- Попрощаться?
- Расстаемся. Еду в Мелеуцы изучать военное дело.
- Надолго?
- На две недели.
- Аж на две?
На минуту задумалась. Потом зябко повела плечами, натягивая платок; тихонечко прикрыла за собой дверь, чтобы не слышали дома.
Скридон катал ногой по земле кукурузный початок.
- Слышишь, Домника, ты меня не забудешь?
- А ты?
- У меня есть твоя фотография.
- Я тоже не забуду.
- Смотри... Ты ведь знаешь, какой у меня характер. Если рассержусь кончено. До самой смерти...
Щенок взобрался на порог и уселся рядышком. Домника нагнулась и положила ему уши одно на другое.
- А ты там не найдешь себе другую?
- Не для того собирают.
Помолчали.
- Ну будь здорова.
- Счастливого пути, Скридон.
Но стояли так же, друг против друга. Домника сошла с порога на землю и подошла к нему так близко, что ветер, играя кистями платка, закутал и Скридона в них. Стояла притихшая, опустив глаза. Он едет - пусть он и прощается. Скридону оставалось только раскрыть объятия. Но никак не мог добраться до губ.
"Нужно было сказать, что уезжаю на месяц".
Теперь Скридон не торопился - какой вообще смысл торопиться?
С трудом, но все же нашел губы. Потом, склонив голову набок, стал любоваться своим сокровищем. Чудная девчонка. И хороша - сил никаких! Только зачем она закуталась в платок и все прячет губы?
- Если я тебе напишу оттуда, из Мелеуц, ты мне ответишь?
- Только чтобы ты никому не показывал мое письмо.
- Не покажу.
Он попытался еще раз пробиться к ее губам, но на этот раз ему не повезло.
- А вообще, может быть, напишу даже два письма...
Девушка говорит "хорошо", но этим и ограничивается.
Скридон все добавлял по одному письму, пока не дошел до пяти, но, видя, что ему так и не удастся сегодня еще раз поцеловать ее, решил остаться в убытке.
"Где, черт возьми, достану я бумаги для пяти писем?" Решил пуститься на хитрость - сам стал закутывать ее в платок, но услышал, что в хате кто-то кашляет - кашляет человек, который в жизни не простуживался.
Значит, пора. Попрощались.
Не торопясь он шел домой и чувствовал себя хозяином деревни, и до смерти хотелось похлопать кого-нибудь по плечу. И то сказать, с первого же захода найти такой клад, такое сокровище! Но, с другой стороны, недаром же его зовут Скридоном!
Внезапно остановился. На миг ощутил нежное личико девушки у своего лица. Сорвал шляпу с головы, дунул в нее и запустил ею в землю так, что вздрогнули во сне все окрестные шавки.
Потом до самого дома шляпы не надевал.
32
- Простите... Здесь живет Михалаке Чоботару?
Русанда, сидевшая на маленькой скамеечке у печки, поднялась, держа в руке наполовину очищенную картофелину. У ворот стоял стройный парень, хорошо одетый, с книгой под мышкой, - тот самый, которого она уже видела у секретаря сельсовета в кабинете. Он по-прежнему был хорош собой, и девушка подняла было руку, чтобы поправить косынку, потом раздумала. Мало ей того, что она уже нравится одному?
- Да, здесь.
И снова уселась на скамеечку, чтобы он не очень-то засматривался.
Видя, что он не входит, крикнула:
- Отец, вас зовут! Заходите, у нас собак нет.
Михалаке вышел из-за хаты, пристально глядя на парня.
- Вот как будто знакомый, а не припомню...
Он всегда с этого начинал, когда предстояло заводить новое знакомство.
- Вряд ли вы меня знаете, баде Михалаке. Я новый учитель в вашем селе.
- А! Это да, возможно... Я на днях слышал, что у нас новый учитель появился. И что вас привело в мой дом, гос... э-э... товарищ учитель?
- Мне, бадя Михалаке, нужна ваша дочь, Русанда.
- Моя дочь? Так вы только что говорили с ней. Одна у нас дочка.
Русанда оставила картошку, поднялась озабоченная. Бадя Михалаке открыл калитку, но, прежде чем закрыть ее, поинтересовался: