— Я и говорю: сука она! — убежденно продолжила старуха.— Паршивая развратная сука! Ну давай вытирайся, малышка.
Последнее уже относилось к Соне, старуха протягивала ей кусок мягкой ткани:
— Сейчас принесу одежду.
Девушка, осторожно прижимая ткань к телу, с удивлением осознала, как быстро отступила боль после купания в бочке. Она уже почти не чувствовала ни жжения, ни болезненного стягивания кожи в месте ссадин. Полотенце тоже пахло очень приятно, и его аромат на мгновение заставил Соню вспомнить совсем недавнюю жизнь в столице.
«Что делать дальше? — Она уже задавала себе этот вопрос, когда находилась в подземелье, но тогда не было ни времени, ни сил найти на него правильный ответ.— Мстить, конечно! — Соня сжала зубы.— Я должна расквитаться с Атлией и аквилонцами за смерть моих близких. Это не просто, но я все силы положу на это и добьюсь своего, чего бы мне это ни стоило!»
Она решительно тряхнула головой, ее глаза вспыхнули холодным решительным огнем, водопад золотисто-рыжих волос рассыпался по плечам.
— Вот тебе на первое время,— хозяйка вновь появилась в каморке,— а дальше видно будет.
Соня отметила про себя, что старуха удивительно ловко и плавно движется для своих лет, но долго размышлять по этому поводу у нее не было желания. Девушка, с удовольствием ощущая мягкость полотна, продела руки в рукава просторной блузы, натянула мягкие кожаные штаны и шерстяную безрукавку. Крепкие, но изящные сапожки с окованными железом носками довершили новый наряд Сони.
— Совсем другое дело,— одобрительно сказала старуха.— Скромно, конечно, зато не так в глаза бросается в нашем захолустье. Меня зовут Текмесса,— сообщила она, глядя на Соню зелеными глазами, в глубине которых постоянно таилась какая-то усмешка.—– Сейчас я тебя покормлю, а потом отдохнешь, птичка. О делах потом поговорим.
«О каких еще делах? — подумала Соня.— Чего ей от меня надо?» — Но за старухой пошла, потому что голод вновь напомнил о себе, и она, наверное, все бы отдала сейчас за горбушку хлеба или лепешку .
Ей снился странный и чудный сон — будто она гуляет по берегу моря и волны, набегая на песок, временами обдают ее тело мельчайшими брызгами, скорее похожими на легкий туман. Чайки уже не носятся с криками, а словно далекие кораблики покачиваются на спокойных волнах. Солнце висит над самой поверхностью моря, и его лучи не жгут, а только напоминают своим ласковым теплом о дневной жаре. Небо возле светила окрашено в желтые и розовые краски и, уходя от него ввысь, голубеет и синеет, и у самой кромки гор, которые обрамляют берег, его цвет уже почти сливается с темнотой скал. Внезапно из этой мглы возникает какой-то черный сгусток, который все увеличивается и увеличивается в размерах, и скоро Соня уже различает, что это птица, похожая на чайку, только гораздо крупнее. Раздается жуткий свист, похожий на вой бури, и гигантская черная птица, хлопая крыльями, закрывающими почти все небо, пытается схватить девушку огромными лапами с чудовищными когтями.
Соня бросается прочь от берега, от моря, которое только что дарило ей свежесть и прохладу. Она карабкается по каменистой осыпи вверх, достигает луга и бежит в высокой траве, отмахиваясь от чудовища, спотыкаясь и падая. Птица камнем бросается на нее, промахивается, вновь взлетает вверх, и тогда Соня видит, что ее крылья черные только снизу, а сверху — серовато-белые, и тогда она вспоминает: буревестник! Почему он хочет схватить ее? Обессиленная, девушка почти падает ничком в траву, но в этот миг чувствует, как ее тело обхватывают когти чудовища, она кричит от ужаса, но не слышит своего голоса, заглушаемого шумом крыльев и свистом ветра.
Но странно: она не чувствует боли, ей легко и приятно в таких страшных с виду лапах, Соня словно лежит в мягкой постели, как было в детстве, и мать склоняется с улыбкой над ней. Девушка не видит ее лица, но отчего-то с абсолютной точностью знает: это ее мать.
Но это видение продолжалось совсем недолго — мгновение, не больше. Теперь она плывет высоко над землей, над реками, лесами и степью. Вдали вновь мелькнула гладь моря, они все ближе и ближе к ней, и вот уже покрытое рябью водяное пространство заполнило все вокруг. Стремительно проносятся пенные гребни волн, птица снижается, почти падает, и от этого у девушки окончательно захватывает дух и в невыразимой тоске сжимается сердце. Впереди — темная громада скалистого острова. Они проносятся вдоль берега, и Соня успевает увидеть высокого худого черноглазого человека в накинутом на плечи плаще из лисьих хвостов. Он поворачивает голову вслед им, и в этот момент буревестник издает ужасный крик и отпускает Соню. Девушка чувствует, как, кружась в воздухе, она медленно, словно выпавшее в полете птичье перо, парит, опускаясь вниз, на землю, но глаз уже не различает ничего. Туман скрывает от нее и берег, и скалы, и черноглазого человека в странном одеянии. Она куда-то проваливается и уже не помнит ничего больше-
Когда Соня проснулась, то уже совершенно не ощущала ни боли, ни усталости — все улетучилось, даже следы от ударов на теле были едва заметны. День-два, и от них останется только воспоминание.
