— Сочувствую вам, товарищ Болау. Что с вашим ребенком?
— Не знаю… Жена не написала, что с ним. Берген перелистал караульную ведомость.
— Письмо с вами?
— Нет. К сожалению, я его сжег. Не имею обыкновения хранить письма. Мне его принес сам гауптфельдфебель.
«Если мальчик действительно болен, Болау следует отпустить», — решил про себя Берген.
— Хорошо, можете ехать. Пусть гауптфельдфебель занесет вас в книгу отпускников. В понедельник с первым поездом вернетесь.
— Спасибо, товарищ младший лейтенант!
* * *
Гейнц Заперт ворочался в постели. «Я должен все рассказать! Никто меня не съест…»
— Не хочешь погулять? — спросил Гейнца Юрген Гросман. — Ты ведь свободен.
— Нет.
Юрген продолжал работать над своим докладом к следующему собранию молодежи. Неожиданно к нему подскочил Заперт. Лицо его выдавало сильное беспокойство.
Юрген отложил ручку в сторону и посмотрел Гейнцу в глаза.
— Ну, выкладывай! Я давно уже приметил, что тебя что–то волнует.
Заперт решился.
— Юрген, скажи, можно ли назвать дружбой такое: ты знаешь о свинстве и молчишь, потому что его совершил твой приятель?
— Смешно! Ты сам знаешь.
— Отвечай, не увиливай.
— Ну, если ты настаиваешь, пожалуйста. Все мы должны помогать друг другу. Но покрывать свинство… Это не дружба. Этим не поможешь. Наоборот, сам станешь соучастником. Вот так.
Заперт уставился в стол.
— Ты что–нибудь утаил? — спросил Юрген.
— Да. Но больше молчать не могу. Скажи, как мне быть?
— Но я же ничего не знаю! О чем идет речь? — Юрген схватил Гейнца за руку. — Рассказывай!
— Юрген, я… я знаю, кто разбил окно в часовне и повредил крест. Я присутствовал при этом… Это Вилли Болау…
— И ты участвовал в этом деле?
— Нет. Разве это имеет значение. Гросман подскочил на стуле.
— Ты должен рассказать все! Болау сегодня поехал домой, сказал, что у него болен сын. А если он лжет?
— Рассказать все! — простонал Заперт, обхватив голову руками.
— Не болтай! Лиха беда начало! Возьми себя в руки, ты все–таки член партии! Пойдем вместе!
Заперт решительно поднялся…
Лейтенант Рэке молча выслушал ефрейтора.
— Как вы могли так долго молчать, товарищ Заперт? Разве вам не известно, какие мы испытываем трудности?
— Знаю, товарищ лейтенант. Уже давно. Боялся…
Рэке поднялся.
— Я доложу командиру заставы, как только он вернется. Однако благодарю вас за ваше, хотя и запоздалое, признание, товарищ Заперт. Вы, конечно, понимаете, что вам придется держать ответ перед партийной организацией.
— Понимаю! И считаю это справедливым, товарищ лейтенант.
Рэке пожал Заперту руку.
— Хорошо, можете идти. Не отлучайтесь до приезда начальника заставы.
— Слушаюсь, товарищ лейтенант.
Понедельник. Утро. Мотоцикл с коляской быстро приближался к цели. В субботу вечером Берген получил по телефону разрешение начальника отряда разобраться в деле Болау и сейчас направлялся туда, где жили его жена и сын. Дорогой он упрекал себя в том, что, не проверив доводов, выдвинутых Болау, отпустил его.
Заперт! Ведь он, Берген, всегда следил за его ростом. И вот парень сумел перебороть себя. Допустил серьезную ошибку, оступился, но не упал.
Справа показались трубы калийного завода, где некогда работал Болау.
— На завод, товарищ водитель! — принял решение Берген.
Заводская администрация, узнав, кто он такой и по какому делу, направила Бергена к начальнику отдела кадров.
— Болау? Помню его! Вы, значит, его командир? Что он был за человек? Да как вам сказать… С ним у нас были трудности. Водка, женщины, погулять любил… Но мы надеялись, что он исправится. Жалко было его жену. Я ведь ее знаю: она раньше работала у нас. Думали, что служба в вооруженных силах исправит его, воспитает…
Мотоцикл остановился в узком переулке, перед домом, где жила семья Болау. В дверях появился пятилетний мальчуган в чистых, но много раз штопанных штанишках и уставился на Бергена. Тот погладил его вихрастую головку.
— Как тебя зовут, малыш?
— Клаус Болау. Ты похож на моего папу. У него такой же пиджак. Ты тоже солдат, дядя? Ты и папу привез?
Подозрения Бергена усилились.