Младший лейтенант Фёдоров стоял на лестничной клетке и пускал бледные струйки дыма в потолок. Напротив него, в почтительном удалении, отмахивая от себя сигаретный дым, стоял его коллега. Натянув очки, он внимательно рассматривал листки бумаги формата A4, наклонив их к светлому проёму.
— Ну, и что ты думаешь? — спросил Фёдоров собеседника.
— Брехня! Читать не охото… — грубо ответил он. — Ну вот кто так пишет?.. Вот только посмотри 'померещилось в темноте…'
— Да это я писал, — признался Фёдоров.
— А-а, ну тогда ладно… А чё ты хочешь от меня?
Фёдоров усмехнулся. Потушил сигарету. Проговорил:
— Так… ты же знаешь его?
— Кого? Этого что ли придурка? — он указал на листки бумаги.
— Да нет же! Француза, ты должен знать!
— Ах, француза! Так бы и сказал. А то вытащил меня из дома в семь утра, поднял ни свет не заря, ничего не объяснил, и требуешь от меня быстро вникнуть в ситуацию и разобраться в тёмном полубредовом деле? Так, извини меня, я-то тут причём? И причём здесь француз?
— Ты показания-то почитай! — ткнул пальцем в бумагу Федёров. — Там же чёрным по белому написано, вот смотри, сейчас найду…
— Ладно, ладно. Я видел… Но это же полный бред!
— Да какой-то… — лейтенант крутанул ладонью в поисках нужного слова, — 'подозрительный' бред, знаешь ли! Думаешь, мне сейчас легче во всё это вникать, когда меня тут в пять утра подняли?.. Позвонил мне знакомый врач из районной больницы, сообщил, что к ним едет тяжелораненый от ПУЛЕВОГО ранения в ногу!.. Так вот, сон — не сон… а разобраться в деле надо. В нашем районе как шесть недель никто не стрелял. Последним был охотник-садист, который прострелил другому ногу от пьяной зависти. А здесь стреляли не из ружья, а из боевого пистолета!
— Погоди-ка, — остановил его коллеги. — Так я чего-то не врубаюсь… Здесь же написано никакой раны нет!
— В том-то и прикол, Димка, что он божился всем на свете, мамой клялся, что ему ногу прострелили. Он видел пистолет в руках француза, он слышал огушительный выстрел и он чувствовал как пуля прошила ему бедро, раздирая ткани. Он чувствовал эту адскую боль. И он видел как хлещет из бедра фонтаном кровь… Откуда у француза пистолет взлялся?
— Мне-то откуда знать? Я-то у него был разок… Никакого оружия при нём было. Да и вообще он человек тихий и спокойный. Он мальчугана спас как-то, вытащил из речки. Вообще, отличный мужик! Я тебе зуб даю, он — человек добрый, хороший…
Фёдоров вытащил вторую сигаретку. Зажёг. Втянул дым в лёгкие и выдохнул:
— Да, человек — он добрый! Это верно. Спас девушку от лап насильников. Ещё тот супермен деревенского масштаба… Хе-хе… Этот импровизатор дикой боли, когда явился в больницу, так перепугался при виде меня, что разрыдался и начал во всём раскаиваться. Вот-то было моё удивление, когда он начал рассказывать о попытке совершения гнусного злодеяния… Всех разом спалил, всё рассказал как было в мельчайших подробностях… Пятеро их было. И знаешь кто ещё был?
— Кто? — поинтересовался коллега.
— Шрам!
— Да ну?!
— Да, этот раздолбай Гоша. Ух как я хочу посадить его на нары! Всю деревню мучает. Уже достал всех…
— Так почему-же в бумагах, нигде не сказанно? — спросил коллега, потряхивая признанием.
— Да-а… — небрежно отмахнулся Фёдоров. — Покровитель у него больно крут — ты знаешь. Не охото ввязываться. То ли батька у него — шишка в районе, то ли дружбан есть с хорошими связями… Ну его! Ещё с поста слечу… Мы его давно уже держим 'на прицеле'. Пробовали дёрнуть… Да, что там!.. Сухим выходит, тварь.
— Мда… А что другие?