«Надо же,— осматривая себя в большом зеркале, висевшем напротив топчана, удивилась Соня,— вот кто колдунья-то, а вовсе не я. Чего только ни наболтают эти идиоты-мужчины, особенно когда женщине удается поставить их на место…»
За дверью послышались шаги, и девушка, торопливо натянув на себя одежду, начала расчесывать волосы. В комнату вошла хозяйка. Соня еще раз поразилась тому, с какой совсем не свойственной старикам легкостью передвигается Текмесса.
— Проснулась? — удовлетворенно отметила старуха.— Вижу, вижу,— она махнула рукой в сторону открывшей было рот девушки,— все прошло, не так ли?
— Угу,— ответила Соня, ожидая дальнейших действий Текмессы.
— Ты говорила мне, что хорошо стреляешь из лука и бросаешь нож. Верно?
— Угу…
— Ты, я смотрю, немногословна,— усмехнулась старуха, и ее зеленые глаза блеснули весельем.— Что ж, это неплохо.
Соня молча стояла, наблюдая за старухой, которая на мгновение задумалась, видимо, пытаясь найти необходимое слово. Текмесса пожевала губами, отчего ее лицо сморщилось, приняв довольно комичное выражение.
— Мой племянник Гуинхей…— начала она, но вдруг остановилась и взглянула Соне прямо в глаза: — Ты, конечно, слышала о нем?
Девушка отрицательно помотала головой.
— В самом деле? — удивилась старуха, однако потом махнула рукой — мол, что взять с молодежи! — и продолжала: — Он живет далеко отсюда, в одном степном монастыре. Хочешь, я пошлю ему весточку, и он, может быть, согласится взять тебя на обучение?
— Мне сейчас совсем не до этого! — воскликнула Соня.— И вообще я уже достаточно чему научилась, мне этого по горло хватит. У меня имеются кое-какие дела именно здесь, так что мне не с руки покидать эти края.
«Действительно, сколько можно учиться? — подумала девушка.— Бот тоже мне, еще одна доброхотка хочет меня чему-то учить! Нетушки, хватит! Сейчас для меня самое главное — найти эту мерзавку Атлию и отомстить за смерть моей семьи».
— Да, конечно,— согласилась старуха,— я совсем забыла, тебе же надо продолжить путешествие, чтобы встретиться с родными. В Майран, если не ошибаюсь?
— Да,— угрюмо кивнула Соня.
— Но у тебя ведь нет ни денег, ни лошади, да и не пускаться же в такой длинный и опасный путь одной? — продолжала свои рассуждения Текмесса.
— Это так…— Возразить на столь разумное замечание девушке было нечего.
— У меня есть еще один племянничек,— сказала старуха таким тоном, будто этих племянников у нее были немерено,— он с другом собирается как раз в те края, и я могла бы попросить, чтобы они взяли тебя с собой.
— Племянник? — задумчиво повторила Соня.— А сколько ему лет?
— Еще не старик,— хихикнула Текмесса,— но я понимаю, о чем ты. На него можно положиться, приставать не будет, я ручаюсь. Да вот и он.— Она обернулась к двери и кликнула кого-то, видимо ожидавшего в коридоре: — Можешь войти, Лабес.
В комнате появился невысокого роста плотный человечек лет тридцати с хитрым прищуром раскосых глаз. Его непропорционально большую голову венчала блестящая лысина, обрамленная венчиком из остатков слегка вьющихся волос. Короткая бороденка и усы придавали ему некоторое сходство с козлом. Одет человечек был небогато, но чисто, и на первый взгляд мог сойти за средней руки купца или писаря в какой-нибудь чиновничьей конторе.
«И на что он мне сдался? — спросила себя Соня.— Явный пройдоха и плут. Да и в Майран я вовсе не собираюсь. Ладно,— решила она,— посмотрим, что будет дальше, там разберусь. Все равно сейчас у меня нет ни монетки… вообще ничего…— грустно закончила она свои размышления.— Не сидеть же неизвестно сколько у этой старухи. Слишком уж она проницательная…»
— Я тебе говорила об этой девице,— обратилась Текмесса к вошедшему, который, склонив голову набок, спокойным изучающим взглядом смотрел на девушку.— Возьмешь ее с собой в Майран.
— Как скажешь,— усмехнулся Лабес, но в его глазах нельзя было прочесть, доволен он поручением старухи или сосем наоборот.
— Ты поедешь с Гертли? — спросила Текмесса.
— С ним, а с кем же еще?
— Тогда я спокойна за нее,— кивнула Текмесса и повернулась к Соне: — Собирайся, голубка,— но увидев недоумение в глазах девушки, хлопнула себя по лбу: — Глупая старуха, тебе же нечего собирать, совсем забыла. Если тебе надо в Майран, лучших попутчиков тебе не найти.
«Я-то, надо заметить, еще ничего не решила,— подумала Соня,— но пойду, если уж она так этого хочет. Надо выбираться отсюда… А уж потом поразмыслю, что делать. Старуха в общем-то ничего плохого мне не сделала, только добро, но все же этот домик не совсем обычный. Лучше, если я как можно скорее унесу отсюда ноги».
— Спасибо тебе, Текмесса,— поклонилась она старухе,— Я не забуду, с какой заботой ты отнеслась к бедной одинокой девушке.
— Ступай,— мягко подтолкнула ее в спину старуха,— только помни…
Соня удивленно обернулась.
— Если решишь насчет монастыря, то знаешь, как найти меня,— уверенно сказала старуха, как будто у нее не было никаких сомнений в том, что Соне придется обратиться к ней.
— Договорились,— буркнула девушка.
«Сдался ей этот монастырь,— усмехнулась девушка про себя, шагая вслед за Лабесом.— У меня дел по горло, а она все про науку какую-то толкует… Чудно!»