмным и беспросветным как раньше.
Положение вещей устраивало даже брата Леймы, Марко. Паут угодил Марко своими интересами. Они оба увлекались космическими планерами и вместе гонялись по звёздной системе на перегонки, от планеты до планеты, разрезая бесшумный вакуум пространства.
— Опять ты! — воскликнул Макро, когда из портальной кабины вышел Паут Воэ. — Откуда у тебя столько денег? Богатый что ли?
— Богатый что ли, — загадочно ответил он, входя на территорию базы.
Они поприветствовали друг друга.
Своим Лейма его представила как майора аэрокосмической эскадрильи Миротворческих сил Федерации. Все так и запомнили. И не могли даже предположить, что он уже давно как не майор, уже ходит в генеральской форме и тянется выше. Не спрашивали они его. Их не интересовала военная система. Откуда им знать, простым людям, далёким от политики, от других людей, что он — важная шишка в главном штабе, что управляет целыми армиями, что сейчас бросает дивизии в огонь сражений куда-то на северные границы, где Адрия опять заёршилась? Откуда им всё это знать?.. зачем им это знать? Вот и встречают его как своего, родного.
Шёл 3047 год.
Не так давно Паут получил чин Генерала западного сектора. После этого ему дали два дня отдыха, которыми он решил воспользоваться — погостить у Леймы. Разумеется, делиться радостным известием он не хотел и не собирался. Сначала созвонился с Леймой:
— Привет, дорогая моя.
Молчание… Тихий плачь. Слёзы…
— Что случилось, родная?
А вот что случилось.
Марко Аремир, брат Леймы, решил смотаться на Гео, посмотреть на Большой мир. Отец ему дал денег на отдых и развлечения — иди, сынок, развейся, погляди как там. Пошёл. Развеялся. Поглядел. Нашёл себе друзей, подруг. Прогулялся вместе. И, видимо, как-то случайно, услышал от них примерно такую новость: 'А вы знаете, Паут Воэ стал генералом западного сектора?' Марко, разумеется, подумал что это однофамилец его друга сестры. Случайное совпадение. И почти забыл про этот разговор. Но любопытство в нём победило, он включил визор и прочитал общую информацию о Пауте Воэ, новоиспечённом генерале западного сектора Миротворческих сил. Одной фотографии было достаточно понять, что это никакое не совпадение. Он по-началу не верил увиденному. Думал, бред какой-то. Несмешная шутка друзей. Однако в других источниках по сети — все повторялось. Всё бы ничего, подумаешь — генерал. Они сами не интересовались его успехами в военной карьере и знать не могли, что он такой авторитетный… но 'альверец'…
Макро был в смятении. По возращении на Аремир решился сообщить отцу. Как отреагировал отец Леймы, было непонятно. Он просто грозно бросил ей: 'Пусть никогда больше не приезжает. Я всё знаю о нём'.
Лейма плакала. Паут старался её утешить, но сам понимал — как тут утешить?
— Я многое тебе не рассказал…
— Знаю, — тихонько плакала она. Он чувствововал, как за четыреста с лишним световых года от него, текла слеза по её щеке. Он её не видел, но ощущал её присутствие рядом, словно сидела близко-близко.
— Возможно, я тебе не сказал самого главного. В день нашей первой встречи, я действительно был майором эскадрильи. Всего лишь майором… Майором Паутом Воэ эскадрильи знаменитых 'дьявольских ястребов'. Я не стал выхваляться своими боевыми наградами, не носил мундир с блестящими орденами и медалями, не говорил тебе о своих подвигах. О них говорили люди, которых вы не слушали…
— Как нам быть? — прервав его, сквозь слёзы проговорила она.
— Жить дальше.
— Так просто?
— Да.
Молчание. Она перестала плакать. Она собралась. Сказала:
— Меня к тебе не пустят. Тебя ко мне не пустят… Это конец… Конец всему…
Паут ответил философски:
— Если бы перед каждой преградой я отчаивался, считал это концом своего пути — я бы не стал Паутом Воэ, кем сейчас являюсь. Не было бы меня… Каждый конец пути — есть начало нового пути. Каждая преграда дарит человеку возможность обрести решимость, найти себя, победить себя и ту преграду, которую перед ним выставили… и стать сильнее, стать самим собой…
Наверное, она неправильно его поняла. Он хотел ей сказать немного другое. Что конец пути — это не начало нового пути, а продолжение того же самого, только ощущается он как новый.
Они долго не созванивались и не писали сообщения друг другу. Паут по-первости писал сообщения, но не получал на них ответы. Потом закрутился в делах и перестал писать письма. А надо было… Ей было больно сейчас, он это понимал. Ему тоже было больно, внутри жгла расширяющаяся пустота, мысли о ней его донимали каждый вечер. Какое-то нелепое переживание! Что же он мог ожидать ещё? Он был готов к тому, что отец узнает правду, что он запретит им встречаться, что она не сбежит оттуда к нему. Не та натура. Не так он дорог ей, как её фантастический мирок. И он к ней не ворвётся, наплевав на запреты. Хотя… Почему бы и не ворваться?
Пролетели месяцы. И вот она написала простое сообщение — 'Здравствуй, Паут. Поздравь меня, я вышла замуж'. Она не врала, не шутила. За день до послания, он уже знал, что она теперь замужем. Федеральная база всё про всех знает, где бы они ни были. Он поздравил её сердечно, как умел, напутствовал, желал счастья, подписался: 'Люблю тебя, Паут'. Ответа он не получил. И он знал, что она больше никогда не напишет ему, а он её никогда не потревожит. Не осмелится её побеспокоить. Она выбрала новый путь. Возможно, это верное решение. Им не суждено быть вместе.
Эта мысль его съедала. Боли не было. Он не чувствовал боли. Никто даже не заметил в нём никакой перемены. Разве, только стал чуть строже, суровей, требовательней к подчинённым. А так, каким был — таким остался. Он сдержал в себе боль.
Вскоре буря внутри умолкла. Совсем недавно…
Сидя рядом с плачущей Викторией, Паут невольно вспомнил Лейму: её улыбку, её глаза, её слёзы.
И почему они плачут?