- Во, бля, жидов понаехало! По нашему-то совсем не волокут...
Даже не знаешь, что лучше - спецнабранное жлобье или эта томная парочка. Как говорят детишки: "оба хуже". Нет, редкой все-таки сукой оказался товарищ Васютинский - заманил черт те в какую глушь, в хрен знает какую компанию, а сам...
С Ниной Каракоконенко общение исключительно деловое - подай то, сделай это. А так - либо вся хлопотах, так что не приставай, либо спит. Устроила себе каморку в пристроечке, прямо над кухней и чуть что - шасть туда, и в койку. Очень поспать любила.
Книжек с собой Нил не взял. У других, надо полагать, ничего достойного по этой части не найти - вот и оставалось выть с тоски. А когда он узнал, что он здесь вообще единственный ленинградец, а остальные благоразумно записались в Репино и Шушары и спокойно могут ездить домой хоть каждый день, он взвыл так, что какая-то из девок пальцем по виску постучала и посоветовала ему лечиться. Так прошло десять дней. А на одиннадцатый...
II
(Житково, 1973)
Контраст между собой и всем окружающим она заложила самим своим появлением. Ненастный день, бригада только что вернулась с поля, все мокрые, грязные, усталые. Нина с Нилом в запарке, дрова сырые, еле-еле печку раскочегарили, ужин не поспевает, публика ворчит. И вот только-только выкатили на стол чан с макаронами по-флотски, присели, дух перевели, глядя, как народ наворачивает. И тут возле покосившегося столба, обозначающего собой границу между деревней и базой временного сельхозотряда, тормозит белоснежная "Волга". Делового вида мужчина в импортном плаще ступает под навес столовой, окидывает всех цепким колючим взглядом, выхватывает Игоря Донатовича, жестом подзывает к себе, они садятся в машину и уезжают. А на том месте, где только что была "Волга", остается девушка - среднего роста, стройная (размер не больше сорок четвертого), длинноногая, с короткой светлой стрижкой. Одета в импортный спортивный костюм ярко-красного цвета, у ног - объемистый "абалаковский" рюкзак и гитара в черном чехле. Все уставились на нее, а она легким шагом взошла под навес и сразу направилась к Нине, как к самой старшей на вид.
- Привет, - произнесла непринужденно. - В деканате меня направили к вам. Куда можно вещи сложить?
- Привет, - медленно ответила Нина, разглядывая новенькую. - Вещи можно положить к девчонкам в комнату. Нил, проводи.
Нил проворно вскочил, в несколько широких, чуть ли не беговых шагов достиг столба, у которого она оставила вещи, взвалил на плечо рюкзак, поднял гитару. Она вышла из-под навеса и ждала его. Он поднялся на крыльцо дома и позвал:
- Прошу сюда!
Они оказались в тесных сенях, где едва хватало места для печки и деревянной лестницы, упирающейся в деревянный же чердачный люк.
- Девчонки направо! - сказал он и толкнул дверь плечом.
Она остановилась на пороге, вдохнула трепетными ноздрями, сморщила прямой, самую малость крючковатый носик.
- Слушай, а другого помещения нет? Нил озадаченно посмотрел на нее, потом перевел взгляд внутрь комнаты. Дощатые нары в два яруса, плотно забитые пыльными тюфяками. Под ними рядком стоят сапоги с неосыпавшейся грязью, а неровный пол покрывает грязь осыпавшаяся, вперемешку с шелухой от семечек и конфетными фантиками. Через всю комнату протянута веревка, с нее свисают разноцветные маечки, трусики, бюстгальтеры. Пахнет затхлой кислятиной и немытыми подмышками.
- У мужиков, конечно, почище и попросторней, - задумчиво протянул Нил. - Но у мужиков. Она улыбнулась, показав ровные белые зубы.
- Неправильно поймут, да? Он тоже улыбнулся.
- У Нинки своя каморка, над кухней. Но там тесно, вдвоем не развернешься. Мы ее комнатенку между собой так и зовем - Нинкина щель.
Девушка звонко рассмеялась. Вслед за ней и Нил.
- Еще есть чердак, конечно. Только там холодно...
- У меня спальник.
- И света нет.
- У меня фонарик. И свечки...
- Тогда полезли?
- Полезли.
Он держал фонарик и одновременно надувал резиновый матрас, пока она натаскивала душистого сухого сена в выбранный уголок, приспосабливала доску у будущего изголовья, устанавливала на ней извлеченную из рюкзака свечку. Потом она расстелила на матрасе синий спальный мешок с толстой нейлоновой молнией и тут же плюхнулась на него, закинув руки за голову.
- Кайф! А ты говоришь - девчонки направо... Пиво будешь?
- А есть?
- У меня нет, я на твое виды имею. - Увидев его замешательство, она рассмеялась: - Да есть, конечно, сейчас достану. Куришь?
- Ага.
Она извлекла из рюкзака две бутылки пива, одну бросила ему, потом достала блок сигарет.
- Ух ты, "БТ"! - с восхищением заметил он.
- А то! Спички есть?
- Есть. А вот открывашки для пива нет.
- Давай сюда.
Она поднесла бутылку к бутылке, так что крышки соприкоснулись нижними, зубчатыми краями, примерилась, рванула. Обе крышки слетели одновременно.
- Учись, студент! - Девушка протянула ему бутылку. - Будь здоров! Имя у тебя интересное, я напомни.
- Нил, - сказал он, прихлебнул теплого свежего пива. - Нил Баренцев.
- Красиво. А я Линда. Линда Маккартни.
- Иди ты!
- А что, не похожа? Говорят, похожа... В неровном свете свечи он вгляделся в ее удлиненное, несколько аскетическое лицо с большими светлыми глазами и чувственным алым ртом. А видь и в самом деле...
- Похожа, только симпатичнее. В той Линде есть что-то лошадиное.
- Ну, мерси... Вообще-то по паспорту я Ильинская Ольга Владимировна, только мне это не нравится.
- Отчего же? Отличное имя.
- Совсем как та шибко правильная девушка, которая Обломова спасала. А я девушка неправильная и никаких Обломовых спасать не желаю.
- А что желаешь?
- Закурить желаю... Да ты что стоишь, кидайся рядом...
Они курили, болтали, жевали ее бутерброды с копченой колбасой. Нил глядел на нее и думал, что и здесь, в Житково, оказывается, может быть совсем неплохо. Даже хорошо.
- А мою маму тоже Ольгой Владимировной зовут, - неожиданно сказал он. - Ольга Баренцева, оперная певица.