- Где встречаешь Новый год?
- Пока не знаю.
- Есть предложение. - Она отвела его в уголок и понизила голос: - Ты Лялю Александрову с французского знаешь?
- В общих чертах. Мы не представлены.
- Лялька приглашает нас к себе на дачу.
- Нас с тобой?
- Да... То есть, будем мы с Сашей...
- С каким еще Сашей?
- Ну, ты его знаешь... по фотографии.
- Замечательно, только при чем здесь я?
- Понимаешь, мы будем праздновать в узком кругу. Я, Саша и Ляля. Она давно хотела пригласить тебя, только стеснялась, а когда узнала, что мы знакомы, попросила меня...
- А она знает... меру нашего знакомства?
- Ну что ты, нет, конечно, она же Сашина родная сестра!.. Ты соглашайся, не пожалеешь. У них дача - ты таких и не видел, наверное.
- На уровне твоей квартиры?
- Ну что ты, круче! Ее папа знаешь кто?!
- Твой будущий свекор, полагаю.
- Да, и еще...
- От души поздравляю тебя!
- Так придешь?
- Подумаю.
Честно говоря, он сказал так, чтобы отвязаться. Не было у него желания оттягиваться в кругу детишек чиновничьей элиты, в обществе случайной постельной подруги, ее едва ли приятного жениха и знакомой только в лицо Ляли Александровой", более всего напоминавшей ему белобрысого окосевшего воробушка. Смешно даже и думать, что там он сумел бы хоть на мгновение, хоть чем-то заполнить черную дыру, пробитую в душе уходом... Нет, в такой тональности он это имя не произнесет даже про себя. Отрезанный ломоть... А Новый год будет встречать дома, у постели бабушки, будет читать ей Флобера или Библию, посмотрит с ней "Голубой огонек" и ляжет спать в половине второго. За день до этого купит на базаре маленькую, но пушистую елочку и положит под нее толстые шерстяные носки, чтобы у бабушки не так мерзли ноги...
Однако вышло совсем не так, как он планировал. Двадцать первого декабря у Александры Павловны случился повторный приступ, и "скорая" не успела.. Отпевали бабушку в Спасо-Преображенском соборе, хоронили на Серафимовском. Явилось множество людей, большинство из которых было Нилу незнакомо, из речей и разговоров на кладбище, а потом и дома, на поминках, он узнал, каким, оказывается, добрым и чутким человеком была его бабушка, скольким замечательным музыкантам дала путевку в жизнь. Нил, нахохлившись, сидел в черном костюме среди цветов, сжимал в руке забытый поминальный пирожок и думал о том, что вот теперь-то он точно остался один, даже горшка не за кем вынести. Когда все ушли, он позвонил Марине и сказал: "Я буду".
XII
(Солнечное, 1975)
Саша Александров оказался именно таким, каким Нил представлял его суперменистый дядечка с квадратным подбородком, лет под тридцать, демонстрирующий отменное владение застольной беседой на пяти языках, знание вин и манер, танцующий с отточенным автоматизмом. Нил ни капли не сомневался, что Александров способен с такой же легкостью проехать на мотоцикле по канату, натянутому над пропастью, с беглого взгляда запомнить список из шестисот фамилий, со ста шагов попасть из пистолета вороне в глаз, лишить человека жизни посредством сложенной газеты. В общем, за интересы родины на международной арене можно было не переживать, а склонность Марины иметь перед глазами фотографию жениха во время совокупления с другими стала для Нила вполне объяснимой и оправданной. Единственное, чем Александров не дотягивал до джеймс-бондовского идеала, был росточек - макушкой едва доставал долговязому Нилу до мочки уха.
А вот сестра супермена, косоглазая воробьишка, оказалась на удивление шустра и щебетлива. Язычок ее трещал со скоростью четырехсот слов в минуту, а темы менялись со скоростью воистину головокружительной - от перипетий брака Джекки Кеннеди и Аристотеля Онассиса до дешевых отечественных париков, которые таскает Федорова с третьего курса, от детских хворей Карлетино Понти до строительства новой линии метро, от творчества Бориса Виана до тройки за семестровую контрольную по грамматике... По койкам отвалились в пятом часу утра, уболтанные, наетые и затанцованные настолько, что все ночные грехи пришлось отложить на завтра. Нил целомудренно закемарил на кожаном диванчике и проснулся далеко за полдень от неподражаемых запахов жареного бекона и кофе. Это супермен, успевший уже совершить пятнадцатикилометровый лыжный марш-бросок и принять водные процедуры, занимался приготовлением завтрака. Нил тоже занялся процедурами - то есть, тщательно промыл заспанные глаза в одной из трех ванных комнат, - после чего вышел к столу.
- Девочки, вы не забыли, что нам сегодня к Казаковым? - спросил Александров, отодвигая пустую тарелку.
- У-у-у! - разочарованно заголосили обе. - Такая скукотища!
- Надеюсь, мне не нужно объяснять, насколько важно для нас сохранение хороших отношений с этой семьей, - с металлом в голосе проговорил супермен. - Дискуссии неуместны. Я сказал, что мы с невестой прибудем в семнадцать тридцать... - Тут Нил сделал вид, что закашлялся. - Значит, мы прибудем ровно к обозначенному времени. Собирайтесь.
