- Давай хоть посуду помою, что ли?
- Как хочешь... - умирающим голосом проговорила Задонская.
В этом доме не было проблем ни с моющими средствами, ни с горячей водой, так что с посудой Нил справился оперативно, попутно приговорив недопитую бутылку сухого. Больше здесь делать было нечего, однако приличия требовали попрощаться с хозяйкой, и Нил заглянул в гостиную. Но там было пусто.
- Марина! - громко позвал он. - Марина, я ухожу. Из ее комнаты донесся жалобный стон.
- Марина, что с тобой?
- Мне плохо...
Он вбежал в комнату и увидел ее разметавшейся на кровати. Глаза ее были закрыты, халат-пеньюар некрасиво задрался, дыхание было прерывистым, судорожным.
- Марина, что с тобой?
- Не знаю... Все горит внутри...
- Желудок? У вас фестал есть? Или уголь активированный?
- Ниже...
- Печень? Тогда надо аллахол или но-шпу...
- Еще ниже. - Она раскрыла глаза и подмигнула ему. - Прямо так и пылает.
Он рассмеялся.
- Диагноз ясен. Это неизлечимо. Но есть средство, способное принести временное облегчение.
- Какое же?
- Суппозиторий доктора Баренцева. Глубинный массаж.
Он вздохнул и принялся расстегивать штаны. С раздвинутыми ногами она походила на лягушку, подготовленную к препарации...
- Теперь действительно пора... Нил раздавил окурок в пепельнице. Она обняла его сзади, прижавшись теплой грудью к его голой спине. Он вздрогнул.
- А то остался бы. Утром вместе бы в универ поехали. Трамваи все равно не ходят.
- Частника поймаю... Я бы с радостью, только дома беспокоиться будут...
- Понятно... Кофе на дорожку сварить? - Будь добра. Кстати, чья это мужественная образина на той фотографии?
- Где? А, это Саша Александров, мой жених. Старший лейтенант, учится в Военно-дипломатической академии. Заканчивает через два года.
- А сейчас вроде как наблюдает за нами и оценивает твои успехи?
- Не хами... Если хочешь знать, я люблю смотреть на его лицо, когда трахаюсь.
И она удалилась варить кофе, а Нил не спеша натянул штаны, вышел в гостиную, раскрыл стоящее у окна пианино, рассеянно нажал несколько клавиш.
- Сыграл бы что-нибудь, - крикнула из кухни Задонская.
- Изволь. - Он придвинул обитую кожей круглую табуретку, сел. Прощальный романс.
Что спрашивать - меж нами
Все беспредельно ясно,
Тщету любовной драмы
Мы поняли давно.
К чему теперь терзаться
Томлением напрасным,
Не лучше ль улыбаться
И молча пить вино?
Любовь была красива,
Познали мы немало
И пламенных порывов
Вкусили сладкий тлен.
И я не знал сомнений,
Но ты сама порвала
Взаимных упоений
Ажурный гобелен.
- Сволочь ты, Баренцев, - восхищенно сказала Марина, разливая по чашечкам крепкий, ароматный кофе. - Другой бы на твоем месте спасибо сказал...
- А это и есть спасибо. Хочешь, я исполню этот номер на Дне филолога со специальным посвящением Марине Задонской, второй курс, сербохорватское отделение?
- Кхе-кхе... Пожалуй, тебе действительно пора... Он не стал ловить частника, а двинулся пешком.
Падал крупный теплый снег, обманчиво пахло весной, и с каждым шагом Нилу дышалось все свободнее... Чужие руки, обвивающие шею, чужие ногти, впивающиеся в спину, чужой тембр придыханий, трение чужих волос, жестких, будто проволока, несильный, но навязчивый запах разогретой женщины... Не той женщины...
"Хочу под горячий душ и в койку..." - бормотал он, топая по свежему снегу...