Меня посещали разные мысли. Они то бушующим гуртом толпились, по очереди будоража моё сознание, то налавливались разом, отстраняя меня от реальности.
Основная мысль — я не вернусь домой. Это более чем очевидно. Двери соединяющую с прошлым больше нет. Проект уничтожен. Все записи сгорели. А воссоздать технологию не позволят. Даже если все учёные вновь ринутся создавать с нуля технологию — их остановит, либо генерал, либо заклюёт толпа. Им не позволят в Урвальде, которому был нанесён непоправимый ущерб, заново создавать опасную технологию. Предположим, правительство позволит воссоздавать всё заново в секретной далёкой лаборатории, где-нибудь на орбитальной военной базе. Хотя нет. Орбитальная база уязвима. Скорее, в глубокой подземной лаборатории, о которой слыхом никто не слыхивал… Но кто это одобрит? Пау Воэ будет противиться, сопротивляться до последнего аргумента: он высказал своё решение по поводу серьёзной опасности технологии для существования человечества. Одно дело лезть в прошлое и копошиться в нём. Другое — дело залезать в будущее и узнавать судьбу мира, судьбу личную. Последствия от такой технологии могут оказаться страшней глобального конфликта. Да и представить трудно к чему приведут знания предстоящих событий? Ну, допустим узнаем мы, что через одну тысячу лет человечество вымрет. Навсегда вымрет. Неотратимо. Безвозвратно. Какой-нибудь внешний или внутричеловеческий фактор запустит механизм уничтожения людей в произвольной форме… С одной стороны кажется делом хорошим знать об опасности и стараться её предотвратить. Но что если выясниться, что трагедию никак не предотвратить? Что галактику, например, поглотит сверхмощная чёрная дыра, а технологической мощи человека будет недостаточно, чтобы заглушить беду в зародыше или избежать трагедии? Как жить тогда всему человечеству, даже эту славную тысячу лет, когда знаешь, что бессмысленно, что это всё бесполезно? Всё предрешено свыше. И остаётся лишь ждать, плюнуть на все дела и с улыбкой безумца на лице ожидать немимуемого конца света. Зачем знать своё будущее? Как мне было дурно осознавать в 2034 году, что начавшая год назад ресурсная война растянется на долгие, бесконечные годы. Когда мало остётся надежды на счастье. Когда понимаешь, что большая часть человечества обречена на мучительную гибель. Лучшая часть человечества обречена. Да и сам ты, вроде как, уже можешь не надеяться на чудо, на спасение, на мир, процветание общества и личное счастье. А будешь по свалкам прошлой жизни скитаться как доходяга-бомж в поисках жрачки, изживая свой бесполезный век, пока тебе не всадит пулю снайпер-садист, или пока тебя не расплющит взрывом от очередной бомбёжки…
И ведь верно! Узнав будущее, без детальных подробностей, даже обобщёнными словами, мне жить в своём родном мире резко расхотелось. Мне не хочется жить в ожидании, когда начнётся война, когда атомный взрыв уничтожающей волной света меня окатит в собственной квартире и я исчезну… Нет, право, я могу сбежать, трусливо блуждать по разбитым, полупустынным городам, как старик Николай, шарась средь отбросов, воровато озираясь по сторонам, чураясь всех подряд. Понимая такое будущее, я не стану хвататься за жизнь. К чему такая жизнь?
Я здесь навсегда. Это мой выбор. Паут меня предупреждал, что выйдя с ним за дверь, я не смогу вернуться назад. Это билет в один конец. Теперь будущее — мой мир.
Даже как-то обидно. Не увидеть мне больше родных и близких. Мама и отец остались в далёком прошлом. Димон, Серёга и Антон… теперь я их никогда не увижу. Марию — тем более… Мою квартиру продадут, а по мне будут горько плакать, как по пропавшему без вести. Вот же история — зашёл в дверь и исчез навсегда. Хотя это всё предположения. Тот мир не доступен больше мне. И как там события будут развиваться — неизвестно. Может они никак не будут развиваться, замер, застыл мир в тот самый момент, когда мы с Паутом зашли за дверь. Замерли стаи перелётных птиц, возвращавшихся с тёплых югов, закаменели голуби на карнизах домов; застыли в воздушном пространстве маленькие капельки дождя; застыл Димон в своей квартире, набирая домашний телефон моих родителей и поднося трубку к уху… Все застыли в ожидании, когда я вернусь назад. Ведь что здесь пройдёт за сотни лет — там может пройти за быструю, неощутимую секунду. Таков своеобразный закон соединений миров… Но я никогда не вернусь. А значит мир никогда не оживёт…
Вообще, представить себе такое невозможно. Ведь мир не может просто застыть навечно. Ведь должен он жить своей жизнью, независимой от других миров! Должен же быть выход.
