Была холодная весна.
На улице дул прохладный моросящий ветер и выходить из офиса вовсе не хотелось. Но что делать на работе или… что делать дома? Опять сидеть возле телевизора и смотреть последние купленные DVD, любезно предоставленные пиратскими студиями предельно низкого качества? Ничего интересного там нет. Да и надоело это всё!
С другой стороны и сидеть, оставаться здесь, тоже не хочется. Что толку если я останусь на работе ещё дольше? Допустим, на полчаса, или десять минут, если это ничего не изменит? Я просто вернусь домой на полчаса или десять минут позже. На полчаса или около того будет сокращён мой холостяцкий вечерок. Всего лишь…
Мои коллеги уже расходятся. В офисе оставались лишь те, кому действительно нужно остаться, кто сейчас 'окучивает' клиентов или готовит важный проект, с непоколебимым видом уткнувшись в монитор компьютера, клацает по клавишам, набирая текст предстоящего договора. Да остались только те, кто не прочь порезвиться с коллегами в Контру, шустро собрав две противоборствующие команды со всех этажей компании. В нерабочее время эта потеха дозволялась. А мне здесь определённо делать нечего. Пора направляться к выходу, надевать кожаную куртку, поверх напяливать шапку, идти домой.
Как же хочется лета! И побыстрей!
Если бы на улице было на пару градусов выше чем сейчас и не моросил вечный промозглый питерский ветер, обдувая бока, я с удовольствием прогулялся бы под лучами вечернего заката. Аж до дома бы протопал… Быть может, вышел на берег Финского залива, ещё раз взглянул на мутноватую морскую гладь, далёкие корабли и печальный закат солнца. Послушал бы приятные звуки набегающих волн, отчаянные крики чаек и… просто бы помечтал… немного.
ѓ- Не забудь завтра подготовить договор, — любезно напомнил мне Александр Викторович о важном клиенте, с которым сегодня была заключена устная договорённость о продаже и поставке огромной партии керамических кирпичей.
Я кивнул. Начальник пожал мне руку, схватил папку и двинулся к выходу.
'И мне пора домой… Определённо, пора домой!' — мысленно скомандовал я себе и ткнул пальцем в кнопку 'power' на своём рабочем компьютере. Один за другим пропали все открытые окна, на секунду-две мелькнула заставка Чёрного моря, фото, которое я сделал прошлым летом находясь в отпуске в Крыму, и высветилось 'Завершение работы'. 'Пока!' — попрощался я со своими делами и, не дожидаясь, когда окончательно погаснет экран монитора, двинулся к выходу, по пути пожимая руки своим коллегами, которые вот-вот тоже соберутся уходить.
Всё это произошло машинально, 'на автопилоте' или 'по инерции', как иногда принято говорить. Забыв про всё и про всех, я мгновенно погрузился в свои мысли…
Обычно я всегда выхожу через вестибюль, как и многие другие. Но сегодня, вероятно что-то особенное произошло со мной, и я решил идти нестандартной дорогой — выйти на улицу через коридор, в котором ещё не до конца завершён ремонт и где освещение печально блёклое, унылое. Коридором этим я иногда пользуюсь — так как сразу же выхожу к той части улицы, где можно на несколько секунд, или даже на полминуты, быстрее добраться до маршрутки, которая меня отвезёт почти к самому дому. Однако на фоне светлого, просторного вестибюля, коридор невзрачен и крайне жутковат. Единственное, что мне нравилось в этом коридоре, так его неподдельная тишина, безмолвие и некое дуновение стариной. Ещё не все участки стен коридора успели подвернуться евроремонту и на них отчётливо просматривались обои 90-х и, судя по всему, более ранних периодов. Не знаю… Но неплохо помню эти постсоветские времена.
Конечно удручающая обстановка коридора часто меня отталкивала от желания идти по нему в полутьме, в жутком полусумраке в сравнении с вариантом вестибюля, и вовсе не хотелось ненароком угодить в пятно краски, дабы сэкономить несколько секунд своего драгоценного времени. Нет. Я этой дорогой редко пользуюсь. Но сегодня я хотел побыстрей попасть домой, прекрасно осознавая, что там никто меня не ждёт. Просто захотелось срочного покоя, уединения. Вот и всё! Поэтому мой мозг, не посовещавшись с разумом, предпочел этот спокойный коридор людному вестибюлю. Впрочем, это я начал осознавать намного позже…
Я подошёл к Двери…
В конце не особо длинного коридора была одна дверь. Других дверей рядом не было. Ближайшая дверь в соседнее помещение, а точнее в кабинет бухгалтерии, находилась на почтительном удалении на левой стороне. Дверь обычная, стандартная — ничего не скажешь. Таких очень много в нашей стране. Да, наверное, и в мире достаточно. Высота — две сто миллиметров. Ширина, не берусь сказать точно, но примерно 800 или 900 миллиметров. Мне как-то приходилось самому вставлять в квартире двери, поэтому могу сказать уверенно — это самая стандартная дверь, которую монтируют в каждый жилой дом, коттедж, квартиру, гостиницу, офис, АБК или просто в комнату.
