Он слишком славен был, чтоб долго править...
декламировал он нараспев остолбеневшим мальчишкам во дворе, и тут же, воспользовавшись их замешательством, предлагал разделиться на Ланкастеров и Йорков и начать войну Алой и Белой розы. Они смотрели на него, как на полного придурка, но дразниться уже побаивались - психованный, поди знай, что может выкинуть... А он не останавливался на достигнутом, открывал для себя большой географический атлас, "Библиотеку приключений".
Теперь он окончательно понял, кем хочет быть. Только полярным летчиком. Как Саня Григорьев. До чего же здорово, что и фамилия у него самая подходящая для полярного летчика. Баренцев - как студеное море!
Избрав героя, надо во всем повторить его путь. Начать, как начинал он. В данном случае - бежать из дома.
Воспользовавшись отсутствием бабушки, он быстренько затолкал в рюкзачок старый драный свитер и варежки на случай зимы, полбуханки хлеба и большое румяное яблоко, книгу "Два капитана", карманный фонарик с севшей батарейкой, отцовский компас и три коробка спичек - а то какой же он путешественник без фонарика, компаса и спичек?
Все благоприятствовало его начинанию. Сырая, промозглая погода, простоявшая весь март и начало апреля, в одночасье рассосалась. Выглянуло солнышко, теплый ветер разогнал последние облака и приоткрыл небо голубое, бездонное. Нилушка отвык от такого неба и, выйдя во двор, залюбовался им, подняв голову.
- Мой папа летает по тебе, - сказал он. - А я когда-нибудь полечу еще выше, прямо в космос. Как Гагарин и Титов.
В полярные летчики больше не хотелось, хотелось сразу в космонавты. Нилушка даже забыл, зачем, собственно, вышел, пробродил немного по двору, то и дело обращая к небу блаженную улыбку, съел яблоко, да и поднялся домой. А вечером пришла телеграмма, что отел уже в пути и будет через три дня.
X
(Ленинград, 1982)
- Ждали?
- Как манны небесной. Понимаете, во мне тогда проклюнулось нормальное мальчишеское естество - библиотека приключений, самолетики, побег из дома. И это было так созвучно образу отца...
- Что же вы замолчали, Нил Романович? Неприятно говорить на эту тему?
- Скорее, неловко. Неужели вам интересно второй день кряду выслушивать мои... мемуары? Не жалко тратить время на такие пустяки?
- Это не пустяки, и это мое время. И моя работа. Мне за нее жалованье платят... Так что отец? Оправдал ваши ожидания?
XI
(Ленинград, 1963)
Нилушка напросился ехать вместе с мамой в аэропорт, ночью долго ворочался с боку на бок, заснул только под утро, но немедленно, бодро вскочил, едва лишь мама подошла к нему и ласково тронула за плечо - мол, пора.
Мамин сослуживец, баритон Даваев, заехал за ними на своей зеленой "Победе", и они тронулись через утренний, солнечный город. Нилушка ерзал на заднем сиденьи, вертел головой, разглядывая незнакомые дома и улицы.
Рейс немного задерживался, и мама с Даваевым сели в кресла в полупустом зале ожидания, а Нилушка тут же прилепился носом к большому витринному стеклу, выходящему прямо на летное поле, поедал глазами выстроившиеся в рядок большие серые самолеты, смотрел на людей, сновавших по полю. С особым вниманием он вглядывался в тех, на ком была надета синяя форма. Это, конечно же, летчики, и надо не пропустить среди них папу...
- Пойдем, Нилушка, - неожиданно произнесла позади него мама. - Наш самолет объявили.
Они двинулись к дальним воротам, из которых вскоре стали выходить веселые загорелые люди с шальными глазами. Другие, стоявшие у ворот, подбегали к прилетевшим, обнимали, целовали, дарили цветы. Нилушка, еще толком не разглядев, животом почувствовал, что вон тот дяденька, лысый, усатый, в мятом сером пиджачке, совсем непохожий на свои фотографии, еще только приближающийся к воротам - это и есть...
- Мама! - заверещал он на весь зал. - Мама! Папа!
Все обернулись и с улыбками посмотрели на него.
- Тише, не ори так... Да где, где ты увидел папу?
- Да вон там же!
И первым повис на шее вмиг остолбеневшего, Глупо улыбающегося майора Баренцева.
- Вымахал-то... - частично обретя дар речи, пробормотал майор. Совсем мужик стал.
- Папа, папа, папа, - лепетал Нилушка, тычась носом в выбритую до синевы щеку, а в голове кружила одна, но очень радостная мысль: "Я мужик!"
Такая самооценка крепла и развивалась в нем те два бесконечно счастливых, но таких коротких месяца, когда отец был рядом. Он бегал за отцом, словно хвостик за собакой, - на базар, в парикмахерскую, до ларька с газетами или папиросами, всегда норовил, проходя по двору, взять его за руку, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что это - его папа, и очень тяжело переживал, что отец все время ходил в гражданском и внешним видом своим никак не подтверждал свою принадлежность к героической профессии военного летчика.