Не решатся ли через десятки лет, да пусть даже через сотню лет повторить научный эксперимент? Ведь опыт же удачный! Найдутся смельчаки, которые попробуют по теории Томарса соединить разные миры, разных времён… Разве такое невозможно?! — Возможно! Более чем возможно. Технология не исчезла навсегда. Она просто была отсрочена. Но как тогда контролировать технологию, если это, например, будут дилетанты-любители. Проникнут они в будущее, узнают страшную судьбу человечества и будут горланить окружающим, как ясновидящие грозно извещая при этом: 'Трепещите люди, грядёт апокалипсис!' Правда, им вряд ли будут верить. Да и вслушиваться не станут. Мало ли безумцев бродит по свету. А вот если на государственном уровне это случиться… Вот тогда второй Кутлан. Мировая война за господство над всеми. Тирания. Анархия. Хаос. Всё что душе угодно может произойти. Это технология-оружие, пожалуй, страшнее самой смерти.
Мысли, мысли, мысли… Донимают бесконечно.
Всё. Я сдаюсь! Хватит думать. Хватит себя нравственно изматывать! Мысли прочь!..
Паут и Альберто не унимались. В помещении становилось шумно. От этого почему-то казалось жарче. Или это внутри силового экрана, где я заперт, практически замурован, воздух постепенно прогревается от собсвенного дыхания? Так и до удушья недалеко. Однако я вспоминаю, что силовой экран действует по правилам прочностного поля — то есть он сквозь себя не пропускает лишь твердую материю, а газ, коим является воздух, он пропускает бесзпрепятсвенно. Значит это лишь нервы. Переживания. Треволнения…
Я начал вспоминать родные места, которые давно не видел. Особенно чётко представилась деревушка Воскресенское, затерянное в лесах Ленинградской области, речка Сясь, её высокие береговые уступы, болотистые берега, летние выкошенные поля, лиственные леса нежно укутывающие поселения пушистой зеленью. Душистая трава щекочет ноги. Мягкий ветер волнует кроны деревьев. Сквозь листву прорубается жаркое солнце, ослепляя яркими прыгающими лучами света. Мне давно не приходилось быть в такой дикой ижорской природе, посещать родной отцовский дом, скромненько расположившийся на берегу тихой речки, где жили мои предки — дедушка, да бабка. А когда мне в последний раз доводилось здесь бывать? Да пожалуй, не меньше пяти лет назад.
Прекрасно помню детство проведённое с отцом в бабушкиной избе. Дедушка погиб ещё на фронте, в 44-ом, где-то под Нарвой. Потом у отца появился отчим, который воспитывал пасынка. Отчим слёг от нелёгкой болезни. Мне не удалось его застать — тогда мне было не больше 2 годиков. Отец постоянно, на лето, на долгие праздничные выходные ездил за 150 километров от Питера, к родному дому, в Воскресенское. Возил с собой маму и меня, прыткого несмышлёныша. Мне безумно нравилось гонять по узким пыльным улочкам с местной ребятней, сбивая сандалии. Даже драться приходилось. В порыве гнёва и грядущего рёва, я кричал на всё Воскресенское, звал отца на помощь.
Помню, как в 7 лет, перед поступлением в школу, отец меня в очередной раз привёз на всё лето к бабушке Дусе на попечение. Родители незаметно смотались, пока я где-то носился по огороду в поисках малины. Ух, как ревел от обиды — коты все по углам разбежались, да мыши притаились в подвале. Баба Дуся не могла меня весь вечер упокоить, я смазливо утирал слёзы и сидел на печи, не желая до конца жизни оттуда слазить… или до момента когда вернутся родители. Однако бабушка нашла оригинальное решение — она испекла ароматные пирожки и я был вынужден капитулировать, спуститься с печи и, не теряя достоинства, двинуться на кухню. Пока дядя Витя не появился, успел слопать сколько смог. Потом мне похорошело и обида растворилась.