И эта дверь ведёт в небольшое помещение прихожей или маленького холла, фиг поймёшь как правильно его называть, где в уголке за невысокой стеклянной перегородкой сидит охранник, и который наверняка сейчас смотрит футбол или фильм по своему мини-телевизору, развалившись за стойкой вахты. А за помещением ещё одно малюсенькое помещение, исполняющее роль тамбура, а далее двор, через арку которого можно выйти на оживлённую улицу прямо к автобусной остановке.
Вот именно туда я направлялся.
По пути я застёгивал молнию и дополнительные пуговицы своей куртки, напяливал на коротко подстриженную голову шапку. Готовился выйти в затянутый сверху тучами серый двор и двинуться в постоянно обдуваемую ветром и моросью арку здания. В ней почему-то постоянно дует ветер, даже в штиль.
Я шёл и думал. И мысли колотили меня изнутри. Она… Опять она не выходила у меня из головы. 'Как же она могла меня так предать?' — думал я.
Я не мог забыть её лица, её улыбки, её необычайного спокойствия и радушия… Это было давно. Уже более месяца прошло с тех пор, как я в последний раз её видел. Но я не могу её просто взять и забыть. Как-то всё не серьёзно и неприятно получилось… глупое расставание…
Я быстрыми шагами подошёл к двери и дёрнул за ручку.
Не успел я опомниться, не успел толком понять, что произошло и как это случилось, как меня сразу же сдавило щемящее чувство, сердце учащённо заколотилось, стараясь выпрыгнуть из грудной клетки. Голову мою бросало то в холод, то в жар. Глаза не верили увиденному.
Передо мной стояла Мария.
Я держал ручку двери и не отпускал ту. Я словно открыл дверь в новый мир. Я даже не секунду поверил в волшебство этой старой советской двери — что оно способно перемещать меня в разные миры. Вот я был в одном мире, где Маша меня бросила, меня покинула, оставила одного, и вот я внезапно переместился в новый мир, где Маша была со мной. Она всегда была со мной… Но потом припомнил, что неоднократно рассказывал ей, где работаю, и даже как-то раз прогуливались вместе возле Квадранта, а я ей говорил: 'Вот смотри. Здесь я работаю', а она тогда воскликнула: 'Как мило! А можно нам зайти внутрь?'. И я ответил: 'Наверное, не получится. Охранники тебя не пропустят. Они у нас суровые'.
Мне было плевать как она запомнила и нашла это место. Мне было всё равно, как охранник пропустил её через вертушку. Передо мной стояла Маша! Моя милая, любимая Маша. Мои глаза непроизвольно заслезились. Губы мои растянулись в бесконечной в улыбке. Я потянулся к ней. И она, чуть ли не плача, бросилась мне на шею.
Мы стали обниматься. Мы стали смотреть друг на друга. Разглядывать, словно не виделись тысячу лет. Она прошептала: 'Прости…'. Я хотел ей прошептать в ответ: 'Милая моя, я тебя прощаю', но горло сдавили одновременно радость и боль. Она не изменилась. Нисколько не изменилась. Только слёзы на глазах появились, только тушь с ресниц слегка протекла.
Я, наконец, отпустил ручку двери и старый мир за мной захлопнулся, отпруженненым древним механизмом…
— Эй, голубки, поспешите выйти, — недовольно проворчал охранник. — Мало то, что я позволил девушке пройти внутрь, так вы ещё и целоваться сейчас будете!
Мы радостно, возбуждённо, по детски держась за ручки, боясь как бы не потерять друг друга снова, выбежали на улицу. В лицо ударила холодная морось. Из арки мощным потоком вырывался сквозняк… Но это ничего! Они даже меня освежили, взбодрили, дали мне ясно понять, что мир реален, что не сплю в данный момент. Что это произошло наяву. Мария снова со мной.
Маша со мной! Маша вернулась!! — моя душа радовалась бесконечно.
И я даже не задумывался над тем, как хорошо, что я выбрал этот хмурый коридор, вместо светлого, приветливого вестибюля; что я не остался на работе сидеть допоздна, что не ушёл раньше. Я словно подгадал момент. Да я просто везунчик!
И счастью моему не было предела…
Вот он мой идеальный мир! И ничего мне сверх того не нужно. Не нужны мне добрые политики с их добрыми намерениями — установлении мира во всём мире, чтобы не было террора, преступности и обмана граждан. Не нужно мне халявное питание и обслуживание. Не нужен мне большой белый коттедж и светлое будущее. Ничего этого мне не надо!
