Пельмени они ели вдвоем - прямо от раздаточной стойки Лера ускакала со своим подносом на другой конец столовской веранды к столику, за которым сидели потасканный бородатый мужчина в красном жилете на голое тело и невысокая темноволосая девушка.
- Куда это она? - удивился Нил.
- К семье, - спокойно ответил Назаров. - К папе и сестренке.
- Так она здесь с семейством? Я думал - с тобой.
- Курортное знакомство.
Назаров поднял стакан компота, салютуя через зал Лере. Та вновь изобразила поцелуй.
- Симпатичная, - заметил Нил. - Так, пустышка... Вот сестричка у нее очень ничего себе. Трогательный человечек. Но я сразу не обратил внимания, а потом уж было поздняк метаться! - Назаров усмехнулся.
- Познакомишь?
- А специально знакомиться и не надо. У той же хозяйки проживать будешь.
- А ты?
- А я там уж месяц жирую. Еще неделька - и отчаливаю в порт приписки. Коечка моя тебе по наследству перейдет. А пока на насесте покантуешься.
- Насест - это что такое? - осторожно спросил Нил.
- А это на чердаке, три жердочки между люком и кладовкой, - Заметив тень, пробежавшую по лицу Нила, Назаров тут же добавил: - Ты сразу-то не отказывайся, осмотрись сперва. Это знаешь какой дом? Особенный, и люди в нем особенные...
- Максик, если что - мы в Тихой бухте, - прощебетала, проходя мимо их столика, Лера. - Придешь?
- Попозже... Доброе утро, экселенц! - Бородатый мужчина степенно кивнул, не замедляя хода. - Доброе утро, Ирочка, - произнес Назаров совсем другим тоном.
- Доброе утро, - опустив взгляд, чуть слышно ответила темноволосая девушка и, тяжело опираясь на палку, заковыляла следом за сестрой и отцом. Внешность ее не произвела на Нила сильного впечатления.
- А почему "экселенц"? - спросил он, проводив взглядом семейное трио.
- Князь Оболенский, - с насмешливой искоркой во взгляде ответил Назаров.
- В самом деле князь?
- В самом деле Оболенский. Насчет князя очень сомневаюсь, хотя сомнения стараюсь держать при себе. Уважаемый Робеспьер Израилевич преподает научный коммунизм в алма-атинской консерватории, а потому причисляет себя и к аристократии, и к богеме. Ты еще услышишь, как он в поддатом виде читает стихи великого князя Константина. Лера закончила ту же консерваторию, а Ира перешла на четвертый курс. На рояле играет как богиня... Ну что, двинули?
Максим взвалил на плечо Нилов рюкзак и развалистой морской походочкой двинулся к выходу.
- Постой, я сам... - сказал Нил ему в спину.
- Ты инструмент несешь, - не оборачиваясь, ответил Назаров.
Они спустились по ступенькам и пошли в горку вдоль забора писательской резервации.
- Максим, а почему ты отпуск на море проводишь? - на ходу спросил Нил. - Не надоело?
- Море-то? Да я его только в отпуске и вижу.
- Да? А я решил, что ты моряк.
- В общем, решил вполне правильно... Штурманом ходил на траулерах. Такие, амиго, места повидал - одни названия чего стоят! Сейшелы, Мадагаскар, Нантакет, Брисбен, Кейптаун.
- А теперь-то что, романтика надоела?
- Ну уж куси-куси, Нира-сан. По своей воле я б ни за что на берег не списался. Меня, если хочешь знать, сам Рауль Кастро уволил.
