91127.fb2
"Бежать!" - вспыхнуло в мозгу, но ноги сами понесли его к пугающей двери, перетащили через порог Он очутился в тесном, обшарпанном помещении. до потолка заставленном книгами.
- Паспорт! - пролаял человек в халате, и Нил покорно протянул ему свою не успевшую затрепаться книжицу в коричневом чехле.
Сердце совсем ушло в пятки. Вот сейчас лысый дядька посмотрит адрес, позвонит в справочное, установит по адресу номер телефона и сообщит бабушке, что ее внучок разворовывает семейную библиотеку.
- Больше каталоговой цены не поставлю, - сердито пробурчал человек в халате. - Здесь вам не частная лавочка!
Нил обреченно кивнул.
- В кассу! - рявкнул лысый, протягивая ему паспорт и еще какую-то торопливо и неразборчиво заполненную бумажку. Нил поспешно отвернулся, запихивая паспорт в сумку. - Если есть еще эльзевиры - приносите!
Нил удивленно посмотрел на лысого. Тот вдруг вжал голову в плечи, бочком протиснулся к нему и совсем другим голосом, тихим и вкрадчивым, произнес:
- Гартмана покажите... У меня жена, знаете ли... интересуется... - Он с минуту разглядывал красную книгу, потом сдавленно прошептал: - Сто рублей.
- Сколько? - спросил Нил, не веря своим ушам.
- Ах, тише, тише, - зашипел лысый, делая страшные глаза. - Ну, сто двадцать, но это крайняя цена...
И торопливо отслюнил двенадцать красненьких червонцев.
- Спрячьте, спрячьте... - торопливо прошептал он и неожиданно громко крикнул: - А с эльзевиром в кассу! В кассу!
Нил, пожимая плечами, вернулся в зал, подошел к кассе и положил бумажку на блюдечко перед кассиршей.
- Вот... - Он вздохнул. Кассирша ему эту бумажку вернула.
- Сумма прописью, число и подпись! - отрезала она.
- Что?
- Здесь, здесь и здесь! - Она быстро поставила галочки в трех местах.
Нил отошел к подоконнику, достал из портфеля ручку, посмотрел в отмеченное галочкой место - и не поверил своим глазам. Ему причиталось триста шестьдесят рублей...
"Спокойно, спокойно! - внушал он себе, идя по Литейному. - Я взрослый, разумный человек, и никакое богатство не вскружит мне голову... Еще через квартал - сберкасса. Восемьдесят рублей я оставлю себе, а четыреста положу на книжку. Бабушка говорила, есть такой срочный вклад, по нему через год выдают три процента годовых. Это будет... это будет двенадцать рублей! Ни за что ни про что - целых двенадцать рублей!.."
Но он струхнул идти в сберкассу - а вдруг еще спросят, откуда у него такие деньги, заставят принести справку от родителей? Вместо этого он отправился в кафе-мороженое, лихо заказал двести граммов ассорти с двойным сиропом и сто пятьдесят граммов сладкого шампанского - не столько потому, что так уж хотелось вина, сколько из желания этим отважным жестом как-то компенсировать в собственных глазах трусость, проявленную у дверей сберкассы. Толстая буфетчица в кокошнике окинула Нила оценивающим взглядом, неодобрительно хмыкнула, но заказанное налила. От сладкого и шипучего вина немного закружилась голова, стало легко, и сегодняшний проступок показался Нилу совершенно пустячным. "Безсознательнаго" все равно никто не осилил и не осилит никогда, а вторая книжонка и вовсе такая серенькая, невзрачная, никому не нужная... Если подумать, то вообще чудо, что ее до сих пор не выкинули на помойку, не сдали в макулатуру. Зато теперь сослужила добрую службу. Теперь у него есть огромные деньги, которые надо как можно скорее спрятать как можно глубже в письменный стол. А завтра... завтра он станет владельцем роскошной трубочки фирмы "Данхил"...
Бабушка стояла на кухне и молча смотрела р окно. Нил подошел сзади и слегка приобнял ее.
- Ба, как у нас насчет покушать, а?
- Тише...
Она повернула к нему лицо. Он удивленно заморгал, впервые увидев слезы на этом морщинистом лице.
- Ты что, бабушка?
- Бабуленька умерла...
В придачу к трубке он получил от Васютинского кожаный мешочек для нее и за отдельную плату - набор ёршиков для чистки. Эту трубку он носил на каждую консультацию, на каждый экзамен. Обратил на себя внимание многих, но рыжая красавица, ради которой, собственно, все и затевалось, так ему и не встретилась. Может быть, передумала поступать или - что казалось совсем невероятным - завалила экзамены...
XVIII
(Ленинград, 1982)
- Вот ведь как бывает, - задумчиво проговорил профессор. - Ведь эта мимолетная девушка, практически, сотворила из вас филолога и трубочника, предопределила, можно сказать, все последующие. переплетения судеб, приведшие, в числе прочего, и к нынешнему нашему разговору, а, мы даже имени ее не знаем...
- Отчего же? - Нил улыбнулся. - Она, конечно, тоже поступила, и потом мы несколько лет встречались чуть не каждый день.
- Вот как? - ответно улыбнулся Евгений Николаевич.
- О да! Ее звали Таня Захаржевская... В руках профессора что-то громко хрустнуло, он с отвращением отбросил от себя переломанную пополам шариковую ручку.
- Сплошной брак производят! - сердито сказал он.
Нил смотрел на него молча и внимательно.
- Вот что, Нил Романович, - прежним благодушным тоном сказал профессор. - Давайте-ка мы закажем нашей любезной Тамаре Анатольевне по чашечке кофейку и поговорим, для разнообразия, о вашей нынешней работе. А то что мы все о прошлом, да о прошлом... Вы ведь, если не ошибаюсь, в Политехническом служите?
XIX
(Москва, 1982)
- Впечатления?
- Непростой парнишка. Старается внушить себе и другим, что он гораздо слабее и уязвимее, чем есть на самом деле. Ложная самооценка на основе рационализации детских комплексов... Извините, вошел в образ... Он прекрасно помнит Татьяну Всеволодовну, отзывается о ней с глубоким уважением и считает, что она сыграла в его жизни очень большую роль.
- Вот как? - Вадим Ахметович Шеров подлил чаю себе и подполковнику Ковалеву, поднялся, с чашкой в руках подошел к окну, поглядел на вереницу огней в вечернем саду. - И что из этого следует?
- Уточним. Он мне верит и, похоже, ничего не утаивает. У нас есть еще три дня...
- У нас их нет. Я получил информацию, что его разрабатывают ваши коллеги. Чужие.
- В связи с нашим делом?
- Пока не могу сказать. Помешать им мы не можем, остается временно уступить инициативу, отойти в тень и пронаблюдать за их действиями. А там посмотрим... Во всяком случае, в Ленинград вам пока возвращаться не стоит...
XX
(Ленинград, 1982)
Нил лежал поверх покрывала и разглядывал трещины на потолке. До ужина еще полчаса, а потом, глядишь, можно и на боковую. Если получится. Можно, конечно, попросить укольчик на ночь, но лучше не стоит. От бессонницы не умирают...
Он повернул голову на скрип открываемой двери и увидел Тамару Анатольевну и незнакомого врача в белом халате.