В первые солнечные дни того лета я обгорел на солнце. Кожа досадливо ныла. Бабушка обмазала сметаной. Стало полегче. Потом бегал на речку купаться. Там чуть не утонул — ногу свело и русло реки начало стремительно затягивать. Благо не один купался — с пацанами, которые учуяв неладное, помогли мне выбраться из воды. После этого в воду я долго не решался ступить ногой. Бабушке не стал рассказывать, посчитал нелепым свершившимся фактом. Друзья попались хорошие, проверенные, меня не выдавали. Мы с ними бегали по деревням, изучая все тропки, рытвины, овраги и котлованы; распугивали вороньё на телеграфных столбах; гонялись за дикими белками в лесах. По глупости своей заходили глубоко в чащобу. И даже один раз затерялись. Долго блуждали: аукали, плакали, ревели. На наш плач вышел грибник с лукошком и, бесконечно ругая за расторопность, вывел в свою деревню где и угостил невероятно вкусной жарёхой.
Перед моим взором престали, как наяву, скошенные луга, золотистые стога, запах сена и деревья вокруг. А сам я стою на опушке леса, в небольшом покосном углублении. Левей меня — непролазный бурелом, правей — заросли крапивы. Рядом громко журча несётся ручей; лениво квакают лягушки. Помню это место прекрасно. Здесь был наш 'затаённый' уголок, какой был у каждой советской ребятни. Здесь собирались построить шалаш, но ничего хорошего из затеи не получилось. Просто сюда убегали из деревни, в тишь да глушь, от обиды, от настырных окриков родителей. Почти лоно природы. Идилия. Лесное забвение. Здесь сидели на замшелом высоком пне, свесив ноги, и смотрели как мужики траву косят.
А вот и сам пень! Свежеспиленный. Почему-то мне всегда хотелось увидеть этот пень таким. Вот и суетливая мошкара носиться, надоедливые навозные мухи кружатся возле пня, ползёт гусеница. Слышен рёв далёких тракторов. Солнце жарит невыносимо.
Погодите… Какое солнце? Какие мухи? Где это я? Что случилось?
По мне пронеслась дрожь. Я огляделся по сторонам. Привидевшие воспоминания не собирались улетучиваться и сознание меня не собиралось выкидывать в реальность. Я вдруг заметил, что давно стою напротив пня на дикой лесной опушке, а солнце пробиваясь сквозь листву обжигает шею. Я отпугнул надоедливых мух от себя и ошарашено посмотрел на скошенные луга. Стога сена стояли на месте и исчезать не собирались.
Кожу совсем неприятно щекотали мурашки. Я не мог понять, каким образом, мимолётно провалившись во воспоминания детства и находясь при этом в плену кутланцев, я вдруг оказался на природе. И где все? Где Паут Воэ, Альберто Торрис, президент Кутлана, Сиф, Эри и все остальные? Куда они… пропали? Только что были рядом со мной… Или это какая-то дерзкая уловка кутланцев — воздействие на сознание или телепорт? Как им удалось меня телепортировать? Ведь это же явно Земля! Родня Земля, родные места.
Или сон? Мог же я заснуть…
Я прошёлся… Нет. Всё в порядке. Я ощущаю землю. Прикасаясь к крапиве — та бесщадно жалит. Это реальность. Несомненно.
Всё-таки как я здесь очутился?
Я заметил вдали голые спины мужиков — широко размахиваясь, они орудовали косами в поле. Их было несколько человек. Косили слаженно, прям как по команде, чётко выдерживая дистанцию.
Я решил узнать подробности у людей и направился прямиком к ним, любопытным взором осматривая стога и переступая свешескошанные борозды травы.
'Уголовное дело?2393, 1979 г.
Отделение милиции Волховского района.
Старший дознаватель. Поликарп Иванович Рузанцев'
'Протокол допроса свидетеля.
29 июля одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года, деревня Воскресенское Ленинградской области.
Я, Поликарп Иванович Рузанцев, старший дознаватель отделения милиции Волховского района на основании ст. 65 Уголовного кодекса РСФСР о шпионаже в порядке обеспечения доказательств допросил свидетеля товарища Евгения Борисовича Козаринского, почётного труженика Воскресенского колхоза и члена Хваловского сельсовета, проживающего по адресу: д. Воскресенское, ул…
Тов. Евгений Борисович Козаринский предупрежден мною об ответственности за дачу заведомо ложных показаний и отказа от дачи показаний по ст. 182 Уголовного кодекса РСФСР, в подтверждение чего он поставил здесь свою подпись (фамилия, имя, отчество свидетеля и подпись).
