- Что показала экспертиза? - жестко спросил он. - Что вообще произошло? Почти неделя прошла, а я ничегошеньки не знаю...
Асуров вздохнул.
- Это долгая, запутанная история. И в ней много такого... Ну, о чем посторонним знать не следует...
- Так я уже посторонний?! Спасибо!
- Не кипятись. Клянусь, что в самом скором времени ты будешь знать все, во всех подробностях. Но сейчас... Пойми меня правильно: прощание с очень дорогим человеком, похороны, поминки - тебе и так предстоит выдержать серьезный стресс. Так что для твоего же блага лучше немного повременить, мы не имеем нрава идти на риск... Пока скажу тебе одно - смерть была легкой, легчайшей из всех возможных, даже приятной, если такое слово здесь уместно. Блаженное беспамятство и неощутимый конец...
Нил прикрыл глаза. В мозгу отчетливо прозвучали давние слова Линды: "Глотнет старичок - и отчалит под ласковым кайфом, тихий и счастливый..."
- Наркотик с ядом, - произнес Нил вслух и по мгновенно ощетинившемуся взгляду следователя понял, что попал в точку.
- Откуда тебе известно?
- Логика. Перебрал в уме все варианты и остановился на единственном, не противоречащим твоим словам.
- Ах вот как... Да, ты прав. Растворенная в виски смесь сильнодействующего опиата с не менее сильнодействующим ядом, причем таким, который в считанные секунды полностью усваивается организмом. Отсюда такая долгая экспертиза... - Асуров смолк, плеснул в оба стакана пахучей вишневой водки. - Земля ей пухом!
Нил взял стакан, выпил, не разбирая вкуса и что-то пробормотал.
- Ты что-то сказал?
- Жаль. что это не то самое виски.
- Не надо. На тот свет всегда успеем. Ты лучше расскажи, что было дальше, после твоего возвращения...
VI
(Ленинград, 1980)
Хлебом, пролежавшим в хлебнице с самого его отъезда, можно было забивать гвозди. Из еды нашлась только пачка грузинского чая, расфасованного на фабрике города Самтредиа. Засыпая чай в предварительно обданный кипятком заварной чайник, Нил подумал, что, наверное, фабрика заключила, как это нынче модно, договор о трудовом содружестве с ближайшим мебельным комбинатом. В результате мебельщики перешли на безотходное производство, а чайники (в нескольких смыслах этого слова! - тут же присовокупил он) утроили выпуск продукции.
Нил залил кипятку в сахарницу, помешал немного, чтобы растворились сахарные окаменелости на дне, перелил потемневшую воду в чашку, добавил чаю, отдающего веником и свежей стружкой, хлебнул, поставил на место и со вздохом открыл балконную дверь. Придется все-таки пообщаться с Яблонскими, хотя сама мысль об этом вызывала дрожь отвращения: слишком уж взбаламутило душу вчерашнее расставание с Линдой, судя по всему - окончательное. Предстояло начинать жизнь заново, и подготовиться к этому хотелось в спокойном, уединенном размышлении.
Нил вышел на балкон и распахнул дверь на соседскую кухню. Там было темно и нехарактерно тихо. Из коридора не доносилось ни звука. Спать легли, что ли? Так ведь еще рано. В гости пошли? Ну, не всем же скопом. Наверное, кто-то пошел в гости, кто-то спит, кто-то еще что-то... Такой вариант Нила не устраивал, он ведь пришел одолжить какой-нибудь еды, а без ведома хозяев шарить по кастрюлям и холодильникам он был как-то не приучен...
- Да ладно, что я ей, торговать, что ли, пойду? Надо жрать, пока не испортилась, - донесся вдруг из коридора знакомый Гошин басок.
Нил вздохнул с облегчением и смело шагнул на кухню. Ноги его, обутые в войлочные тапочки заскользили по мокрому кафельному полу. Он дико взмахнул руками в поисках равновесия, на мгновение обрел его, но нога не удержалась, отъехала в бок, и Нил рухнул, приложившись обо что-то лбом...