Мой мир прекрасен. Как я раньше не замечал, что он и есть мой идеальный мир. И никакой другой не заменит его. Сколько можно прожить в будущем, в 31 веке, где всё хорошо, красиво, безопасно, спокойно — который со всех объективных сторон можно в праве считать идеальным миром, но при этом оказаться несчастливым, а то и вовсе несчастным. Ты одинок в таком мире, ты — чужой. Нет! Такой мир нельзя считать идеальным лишь потому, что там всё хорошо. Идеальный мир не там где всё хорошо, а тем, где живёт своё счастье.
Да. Всего лишь нужно счастье — немного счастья. И даже парнишка, родившийся в разгар ядерной войны, будет считать свой мир идеальным. Пусть для всех это будет ужасный, сумрачный, дряхлый, изнывающий и подыхающий мир. Но для него этот мир будет самым лучшим и, не смотря на абсурд, самым светлым.
Так я представлял себе свой идеальный мир. Тот мир, где я буду по-настоящему счастлив.
Эх, если бы всё было именно так… Исполнилась бы моя заветная мечта…
Реальность же оказалась немного иной.
Я вернулся на родную Землю в мою маленькую квартиру на Петроградке. Новости меня проинформировали о том, что сегодня 11 мая 2007 года, не больше, не меньше. И я даже не мог долго сообразить, радоваться мне или грустить. Вернулся я не один. Со мной оказалась Мария. Я не совсем был уверен, что это именно Мария, а не Шимерши, например. Но какой я помнил Машу, такой она и была. Я прогнал образ Шимерши, который я старательно вырисовывал у себя в голове во время путешествия с Элькасаном по разным мирам.
Да! Я всё помнил. Я помню до сих пор. И это невозможно забыть, уже поверьте мне.
Однако я смутно помню, чем завершилась последняя встреча с Шимерши и Элькасаном возле озера на дубликате нашей планете. Словно я был весь вечер пьяный и невменяемый. А такого произойти не могло. Помню, что Жан задал мне странный вопрос: 'Готов ли я изменить свою судьбу?'… ну или что-то вроде этого. Я не понял, что он имеет в виду. А когда он мне объяснил, я, даже помниться, удивился и воскликнул что-то вроде: 'А это разве возможно?!'. Ведь дело казалось об изменении хода истории, внесение серьёзных корректив.
По идее застигнутый врасплох таким крутым вопросом, я смог бы и отказаться от столь заманчивого предложения. Я всегда недоверчиво отношусь к заманчивым предложениям. Поэтому я заранее отказываюсь от них.
Возможно потому-то, я мало что помню из окончания беседы. Совершенно не помню, успел ли я попрощаться с Жаном. Хотя бы пожать ему руку. А то так много вместе пережили! Убегали от погонь, гасились от ОМОНа, общались с Министром обороны, летали на сверхзвуковых истребителях, умирали вместе, воскрешались тоже вместе, готовили армию для грандиозного сражения, которое, твою мать, так и не состоялось… Хотя… когда Жан вернулся в командный центр, он наверняка подумал: 'Чё, я зря, что ли готовил стольких бойцов и гуперорудий?!'. Развернул свой флот и поплыл искать для себя достойного противника. На просторах нашей Вселенной должна же парочка таких заваляться. Ну, или… по бутылкам!
Странно, что я не просил очистить память, чтобы забыть все прошедшие события, начиная с самой двери. А, может, как раз я просил, чтобы память мне ни в коем случае не стирали? Трудный я всё-таки чел. Сам себя не понимаю. Маша не вдаётся в подробности, когда я прошу её рассказать, как всё на самом деле было. Она отнекивается, говорит мне: 'Попробуй не думать об этом'. Да уж! Как тут не думать! В мысли так и лезет — здесь что-то не то. Сомнения появляются: а всё ли правильно сделано? И почему именно так?
Машу я по-прежнему люблю. Быть может, не так сильно, как это было до всех этих событий. Ведь прошло полтора года, никак не меньше. Некоторые воспоминания о Маше позабылись. Переживания и волнения в моей Душе улеглись, поуспокоились… Но я люблю. Я её всегда любил. И я готов признаваться в этом всю оставшуюся жизнь.
Я как-то спросил её: 'Надолго ли ты со мной? Когда исчезнешь?'. Она ответила просто: 'Любимый мой, я с тобой навсегда'.
Днём к нам пришли следователи. Это по делу Паута Воэ. Предъявили мне корочки ФСБ. Мне сразу стало скучно. Я загрустил… Я знал, что они рано или поздно придут. И встречаться с ними мне не хотелось. Надо было сразу сваливать из квартиры, как в ней очутились. А нет. Мы стали с Машей сидеть, готовить завтрак (или обед уже правильней назвать?), разговаривать о жизни — хотя это получалось не очень хорошо, скорее наигранно. Но от того было не менее весело. И вот пришли они. Протиснулись в комнату, развернули свои папки, документы, достали какие-то фотографии, среди которых я узнал полковника Малинина. Стали о чём-то спрашивать.
