- Нет вопроса важнее, болван! – презрительно усмехнулась женщина.
Сокрушительная оплеуха лишает надзирателя способности мыслить и соображать. Неодолимая сила тянет вбок, боль туманит голову, левая половина лица немеет. Чтобы не упасть, надзиратель вынужден переступать все быстрее и быстрее, ноги заплетаются, тяжелеющая голова тянет вниз. Со стороны кажется, будто надзиратель решил пободаться с паровозом и мчится навстречу, все ниже и ниже наклоняясь набок. Через считанные мгновение вектор силы совпадает с вектором тяжести, масса тела полностью преобразуется в кинетическую энергию и голова надзирателя встречается с железным «фартуком» на передке локомотива. Треск крошащегося черепа сливается с чавканьем расплющенных мозгов, безжизненное тело куском сырого мяса валится на шпалы. Вспыхивает бледный огонь, плоть мёртвого надзирателя разлагается на глазах, с шипением исходит пар, вонючий серный дым сворачивается клубнем. Появляется грязный, как только что выкопанная картофелина, комочек с багровыми прожилками. Он несколько секунд неподвижно висит в воздухе, затем стремительно исчезает в земле. На шпалах лежит грязной тряпкой комбинезон, валяются ботинки, свисают грязные носки, словно уши спаниеля.
- Круто! – уважительно произнёс подбежавший Антон. – А что за фигня из него вылезла?
- Душонка его, мелкая и грязная, - ответила Даша, брезгливо изогнув губы.
Антон подхватил ружье, повесил наискось через плечо патронташ. Даша забрала револьвер, извлекла горсть патронов из кармана. Антон ещё раз взглянул тряпки надзирателя, перевёл взгляд на массивный «фартук», лицо приобрело вопросительное выражение.
- А скажи Дашенька, отчего так резко ты надзирателя заколбасила?
- Как же ещё с такими гадами обращаться? – удивилась девушка. – Что с тобой, Антон?
- Нет, я не возражаю, но в пещере под психбольницей ты пожалела монстра, настоящее чудовище, которое мучило души монахов несколько веков. Надзиратель всего лишь бес низшего разряда, исполнитель приказов, а ты его мелкую сущность в пирамиду отправила. Отчего такая разница?
- Монахи мужчины. Знали, на что шли, - нахмурилась Даша. – И чудище то вместе с ними под землёй сидело, никого, кроме монахов, не трогало. Ну, вроде бы страданиями психов питалось. А этот ... да ты посмотри вокруг-то!
Со всех сторон несутся вопли и плач сбрасываемых в вагоны клетки людей. Крупные, разъевшиеся на людских страданиях бесы надзиратели безжалостно гнали людей по эстакаде, а затем пачками швыряли в железные прямоугольники вагонов. Хруст ломающихся костей идёт непрерывно, словно шум дождя. Дарья поморщилась, как от больного зуба и молча пошла к вокзалу. Тяжёлый шестизарядный револьвер, рассчитанный на крупную мужскую пятерню, казался невесомым в её руке. Мрачная серо-зелёная глыба вокзала уставилась на людей слепыми глазами зарешеченных окон. Несуразно высокие и массивные двери из грубо сваренных листов железа ощерились клыками рукоятей, отполированных лапами бесов надзирателей до серебристой белизны. Под навесом над перроном висят вниз ушастыми головами мыши, каждая размером с таксу. Мыши сонно поглядывают из-за сложенных крыльев, зажигаются красные огоньки глаз, слышен раздражённый писк и ворчание. Твари упитаны, шкура блестит от сытости, мерзкие рожи лоснятся жиром.