По существу поставленных вопросов тов. Евгений Борисович Козаринский дал следующие показания:
При выполнении полевых работ по сбору сена для кормовых нужд на зимний период, к работникам Воскресенского колхоза в сей день подошёл незнакомый молодой человек, который начал активно интересоваться обстановкой на территории. Вопросы он задавал в странной манере и вызывал всеобщее подозрение о своем психологическом расстройстве. Он интересовался где он находится и как можно добраться до 'Питера'. Завидев, что его не поняли, уточнил — до Санкт-Петербурга. Ему объяснили, что такого города не существует, что так раньше назывался Ленинград во времена царской России. Он начал живо интересоваться сегодняшней датой. Ему назвали текущую дату. Он уточнил вопрос: какой год. Завидев изумлёние работников, я не удержался и подошёл к нему. Начал спрашивать откуда тот взялся, и из какого колхоза прибыл. Незнакомец объяснился, что он Ленинградец, и появился здесь вопротиву своей воли.
Меня сразу насторожило как был одет незнакомец. Одежда на нём не была похожа ни на рабочую одежду труженика, ни на летнюю деревенскую, тем более городскую. На нём была лёгкая ветровка, под которой виднелась футболка с пёстрыми, яркими цветами и рисунками высоких зданий, напоминающая одежду, в которых ходят зарубежные буржуазные элементы. Также на одежде были различимы некоторые надписи на латинице.
В начале я принял его за контрабандиста. Но поразмыслив, понял, что контрабандисты на реке Сясь не могут оказаться. Я старался выяснить намерения странного типа. Он сообщил, что его насильно забросили сюда. Это меня встревожило. Я начал интересоваться, кто его забросил и с какой целью. Он то ли в шутку, то ли всерьёз рассказал о телепортации его из другой далёкой страны в родную отцовскую деревню, причём в советское прошлое — отметил он.
Мы с ним начали подробно беседовать. Я интересовался его родными, которых он упомянул в разговоре, в частности отца. Он представился Алексеем Губановым. В деревне Воскресенской живёт несколько семей Губановых. Уточнять из какой семьи сам произошёл он не стал — объяснив это тем, что отец его должен был переселиться в Ленинград, и в деревне его сейчас быть не может. А сам он 'якобы' родился совсем недавно — 3 марта сего года. Также с энтузиазмом он рассказывал, как хорошо знает эти места и в достаточно чётких подробностях описал деревню Воскресенское и все прилегающие поселения. Хорошо знает председателя сельсовета Прохорова и сообщил, что тот 'далеко пойдёт'…
Я пробовал выяснить как он здесь оказался. Но разумного, логического объяснения гражданин Губанов не мог дать. Что, безусловно, меня насторожило. Мы упёрлись в споры. Он рассказывал невероятные события, которые с ним произошли за последние месяцы в далёких местах, по его словам в 'будущем'. Когда он стал сообщать о том, что Советский Союз должен будет развалиться, а все республики стать независимыми, я понял, что он распространяет антисоветскую пропаганду. И мы с Михалычем (Иван Михайлович Кропоткин — уточнения дознавателя) не дали ему уйти, когда он намеревался нас покинуть. Схватили, скрутили, как смогли. Обыскали его. Никаких документов при нём не нашли. Однако при нём оказалось пара странных, небольших, нашпигованных подозрительной техникой приборов, похожих на аппаратуру шпиона. После этого отвели в деревенский сельсовет к председателю Прохорову. Анатолий Виленович Прохоров предложил сразу вести его в отделение милиции. Что мы и сделали.
Тем же днём лесной дорогой мы с Михалычем отвели его на железнодорожную станцию Зеленец, откуда дневной электричкой отправились в Волохов, в управление МВД. Всю дорогу пойманный гражданин Алексей Губанов пытался сопротивляться, кричал и всё требовал прекращать 'спектакль', который по его мнению, устроили некие 'кутланцы'.
Лишь когда его привели в отделение, он успокоился и понял, что сопротивляться бессмысленно.