— А вот других посадить можно. Гоша их не отмажет, как не крутись. 131 статья Уголовного кодекса Российской Федерации — от восьми до пятнадцат лет. Хоть это ему послужит уроком, а то совсем распоясался… — Фёдоров уставился на коллегу. — Короче дело было такое… Гоша со своей бандой отправились на дискач. Там он приметил себе девку. Начал к ней лезти по юбку. А она, короче, его круто отшила и обозвола его каким-то неприятным словечком… Ну, наверняка, приезжая была! Ну, Гоша, расвирепел, созвал пацанов своих — сказал: так и так надо её проучить. По пути к дому отловили эту несчастную, скрутили, свертели, кляп, все дела и собирались надругатся над ней по очереди. Ну, ясень пень, первым полез Гоша. А тут как на него хрясь! из темноты выскочит француз — со всего маху вдарил… Ты не представляешь! Шрам отлетел аж на крышу соседнего гаража, — он улыбнулся от такого эмоционального представления, — если, конечно, верить этому идиоту… Но он вроде как не преувеличивал. Зачем ему преувиличивать? Не перед корешами же разглагольствует… Вот… Ну и остальных раскидал в разные стороны. Одному по яйцам дал, другого отшвырнул на щебень. Те, значит, двое, охренели разом, уж собирались наброситься на обидчика с ножами, так он пушку откуда-то достал, прицелился в них и выстрелил тому в ногу. Тот завизжал, как свинья недорезанная. Француз хотел было их порешить на месте, но те рванули, что есть мочи — только пятки сверкали. Видать, его девка была, раз на защиту встал… Вот, такие пироги братец, а ты говоришь 'тихий и спокойный'. А оно вон как бывает!
— Так если бы на мою жену набросилось пятеро насильников, ты думаешь, я бы в сторонке спокойно стоял, покуривал и наблюдал как любимую по земле катают?! Так я бы… табельным оружием… каждого бы… не раздумывая!! — он замахнулся кулаком и ударил по бумагам.
— Но-но!.. Дай сюда, — он выхватил исписанные листки из рук коллеги. — Порвёшь ещё…
Он сложил листки аккуратной стопкой и засунул в папку, лежащую на подоконнике. Спросил:
— Ты француза проверял?..И почему он именно 'француз'? Почему не 'палестинец', например?
— А-то спрашиваешь! Конечно проверял, — шумно отозвался собеседник. — У меня все его данные записаны… Я в дереню к деду Фроволу заежал года два назад. Он у него примостился жить… Кто-то слух пустил, мол, объявился в Копаново незванный, без документов… Я, как участковый, должен был проверить слух… Да, всё в порядке! Я те отвечаю! Он паспорт разворачивал свой, в руки мне давал. Я с него все данные переписал. Формуляр заполнил как положенно. Коли хочешь, щас принесу, он у меня в кабинете лежит… 'Евгений Александрович Романов' его зовут. Родился в Питере, там же прописан. Это я всё разом запонил. Парень — отличный! Весёлый, жизнерадостный, компанейский! Ох, какие он травил весёлые анекдоты! Да мы с ним скорешились! Ей Богу… Он всё рассказал о себе, про родителей, про свои увлечения, про то как поступал в политех, но провалился на вступительных. Я-то спрашиваю его — чё ж ты в деревню рванул из большого города, а сам подумываю, наверняка щас ответит, да вот от армии типа кошу… Ан-нет! В армии он уже побывал, отслужил положенный срок погранцом на Нарве. Военный билет демонстрировал. Всё почестному! Представляешь, мы даже общего закомого в военной части, где он служил, обнаружили. А сюда приехал, отдохнуть, развеяться — с работой и жильём у него туговато в Питере, чё-то не склеилось. Да и с родителями он поссорился. Вот и рванул в деревню. Что ещё оставалось? А здесь себе место нашёл — призвание. Сейчас плотником подрабатывает, избы чинит. Я у себя потом проверил на всякий случай — по базе пробил. Чист он! Всё нормально. Закон не нарушал, от кредиторов не прячется, алименты на нём не висят… Французом называют? — Так это легко объясняется. Он французский хорошо знает! Одно время бывал даже во Франции, отдыхал то ли там каникулы, али родственников навещал… А никто ж в деревне французского не знает кроме него — вот и прозвали французом, раз такой образованный. Кличка так и прилипла к нему. Женя или Жан — это ж почти одно и то же…
— Тогда понятно… — усмехнулся Фёдоров, — почему француз… А я-то слышу эту кличку, и никак понять не могу, реальный француз в деревне объявился или шутят так?..
Он стряхнул пепел на раму и продолжил:
— Врёт, конечно, этот балабон несчастный. Никто в него не стрелял. И не мог стрелять. Где рана-то? Покажи мне её?! Как француз тебе мог прострелить ногу, если все ноги чистые?.. А он мне заявляет: да Богом клянусь, ещё недавно кровь хлестала! Он видел своими глазами как штаны промокли и отяжелели, как руки все были в крови, и, мол, свидетели были — его подельники. Подтвердить смогут. И удивляется — а вы что их ещё не допросили разве?.. И сам бледнеет, понимая, что нет… Да поздно уже! Выдал он своих подельников…
— Вот же придурок! — согласился с ним участковый.
Они рассмеялись.