Я довольно долго не мог вникнуть в суть их беседы. Они сами удивлёно косились друг на друга и не понимали, что происходит и что, собственно, они тут делают. В начале их беседы явно виделось, что они имеют кучу вопросов ко мне и прямо-таки в нетерпении жаждут их высыпать на мою бедную головушку. Но они больше молчали, чем говорили. А потом вообще развернулись и ушли, так и не задав мне ни одного дельного вопроса, на которые я уже психологически был готов отвечать. Напоследок сказали: 'Извините за беспокойство, Алексей Владимирович. Похоже, мы ошиблись с вами. Вы здесь явно ни при чём'. Причём, так уверенно это заявили, что я даже сам поверил — я к этому дела не имею никакого отношения.
Вот так Маша! Вот так молодчина! Наколдовала ведь. Или всё-таки у неё осталось, что-то от Шимерши?..
Удивительно конечно, в моё мире за всё это время прошло не больше двух недель. Весна ещё не вступила в свои законные права, и воздух холодит вечерний ветеродув, да снег местами не растаял. И год прежний — 2007. Хотя уже живу в будущем. И год мой родной кажется таким древним и давно позабытым.
Возвращаться на работу мне было крайне не привычно. Я уже путался в маршрутах и чуть не прозевал свою остановку. Придя на работу, я не застал удивлённых лиц, косящихся на меня, как на призрака. Они должны были меня похоронтить!.. Нет. Всё обыденно. Сидят за своими рабочими местами, увлечённо трудятся. Здороваясь со всеми, я был крайне поражён их равнодушию к моей судьбе. Ладно там, полтора года, что меня не было. Но для них же целых две недели я отсутствовал! Александр Викторович даже не взглянул на меня, пожимая руку. Был занят, общался по телефону. А когда закончил, не отреагировал — не стал кричать, трясти кулаками, не ругался матом. Вообще сидел мирно и не понимал, чего это я на него всё время озираюсь. Никаких объяснительных, никакого штрафа, выговора. Ничего! Я уселся за свой компьютер и недоумевал — что происходит? Почему никто не заметил моего отсутствия? Даже тот важный клиент утром сам позвонил и любезно напомнил о нашей договорённости, интересуясь, а будут ли скидки.
Я немедленно позвонил родителям с рабочего телефона. Сотовый свой я где-то посеял… Точнее, не 'где-то посеял', а оставил его в будущем. В коттедже. Боялся, что потеряю — вот и оставил… Они были рады моему звонку. Немного поругали меня за то, что редко им звоню и ещё реже навещаю их. Я поболтал с ними, узнал как они, какие новости, как вообще дела и всё такое…
Никто не заметил моего отсутствия.
Только днём, во время обеда, ко мне за столик подсел Димон и спросил почти полушёпотом, как шпион шпиону:
— Как там всё прошло у вас с Во́ем?
— С каким это 'Во́ем'? — не понял я.
— Ну, с Во́ем, твоим другом, Пауто́м, — уточнил он, ставя ударение почему-то на последний слог. И выходило так, что я где-то когда-то возился с паута́ми-овода́ми.
— А! С Па́утом Во́э, — я подправил его.
Он помнил! Он всё помнил. Единственный человек на этой земле, кто знал истину. Ну, ещё, быть может, Малинин. Но где того найти?
— Ага, с ним самым. С этим генералом из будущего. Он благополучно вернулся домой? — интересовался Димон.
— Да всё отлично, Димон! Всё ништяк. Спасибки за хату и за одёжку, — поблагодарил я его.
— Не за что! — весело проронил он.
Вернувшись домой, я решил расспросить Машу, какое участие она приняла во всём этом тёмном деле. Она не отнекивалась и честно призналась, что немного подправила некоторый ряд событий, таким образом, что бы произошедшее в других мирах меньше всего сказалось на моей дальнейшей судьбе.
Мир не изменился. Остался прежним. Изменился я. Я не узнаю этот мир. Я не могу к нему привыкнуть. О, как трудно привыкнуть к обычной жизни, к обычной мирской суете! Это как мир инопланетян, а я астронавт, который только что его открыл. Точнее высадился на спускаемом аппарате и пытаюсь свыкнуться с нравами и обычаями местных обитателей. Правда, нельзя сказать, что положение моё безнадёжно. Постепенно я вливался в среду, возвращался назад. Но на это уходили долгие дни, недели, а то и месяцы.