- А про меня, между прочим, ты не договаривался! - Ляля показала брату розовый язычок. - Так что катитесь к своим старым занудам, а мы с Нилом останемся и будем веселиться вовсю! Верно, Нил? - Она накрыла его ладонь своей и посмотрела в глаза щенячьим взглядом. Устоять было невозможно. Музон врубим, Павла с Елкой позовем...
- У Черновых нет никого, - сообщил Александров. - И дорожка заметена.
- Тогда в пансионат на дискотеку смотаемся. Все веселее.
Будущий атташе вздохнул. Имеешь право... Марина, а ты собирайся.
Задонская жалобно глянула на Лялю. - Счастливчики! Хоть до станции проводите. - Это всегда пожалуйста! Нил, ты готов?..
Прогулка по свежему, морозному воздуху изрядно взбодрила, они кидались снежками, пересмеиваясь, помогли детишкам из санатория лепить бабу. На дачу возвратились румяные, изгвазданные в снегу, веселые и голодные. Остатки вчерашнего пиршества пришлись очень кстати, шампанское тоже нашло себе применение, так что от стола Нил отвалился сытым удавом.
- Надо бы протрястись, - заметил он, затянувшись Лялиным "Мальборо". Отдышимся минут двадцать и двинем в пансионат на плясы.
- Еще чего! - Ляля надула губки. - Растрястись можно и по-другому.
- Как именно? - с усмешкой поинтересовался он.
- Пойдем наверх - покажу...
* * *
Ляля Александрова поостереглась вписывать своего нового бойфренда на родительскую дачу на все зимние каникулы - лишние сплетни были ей ни к чему, во всем нужна мера. С другой стороны, государство подарило студенчеству почти три недели законного безделья, и не использовать их по максимуму было глупо. Над этой проблемой она думала недолго, и за интересную сумму в пять рублей восемьдесят копеек Нил получил в полное свое распоряжение двухместный номер в непростом пансионате, расположенном в десяти минутах ленивой ходьбы от казенной дачи Александровых.
Однако обстоятельства оказываются сильнее самых хитроумных планов. Ни на первый, ни на второй, ни на третий день Ляля в окрестностях пансионата не появилась. По три-четыре раза на дню Нил проходил мимо дачи, но окна ее были темны, а тропка, ведущая к воротцам, занесена снегом. Городского же Лялиного телефона Нил не знал - как-то не удосужился спросить.
Между тем, вокруг бурлила молодая каникулярная жизнь с ее увеселительными прогулками, танцульками, попойками и мимолетными романами.
Оными последними Нил был сыт по горло и предпочитал коротать время в сугубо мужской компании, за картишками или бильярдом. Но и там все разговоры крутились вокруг баб. Оценивали стати, хвастали победами, делились наблюдениями, заключали пари. Нил отмалчивался, отмечая про себя, что практический опыт его прыщавых собеседников едва ли превосходят их осведомленность в тонкостях китайской каллиграфии. А девы, будто сговорившись, выделяли из круга молодых людей именно Нила, и взгляды их были весьма недвусмысленны...
У нее было редкое, мифологическое имя - Мойра. Ее густые кудри отливали ненатуральным фиолетовым цветом, зубы и ноги отличались неправдоподобной длиной, величина выкаченных зеленых глазищ раза в два с половиной превышала среднестатистическую, а амплитуда и тембр голосовых модуляций были вовсе нечеловеческими. Возможно, ничего бы между ними и не случилось, если бы у Нила не закончились вечером сигареты, а дорога в буфет не лежала бы через холл, где разворачивалось очередное цветомузыкальное действо и как раз объявили белый танец. Первой к вжавшемуся в стенку Нилу подлетело это двухметровое чудо в обтягивающем брючном костюме, алом и пупырчатом. Дама была настолько экзотична, что Нил проникся, протанцевал с ней четыре танца подряд, потом увел в буфет и угостил мороженым. Потом был его номер, шампанское при свечах и ночка, в течение которой пылкая Мойра умудрилась сломать кровать, уронить тумбочку, разбить головой стакан, визгом перебудить весь этаж и довести Нила до судорожного смеха с икотой.
Завтрак они благополучно проспали и еле-еле пробудились к обеду. В столовой Мойра всячески демонстрировала близость к Нилу - заправляла салфетку ему за воротник, дула на обжигающий рассольник, перекладывала на его тарелку свой салат и куриный шницель. Нил забавлялся, глядя на нее, а когда она уронила на себя кусок кремового торта и посадила на брюки заметное пятно, галантно сопроводил Мойру до туалета, а сам остался поджидать ее в вестибюле, сунув в рот сигарету. Но тут из женской комнаты донесся такой истошный визг, что зажженная спичка выпала у него из рук. Он едва успел развернуться и поймать в свои объятия растрепанную Лялю, сжимавшую в руке туфлю на толстой платформе. За ней с искаженным лицом мчалась Мойра, выставив вперед острые фиолетовые коготки и свободной рукой прикрывая глаз. Нил закрыл дрожащую Лялю своим телом. Когти замерли в сантиметре от его лица.
- Опомнись! - гаркнул Нил.
- А она первая начала! - плаксиво, как детсадовка, прогундосила Мойра. - Я захожу, а она меня туфлей в глаз! Как только дотянулась, сучка мелкая!
- Сама ты сучка, дылда! - задорно выкрикнула Ляля из-за плеча Нила. Я тебя отучу мужиков чужих уводить!