- Это какой Рауль? Брат Фиделя, что ли? - Он самый, каброн карраховый. Фидель, ведь он так, вроде знамени, а рулит там все больше Рауль... Короче, приходим мы в Гавану, а к нам на борт все портовое начальство является. Кэп принимает их чин чином, пузырь рому выкатывает - очень они там свой ром жалуют, только для местного населения он исключительно по тархетам, бутылка в месяц, и хорош. Так что они обрадовались страшно, сидят киряют. Кэп меня зовет, поддержи, дескать, Максим Назарыч, компанию... Я и выпил-то граммов семьдесят от силы, и меня по жаре не то, чтобы развезло, а с тормозов скинуло. Схожу я, значит, на берег, а душа-то приключений ищет. Определенного свойства приключений - четыре месяца в море, из женского полу на судне - одна кошка. В общем, понимаешь... А тут навстречу мулаточка гребет. Фигурка - во, маечка красная в обтяжку, роза алая в волосах. Улыбается мне, подмигивает. Я подхожу. Что, говорит, сеньор, сеньориту хочешь? Две пачки "Шипки"... У них ведь с табаком та же история, что с ромом, и они за курево на все готовые. Две пачки "Шипки", говорю, нету, есть одна, только "Мальборо". Смотрю, у нее аж ручки затряслись. Пойдем, говорит, я такое местечко знаю... Вышли мы за ворота, идем, слева пляжик такой красивый открывается, а вокруг кустики. Симпатично. Вблизи, правда, в этих кустиках не так, чтобы очень. Обертки, окурки, стеклотара, резинки использованные. Популярный такой, видно, местный сексодром. Ну, мы мусор разгребли малость, штанишки долой и это самое... культурный обмен осуществляем. Я в раж вошел, ничего не вижу, не слышу, она, голубушка, тоже видать захорошела - глазки прикрыла, стонет, извивается... Короче, кончили оба, отвалились друг от дружки, а над нами рыл шесть барбудос. Стоят, скалятся, "калашами" поигрывают... Подняли нас, не сказать, чтобы нежно - И на шоссе. А там джип открытый, а в нем - Рауль Кастро собственной персоной, и выражение личности ох неприветливое!.. Страна, понимаешь, тропическая, работать народ не шибко любит, и Рауль придумал свой способ производственную дисциплину укреплять. Разъезжает повсюду со своими головорезами, посматривает, и если кто из граждан на месте своем рабочем не работает, а, скажем, в тенечке прохлаждается и сервезу бухает, он без лишних разговоров достает маузер - и пол-обоймы в брюхо. Меня, надо полагать, только форма иностранная от Раулевой пули спасла... Даже на борт, сука, подняться не позволил, а прямым ходом в аэропорт, на самолет и в Москву. Без вещей, без денег, без документов. Долго я потом по одному штурманскому аусвайсу жил, пока наш "Устойчивый" в Клайпеде не пришвартовался. И больше мне в море ходу не было... "Я тебе, амиго, так скажу - если когда случится в загранку попасть, ты там на баб реагировать воздержись. Если уж совсем невмоготу станет - рукоблудием займись. Оно спокойней и безопасней...
Заслушавшись рассказа Назарова, Нил даже не заметил, как они приблизились к высокому забору, над которым кудрявились густые кроны яблонь.
- Пришли, - сказал Максим у самой калитки.
Нил взялся за деревянную ручку, чуть приоткрыл - и тут же захлопнул, привалившись спиной к доскам. Поверх калитки мгновенно показалась гродная волчья морда с оскаленными зубами.
- Гав! - оглушительно сказала морда. Назаров бесстрашно вытянул руку и ухватил вол-чару за холку.
- Здорово, Джим... Эй, амиго, сдай куда-нибудь, а то фарватер перекрыл.
- Собака... - пролепетал Нил.
- Да это ж Джим. Он с тобой поздороваться вышел. Не обижай маленького.
Нил попятился от калитки, пропуская Назарова вперед.
- Ничего себе маленький! - изумленно выдохнул он.
Джим, размерами не уступавший годовалому теленку, моментально закинул передние лапы на плечи Нилу и принялся нализывать ему лицо. Нил закрыл глаза и невольно вспомнил про собаку Баскервилей.
- Джим, фу, это что такое?! - услышал Нил женский голос, чуть надтреснутый, но звучный, великолепно поставленный, с привычными ему оперными модуляциями.
Пес моментально отпустил Нила и потрусил по увитой виноградом дорожке, интенсивно виляя поросячьим хвостиком. Навстречу ему шла невысокая, сухонькая дама в ярком брючном костюме и широкой соломенной шляпе.
- Мария Александровна, я вам постояльца привел. На насест, - сказал Назаров, - Рекомендую, Нил Баренцев.
- Вашей рекомендации, Максим, я доверяю безусловно, - сказала Мария Александровна и протянула Нилу узкую ладошку. - Басаргина.
Нил наклонил голову и приложился к ладошке губами, почувствовав, что здесь этот жест будет уместен и воспринят должным образом.
- Сразу видно воспитанного юношу, - удовлетворенно заметила Мария Александровна. - Пойдемте, господа, пить чай... Скажите, Нил, а не в родстве ли вы с той Баренцевой, которая в Мариинском поет. Я ее зимой слушала - многообещающая барышня.
- Это моя мама, - сказал Нил, пряча улыбку - впервые при нем Ольгу Владимировну назвали "барышней".
- Надо же, такой взрослый сын... Впрочем, для меня все вы молодежь... Прошу сюда.