Нил остановился.
- Ты чего? - удивленно спросила Линда.
- Знаешь, я, наверное, домой пойду. А то неудобно получается. Я же буду лишний, меня никто не приглашал.
- Как никто? А я?
- Но ты...
- Для них мое слово - закон! - Она рассмеялась. - Ладно, не парься. Они сами просили тебя привести. Очень хотят познакомиться с крутым рок-мэном Нилом Баренцевым.
- Откуда они знают?
- Слухами земля полнится.
В общем, он позволил Линде уговорить себя.
На этаже, куда они спустились, было тихо, только в кухонном отсеке визгливо переговаривались вьетнамки, и оттуда тошнотворно несло жареной селедкой.
Дверь им открыли после условного стука, и взгляду Нила предстала необычная картина - вместо лампочки горели свечи в стаканах. Свечей было не менее десятка, и нетрудно было разглядеть лежащие на полу и висящие на стенах коврики, кокетливое фигурное зеркало над маленьким рабочим столом, две аккуратно заправленные и прикрытые цветными пледами кровати, на подоконнике - ваза со свежими гвоздиками, на полках - расставленные между книг шкатулки, куколки, ракушки. Уютная девичья светелка, обжитая и ухоженная.
Все это Нил разглядел в те две секунды, пока маячил на пороге за спиной у Линды. Она втянула его за собой, и он оказался лицом к лицу с молодым человеком весьма своеобразной наружности. Прямые черные волосы, остриженные под горшок и реденькие усы и бородка придавали его внешности что-то китайское, хотя круглые светлые глаза за столь же круглыми "ленноновскими" очками были однозначно европейскими. Одет он был в просторный и длинный черный балахон, из-под края которого вылезали неимоверных размеров ярко-желтые ботинки. Вместо рукопожатия молодой человек церемонно поклонился и показал рукой в глубь комнаты.
- Милости прошу, - проговорил он неожиданно скрипучим и пожилым голосом.
- Джон, это и есть тот самый Нил Баренцев, - прощебетала Линда.
- Спасибо, я уже догадался, - проскрипел странный молодой человек и, виляя бедрами, как заправская манекенщица, направился к расположенному в центре комнаты продолговатому столу. Линда вновь взяла Нила за руку и пошла вслед за Джоном.
Стол был великолепен. Посередине царственно возвышалась громадная плетеная бутыль, рядом с ней - половина бежевой продолговатой дыни на плоском блюде, с другого бока - большая салатница, доверху наполненная сушеной хурмой, чурчхелой и чищеным миндалем, и тарелка с нарезанным тонкими ломтиками сушеным мясом с белым соляным ореолом по краям.
Джон уселся за стол, длинными пальцами вытащил из салатницы хурму и принялся жевать, не обращая на Линду с Нилом никакого внимания. Нил пожал плечами и вопросительно посмотрел на Линду.
- Будь проще, - весело сказала она и села на единственный свободный стул. - А Ринго где?
- А Ринго вот он!
Из-под стола вынырнула кудрявая взлохмаченная голова, появились широкие плечи, обтянутые серым свитером грубой вязки, атлетическое туловище и рука, легко держащая за ножку толстую деревянную табуретку. Табуретка была протянута Нилу, и он едва удержал ее двумя руками.
- Седалище для гостя! - провозгласил Виктор Васютинский. - Садись, дорогой, не стесняйся.
Нил вздрогнул.
- Ты?! Но ведь ты же... Сбежал?!
- Зачем сбежал? Сами отпустили. Разобрались и отпустили. С университетом, правда, расстаться пришлось. Ну да какие наши годы!.. Линда, стаканчики!
- Мне не надо, - поспешно сказал Нил.
- Что так? - с искренним, похоже, огорчением спросил Васютинский. Винишко отличное, домашнее, совсем легонькое.
- У Нила желтуха была недавно, - пояснила Линда. - Ему теперь год спиртного нельзя.
- Бедный! Ну тогда дыньки. Или чурчхелы. Он ловко отхватил длинным ножом увесистый кусок дыни и плюхнул перед Нилом на неизвестно откуда взявшееся блюдце. Себе же, Линде и Джону плеснул из бутыли темного вина, красиво переливающегося в пламени свечей.