Моё личное мнение: Алексей Владимирович Губанов десантировался с вражеского летательного аппарата над территорией реки Сясь и является шпионом, скорей всего вербованным вражескими агентами, которому поручили задание: запутывать колхозников, деревенских работников, и вести антисоветскую пропаганду, тем самым подрывая трудовую деятельность и срывать сроки выполнения планов. Хорошее знание местности можно объяснить тем, что он является бывшим жителем нашей окрестности или же оказался хорошо подготовленным агентом. Помешать выполнить задание и уличить шпиона помогла моя осведомлённость о происках вражеских агентов на территории Ленинградской области, согласно поступившей информации из агентуры КГБ.
Все вышеизложенные показания были мне прочитаны, и я подтверждаю, что все они записаны полно, правильно и точно, в чем я и подписываюсь. Евгений Борисович Козаринский, подпись.
Старший дознаватель Поликарп Иванович Рузанцев, подпись.
Зарегистрировано в реестре за N таким-то…'
'Главному следователю В. И. Пархоменко Управления КГБ по Ленинградской области.
Отчёт расследования по делу подозреваемого Алексея Владимировича Губанова.
Я, Поликарп Иванович Рузанцев, старший дознаватель отделения милиции Волховского района на основании ст. 65 Уголовного кодекса РСФСР о шпионаже в порядке расследования 29 июля 1979 года допросил подозреваемого Алексея Владимировича Губанова в отделении милиции Волховского Района города Сясьстрой.
Допрос подозреваемого не дал ощутимых результатов. Алексей Владимирович Губанов отказывался давать показания и не сознавался к причастности к шпионажу, в то время когда улики были достаточными.
Документов удостоверяющих личность при нём обнаружено не было. Лиц, которые могли бы подтвердить его личность, назвать не смог. Имена родителей и родных называть отказывался. Взяли отпечатки пальцев, но делу это пока не помогает. Поэтому имя, отчество и фамилия подозреваемого в деле фигурирует условно, до момента дознания личности.
На вопросы отвечает неохотно, требует адвоката. Но на некоторые вопросы всё же даёт показания.
Меня поразили его познания о существующем коммунистическом строе. Когда я спросил состоит ли он в партии, он позволил себе уточнить — в какой именно. Он не знает цели ЦК КПСС и с трудом вспомнил имя генерального секретаря ЦК тов. Леонида Ильича Брежнева. Когда я спросил вступил ли он в ВЛКСМ — он не понял вопроса. Попросил расшифровать. Я расшифровал. Он сообщил, что в Комсомол не вступал и вступать не хочет. Вспомнил, что в третьем классе его принимали в пионеры, а ещё раньше был октябрёнком. Но до комсомольца 'не дожил', так как к тому времени СССР, по его словам, 'развалился'.
Себя он называл 'путишественником во времени' и цель визита в Советский Союз назвать не смог, так как сам недоумевал, как оказался здесь, в Ленинградской области да ещё в 'далёком прошлом времени'.
Среди его вещей были обнаружены два предмета, странного происхождения:
1. Маленький чёрный аппарат прямоугольной приплюснутой формы с кнопками, весом в 90 грамм со светящимся встроенным цветным кинескопом.
2. Чёрный прибор питающийся от электрической сети с длинным шнуром без каких-либо кнопок и переключателей, весом в 50 грамм.
У гражданина А.В. Губанова я стал выяснять назначение первого аппарата: для чего он его использует и как с ним работать. А.В. Губанов сообщил, что аппарат является миниатюрным мобильным телефоном, с помощью которого можно звонить на другие стационарные и мобильные телефоны, но при этом уточнил, что в данный момент телефон не будет работать, так как нет передающих радиомачт. Их ещё не построили. Зачем-то начал упоминать пчёл, говоря о каких-то сотовых операторах. Я спросил, является ли аппарат радиопередатчиком, чтобы можно было передавать сообщения за рубеж? Он ответил, что некий Роуминг позволяет его связать с любым телефоном в мире и на такие же аппараты можно передавать печатные послания. На основании этого делаю вывод, что данный аппарат является миниатюрным сверхкомпактным радиопередатчиком — для отправления шифрованных сообщений за рубеж.