Поначалу мне казалось всё неправильно — шумно на улицах, толпы людей, жизнь кишит как в муравейнике, никак не уединиться — всюду нарываешься на чьи-то лица, или того хуже — пьяные хари заслоняют вид и просят закурить. Тесно мне. Мало пространства для личности отведено. Ужасный запах источается отовсюду. Оказывается, я раньше не замечал, что в Питере так грязно — столько свалок во дворах, столько отходов разбросанных по щелям — уму непостижимо! А сколько изрисованных домов грязными граффити! Но всё это фигня по сравнению с тем, что техника ужасно примитивна: медленный транспорт, вонючие грузовики, шумные пылесосы и совершенно допотопные компьютеры, за которыми сидеть-то противно, не то что работать. Ну, вы меня, надеюсь, поймёте. Это всё одно, что вам с современного, ультрастильного и компактного ноутбука пересесть вдруг на старый, громоздкий ящик с лампочковыми транзисторами и с мозгами простейшего калькулятора. Я не мог понять, куда подевался мой камтик? Я долго допрашивал Машу, что с ним сталось. Она мне попыталась доходчиво объяснить, что в прошлое нельзя брать вещи из будущего, так как эта технология может попасть в чужие руки. Что чревато неприятными последствиями. Я не мог понять: 'Как так нельзя?! А зачем же я тогда продал некоторые безделушки одному мажору на станции Тосно и отдал карту-голограму планеты Битурт Сане Кузнецову?'. 'То был чужой мир. А этот теперь наш. И нам здесь жить!' — популярно объяснила она. И я вроде как понял, что она имела ввиду.
Короче, возвращался я в свой старый шалаш, отстроенный в деревне дикарей, с неимоверным трудом и крайней неохотой. Как говориться, к хорошему привыкаешь быстро. И следует добавить: а обратно — очень и очень медленно.
Вот Маша привыкла сразу. Менее чем за месяц нашла себе работу и устроилась чуть ли не руководителем какого-то важного департамента одной крупной фирмы. Ну, это понятно — с её-то талантом и возможностями! Сейчас получает не меньше меня. Мне даже обидно стало. Я ей говорю: 'Лучше уж не работай. Дома сиди. Я сам управлюсь'. А она не слушает. Работает в своё удовольствие.
В квартире моей, после поселения Маши, стало как-то тесновато. Квартира моя маленькая, однокомнатная, я это уже отмечал не раз. И одному-то развернуться было сложно. А когда приходили гости — мне становилось стыдно. И я их, прямо как Паут Воэ, побыстрей выпроваживал из дому. Поэтому я предполагал искать другие варианты.
Я не мог сообразить, почему всесильная и всемогущая Шимерши-Маша не может сделать такую мелочь, как обеспечить нас просторным жильём. Я же не прошу для себя. Для нас!
— Ну, ты пойми, Маша, дорогая моя, — говорил я, — что тебе стоит это сделать? Одна твоя мысль — она тут же исполнится. Только подумай о большой квартире, пожалуйста. А лучше о загородном двух… нет, трёхэтажном коттедже.
— Увы, мой милый Лёшка, не могу я. Нет у меня больше силы. Я теперь обычная девушка — простой смертный человек, как и ты, — отвечала Маша.
— Как же так! — недоумевал я. — Кто же отнял у тебя силу? Ты же Вечная! Ты не можешь быть обычным смертным человеком.
— Могу, — запросто ответила она. — Пойми, я так хотела. Я хочу прожить одну человеческую жизнь… с тобой… — нежно добавила она.
— Это конечно здорово… Но, неужели, ты совсем не можешь что-нибудь сделать?.. Ты же недавно колдовала — вон следователи даже растерялись и на работе мой двухнедельный прогул никто не заметил.
— Я ничего не могу. Элькасан полностью отобрал у меня силу — я его просила. А эти изменения я сделала загодя, — призналась Маша.
— Феноменально… — призадумался я и вспомнил. — А где же ты жила всё это время, когда мы с тобой встречались? Не на вокзале же ты ночевала?
Я вдруг представил, что Маша проводит ночь на вокзале, в полутёмном зале ожидания на вонючих, шатких креслах, в окружении вповалку спящих бомжей и развалившихся пьяниц. Нет! Невозможно такое вообразить… А вот, что она проводила, например, ночь с разными парнями на их хате — как вариант представился мне живо. Но я сразу отбросил такой вариант, как жутко-неприемлимый, возбуждающий лютую ревность в моей груди.
— У меня не было дома. Я нигде не ночевала. Когда наступала ночь — я либо гуляла по улицам города, либо перемещалась в другой мир. Бывало просто — ускоряла время и ночь пролетала за секунду…
— Жаль… — загрустил я, внутренне радуясь — представленный вариант не прошёл. Я спросил: — Значит ты стала обычной девушкой?.. — пауза. — Хорошо. А что в тебе сохранилось больше — от Шимерши или от Маши, которую я помню?