Очнулся он, спиной почувствовав, что лежит на знакомом продавленном диване в большой комнате Яблонских - одновременно гостиной, столовой и спальне Оскара и Оксаны. Только после этого открыл глаза, и первое, что увидел - молодое женское лицо, озабоченно склоненное над ним. Лицо совершенно незнакомое, но вполне симпатичное - прямой носик, пухлые щеки, большие серые глаза, темная челка. Нил ободряюще улыбнулся и подмигнул.
- Ну вот, - хрипловато произнесла женщина, - нормальная кобелиная реакция. А ты говоришь - сотрясение, сотрясение... А ну-ка, - обратилась она к Нилу, - следи глазами за моим пальцем. Куда он - туда и ты.
Она принялась водить пальцем в разные стороны, и Нил послушно вел за ним взгляд.
- Зрение не нарушено, зрачки... Ой!
- Это не от сотрясения, это от рождения, - быстрым шепотом сказал Нил и поднес палец к губам.
Она ответила быстрым кивком и спросила прежним деловым тоном:
- Голова болит?
- Вот тут. - Нил виновато дотронулся до полотенца, прикрывавшего лоб.
- Только тут? - Он кивнул. - Легко отделался. Фингал, конечно, будет, но рассосется быстро.
- Сколько я вот так лежу?
- Минуты две. Можешь уже подниматься.
- Хопа, может все-таки врача?.. - услышал он Гошин голос.
- Да все с ним нормально, это я как бывшая медсестра говорю.
Нил поднял голову, огляделся и тут же усомнился в том, что он действительно у Яблонских. Комната была вроде и та, но намного больше и пустее. Исчезла громадная румынская стенка с откидными кроватями, которой так гордился Оскар, приплативший за нее всего двести рублей сверх госцены. Исчез пузатый комод с мраморной крышкой. Исчезли два кресла с львиными мордами на подлокотниках. От медной люстры остался крюк и торчащие провода. В простенке между окнами вместо весеннего пейзажа в золоченой рамке светлый прямоугольник обоев. Из всей обстановки сохранились диван, на котором он лежал, треснутое бра, большой холодильник у дверей, стол, прикрытый газетой, и два венских стула, на одном из которых сидит Гоша в красном махровом халате, распахнутом на волосатом пузе, а на другом незнакомый парень в точно таком же халате.
- Гоша! - позвал он.
- О-о, кого я слышу! - радостно пробасил Гоша. - Ну, брат, задал ты шороху!
- Что со мной было-то?
- Пол не просох, вот ты и опнулся. Мы, видишь ли, пол помыли.
- Мы пахали! - фыркнула бывшая медсестра, отошедшая к окошку покурить.
- Ну, в общем, я Хопу попросил полы помыть.
- Зачем?
- Примета такая. Считается, что когда кто-нибудь из семьи уезжает, нельзя трогать пол, пока он в дороге. Иначе домой не вернется. А я наоборот - именно, чтобы, не дай Бог, не вернулись. Никогда.
- Кто?
- Да все. Все святое семейство.
- А почему, чтобы не вернулись?
- А ты знаешь, что с возвращенцами делают? С "дважды евреями Советского Союза"?
- С кем? - переспросил Нил.
- Ну, которые иногда в телеке мелькают с покаянными речами и леденящими душу рассказами о нечеловеческих ужасах в земле обетованной. От таких отрекается международная еврейская общественность, Конгрессу США на них тоже накласть, и поэтому КГБ, не боясь международных осложнений, отправляет их в секретные лагеря, где над ними ставят бесчеловечные эксперименты... - Погоди, погоди.. - Нил тряхнул головой, от резкого движения в голове загудело, и противно запульсировало ушибленное место па лбу. Ничего не понимаю. Где все твои?