Дверь поддаётся легко, открывается без скрипа. Люди входят под мрачные своды зала ожидания, превращённого в громадное спальное помещение для надзирателей. Вдоль стен натянуты канаты, висят спальные мешки. Из сумрака выступают корявые самодельные кровати. Рамы сварены из металлических уголков, стянуты проволокой, водружены на ножки из шпал. Вместо матрацев и постельного белья используются кучи грязного тряпья. В основном ношеные мундиры. Спальное помещение пахнет гнилью и кислой псиной, словно здесь же склад грязных носков и грязного нижнего белья. На оконных решётках висят шнурки от ботинок, использованные носовые платки, все густо сплетено паутиной, по которой шустро перебегают пауки и какие-то многоножки. Потолок и стены покрыты бледными язвами отколотой штукатурки вперемежку с пятнами копоти, отчего похожи на кожу разлагающегося мертвеца. В помещении тихо, никого не видно, шаги людей отдаются шипящим эхом от стен.
- Миленько ... почти как в доме отдыха ветеранов сцены, - пробормотал Антон, старательно перешагивая лужу засохшей блевотины. – А где же постояльцы?
- Меня этот вопрос тоже тревожит, - задумчиво произнёс Валерий. – Все незадействованные на службе бесы должны быть здесь!
- Может, в город отправились, на облаву? – предположил Антон.
- Все сразу? Так не бывает, - покачал головой Валерий.
- Да какая разница, куда подевались бесы! Нет их и ладно, - сказала Даша и решительно направилась к выходу. От сильного пинка двери распахнулись, из щелей между рамой и стеной выстрелили облачка пыли, гул разнёсся по всему зданию вокзала. Свет сумрачного дня на мгновение ослепил, Антон прикрыл глаза ладонью, Валерий и Анна поспешно отступили в тень зала. Даша, слегка сощурив глаза, выходит вперёд и замирает на полдороге – пустырь, отделяющий городские трущобы от вокзального комплекса, перегорожен баррикадой. Неопрятная куча мусора, скреплённая балками, вывернутыми с «корнем» фонарными столбами и мотками колючей проволоки, тянется пологой дугой, замыкая концы на заборе по обе стороны здания вокзала. Словно обглоданный скелет гигантской змеи, баррикада разлеглась на земле, в её теле копошатся сотни надзирателей, будто трупные черви. Погонщики сидят на вершинах полуразрушенных домов, выпуклые глаза блестят красным, будто внутрь плеснули тормозной жидкости. Твари беспокойно крутят шишкастыми головами, взмахи кожистых крыльев сметают пыль с камней, слышен визг и рычание. При появлении людей шум стихает, надзиратели замирают по ту сторону баррикады, всякое движение прекращается. Подчиняясь неслышимой команде, баррикада ощетинивается стволами, лязгают затворы. Наступает тишина, нарушаемая воем ветра в развалинах, шуршанием мусора и каким-то странным, едва слышимым гулом, доносящимся из глубины землю.
- Антон, ты был солдатом ... что будем делать? – спросила девушка.
Лицо постепенно утрачивает выражение решительности, в глазах появляется страх.
- Может, вернёмся в здание?
- Нет, вокзал каменный мешок. Они проникнут внутрь через другой вход, о котором мы не знаем, - покачал головой Антон.
- Тогда что!?
- Не знаю, - вздохнул он. – С наганом и берданкой на толпу тоже не попрёшь. Не знаю!
Оглушительно громко хлопают железные двери, отрезая людей от входа в зал ожидания. Валерия и Анны нигде не видно. Антон бросает взгляд через плечо, криво улыбается – полудемоны, полулюди решили иначе.
- Плюнь, - махнул он рукой как можно беспечнее. – В конце концов, мы сдержали слово, вытащили их из демонского ада, дальше как хотят.
- Но они могли бы унести нас отсюда на крыльях!
- Погонщики повсюду, шансов нет. Даже крышу вокзала оседлали.
Сверху действительно свешиваются угловатые головы погонщиков. Твари крутят головами, что-то бурчат друг другу, длинные хвосты возбуждённо секут воздух.
- Достали, уроды! – произносит сквозь зубы Даша.