— Одно только никак не срастается у меня, — заметил Фёдоров. — Зачем этот мудак попёрся в больницу, если раны у него никакой не было? Зачем так 'палиться'? Это ж надо каким быть идиотом, чтобы заявлять в больницу о тяжёлом пулевом ранении, будить знакомого, чтобы подвёз, нестись туда как угорелый и неожиданно для себя и для всех остальных обнаружить — что никакой раны нет, а нога продолжает при этом стонать?..
— Какая-то несуразица, — согласился участковый и предположил: — Может, ему привидилось? Галюционации возникли?
— Это ж какие должны быть глюки, чтобы взаправду поверить?! — поинтересовался Фёдоров. — Нет. Что-то здесь не чисто… На место уже выехал следователь Мишин, — сообщил он. — Надо бы тоже взглянуть. У тебя машина здесь?
Участковый кивнул.
— Ну, давай прокатимся на твоём Уазике, что ли…
Они сели в машину и поехали, поднимая за собой тяжёлый шлейф пыли.
Деревня Копаново находилась неприятно далеко — в тридцати с лишним километрах от центра Шиловского района, да по плохой грунтовой дороге, которая частенько размывается после дождей. К счастью дождей неделю как не было. Однако всю неделю жарит солнце — потому дорога ужасно пыльная — форточки не отрыть, пыль сразу лезет в щели и дышать невозможно.
Фёдоров уже был расстроен тем, что взялся за это 'пыльное' дело и решился отправиться на место происшествия. Участковый же давил на газ и подпрыгивал на ухабах и рытвинах. Вот же злостный гонщик! А ещё образцовый участковый деревни Копаново.
Вскоре они въехали в деревню и сразу же увидели машину следователя возле заброшенных гаражей. Не дожидаясь полной остановки, Фёдоров снял ремень и вывалился из кабины, радостный, что, наконец-то, закончилось эта трясучка.
Он сходу начал опрашивать Мишина, как дела, и что ему удалось 'откапать'. Мишин показал место преступления, где всё произошло: вон, кровь засохшая, капли на камнях, вот ремень рваный валяется, вон нож в траве лежит, вот тряпка грязная, похоже, что этим затыкали рот девушке, вот следы на воротах, и вправду один человек на крыше оказался — есть следы от ногтей на рубероиде, и рваные куски ткани на гвозде остались… А вот лужи крови, про которую говорил 'ранненый', нигде не видно. Не видно также гильзы и отверстия от пули в земле — раз ногу прострелили насквозь. Что не удивительно, — отметил Фёдоров. Он потребовал участкового опросить ближайшие дома — найти возможных свидетелей, узнать, что видели, слышали, что бы всё подробно рассказали и вернуться с результатами. Участковый решительно ринулся к ближайшим хатам.
Фёдоров стал внимательно остатривать место, выслушивая дополнительные коментарии следователя. Достал фотоаппарат и начал фиксировать все детали произошедшего и подозрительные предметы, попадавшие в поле зрения — всё что можно будет пришить к делу. Его смущало то, что никому неизвестно имя девушки-жертвы. Балабол её совершенно не знает, и говорит, что раньше не видел в деревне. Значит, только француз может прояснить ситуацию — кто же она такая…
Неожиданно в траве, рядом с тропинкой, уводящей от гаражей к главной дороге, где стоял Уазик, он заметил тёмный отпечаток. Пригляделся. Странный отпечаток. Свежий отпечаток, надо отметить. Отпечаток от ботинка сорокового или сорок первого размера и, достаточно глубокий, вдавленный. Земля рядом была твёрдой. Это ж сколько надо усилий, чтобы подавить такой след в земле — примерил он на глаз и не смог себе этого представить. Потом посмотрел в сторону, где валялся рваный ремень. Метров пять… или чуть больше. Так… Что же получается? Это отпечаток ботинка француза, который с разбегу набросилься на Шрама?.. Етить твою мать так за ногу! Не может такого быть!! Он же получается с невероятной силой отокнулся от земли — раз продовил такой глубокий след в земле, пролетел несколько метров и снёс Шрама ещё на десять метров вперёд, забросив того на крышу!
Фёдоров отказывался верить в такой сценарий, хотя все улики указывали на это. Не может человек так отолкнуться и отбросить того жирного ублюдка Шрама — да он же лично видел какой он из себя. Физически такое сотворить невозможно!
Лейтенант начал мучительно биться в разрешении данной загадки. Подозвал к себе следователя. Начали спорить и каждый стал приводить свои аргументы. В это время подошёл участковый. Сообщил, что многие ближайшие жители слышали крики, прямо-таки громкие, словно кого-то резали, причём не женские, а определённо мужские. Жители перепугались до смерти — думали кого-то убивают. Боялись выйти посмотреть. Когда решились выйти — никого не увидели, ни живых, ни мёртвых. Успокоились… Выстрелов никто, конечно же, не слышал.
После того как участковый закончил, Фёдоров с нескрываемым любопытством обратился к нему:
— Так где живёт этот француз говоришь?..