В первый же вечер, с муками дождавшись наконец, когда встанет отец, прилегший отдохнуть с дороги, Нилушка показал ему свои тетрадочки с картинами воздушных боев, сам встал рядом, комментировал, без обиды выслушивал профессиональные замечания, касающиеся технических погрешностей, тут же кидался исправлять рисунок. Потом обоим это надоело, и они принялись шутейно бороться. Несколько раз отец перекувыркивал в воздухе визжащего от восторга Нилушку и швырял на широкую мамину кровать, потом поддался и шлепнулся сам, якобы от ловкой Ниловой подсечки.
- А с мускулами, брат у тебя того... имеются, как говорится, недоработки. - Отец двумя пальцами обхватил пухлую мальчишескую ручонку повыше локтя. - Кисель, а не мускулы... Вот смотри. - Баренцев-старший согнул руку и позволил сынишке потрогать взбугрившийся под коричневой кожей бицепс. - Ну ничего, это мы исправим.
Наутро они пошли на Литейный в спортивный магазин и купили Нилушке экспандер и пару самых маленьких, полукилограммовых гантелей. Себе отец выбрал большие, сборные, на пятнадцать килограммов.
- Надо, понимаешь, форму держать, - объяснил он сыну.
После этого они каждое утро делали основательную, до пота, зарядку, сопровождаемую спартанскими водными процедурами, в течение которых Нилушка беспрерывно верещал, а бабушка, проходя мимо ванной, недовольно хмурилась.
Потом побывали в магазине "Юный техник" на Садовой, где накупили такую кучу заготовок для авиамоделей, что домой пришлось возвращаться на такси.
Под руководством отца Нилушка, высунув от старания язык, вырезал, клеил, прилаживал к тонким деревянным планочкам проволочные нервюры, аккуратно, чтобы без морщин, обтягивал каркас крыльев тонкой папиросной бумагой... Первый планер пошли испытывать в Михайловский сад всей семьей, только бабушка отказалась. Как было радостно, когда легкая, белоснежная модель, сделанная собственными руками, взмыла в небо и не спеша поплыла над лужайкой, над скамейками, где все сидящие дружно, как по команде, подняли головы и посмотрели вверх, над кронами деревьев. И как горько, когда внезапный порыв ветра подхватил его гордую птицу и безжалостно швырнул на середину Мойки, и достать ее оттуда не было никакой возможности.
Мама гладила плачущего Нилушку по головке, но он никак не мог остановиться. Отец долго глядел на это, а потом тихо сказал:
- Мужчины не плачут.
Слезы мгновенно высохли, только по инерции пару раз всхлипну лось.
Зато потом были новые планеры, и самолетики на резиновом моторчике, и маленькие, но точные копии настоящих боевых машин, сделанные из картона по чертежам журнала "Моделяж". Они приступили к работе над серьезной радиоуправляемой моделью "По-2", но дело заглохло из-за отсутствия в магазинах необходимых деталей.
При отце бабушка не так свирепствовала с музыкой, и занятия как-то сами собой свелись к минимуму. Уроки же французского отец попросту отменил волевым решением:
- Франция? Да одна наша Таманская дивизия всю эту Францию за три дня возьмет! А вот с янкесами придется повозиться. Нет уж, пусть-ка парень изучает язык потенциального противника!
И сам не поленился сходить в школу с углубленным изучением английского, что возле метро "Чернышевская". В результате этого похода Нилушку, предварительно и очень благосклонно проэкзаменовав, в школу записали, хотя по микрорайону он не подходил...
Как-то днем они вдвоем сели на трамвай и доехали до стадиона Кирова. Вообще-то собирались на футбол, которого отец не видел все семь китайских лет, а Нилушка - и вовсе никогда, если, конечно, не считать дворовой разновидности. В газете прочитали, что "Зенит" принимает сегодня "Кайрат" из Алма-Аты. Выехали заранее, чтобы не давиться в переполненном трамвае и погулять перед матчем по парку. Нилушка, понятное дело, имел в виду и всякие аттракционы.
Сезон только-только начался, и некоторые из аттракционов еще не работали, в том числе и знаменитые американские горки, на которые мальчик возлагал особые надежды. На парашютной вышке заело лебедку, между небом и землей из-под опавшего парашюта болтались чьи-то ноги в пижамных штанах и слышалась громкая брань. Возле механизма толкались служители, а наверх никого не пускали.
- А ты с такой вышки прыгал? - спросил Нилушка отца.
- С такой? - Отец задрал голову, прикинул. - Нет, с такой не прыгал, У нас в училище пониже была. С нее и прыгали.
- А-а... - протянул Нилушка с явным разочарованием.