Револьвер появляется в руках, обе ладони плотно сжимают изогнутую рукоять, большой палец взводит курок. Ствол описывает полукруг и замирает, глядя вверх, словно зенитное орудие. В тишине оглушительно гремит выстрел, второй, третий ... Шесть погонщиков с пробитыми насквозь головами падают на землю, будто переспелые груши, с чавканьем рвущейся плоти и хрустом ломающихся костей. Антон с восторгом крутит головой, поднимает большой палец. Дробовик в его руках оживает, вспышки рыжего огня озаряют сумрак, грохот сбивает с ног тишину, картечь горстями летит прямо в морды надзирателей, которые, забыв об осторожности, высунулись из-за укрытия и пялятся на убитых погонщиков. Взлетают, кувыркаясь, чёрные фуражки в ореоле красной крови и блеклых мозгов, трупы надзирателей сползают по ту сторону баррикады, тела с шипением разлагаются прямо на глазах, ядовитый серный дым поднимается столбами. На замусоренную землю падают пустые комбинезоны, ботинки, глухо звенят железными частями ружья...
... надзиратели не были воинами. Они были ... надзирателями. Привыкли к покорности жертв, к страху и парализующему ужасу, который охватывал всякого, кто оказался в преисподней. Никто не смел перечить, тем более сопротивляться. А если и был кто, на такого набрасывались десятки откормленных людскими страданиями тварей, рвали на куски и пожирали трепещущую плоть. Люди смотрели, ужасались и оставляли все помыслы о сопротивлении. И вот свершилось неслыханное – двое обычных людей, мужчина и женщина не испугались! Больше того, убивают их пачками, расстреливают, как пустые бутылки, а в глазах ни капли страха, только презрение. И это ужасало надзирателей и лишало воли к сопротивлению. Власть - земная, потусторонняя – да любая! – держится на страхе. Словно гигантская глыба нависает она над людьми, грозя раздавить каждого в ответ на неосторожное движение. На самом деле это мыльный пузырь из грязной пены. Она только кажется глыбой – это пустота! И если найдётся человек, который не испугается, не купится, не продаст душу за кусок той грязи, из которой состоит власть, то мыльный пузырь лопнет. Останется мокрое пятно, которое быстро высохнет при свете солнца и ветер развеет пыль...
Антон не заморачивался морально-волевыми качествам противника. Он знал, что отступать некуда, защита ни от кого не придёт, и все, что остаётся – это подороже продать жизнь, чтоб гадам мало не казалось. Выстрелы раздавались один за другим, каждый заряд находил цель, пальцы точными движениями досылали патроны, лязгала затворная рама, приклад бился в плечо. Грохнул последний выстрел, сухо щёлкнул курок, пустой патронташ падает на землю. Дымится раскалённый ствол, нагретый воздух искривляет пространство, земля вокруг усыпана тёплыми гильзами. Девушка выходит из-за спины, становится рядом, в руке сапёрная лопатка.
- Отдай сейчас же, - шёпотом приказывает Антон. – Я бросаюсь вперёд, ты следом. Успеешь проскочить к развалинам.
- Фиг тебе, – спокойно отвечает Даша. – Бежим вместе.
- Не успеем, сейчас будет залп!
