- Послушайте... - тихо, чтобы не разбить тонкую, стеклянную тишину, послушайте, он ведь больше не дышит.
Кто-то из старших встал, шаркая шерстяными носками, вылавливая невидимые тапочки; подошел ко второй кровати, склонился и долго слушал. Затем вернулся и повозился, надевая штаны; торжественно, с сознанием важности дела пошел к двери.
- И я тоже!
- Отстань, я сам.
Яркая вспышка коридорного полусвета ударила в глаза. Шаги удалялась медленно и долго.
- У меня только что было странное чувство, - сказал Белый, - как будто бы меня заставляли что-то делать. И в то же время я ничего не должен был делать; все совершалось само собой. Это было насилие, но я не понял, кто его совершил и над кем. Мне не показалось. Я раздвоился и видел сразу двоих себя. И один из двух был не я. Я почему-то боюсь. Мне не показалось. Я почувствовал это как раз перед тем, как он перестал дышать.
- Я сделаю крылья и улечу, - сказал я.
Остальные промолчали.
23
Дежурным по моргу в эту ночь был санитар Федькин. Он осмотрел новенького, надел аллюминиевую бирку на холодный палец ноги и стал проверять докумены. Бирка почему-то оказалась светло-зеленого цвета. Такого же цвета была и простыня. Даже бумага документов имела зеленоватый оттенок, а последние записи сделаны зеленой авторучкой. Федькин насторожился.
Санитар Федькин отличался болезненной тщательностью во всем, что касалось документов. Например, он имел толстый и густо исписанный до половины журнал, в котором отмечал всх, кто заходил в морг что-нибудь взять. Если кто-то просил у него карандаш или вилку, санитар Федькин заносил просящего в журнал, а потом, в журнале же, писал резолюцию: "отказать" или "согласиться". После чего посетитель расписывался и уходил. Так санитар Федькин заботился о имуществе морга. Дело в том, что его предшественница, уволенная из-за несоответствия, разбазаривала имущество, как могла. Она раздала взаймы все калькуляторы и забыла кому, раздарила все молотки и гвозди, отдала половину хороших гробовых досок. Даже отдала отличную холодильную камеру объемом в кубометр. И все по доброте душевной. Калькуляторы, молотки и гвозди никто не возвращал - передметы ведь полезны в хозяйстве. Холодильная камера тем более не нашлась. Дело кончилось увольнением предшественницы, а санитар Федькин сразу же повел себя иначе. Поставленный перед необходимостью расписаться, посетитель пошел реже, просить стал меньше и то лишь от крайней нужды. В последний год не просили вовсе. Сейчас морг, бывший ранее одним из обычных мест встреч и рабочих времяпровождений, совсем опустел. Пылились два стола, на которых раньше играли в карты и готовились к очередным конференциям. Под одним из столов вялялись некомплектные шахматы, где недостающие фигуры в былые времена восполнялись хлебным мякишем. Федькин остался сам, если не считать его холодных клиентов.
Федькину это нравилось, он не очень сильно нуждался в людях.
Итак, он принял новенького и стал прилежно изучать документы. Все документы были, как водится, в порядке, но Федькин заметил в них одну странность: вторая буква имени клиента на всех бумагах была подтерта. Он перелистал страницы: так и есть, везде одинаковое исправление.
- Я не возьму, - сказал он, - здесь исправлена фамилия.
- Это не наше дело, - сказали санитары и попытались вкатить тележку.
Федькин воспрепятствовал.
- Это уголовщина, - сказал он, - я не собираюсь идти за вас под суд.
- А я не собираюсь катить его наверх, - сказал санитар, - у меня смена заканчивается в два, а я ещё не обедал.
Ночной прием пищи санитары называли обедом, за неимениеем подходящего слова.
Некоторое время спор продолжался. Затем второй санитар, молчавший, заговорил и попросил авторучку.
- Авторучку, это пожалуйста, - обрадовался Федькин и пригласил санитара в служебное помещение. Там он заполнил следующую графу журнала, вписав туда имя, фамилию и отчество просителя, а также место рождения и наименования органа, который выдал паспорт. Проситель расписался и взял ручку.
- А зачем вам? - спросил Федькин.
Санитар вырвал два листка из блокнота, положил между ними копирку и написал расписку в сдаче тела. После чего копию оставил Федькину, а оригинал положил в свой карман, свернув вчетверо. Санитар относился к документам без пиетета.
Неотесанный совсем.
- У меня тоже смена в два кончается, - сказал он. - Поэтому твой покойник, ты и разбирайся.
Посетители сняли тело с тележки и положили на пол у двери. Попрощались и укатили.
Но Федькин не мог позволить такого безобразия.
Он ещё раз просмотрел документы и окончательно убедился, что тело принимать нельзя. На каждом листке фамилия была написана нечетко, одной буквы не было вовсе, а ещё две подтерты. Федькин даже удивился, что не заметил этого сразу.
Фамилия тела, проставленная в документах, была несколько необычной:
Светло-зеленый. Это также настораживало. Федькин просмотрел данные о лечащем враче и набрал номер домашнего телефона доктора Мединцева.
- Алло? Виктор Палыч? Это Федькин, дежурный по моргу. Вы оперировали сегодня некоего Светло-зеленого? А вы делали запись в карточку? Что? Да, конечно, умер. Конечно, приезжайте. Скажите, а вы четко написали фамилию? Может быть, что-то с авторучкой? Не помните? Ну приезжайте.
Ожидая врача, он продолжал изучать документы. Все записи были нечетки и некоторые почти не читались. Фамилия стала почти незаметна. Федькину казалось, что раньше фамилия читалась четче. Если бы её написали так с самого начала, то я бы просто не разобрал - так, вполне логично, думал он. Но никокого объяснения он не имел.
В поисках объяснения Федькин подошел к телу, открыл его и перевернул. Тело оказалось очень легким и Федькин не поленился его отнести на весы. Очень странно
- такой большой и всего лишь двадцать шесть килограмм. Не может быть. Худой, конечно. Одна кожа и кости. А череп как обтянут кожей! Как папиросной бумагой. И совсем лысый. Сколько дней они его не кормили? Ну не на того попали, я все узнаю, все! Вернувшись к столу, он увидел, что фамилия в бумагах совсем исчезла.
На месте фамилии зияло пустое место. Федькин помнил, что фамилия была необычной и состояла не менее чем из десяти букв, но ни одну букву он вспомнить не мог.
Фамилия оказалась стерта не только из бумаг, но из его памяти. А без четверти два появился доктор Мединцев.
Доктор сразу же прошел к телу и посмотрел на светло-зеленую бирку.
- Вы что, не пишете на бирках фамилию? Только номер?
- Пишем, - ответил Федькин, - но здесь случай исключительный.
- Что значит исключительный?
- Я не был уверен в достоверности фамилии, поэтому решил не писать до вашего прихода. Документ все-таки, мы все бирки сдаем под отчет. А потом оказалось, что фамилию стерли.
- Как это стерли?
- Посмотрите сами. Это вы писали?
- Да, почерк мой. Я писал ещё сегодня вечером. Закончилась ампула и мне пришлось взять зеленую.
- Вы вносили фамилию?
- Конечно.
- Тогда где же она?
Доктор Мединцев задумался.
- Сюда кто-нибудь входил?