- Слегка подредактировать твой опус.
Я поперхнулся кофе и долго не мог откашляться. Она курила и с усмешкой смотрела на меня, потом извлекла лазоревый томик Вересова, а из нагрудного кармана черного пиджачка - очки в тонкой металлической оправе. Раскрыла книгу на титульном листе. Рядом с названием "Ближний берег Нила, или Воспитание чувств" я через стол прочитал - и тоже вверх ногами - "Избранник Ворона".
- Кое-какие мелочи я уже подправила, - перехватив мой взгляд, сообщила она. - Потом разберешься - этот экземпляр я оставлю тебе.
- Ты сделала мне предложение, от которого я не в силах отказаться... По всей справедливости, я должен буду обозначить тебя соавтором. А что "Дмитрий Вересов, Татьяна Захаржевская". Будет неплохо смотреться на обложке...
Она вздохнула вздохом учителя, беседующего с особо тупым учеником.
- Татьяны Захаржевской не существует. Есть мадам Ван-Норден, ничем не примечательная домохозяйка из кантона Женева. А здесь я вообще предпочитаю быть инкогнито.
- Как же мне тебя называть?
- Да как хочешь. Допустим, Галина...
Глава первая
Психоанализ по его превосходительству
I
(Москва, 1982)
В спальных вагонах "Красной стрелы" народ ездит непростой иностранцы, артисты, большое и малое начальство, - и обхождение с ними требуется нестандартное, галантерейное. Памятуя об этом, Настя поостереглась дать волю праведному гневу, а осторожно переступила через спущенные в проход ноги в импортных джинсах и самым деликатным образом потеребила храпящего пассажира за рукав, при этом автоматически отметив мягкую добротность кожаной выделки.
- Гражданин, а гражданин, вы бы поднимались. Прибыли уже.
- М-м-м...
Упитанный брюнет характерного московско-грузино-еврейского обличия зачмокал пухлыми губами, но глаз так и не раскрыл.
- Нажрался, паразит! - Настя вложила в свой свистящий шепот всю рабоче-крестьянскую ненависть.
И впрямь, гражданин, похоже, провел веселенькую ночку. Откидной столик был завален элитарными ошметками - шкурками сырокопченой колбасы, апельсиновой и банановой кожурой, обертками шоколадных трюфелей, тут же банка из-под камчатских крабов, пустая сигаретная пачка с иностранными буквами, опорожненная бутылка дорогого коньяку. На одеяле бесстыдно валялась упаковка известного резинового изделия. Дух стоял соответствующий - окна в поезде не открывались, а кондиционер был уже отключен.
- Гражданин, я вам русским языком говорю! Настя дернула за рукав куда решительней. Толстая волосатая пятерня плавно приподнялась, пошарила в воздухе и замерла на груди проводницы. Этого Настя не выдержала, с маху шлепнула по руке и заорала благим матом:
- Глаза разуй, кобелина!
Брюнет затряс головой, разлепил наконец мутные очи и с тупым недоумением уставился на Настю. - Эт-то... Ты кто вообще?
- Во нажрался, а? Проводница я!
- Проводница? А где Аня? Аня где?! Аня!
- Чего разорался?! Нет тут никакой Ани! А вот милицию позвать - это мигом! В пикете отоспишься! Брюнет растерянно захлопал глазами.
- В каком пикете?
- В вокзальном!
- Так мы что, приехали уже?
- Приехали! - со злорадной усмешкой заявила проводница. - Вы бы еще дольше дрыхли, гражданин, так и обратно бы в Питер уехали. Давайте-ка, выметайтесь по-быстрому!
Заспавшийся пассажир дернулся и поднес ладонь к виску.
- Болит? - с иронией осведомилась Настя. - Неудивительно. Вон как гульнули. - Она показала на захламленный стол. - Совсем наглость потеряли.
- Погоди... Минуточку, минуточку... - Брюнет усиленно заморгал. - А где Аня? Ушла, что ли?
- Да какая тебе еще Аня? Если ты про рыженькую, попутчицу вашу, так она в Бологом вышла и очень просила не будить.
- Что!!! - взревел брюнет так, что Настя отпрянула и перекрестилась. А вещи?! Вещи где?
Он ухватился за край полки, надсадно крякнув, рванул ее вверх и вытащил на свет Божий серый пластмассовый портфель-"дипломат" с номерным замком, прижал к сердцу.
- Все... Все... - с натугой проговорил брюнет. - Не сердись, хозяюшка, дело такое... Слушай, у тебя в заначке граммулек сто не найдется? Я заплачу.
Настя мгновенно успокоилась и, оценив ситуацию по-новому, вновь шагнула в купе.
- Я тебе что, корчма?
Ох и перепугал же ее этот деляга холеный! А с другой стороны, вон как страдает человек, бодун его бодает нешуточный, видать, не слабей, чем любого пролетария. Проводница сжалилась:
- Ладно, на Ярославском в буфете тетю Асю найдешь, скажешь, от Насти со "Стрелы", она тебя остаканит.
- Вот спасибо! - Брюнет достал из кармана кожанки желтый пакетик жвачки и дрожащей рукой протянул ей. - В знак благодарности.
- Иди, иди!
Проводница вытолкала его сначала в коридор, потом и вовсе на перрон. Брюнет потряс в воздухе портфелем, прислушиваясь к чему-то, и нетвердой походкой двинулся к зданию Ленинградского вокзала.
Дойдя до начала перрона, он двинулся не на Ярославский, а к телефонам-автоматам.
- Вадим Ахметович? Доброе утро, это Яков Даниилович. Я в Москве. Наша договоренность в силе?
- Разумеется, Яков Даниилович. Вас не затруднит подъехать ко мне на службу часикам, скажем, к пяти?
- Нисколько, Вадим Ахметович. Буду ровно к пяти.
- Адрес знаете?
II
(Ленинград, 1982)