— Я есть Шимерши. Я же Маша, — сказала Маша. — Мария Радченко — это моя выдуманная оболочка, в которой я появлялась среди людей данного мира. Но сейчас я не Шимерши. Шимерши знает гораздо больше — люди не способны хранить такой объём информации. А я лишь обладаю малой частичкой всех знаний. Но поверь, это уже много… Шимерши, так как она Вечная, очень сильна, а её могущество и возможности, как ты знаешь, фактически безграничны. А я хрупкая и беззащитная, не способная постоять за себя.
Мне было трудно в это поверить. Как может быть, что Вечная, сама Шимерши, вдруг стала такой хрупкой и беззащитной? Это же опрометчиво с её стороны! Более того — опасно. Нас всюду подстерегают опасности. А если маньяки?..
Кстати, был такой случай… О нём следует рассказать подробно.
Прогуливались мы с Машей как-то одной белой ночью по лесопарку. Уже не помню, что именно нас туда потянуло, да ещё ночью глухой. Видимо, я с друзьями где-то поддал. Ну, и осмелел внезапно. Говорю: 'Давай пойдём через парк — срежем путь'. Она же предлагала вызвать такси. Но человек я упрямый, да ещё и экономным стал (никак на квартиру откладываю), поэтому наотрез отказывался. Дело-то нехитрое. Подумаешь третий час ночи! Убедил её. Она согласилась и мы выдвинулись. Идём по парку, а на встречу нам патцанва движется. Я ещё издали их заметил. Гундят вдали, ржут как кони. Ну, думаю, надо разминуться по хорошему. И вышли мы на соседнюю аллею. А они наперерез идут. Вот гады! — успел подумать я.
— Закурить не найдётся? — спросил один из них хрипловатым голоском.
— Не курю, — гордо ответил я, и собирался обойти попутчика. Но тут двое преградили путь.
— Не хорошо. А деньги есть? — нагло спросил другой.
'Может, дать им деньги, хотя бы рублей сто, чтоб отстали' — проскользнула у меня мысль. А вслед другая: 'Ага! Щаз! А зачем же сэкономил на такси?.. Не дождётесь!'.
— Нет! — с твёрдой злобой выдавил я и оттолкнул преграждающих, потянув за собой перепуганную Машу.
Но тут мне далеко пройти не дали, ударили в бок. Я повалился. Маша взвизгнула, отскочила в сторону. Я сразу поднялся. Дал по морде, одному, второму. И третью харю мой кулак уже нащупал, как кто-то ударил по ногам. Меня начали остервенело бить, колотить, со всех сторон. Я блокировался, отбивался. Я один. Их было восемь, а может и все десять. Чёртовы подростки обкуренные, обдолбанные, пьяные, агрессивные. Сумасброд, одни словом. Но завалить меня не смогли. Я крепко держался на ногах и бил, бил, покуда были силы и ярость их подогревала. В добавок, у меня были мышцы, усужлево подаренные Джерром. Правда, они сдулись заметно — нифига не поддерживал форму в тренажёрных залах. А надо бы! Вот потому и сдулись.
К Маше подростки не приставали — слава Богу. Она стояла у дерева и ужасом наблюдала. Все как один на меня ринулись. Про девушку, видимо, забыли. А я поглядывал на неё. Я отбивался больше не ради своего спасения, а чтобы твари эти до Маши не добрались. Ведь если к Маше начнут приставать — я не выдержу. И были этих упырей бесщадно. По морде, по морде вам! Хороший удар по черепу отрубал человека мгновенно. Вот уже трое валялись у ног и скулили. Остальные паслись вокруг и редкими, неточными ударами лезли в атаку. Как бы нож мне не всадили под рёбра, — беспокоился я и поглядывал на их руки. Нет. Похоже без ножей парни.
Ничему меня не научил случай с Паутом Воэ. С ним же был аналогичный случай. Не по своей воле он влез в передрягу, закончившаяся поножовщиной и смертью одного из нападавших. Такой же наивный простофиля!
— А!! — прорычал я в бешенстве, когда удары немного стихли. — Ну, стервятники, смерти желаете?! Нету… у меня денег! Нет — сказал вам!
Я надеялся, что Маша хоть как-то мне поможешь. Ну, хоть поколдует немножко. А то ведь я был на волоске. Ещё один прямой удар в челюсть — я не устою, рухну наземь. И тогда они меня забьют ногами. А там уже и до Маши доберутся. Но Маша ничем не могла мне помочь. Разве что, морально меня поддержать…
К счастью, драка быстро закончилась. Часть подростков протрезвела, оценила ситуацию, поняла, что потасовка может закончится плачевно — и боясь последствий, решила свалить от греха подальше.