Я поинтересовался, что ещё может делать аппарат. Гражданин А.В. Губанов начал с явной неохотой перечислять его возможности. Оказывается, аппарат способен фотографировать с качеством в 3 мегапиксэла (записано со слов подозреваемого), может работать как диктофон; также можно прослушивать музыку и аудиокниги как с магнитофона и даже записывать видео. Наделён способностями ЭВМ. Компьютерное программное обеспечение встроенное в аппарат позволяет проводить различные операции: рассчитывать алгебраические выражения, управлять печатными записями, есть 'орханайзэр'.
Кинескоп автоматически загорается при прикосновении на любую из кнопок и выдаёт сообщение на кинескопе о 'блокировке клавиатуры'. Я стал требовать А.В. Губанова сообщить код доступа. Но он не стал сообщать, сославшись на мою безграмотность.
На самом аппарате есть надпись латинскими буквами 'Nokia'. Губанов сказал, что это финская фирма-производитель. Он стал сразу отрицать, что прибыл по заданию из Финляндии. Объясняет, что приобрёл аппарат в российском фирменном магазине. Я позвонил в консульство Финляндии удостовериться. Действительно, такая фирма существует, но никаких миниатюрных технических аппаратов не выпускает, а занимается переработкой древесины, производством кабельной продукции и выработкой электроэнергии. Никаких фирменных магазинов Nokia на территории СССР нет.
Второй аппарат по словам гражданина А.В. Губанова является переносным зарядным устройством для первого.
Оба аппарата я отдал специалистам отдела тех. экспертизы, которые сразу же занялись исследованием аппаратов. При разборке первого аппарата никаких микроплёнок, магнитных лент, перфолент внутри аппарата обнаружено не было. Однако специалистов поразила невероятная плотность микросхем и новые, неизвестные технологические устройства на платах.
Такой уровень технологического оснащения возможен только для нужд шпионажа, где требуется мобильность, сверхкомпактность и миниатюрность. Аппарат снабжённый способностями съёмки, фотографирования, записи и передачи голосовых и печатных сообщений — является неоспоримой уликой в причастности гражданина А.В. Губанова в шпионаже в пользу иностранной разведки.
По этим соображения считаю правильным передать дело в Управление КГБ для проведения дальнейшего расследования по делу о шпионаже.
В настоящий момент гражданин А.В. Губанов находится в следственном изоляторе при отделении милиции Волховского района до ожидания решения.
Старший дознаватель Поликарп Иванович Рузанцев, подпись.
29 июля 1979 года.
Зарегистрировано в реестре за N таким-то…'
'Главному следователю В. И. Пархоменко Управления КГБ по Ленинградской области.
Объяснительный отчёт.
Я, Поликарп Иванович Рузанцев, старший дознаватель отделения милиции Волховского района предупреждён об ответственности за дачу заведомо ложных показаний по ст. 182 Уголовного кодекса РСФСР по делу расследования?2393 от 29 июля 1979 года в чём лично подписываюсь (фамилия, имя, отчество и подпись).
30 июля 1979 года примерно в 9-30 утра я дал распоряжение привести подозреваемого гр. А.В. Губанова из СИЗО для проведения дополнительного допроса по делу о шпионаже. Через пять минут мне сообщили о том, что данного гражданина в СИЗО нет. Камера, в которую он был помещён прошедшим вечером пуста.
Я решил удостовериться лично и пришёл в следственный изолятор. Камера оказалась, действительно, пустой. Охрана сообщила, что никаких происшествий за время их дежурства не случилось. Все подследственные вели себя спокойно, не шумели. Все камеры были закрыты, все замки были тщательно проверены — повреждений нет. Проверили камеру, в которой находился гр. А.В. Губанов. Возможности выбраться из камеры помимо единственной двери никаких не обнаружили.
Таким образом, подозреваемый мог выбраться из следственного изолятора только через закрытую дверь. Как ему это удалось? — для меня остаётся тяжелой загадкой, не поддающаяся логическому объяснению, так как открыть дверь он мог только ключами. Ключей у него нет и быть не могло, так как его предварительно тщательно обыскали и все вещи отдали на экспертизу.
Тем временем специалисты отдела тех. экспертизы мне сообщили, что оба аппарата исчезли, хотя были хорошо закрыты и опечатаны в ящике. Все остальные вещи подозреваемого также бесследно пропали.
Я предупредил начальника отдела милиции о данном случае. Он стребовал с меня разобраться в деле и поскорей найти беглеца. Я сообщил всем постам ГАИ и дежурной части других отделений милиции приметы сбежавшего. Подключил к поиску две оперативные группы.