Повинуясь команде уцелевшего офицера надзиратели сходят с баррикады и становятся в линию. Строй выравнивается, ощетинивается стволами, нестройным хором щёлкают затворы, приклады упираются в плечи. Наступает та тишина, что называется «мёртвой» - вязкая, тяжёлая, от которой закладывает уши и где-то рядом тоненько звенят невидимые колокольчики. Кто хоть раз испытал это, не забудет до конца жизни. Время словно замедляет ход, исчезают все звуки и человек будто попадает в вакуум, в зазеркалье, где нет пространства, времени и движения. Только бьётся собственное сердце, мышцы напрягается в предчувствии ударов и душа готовится оставить тело под вспышки взрывающейся боли. Антон успел только рукой толкнуть девушку себе за спину ... раздался пронзительный, режущий уши свист, воздух пришёл в движение, скручиваясь несколькими пылевыми смерчами, пространство за баррикадой искривилось и задрожало, словно нестерпимый жар опалил изнутри. Громкий и резкий, как удар бича, хлопок оглушил и заставил упасть надзирателей на колени. Погонщики сорвались с крыши, словно в пропасть, неопрятными комьями грязного белья устремились вниз. Только над самой землёй некоторым удалось расправить крылья и затормозить падение, остальные врезались в твердь, словно скомканные мокрые тряпки, с чваканьем и треском костей. Центр баррикады вспыхнул огнём, пламя взметнулось высоко вверх и опало, утратив жар и ярко оранжевый цвет. Появился ослепительно сияющий белый шар, который озарил хмурый сумрак, словно шаровая молния дождливую ночь. Свет гаснет, шар превращается в полукруг и клонится к земле, будто откидная аппарель, по которой быстро бегут люди в камуфляжной форме, в бронежилетах и странных шлемах с блестящими забралами из бронестекла. В руках у каждого автомат со странным трубчатым магазином, похожим на подствольный гранатомёт. Люди соскакивают с аппарели на землю, автоматы непрерывно плюют огнём, треск и грохот разрывают тишину. Растерянные и напуганные надзиратели нестройно отвечают гулкими выстрелами дробовиков. Свинцовая картечь отскакивает от брони неизвестных солдат, как горох. Трассирующие автоматные пули буквально превращают в решето неуклюжие туши надзирателей, пробивают погонщиков насквозь, оставляя после себя дымящиеся дыры. Бойня продолжалась считанные мгновения. Антон так и остался стоять с вытянутой назад рукой, из-за его плеча выглядывает изумлённое лицо девушки.
- Кто эти люди, Антон? – спросила Даша, едва только стихли выстрелы.
- Не знаю ... и форма незнакомая ... оружие какое-то странное, автоматы со шнековыми магазинами ... я ничего не понимаю!
Изуродованные автоматными очередями трупы надзирателей и погонщиков с шипением истаивали, оставляя после себя мутные облачка серного дыма. Площадь перед вокзалом затянуло дымом от горящей баррикады, из которого один за другим начали выходит солдаты. Лиц под забралами не видно, на форменной одежде и броне нет опознавательных знаков. Солдаты строятся в две шеренги, оружие убирают за спину. Рота стоит в строю. Последним из дыма появляется высокий, на голову выше всех, солдат в краповом берете. У Антона округляются глаза – это Павел! Тот самый Пашка спецназовец, который спасал его и других от чеченских гранат, отбивая их сначала прикладом автомата, потом сапёрной лопаткой. Его не успели спасти, он истёк кровью до прилёта санитарной вертушки. Как и многие другие, когда рота Антона попала в засаду.
- Пашка, откуда ты здесь? – изумлённо спросил Антон.
- Оттуда же, откуда и ты. Только ты человек, а я не совсем, - с улыбкой ответил Павел.
- А они? – кивнул Антон на строй солдат.
- Все с нашего полка. Помнишь заставу, что засыпало лавиной? Это они. Ну, и те, которых убили в боях. Мы видели, как ты даёшь просра... извините, девушка! ... в смысле, уделывает всех тут. Вы тоже очень неплохо работаете, просто завидки иногда берут. Меня зовут Павел, а вас?
- Дарья ... Даша, - улыбнулась девушка, выходя из-за спины Антона.
- Очень приятно. Вам идёт камуфляж. Но будет ещё лучше, если повыше закатаете рукава. Чуть-чуть агрессивности не помешает ...
- Ладно-ладно, ты тоже хорош, - перебил Антон. – Я твою лопатку как талисман везде таскаю. Помнишь её?
- Да. Вон, даже вмятины от гранат остались!
Павел взял лопатку, повертел. На лице появилось счастливая улыбка:
- Здорово мы тогда! А ты с пулемётом - вообще! Никто и не понял, как ты из ямы выпрыгнул. Чичи обалдели, когда тебя увидели.
- Они вроде тоже здесь. Я их в здешнем кабаке видел.