— Ладно, уходим, — скомандовал кто-то один из них и, поднимая раненных, прихрамывая и волоча ноги, они спешно, почти бегом, рванули прочь. Я держался в боевой стойке с грозно вынесенными верёд кулаками, готовыми бить насмерть.
Я понял, что кулаки мои разбиты. Разжать пальцы я не могу. Нога моя получила сильный ушиб и я теперь хромаю на правую ногу. Из носа сочилась кровь. А губа опухала. Ко мне подбежала Маша. Обняла. Заплакала. Глубоко дышала сквозь слёзы, роняя слова на моё плечо: 'Зачем же ты так! Тебя могли ранить. Дал бы им денег… Я же предлагала на такси… А ты не хотел'. Она меня не упрекала. По крайне мере в её голосе не были нотки упрёка или недовольства моим поведением. Скорее она это говорила, потому что именно так нужно говорить в подобных ситуациях по человеческим традициям. Она гордилась мной. Она чувствовала, что НЕ Я полез в драку, а защищал её. И в целях обороны, мне надо было их обезвредить. И чем быстрее и внезапней это произойдёт, тем лучше.
В этот миг я понял, как сильно её люблю, как дорожу ей. Я её молча обнимал. Крепко сжимал, обхватив талию, боясь потерять её. Да и самому надо было держаться на ногах. А она продолжала что-то шептать. Может, настоящие укоры пошли — но я не слышал. В ушах звенело.
— У тебя кровь течёт, — заметила она следы крови на моей одежде.
— Ничего. До свадьбы заживёт, — сказал я, совершенно позабыв о том, что свадьба вообще-то скоро.
Мораль сей басни такова — нехрен ходить по ночному, безлюдному городу, а особенно в лесопарках. Рано или поздно нарвёшься на неприятности. Паут нарвался однажды. Вот и я нарвался также.
Когда людей много — плохо. Чувствуешь тесноту, ощущаешь отсутствия пространства. Стесняешься. Когда людей мало — то же плохо, потому что найдутся среди тех редких прохожих люди недобрые, с тёмными намерениями. А почему бы нет?! — задаются вопросом они. — Один раз живём, можно и погрешить разок. Никто ж не увидит и не узнает!
Так рождаются преступления. Эх, мы, померяне! Злые люди мы…
Жаль, Паута я больше не увижу. Равно как и Сифиль, Эринса, Виктора, всех кого знал. Не обниму, не попрощаюсь с ними. Даже издалека не увижу их. И не узнают они о судьбе моей… Хотя события произойдут только через тысячу лет. Так что дожить ещё надо.
Живём мы с Машей дружно. Весело живём. Счастливо. Всё у нас хорошо и благополучно. Я доволен этим миром. Хоть он не так идеален, как мне хотелось, но всё же мир прекрасен. А всё почему? — Да потому что это мой мир!
Почему же не идеален? — спросите вы. Причин много. Целый ворох причин. Во-первых, я до сих пор не накопил на квартиру. Как бы в процессе. Ипотека или кредит — не мой вариант, не люблю, знаете ли, залезать в долги. Поэтому покорно ждём. Если у Маши дела на работе пойдут и дальше гладко, то глядишь уже через год-второй накопим нужную сумму. Во-вторых, я после всех моих злоприключений стал другим — характер у меня поменялся. Стал я жестоким, что ли. Часто повышаю голос. Наглым стал. Циничным. Приобрёл уверенность. Не боюсь совершать ошибок. Практически стал бесстрашным — Элькасан меня научил. Оттого стал чаще попадать в приключения, с неприятными последствиями. Хотя это в плюс — на работе я продвинулся. Занял пост Александра Викторовича, когда мой начальник перешёл в другой отдел. А если б оставался прежним Алексеем — хрен бы мне видеть должность начальника отдела. К тому же жизненный опыт накапливаю… В-третьих, Маша на мой взгляд тоже изменилась. Какая-то она не та, которую помню. Немного другая. Ну, это понятно. Она прожила многие жизни. Она, как-никак, Вечная. А так как она знает о моих похождениях на Битурте и о других увлечениях, она теперь реже доверяется мне. Это правильно! Её нужно научить основному закону выживания — доверяй, но проверяй.
Кстати, я вспомнил её рассказы. Я тогда их считал бредовыми, выдуманными, принимал за разгулявшуюся девичью фантазию. А сейчас анализирую их с учётом новых обстоятельств.