Следов побега нигде не обнаружили. Свидетели не объявлялись. Опросили жителей близлежайших домов — никто никаких странностей не замечал. С собаками и кинологами обследовали многие кварталы Сясьстроя — выйти на след не удалось.
На протяжении трёх дней вели поиски по району. Опрашивали жителей, возможных свидетелей. Положительных результатов поиска нет.
На основании полученных данных делаю вывод, что подозреваемый А.В. Губанов каким-то образом выбрался из камеры СИЗО, под покровом ночи покинул посёлок Сясьстрой и в течении двух-трёх часов уехал за пределы Ленинградской области.
Своё причастие к побегу гр. А.В. Губанова категорически отвергаю, так как всю прошедшую ночь находился у себя дома по адресу… Чему есть подтверждения жены и двух сыновей.
Мотив 'появления' 29 июля и 'исчезновения' в ночь на 30 июля гр. А.В. Губанова на территории Ленинградской области мне не понятен.
Старший дознаватель Поликарп Иванович Рузанцев, подпись.
5 августа 1979 года'
Антон Викторович перечитал документы и отложил в сторонку рядом с другими документами принесёнными из архива. Имя Алексея Губанова ему казалось удивительно знакомым. Его не покидало чувство, что он его раньше где-то слышал. Где?.. Или быть может совпадение? — Возможно. Но где он мог слышать это имя — он, хоть убей, не мог вспомнить.
— Любопытно, — промолвил он.
— Что любопытно? — спросил следователь, проходя в кабинет.
— А! Это ты! — оглянулся майор на вошедшего. — Здравствуй, Коля.
— Здравствуйте, Антон Викторович!
Они поздоровались. Николай Порешко уселся на стол напротив. Глянул на документы, которые перебирал майор. Многие из них были хорошенько потрепаны временем и ветром, почти все замусолены и надорваны, многие представляли из себя огрызки бумаги, но не как не официальные документы. Усмехнулся:
— Где вы такую кипу древней макулатуры раздобыли?
— Да, мне из архива притащили. Надо перебрать старьё. Очистить, так сказать, стеллажи. Вот и сижу листаю; от чего можно избавиться, а чего следует оставить потомкам, решаю. Уже 30 лет прошло — срок хранения истёк. Часть из них надо выбрасывать. Все советского периода. В те лихие времена шпионов искали и диверсантов…
Коля потёр стол от налипшей пыли, которая за недельный отпуск и выходные оккупировала поверхность. Поправил карточку: 'Старший следователь Николай Тимофеевич Порешко. Группа предварительного следствия'. Отдельной стопочкой расставил текущие дела. И глянул на майора.
— Ну и как? — поинтересовался Николай.
— Находили! — живо ответил майор. — Вот интересные документы откопал! Словили одного человека необычного в Ленинградской области. Он уверял, что из будущего. Причём из нашего времени! Представляешь? Во дела! Каким образом его занесло к ним — он объяснить не мог. Однако на следующий день, это человек взял и исчез. Такие пироги!.. Тебе ничего не напоминает?
Порешко изумился:
— Напоминает.
— Вот и мне это напоминает те события. И ведь также исчез, прямо из СИЗО. Вечером был. А утром уже нет! Вот оно ведь как случается. Не мы первые. И до нас тридцать лет назад такие фокусы вытворяли…
— Да, — поразился Порешко, согнув краешки рта в улыбке, — чудеса!
— А… Как жена поживает? — спросил Антон Викторович. — Всё хорошо?
— Конечно! Уже академ взяла. Скоро малой у нас будет. Два месяца осталось. Сына ждём…
— Ух, как здорово! Молодец! — отметил майор. — А имя уже придумал?
— Да нет. Как уж дождёмся, а там видно будет.
— Верно! Имя заранее давать не следует… — Антов Викторович легонько постучал по деревяшке стола. — А то, мало ли там… — он аккуратно согнул документы пополам и подметил: — Ведь не будь того иностранца, как его… уже не помню имени… не встретился бы ты с женой, правильно?.. Получается, он вас свёл.
— Да. Это точно! — сказал Порешко.
Антон Викторович взял сложенные документы и бросил в корзину. Ни к чему их больше хранить — так он посчитал. И начал перебирать следующие в огромной стопке пыльных папок…