- Когда расплатишься, спрашиваю. Или будем другие решения искать?
Интонация Ринго не понравилась Нилу. Кровь прилила к лицу, руки задрожали.
- Другие решения - в смысле, в морду? - вызывающе спросил он.
- Ну зачем же сразу в морду? Непродуктивно. Подумай сам, сколько надо твою вывеску метелить, чтоб без малого три сотни отбить? Дашь расписку, возьмешь на себя некоторые обязательства...
- Какие, интересно?
- Ну, так... Всякие небольшие услуги... На мое усмотрение.
Нил сокрушенно вздохнул. В глазах Ринго мелькнул хищный огонек.
- Ты спрашивал, когда можно получить?
- Да.
Такого поворота темы Ринго явно не ожидал.
- Если согласишься взять сертификатами один к пяти, то в течение часа. Иначе - через три дня. Мне понадобится время, чтобы их загнать.
- Один к четырем, - моментально среагировал Ринго.
- Тогда через три дня картавыми. Срок мы не оговаривали, а я и без того в накладе.
- А ты молодец. - Ринго похлопал Нила по плечу. - Другой бы на твоем месте сейчас рыдал или начал выступать, что его нехорошие люди облапошили. Хотя "нехорошие люди" всего-навсего приняли меры, чтобы не облапошили их самих.
- Как это понимать?
- А так и понимать. - Ринго подошел к письменному столу и достал из ящика точно такие же очки, как те, что украшали переносицу Нила. - Я же сам Линде поляризующие очки достал. А она тебе передарила. Так что извини, пришлось поменять крапленую колоду на обычную.
- Так ты с самого начала все знал?
- Конечно.
- И все равно возьмешь с меня деньги?
- Обязательно. Глупость и жадность - слишком дорогие удовольствия, и если хочешь жить хорошо, надо от них отказываться... Без обид?
Ринго протянул руку.
Нил вздохнул и ответил на рукопожатие.
- Без обид, - твердо сказал он.
XI
(Ленинград, 1974)
Лицо у матери было злое и растерянное.
- Я ничего не желаю слышать! - гремел ее прославленный голос; и в резонанс ему звенела посуда на обеденном столе. - Тощая авантюристка, кошка драная из какого-то Мочегонска! Не допущу!
- Во-первых, я уже сутки как совершеннолетний и вполне могу принимать самостоятельные решения.
- Да? А во-вторых?
- А во-вторых, город называется не Мочегонск, а Мончегорск. И не пытайся острить, если не умеешь.
- Ах, вот как? Спасибо за критику!.. Может быть, вы и жить собираетесь в этом благословенном городишке, в блочном бараке с видом на гипсового Ильича?
- К твоему сведению, никаких гипсовых Ильичей там нет, а на центральной площади стоит роскошный бронзовый лось...
- Лось? Очень уместно. И месяца не пройдет, как она наградит тебя рогами не хуже того лося.
- Не смей оскорблять Линду, слышишь! Она не такая!
- Все они не такие. До свадьбы. А как получат свидетельство о браке и ленинградскую прописку, так и пускаются во все тяжкие. Знаем мы этих провинциальных проныр! Имей в виду, я не намерена спокойно смотреть, как мой сын собственными руками губит свою жизнь!
- Да плевать тебе на мою жизнь и всегда было плевать! Ты в свою жизнь вторжения боишься, боишься неудобств. Не беспокойся, мы ни на что не претендуем и помощи просить не намерены - крыша над головой у нас есть, и себя мы как-нибудь прокормим.
- Себя - может быть. А ребенка?
- Какого ребенка? Детей мы пока не планируем.
- Так она даже не беременна?! Тогда я вообще не понимаю, зачем надо жениться?
- Потому что я люблю ее! Ты хоть понимаешь, что это такое? Хотя да, конечно, понимаешь, ты же каждый вечер поешь о любви!
Мать грохнула об пол пустую тарелку и выбежала в коридор.
- Жестокий ты, внучек, - сказала бабушка...
* * *
Ольга Владимировна, и прежде не злоупотреблявшая общением с сыном, теперь и вовсе перестала с ним разговаривать, да и он старался поменьше показываться ей на глаза, проводя все время у невесты. В тех редких случаях, когда они сталкивались - обычно это происходило во второй половине дня, когда Нил после занятий забегал домой принять ванну или забрать что-нибудь нужное, - мать окидывала его пламенным взглядом, в котором он читал: "У меня больше нет сына!" - "Актерка! - думал он: - Тоже мне, мать-перемать! Обойдемся!"
И обходились. Из Теберды компания возвратилась несколько богаче, чем уехала. Помогли и Ниловы волшебные очки, и еще кой-какие фокусы - условные сигналы, рельефные наколки на картах. Имелись и другие схемы, сути которых Нил не знал, только видел, как из комнаты, записанной на девчонок - реально в ней жили Катя с Ринго - выходил какой-то толстый человек и в коридоре дрожащими руками совал Ринго деньги. Нил не вникал: здешний отдых был полноценен и радостен. Утром и днем - походы, головокружительные спуски на горных лыжах, вечерами - карты и легкое музицирование, ночами - Линда. Возвратился он, окрепший физически и за две недели полностью покрывший свой недавний проигрыш.
День свадьбы приближался. Нил совсем перестал бывать дома, но и на Четвертой Советской становилось день ото дня скучнее. Линда, завалившая зимнюю сессию, интенсивно готовилась к пересдачам и целыми днями пропадала в Публичке на Краснопутиловской. Ринго с Катей снова укатили куда-то. "Ниеншанц" находился в стадии реорганизации: Геру Гюгеля с треском вышибли с пятого курса, и он скрывался от весеннего призыва у родственников на Урале, а нового соло-гитариста они пока не нашли. Возвратясь с лекций, Нил маялся бездельем, слонялся из угла в угол, едва ли не каждый час примерял свадебный костюм, закупленный все в том же чековом магазине. Линда приходила поздно, вымотанная до предела, наспех ужинала и бухалась в кровать, а Нил, взяв книжку или гитару, пил чай на кухне, наигрывал что-нибудь тихое и лирическое и идиллически тосковал.
В один из таких вечеров, когда до регистрации оставалась всего неделя, в квартиру решительным шагом вошел чуть запыхавшийся Ринго.
- Одевайся, поехали, - кинул он Нилу.
- Куда? Зачем?