Помню, она рассказывал мне о далёкой планете, где обитают карлики размером с дюймовочек, огненнокрылые, живущие преимущественно возле вулканов. У них шесть лапок, как у насекомых. Передвигаются они быстро, словно молнии — во фреоновой атмосфере, разгорающейся голубоватым свечением в тёмное время суток. Так и видны в ночном небе как вспышки. Вспыхнула молния — вот один огненнокрылый пролетел мимо… Живут дружно и слаженно. Строят города, дороги. Увлекаются искусством. Не воюют, не сорятся. Но дерутся с другими более крупными обитателями за место под солнцем. Стада больших грызунов по ночам нападают на поселения и убивают жителей. Тяжко им приходится. Она с ними общалась, знакомилась с их обычаями, традиционными обрядами. Она вливалась в их среду. И они её воспринимали как за родную…
Как в это можно было поверить тогда? А ведь это, насколько мне известно, цивилизация Жу.
Так это всё была правда! Маша мне рассказывала свою историю… А я ей не верил! Принимал за сказки… Да, вот такой вот я глупый был.
Впрочем, это не мешает ей меня простить. А мне привыкнуть к её изменениям. Она теперь больше похоже на человека, чем тогда — в первые дни нашего знакомства. Ага, тогда меня сразила наповал своей фантастической загадочностью! Как в такую девушку не влюбиться?!
С Димоном вот хожу, общаюсь. Он, конечно, выслушивает меня — все мои рассказы про будущее, про Вечных, про Элькасана, но судя по его реакции верить он мне не очень-то готов. Скептик!.. А чем ему докажешь? На пальцах показать? Нарисовать на листочке?.. Где же я ему предъявлю доказательства?.. Без доказательств — это те же сказки. Даже телефона с фотографиями Урвальда у меня нет на руках. Не успел я ничего перекачать пока был с ним в этом мире… Откуда я знал, что так всё закончится?!
И ещё куча причин, по которым я не решаюсь назвать свой мир идеальным.
Но что радует — все эти причины можно устранить своими силами. Значит, мир сможет стать идеальным. Ну, или окажется приближенным к идеальному. Я-то человек разумный, понимаю, что достигнуть идеала невозможно, можно лишь к нему постепенно приближаться. Вот этим я и решил заняться…
Готовлюсь к свадьбе. Она уже состоится через неделю. Нервничаю. То радуюсь, то переживаю. Всё-таки, в первый раз женюсь… Тьфу ты! Оговорился. Один раз в жизни такое происходит! — хотел сказать… Надеюсь, Маша не умеет читать мои мысли. А не то! По крайне мере, не наблюдал за ней такого…
Если верить результатам УЗИ, у нас скоро будет прибавление и, похоже, мальчик. Я уже воображаю, когда мой сынишка полёживает в колыбельке, я ему на ночь такие сказки понарасказываю… А ещё буду воспитывать будущего супермена. Вы что?! Он же сын Вечной! Да даже Геракл, сын Зевса, ему позавидует. Его ждут великие дела!
Недавно был в Москве. После командировочных дел шатался по городу. Высматривал сувенир для любимой на лавках недорогих магазинов. И внезапно увидел знакомое лицо. Чу! — удивился. — Откуда у меня в Москве знакомые? Да ещё девушка молодая, красивая, лет студенческих. Моё изумление продолжалось не больше секунды. Я вспомнил. — Это же Лена! Ну, да! Она. Каштановые, завитые волосы… Почему же она меня не узнала?! Ах, ты чёрт, идиот несчастный. Ты в прошлом! Откуда она тебя знает? — ты познакомишься с ней через 3 года, да ещё в другом мире. Точнее уже не познакомишься, потому что у тебя Маша. Я стоял, оцепенев, подумывал, не окликнуть её ли. Позвать, пообщаться? Рассказать почему её знаю? Но не стал… Она ушла. Девушка Лена вышла из магазина, так ни разу не взглянув на меня. Я проводил её взглядом. По-дружески мысленно-нежно пожелал ей удачи.
А меня ждёт счастье. За всё свою будущее не скажу… Но ближайшее будущее мне видится счастливым и безоблачным. Сами посудите, на работе порядок, с друзьями отлично провожу время, родителей стал чаще навещать — появился повод, как-никак будущие наши с Машей бабушки и дедушки, невеста моя нравиться всем — стройная красавица с двумя высшими дипломами (откуда она их слепила, да ещё паспорт? — так и не успел выяснить. Надо себе пометочку сделать — 'узнать сегодня вечром') и девушка она не простая… Но об этом знают только я, да Димон. К счастью, Димон не такой трепач, чтобы портить моё настроение. Друг он надёжный, хоть и скептик последний!
Фу! Наконец-то мысли мои улеглись как-то. Видите ли, сижу на работе, мечтаю. А что ещё начальнику делать?.. Халявщик! Дела, мол, подождут, не разбегутся.
Оба-на!! Время уже — восьмой час! Чего-то я совсем замечтался. Нече в потолок дуть. Пойду-ка домой… через вестибюль, конечно. Не буду рисковать. А то моя Вечная-Любимая ждёт меня… не дождётся…