- Чтоб все так жили! - провозгласил Васютинский. - И за возобновленное знакомство. - Он повернулся к Нилу. - Зови меня Ринго. Говорят, похож.
За полтора месяца Васютинский изрядно оброс и действительно сделался похож на Ринго Старра - крупный нос, усы, челка. Разве что мускулистостью заметно превосходил барабанщика легендарной ливерпульской четверки.
- А про твои таланты, Нил, мне все уши прожужжали. Жаль, гитары нет, а то показал бы класс. - Ринго выразительно посмотрел на Джона.
- Я в "Пенни-Лейн" не пойду, - капризно проговорил Джон. - Засвечусь только, вся шарага на хвост сядет.
- Тогда в другой раз. Мы ж не последний раз встречаемся, верно, Нил? Он налил еще по стакану, а Нилу протянул тарелку с бастурмой. - Попробуй, такой нигде не найдешь. Ее в горах знаешь, как делают? Нарежут мясо на плети - и на неделю коню под седло. Оттого и вкус, и запах такой особенный.
Нил взял кусочек, с опаской поднес ко рту. Видя его нерешительность, Ринго-Васютинский расхохотался, закинул себе в рот сразу три куска и принялся усердно работать челюстями, запивая понемногу вином. Нилу ничего не оставалось, как последовать его примеру. В первый момент показалось, что он жует тонкую, круто посоленную подметку, но когда разжевал до сока, оказалось необыкновенно вкусно.
- А я анекдотец привез. Женщина звонит на Армянское радио и спрашивает: "Почему у меня из горжетки лезет мех?" Армянское радио отвечает: "Мы не знаем, что такое горжетка, но советуем поменьше ездить на велосипеде".
Нил хихикнул, Линда улыбнулась, до Джона, видимо, не дошло - так и остался сидеть с томной рожей, глядя в пространство.
- Отвечу историей с нашей знаменитой военной кафедры, - дожевав бастурму, сказал Нил. - Есть там, как многие знают, полковник Бондаренко, личность, можно сказать, историческая. Так вот, в прошлом году его назначили ответственным за лагерные сборы. А один наглый студент поспорил с друзьями на пять бутылок коньяку, что от сборов отмажется. Короче, приходит он к полковнику Бондаренко и заявляет: "Товарищ полковник, я, студент такой-то, на сборы ехать не могу". - "Что так, товарищ студент?" спрашивает полковник. "А я убежденный пацифист". Бондаренко глаза вылупил, подумал немного и говорит: "Хорошо, товарищ студент, идите, мы ваш вопрос на командовании обсудим". Через два дня тот нахал снова приперся, докладывает:
"Студент такой-то, по поводу сборов". Полковник на него смотрит, грустно так, и с сочувствием говорит: "Что ж, товарищ студент, обсудили мы ваш вопрос. Я-то лично вас понимаю и поддерживаю, но командование решило, что хоть вы и убежденный педераст, но на сборы вам ехать необходимо".
Все прямо-таки зашлись в пароксизмах смеха. Сильнее всех история про пацифиста-педераста впечатлила Джона. Тот в буквальном смысле рухнул со стула и принялся кататься по полу.
- Надо бы что-то делать с парнем, - сказал Ринго. - Водички дать, что ли.
- He надо, - лениво отозвалась Линда. - С ним такие припадки часто. Полежит немного, отойдет.
Джон действительно перестал кашлять и сипло задышал. Ринго успокоился, налил себе и Линде еще по стакану. Нил в знак солидарности поднял сжатый кулак.
- Нехорошо как-то, - нахмурился Ринго. - Мы тут себе балдеем, а у человека ни в одном глазу.
- Но ему ж нельзя, - вмешалась Линда.
- Спиртного нельзя, согласен. А вот кой чего другого...
- А у тебя есть?! - с волнением спросила Линда, а Джон тут же забыл про недавний свой приступ и, сидя на полу, сверлил Ринго взглядом.
- Я ж с Кавказа приехал.
Ринго встал, отошел к окну, покопался в сумке, возвратился с массивным металлическим портсигаром. Достал оттуда длинные толстые папиросы, похожие на "Казбек" или "Герцеговину-Флор", выдал каждому по штуке.
- Мне не надо, - сказал Нил. - У меня "Феникс".